Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 234 (всего у книги 317 страниц)

Как выяснилось, починка моей машины займёт ещё два дня, а мне уже нужно было возвращаться в Виннипег. Хотя я бы предпочёл иметь в своём распоряжении транспортёр из «Стартрека», капитан Кирк всё-таки сумел мне помочь: мне удалось в последнюю минуту приобрести билет на самолёт на Priceline.com, и теперь я сидел в Дифенбейкере в ожидании своего рейса.

Путешествуя по Канаде, я часто встречаю знакомых в аэропортах; в Канаде не так много больших городов, а профессура часто ездит на конференции. Поэтому я не слишком удивился, увидев Джону Брэтта у своего выхода на посадку. Мой рейс после остановки в Виннипеге летел дальше в Оттаву, а Джона преподаёт психологию в Карлтоне[1442] – не слишком успешно, если верить сайту RateMyProfessors.com[1443].

– Привет, Джона, – сказал я, вставая, чтобы пожать ему руку. Он высокий и худой, как палка, с рябой кожей и седеющими волосами.

– Марчук, – сказал он. Пожатие его руки было практически неощутимо. – Что ты тут делаешь?

– Был в гостях. А ты?

– Приезжал на коллоквиум по Юнгу в Саскачеванском.

– А, – сказал я.

Сектор выхода на посадку здесь совсем маленький, так что он уселся неподалёку, в одном свободном кресле от меня: то ли соблюдая дистанцию в соответствии с правилами стайного поведения, то ли чтобы другим было неудобно его занять, когда зал ожидания заполнится, – этого я определить не мог.

Он вытащил планшет и принялся читать что-то, по виду похожее на журнальную статью. Моё внимание привлек свисающий с потолка телеэкран, показывающий новостной канал «Си-ти-ви».

– Новые ужасные сообщения из Корпус-Кристи, Техас, – говорил ведущий Дэн Матесон. Камера показала что-то похожее на естественный провал в земле, и в нём были тела людей, по большей части одетых в джинсы и футболки, сваленные, как соломенные чучела.

Диктор:

– Продолжаются работы на массовом захоронении, обнаруженном вчера здесь, примерно в трехстах пятидесяти километрах к югу от Хьюстона. Полиция извлекает тела; к настоящему моменту четыре из них были опознаны родственниками: Мигель дос Сантос, двадцати четырёх лет, его брат Хосе дос Сантос, девятнадцати; Карлос Лобос, двадцати девяти лет, и Хуан Рамирес, двадцати двух. Наш корреспондент Бен Прайс с подробностями. Бен?

На экране появился человек с микрофоном, стоящий у кромки провала; техасские национальные гвардейцы суетились по другую его сторону.

– Дэн, на это открытое захоронение наткнулась пара туристов вчера рано утром. Как вы можете видеть, оно находится вдали от проторённых троп. Четыре опознанных тела принадлежат сезонным сельскохозяйственным рабочим, по-видимому, пребывавшим в стране нелегально, и, как мне сказали в разговоре без камеры, остальные пятнадцать тел – десять мужчин и пять женщин – на вид также латиноамериканцы. Причина смерти, в большинстве случаев, – единственный выстрел в голову; я слышал, как один из полицейских называет это «стилем казни».

Картинка снова сменилась; теперь экран показывал большую деревянную доску, на которой были написаны размашистыми мазками малярной кисти два слова.

– Дэн, изображение этого знака, который, как мне сказали, был найден лежащим поверх тел, уже распространилось по сетям, словно вирус. Как вы видите, он гласит: «Как просили».

– Будто в Германии при нацистах, – сказал я, качая головой.

Брэтт поднял взгляд:

– Проиграл.

– Что?

– Ты проиграл. Закон Годвина.

На самом деле он имел в виду следствие закона Годвина, подразумевающее, что спор необратимо теряет смысл, когда кто-нибудь прибегает к сравнению с нацизмом или Гитлером.

– Потому что Холокост – что? – сказал я. – Sui generis? Нечто, что не может случиться снова? – Я махнул рукой в сторону телевизора: – Это происходит прямо сейчас.

– Просто случайный выброс.

– Только всё это ускоряется – и будет становиться хуже и хуже. Гитлеру по крайней мере пришлось задействовать огромную правительственную инфраструктуру для совершения тех убийств. Грёбаный же Макчарльз творит свой геноцид руками энтузиастов.

– Нет никаких свидетельств того…

Я указал на экран:

– Вот они, свидетельства! Почему…

Однако нас прервал служащий «Эйр-Канада», объявивший посадку на рейс. По-видимому, статус Брэтта в программе лояльности давал ему право на посадку вне очереди, так что он немедленно поднялся с кресла и, не попрощавшись, поковылял к посадочному туннелю.

* * *

На следующий день после окончания занятий я отправился на встречу с доктором Намбутири, который наконец нашёл для меня время. Я ехал на автобусе, так что имел все возможности наблюдать ущерб, нанесённый городу во время беспорядков. Во многих местах окна были заколочены досками, заборы всё ещё повалены, а на асфальте видны чёрные отметины там, где горели машины.

Намбутири удалось вытащить ещё несколько детских воспоминаний, весьма интересных и при иных обстоятельствах оправдавших бы затраты на визит. Но это были лишь пириты; мы же искали золотые самородки.

И довольно скоро мы их нашли: одна из лекций Менно; затем, после того как Намбутири сместил щупы, лекция профессора Дженкинса – к сожалению, не та, на которой я пошутил про орангутана; новое смещение принесло воспоминание о том, что мне действительно удалили опухоль в Калгари; ещё одно – и мы с Кайлой играем в «Тривиал персьют» на раздевание, когда вместо начисления очков каждый раз, как вы отвечаете правильно, соперник снимает с себя шесть предметов одежды, а потом…

Ох.

Ох.

Так вот что я сделал Дэвиду Суинсону.

В то лето я остался в Виннипеге, найдя работу по заколачиванию данных в регистрационном бюро, в расчете на то, что мои отношения с Кайлой продолжатся. Дэвид, который в предыдущем учебном году занимал соседнюю с моей комнату, однажды съел без разрешения то, что оставалось в моей коробке из «KFC». И поэтому в конце июня 2001-го я зашёл в регистрационную базу и исключил его из всех курсов, которые он выбрал на следующий сентябрь, и вдобавок сфабриковал отказ от комнаты в общежитии. Вернувшись в Виннипег с летних каникул, он обнаружил, что не зарегистрирован на учёбу и ему негде жить. Каким-то образом – возможно, мы ещё найдём воспоминания об этом, – он догадался, что всё это подстроил я.

Я содрогнулся, ужаснувшись тому, что мог совершить такие ужасные вещи, и почувствовал благодарность, когда Намбутири двинулся дальше.

Следующие воспоминания были вполне безобидными: несколько эпизодов раннего детства; поход в кино на полнометражную версию «Джози и кошечки»[1444] – вероятно, про это лучше было бы забыть навсегда; Хизер в гостях на выходных, и…

– Двигайте сраные щупы!

Намбутири ослабил нажим, и образы растворились в моём сознании, однако я тяжело дышал, а пульс бешено частил.

– С вами всё в порядке? – спросил он. – Мы можем закончить на сегодня, если вы…

Я поднял руку:

– Нет. Нет, всё в порядке. Просто… – Моя рука тряслась; я опустил её. – Дайте мне пару минут. – Новое воспоминание всплыло в памяти, но не из-за того, что доктор его извлёк. Оно было из моего вербального индекса, и сравнительно недавнее: Менно Уоркентин разговаривает со мной в своём офисе, пытаясь отговорить меня от копания в прошлом. «Иногда лучше не трогать спящую собаку», – сказал он. Но я ответил: «Нет, я так не могу».

И я не мог.

Я должен был двигаться вперёд.

Я крепко сжал подлокотники кресла, отчего костяшки пальцев побелели, сделал глубокий вдох и сказал:

– О’кей. Я готов.

– Как скажете, – ответил Намбутири, возвращая щупы в прежнее положение.

* * *

Пятница, 29 июня 2001-го, после полудня. Коридор перед офисом Доминика Адлера. Стук в дверь, и слова:

– Дом, это я, Джим. У вас есть минутка?

Дверь открылась; за ней – Доминик в бурых слаксах и серой рубашке с коротким рукавом.

– Привет, Джим. Заходи. Что стряслось? – Он указал на стул и повернулся, чтобы вернуться за стол.

Тело Джима набросилось сзади, руки Джима обхватили шею старика с обеих сторон. Тишину разорвал треск, когда голова Доминика резко повернулась на девяносто градусов влево. Его тело рухнуло на пол.

Носок башмака Джима врезался ему в область почек, а рот Джима снова исторг звуки:

– Как тебе это, ублюдок?

* * *

Не спрашивая разрешения, Намбутири снова убрал щупы.

– Вы в порядке?

Учащённо дыша и внезапно взмокший от пота, я поднял руку, чтобы вытереть лоб, – и рука снова дрожала.

– Джим? – сказал Намбутири. Я зажмурил глаза, но ужасные образы не покидали меня. – Джим? Что вы видели?

Я попытался взять себя в руки и повернулся вместе с креслом к нему лицом.

– Вы ведь психиатр, верно?

Он кивнул.

– То есть доктор. Врач.

– Да. Что не так?

– То есть наши разговоры конфиденциальны, правильно? Хоть я и пришёл к вам без направления, я всё равно ваш пациент, не так ли?

– Джим, ради бога, что вы увидели?

– Скажите это, – резко произнёс я. – Скажите вслух, что я – ваш пациент. Скажите, что наши разговоры конфиденциальны.

– Да, да, конечно. Вы мой пациент. Меня нельзя заставить раскрыть содержание наших разговоров.

Я выдохнул, помедлил ещё пару секунд, затем сказал:

– Тогда, в 2001-м… – я покачал головой: слова было почти так же невозможно произнести, как подумать стоящую за ними мысль, – я убил человека.

– Ох… О господи. Нет, нет.

– Сломал ему шею. Нарочно.

На лице Намбутири отразилась целая гамма возможных ответов, но в конце концов он спросил:

– Кто это был?

– Доминик Адлер. Партнёр-исследователь Менно Уоркентина.

– Это была… это была самооборона?

О, как бы мне хотелось, чтобы была! Я убил того эф-зэ в схватке совсем недавно, и то в самом деле была самооборона, несмотря на что, я едва смог жить дальше с этим бременем на душе. Но это… это!..

Я покачал головой:

– Это было преднамеренное убийство. И… очень жестокое.

Какое-то время Намбутири молчал.

– И вы знаете, почему это сделали?

– Вы имеете в виду мотив?

– Нет, нет, – ответил Намбутири. – Я имею в виду почему?

Я вспомнил тонкие царапины на моих старых сканах мозга.

– Думаю, из-за паралимбических повреждений, которые вы обнаружили, но… – Я вздохнул. – Я даже не думал, что способен… Я просто… – К горлу подступил комок.

– Мы прекратим процедуру, если пожелаете, – сказал Намбутири.

Моё сердце всё ещё судорожно колотилось.

– Нет. Я хочу знать остальное.

36

Двадцать лет назад

Пожалуй, никогда в Виннипеге не хорошо так, как в конце июня. В этом году последний снегопад был в апреле, а первые комары появились лишь через месяц. Менно Уоркентин шёл по коридору, его чёрные туфли от Бруно Магли мягко ступали по казённого вида плитке. Во время учебного года в этом коридоре не протолкнуться от снующих с места на место усталых студентов и загнанных преподавателей. И хотя некоторые студенты учились и летом, мало кого из них можно было встретить здесь в пятницу вечером перед длинным уик-эндом Дня Канады[1445].

Менно вошёл в их общую с Домиником Адлером лабораторию и подошёл к рабочему столу. На нем были сложены стопкой восемь новых сенсорных модулей, которые станут частью шлема «Марк-III»; рядом с ними – зелёные шайбы старых эмиттеров транскраниального фокусированного ультразвука. Эти, разумеется, в состав нового устройства не войдут, но Дом продолжал выполнять с ними тесты, пытаясь понять, что заставляет людей терять сознание; Минобороны увеличило его грант ещё на сто тысяч, так что он мог себе это позволить.

Менно оглянулся, пытаясь понять, был ли Дом здесь с утра. Обычными следами его пребывания были открытые бутылки «Доктора Пеппера», недопитые примерно на дюйм, – но ничего такого не обнаружилось. Менно нажал кнопку, включающую настольный компьютер и его громоздкий семнадцатидюймовый VGA-монитор. Windows-98 принялась неспешно загружаться; интересно, будет ли быстрее XP, выход которой обещали этой осенью.

Он услышал звук открывающейся двери.

– А, Дом. Я надеялся… – Но это был не Доминик. – О! Джим. Я тебя не ждал. Думал, ты уехал на озеро на все праздники.

Звук изо рта Джима:

– Так я всем сказал. Алиби никогда не повредит.

Менно фыркнул:

– Да, наверное. Ты сегодня Дома не видел?

Рот снова зашевелился:

– Он в своём офисе. – Глаза повернулись в сторону стены, где на двух акриловых U-образных крюках-подставках лежала бейсбольная бита «Луисвилль Слаггер».

Требуется комментарий, вот он:

– Чеховское ружьё.

Бита снята с подставок, рукоятка обхвачена ладонями. Бита свистнула в воздухе.

– Дому эта вещь очень дорога, – сказал Менно. – Тебе лучше положить её на место.

Рождаются новые слова, пустые, автоматические:

– Помните, как «Блю Джейз» выиграли те две Мировые Серии подряд? Мне было одиннадцать в первый раз и двенадцать во второй. В Калгари нечасто болеют за Торонто, но не в тот раз.

Джим начал сокращать дистанцию между ними; рука крепко сжимает биту, каблуки щёлкают, как часовой механизм бомбы. Менно встревоженно попятился. Вскоре его зад упёрся в стол, и…

Гадство!

Джим взмахнул битой. Менно двигался так же нескоординированно, как и в сквоше, едва успев вовремя уйти из-под удара.

– Господи, Марчук!

Джим развернулся и ударил снова. Менно пригнулся.

– Помогите! – закричал он. – Кто-нибудь, помогите! – Но он был прав – кампус будто вымер. Пятясь теперь в противоположном направлении, он наткнулся на складной металлический стул и откатился в сторону как раз в тот момент, как бита смяла верхнюю часть спинки. Менно схватил стул за ножки и поднял его, как щит, чтобы прикрыться от следующих ударов. Джим отбросил биту в сторону, чтобы ухватить стул за раму, и вскоре вывернул его из хватки Менно. Он отшвырнул стул; тот сложился, ударившись об пол.

Менно попытался пробраться к двери, но Джим был легче и подвижнее – он легко преградил Менно путь. Джим кинулся вперёд, и Менно, к собственному изумлению, сумел уклониться. Когда Джим пролетал мимо, Менно попытался применить приём, который видел по телевизору – сплести пальцы рук и врезать в спину, – и студент упал лицом в пол.

Менно повернулся, чтобы бежать, но и сам начал падать вперёд – Джим схватил его за лодыжку. Ударившись об пол, он перевернулся на спину. Джим двигался к нему, на ходу подхватывая складной стул, но в качестве оружия стул был неудобен, и Джим снова отбросил его. Менно подтянул колени к груди, а затем, когда Джим приблизился, нанёс резкий удар обеими ногами, отбросив его на рабочий стол; аккуратная стопка сенсоров от удара опрокинулась, и они раскатились по столешнице.

Нижнюю часть позвоночника вдруг пронзила мучительная боль – похоже, был сломан копчик. Менно поднялся с пола, пока Джим пытался приподнять монитор. Тот поднялся примерно на фут, затем рывком остановился – не пускал видеокабель, привинченный к гнезду. Однако тяжёлая AT-клавиатура размером с оконную створку легко отделилась от кабеля подключения, и Джим, размахивая ею, снова двинулся к Менно.

Менно попытался добраться до двери, но Джим быстро перекрыл ему путь. Он несколько раз взмахнул клавиатурой; Менно ощутил порождаемые взмахами потоки воздуха и повернулся, бросившись к рабочему столу. Ему не хотелось поворачиваться спиной, но пришлось на секунду это сделать, чтобы схватить в каждую руку шайбу ультразвукового эмиттера.

Джим рванул вперёд и ударил Менно клавиатурой по голове. Менно на мгновение пошатнулся; Джим отбросил клавиатуру в сторону и сбил Менно с ног. Тот упал прямо на спину, раскинув руки – словно собрался сделать снежного ангела, – но удержал в руках шайбы. Хотя обычно они активировались командой, посылаемой шлемом, на ребре у каждой был переключатель-ползунок для ручного тестирования; Менно отчаянно пытался нащупать их большими пальцами.

Перешагнув через Менно, Джим схватил его за горло. Менно едва не выпустил шайбы из рук, чтобы попытаться ослабить хватку, но он знал, что Джим моложе и сильнее. Вместо этого он начал поворачивать шайбы в пальцах, словно регуляторы термостата, и наконец нащупал переключатель на левой из них и сдвинул его вперёд.

Он ощущал, как выпучиваются у него глаза и сжимается гортань, продолжая вращать по часовой стрелке правую шайбу, ощупывая её боковую поверхность. Сбрендивший студент по-прежнему сжимал ему горло, но в конце концов Менно нашёл второй переключатель, однако – вот гадство! – он, похоже, застрял. В глазах начало темнеть, лёгкие горели, и…

…и он наконец сообразил, что держит их так, что левый переключатель нужно двигать вверх, а правый – вниз, и, когда боль уже становилась невыносимой, сделал именно это. После чего, словно ударяя в кимвалы, прижал шайбы к голове Джима и держал их там, словно зелёные наушники, пока…

…пока глаза взбесившегося Джима не закатились, руки не обмякли, и он не рухнул на Менно, который тут же столкнул его с себя, оставив лежать на боку. Профессор, тяжело дыша, тоже полежал несколько секунд, потом медленно поднялся на ноги. Он всё ещё стоял, согнувшись, и пытался прийти в себя, когда зазвонил телефон. У него не было никакого желания брать трубку – он даже не был уверен, что сможет говорить, но проклятый трезвон лишь усиливал стук молотков в ушах.

Он выключил шайбы, потом посмотрел на лежащего Джима.

Дзы-ы-ынь!

Его первой мыслью было отступить назад и пнуть ублюдка в голову.

Дзы-ы-ынь!

…но она померкла. Он знал Джима Марчука, и это был не он: не тот прежний любопытный студент с внутренним монологом…

Дзы-ы-ынь!

…и не философский зомби без оного.

Дзы-ы-ынь!

Эта внезапная вспышка агрессии наверняка была следствием того, что сам же Менно недавно сделал с бедным мальчишкой.

Дзы-ы-ынь!

Телефон наконец замолк, слава тебе господи. Менно был слишком взвинчен, чтобы бежать, к тому же, чтоб ему провалиться: если он оставит мальчишку лежать здесь без чувств, то первый, кто его обнаружит, обязательно вызовет «Скорую», а в больнице ему сделают МРТ, увидят повреждения паралимбической системы и начнут интересоваться, откуда взялись эти свежие, нанесённые лазером раны.

Менно добрался до стула, сел, положил шайбы на колени и закрыл глаза всего на…

…он не знал на сколько, но его пробудил звук какой-то возни. Боже! На полу Джим переворачивался на спину. И, когда телефон снова прозвонил, всего два раза, это прозвучало как колокол, объявляющий начало второго раунда.

37

Что за чёрт? Где я? Как я сюда попал?

Я выглянул в окно и…

Синее небо?

Солнце?

Деревья, покрытые листьями?

Но… но сейчас же январь! Как такое может…

У меня болела голова – но не с похмелья. Я поднял руку, чтобы ощупать её, и… ай! Я за что-то ею задел.

Я перекатился на другой бок и увидел профессора Уоркентина; он выглядел так, будто его долго избивали.

Я уставился на него – по-настоящему уставился, не сводя взгляда с его лица. Проклятый урод, придурок – коротко и ясно. Помеха. Это было так очевидно. Такие, как он, не должны появляться на свет. Пустая трата молекул кислорода. Я не был уверен точно почему, но…

…но это не имело значения. Пришло время что-то с этим сделать.

* * *

Увидев, что Джим зашевелился, Менно подхватил хоккейные шайбы и встал, но студент, по-прежнему лежащий на полу, выбросил руки вперёд и сильно потянул его за лодыжки. Менно потерял равновесие, опрокинулся назад и хлопнулся на пол. Одна шайба вылетела из руки, хотя вторую ему удалось удержать.

Джим поднялся, отряхнулся и оглядел помещение. Он заметил бейсбольную биту и поднял её оттуда, куда она упала, потом недоумённо её осмотрел, будто видел в первый раз. Однако затем он повернулся и, схватив её обеими руками, двинулся к Менно, который всё ещё лежал на спине. Менно перевернулся на бок – его тело при этом снова пронзила боль. Потерянная хоккейная шайба лежала примерно в четырёх футах от него. Он начал двигаться в её сторону.

Джим взмахнул битой, но умудрился не попасть по бегущему на четвереньках Менно; бита ударила в пол и разломилась пополам. Джим некоторое время держал обломок в руках перед собой – обломанный край, словно застывшее пламя факела, – но потом отбросил его; край ударился о занимавшую всю стену белую доску и покатился по полу.

Менно сгрёб вторую шайбу, развернулся на 180 градусов, лицом к Джиму, и, подстёгиваемый внезапным выбросом адреналина, вскочил на ноги и бросился на студента, приперев его к белой доске; маркеры свалились с алюминиевой полочки и раскатились по полу. Менно снова прижал шайбы к голове Джима, но…

Чёрт!

Он забыл их включить. Он быстро нащупал переключатель на той, что держал в правой руке, но вторую пришлось поворачивать, держа одной рукой, чтобы добраться до её переключателя.

Джим развернулся вместе с Менно и ударил его в солнечное сплетение, отбросив назад; спина Менно впечаталась в белую доску. Джим упёрся в грудь Менно левой ладонью и прижал его к доске, а правой нанёс удар в челюсть.

Менно всё ещё пытался нащупать ползунок на левой шайбе. Большой палец на руке Джима взметнулся вверх, сильно нажал на нижнюю часть щеки, затем скользнул вверх, упёрся ему в нос, а потом снова сменил положение и…

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

…упёрся ему в глаз.

Менно пнул Джима коленом в пах. Джим хрюкнул, но продолжал вдавливать в глаз палец с твёрдым острым ногтем. Боль от врезавшегося в хребет края доски казалась сущей агонией – пока для сравнения не появилась эта. А потом…

Ох твою же ж мать!

…а потом ноготь Джима проколол левое глазное яблоко.

Менно задохнулся. Молниеносным движением Джим сменил руки и теперь прижимал Менно к стене правой и поднимал левую.

Сражаясь с тошнотой, но продолжая ощупывать шайбу, Менно наконец нашёл переключатель. Боль уже была неописуемой, когда…

Да будь ты проклят!

…большой палец Джима взрезал оставшееся глазное яблоко.

Менно на ощупь приставил шайбы к височным долям студента и…

Да!

Судя по звуку, Джим немедленно рухнул на пол, словно мешок с картошкой, но Менно не мог этого видеть – он ничего не мог видеть. Он шагнул, запнулся об, вероятно, ноги Джима и растянулся на плитках пола. Менно удалось восстановить равновесие, добраться до двери, нашарить в сером ничто дверную ручку и вывалиться в коридор.

* * *

Кайла Гурон шла по пустому коридору. Был тёплый солнечный день, и она была одета в обрезанные джинсы и рубашку, завязанную выше пупка. Поскольку она рассталась с Джимом, то снова была в поиске и не возражала против рекламы – и время, проведённое в тренажёрке, окупалось, да ещё как.

Кайла нашла работу на лето на физическом факультете, и это было здорово: заработанных денег как раз хватит, чтобы оплатить третий год обучения.

Кампус Форт-Гэрри Университета Манитобы не особенно велик; она пару раз видела Джима выходящим из Тайер-Билдинг и успевала спрятаться. Встречи с многочисленными «бывшими» были ей совершенно неинтересны, и если она больше никогда в жизни не увидит Джима Марчука, то это не будет слишком долго.

Идя через кампус и слушая «NSYNC» на своём «Вокмане», она залила в себя полную бутылку «Снэпл». Из-за этого срочно потребовался пит-стоп, так что она метнулась к ближайшему зданию и поднялась на второй этаж, перепрыгивая две широкие ступени зараз. Слева от неё в коридоре был какой-то мужчина, но она знала, что женский туалет здесь справа, и двинулась было в этом направлении…

Но в мужчине было что-то странное. Она развернулась – и да, он шатался, выставив руки вперёд, словно ощупывая пространство перед собой, и…

…Господи, это же профессор Уоркентин.

Она была уверена, что это он, даже с такого расстояния.

– Профессор? – позвала она. – Что с вами?

Он повернулся.

– Помоги мне, – тихо произнёс он – по крайней мере так она расслышала в гулком коридоре. Она быстро подбежала к нему, но остановилась как вкопанная и зажала руками рот, увидев, что у него из глаз струится кровь…

Нет, нет. Не из глаз – из глазниц.

– Боже, профессор, что случилось? Я… э-э… где здесь телефон? Я вызову «Скорую».

– Нет! Нет.

– Но, сэр!

– Прошу. – Скорее хрип, чем слово; он явно испытывал жуткую боль. – Просто отведи меня в офис моего друга.

– Вам нужен доктор!

– Просто сделай, как я прошу. Пожалуйста.

– Но…

– Пожалуйста!

– О’кей, о’кей. Какая комната?

– В этом коридоре. Вторая или третья от конца. По левую руку. Офис Доминика Адлера.

Дедушка Кайлы был слепой – она знала, как вести слепого, поддерживая под локоть, и рефлекторно сделала именно это.

– Кто ты? – спросил Уоркентин.

– Студентка, – ответила Кайла. – Ходила на ваш курс в прошлом году. – Она быстро нашла нужную комнату. Дверь была закрыта. Кайла отпустила локоть Уоркентина, открыла её и…

– О боже!

– Что?

Она присела возле лежащего человека, проверяя пульс, но холод его кожи сразу подсказал, что пульса она не найдёт.

– Здесь… здесь мертвец.

– Вот дерьмо! – сказал Уоркентин. Он поковылял к дверному проёму, и Кайла встала, чтобы впустить его. Оказавшись внутри, он резко сказал:

– Закрой дверь!

Она подчинилась. Уоркентин дышал громко и хрипло.

– Мы должны вызвать полицию, – сказала она.

– Нет, – резко отозвался профессор. – Нет. Чёрт, чёрт, чёрт!

– Но он мёртв.

– Как он выглядит?

– Худой, с чёрными волосами. Сэр, я думаю, у него сломана шея.

– На нём есть часы с калькулятором?

– Э-э… да.

– Да чтоб тебя. Это Доминик. Господи Иисусе!

– Здесь телефон, – сказала Кайла. – Здесь выход в город через девятку?

– Не звони в полицию, – сказал Уоркентин. – Не звони никому.

– Почему?

– Помоги мне найти стул.

Кайла выкатила из-за стола кресло и поставила его между стеной и лежащим на полу трупом; потом она подвела к креслу Уоркентина, и тот медленно опустился в него. Грудь профессора тяжело вздымалась, он был весь покрыт потом, а кожа приобрела желтовато-серый оттенок.

– Ладно, – сказал он. – Слушай. Об этом, – он указал на своё лицо, – нельзя никому сообщать.

И об этом, – он махнул рукой в сторону трупа, – тоже.

– Но…

– Слушай меня! Здесь велись секретные исследования. Они… гммм… вышли из-под контроля, но…

– Секретные? – потрясённо переспросила Кайла.

– Да. Для американской армии. Мы не можем обращаться к канадским властям.

Всё это казалось Кайле довольно неправдоподобным, но в то же время ужасно интересным.

– Вы уверены, что вам не нужен доктор? – спросила она.

– Господи боже мой, да разумеется он мне нужен. – Обильное кровотечение у него вроде бы прекратилось, но он часто вздрагивал – и с его окровавленными глазницами это выглядело странно и пугающе. Он нашёл и протянул ей свой бумажник. Кайла отметила, что тот довольно плотно набит деньгами, среди которых виднелось несколько коричневых банкнот, которые она редко держала в руках[1446].

– Мой двоюродный брат – доктор, хирург. Он поможет. Там должна быть бумажка с телефонными номерами, видишь? Джейкоб Раймер, это он. Позвони ему.

– Позвоню, – сказала Кайла, направляясь к телефону, – но…

Уоркентин учащённо дышал, судорожно втягивая в себя воздух, и сгорбился, явно страдая от боли.

– О боже, – сказал он. – О боже. О боже.

– …но, сэр, что мы будем делать с трупом?

– Нам… чёрт, гадство, дерьмище… нам… нам нужно от него избавиться.

– Что? – воскликнула Кайла.

– Мы должны его уничтожить. Никто не должен знать.

Кайла ощутила, как в ней вспухает волна былого возбуждения. Резать соседских кошек и собак было здорово, но это – это будет куда как лучше! Такая разрядка, такая восхитительная разрядка!

– Я с вами, – сказала она.

38

Наши дни

Я был готов – пусть и не всецело – к тому, что в моём прошлом было что-то травматичное, однако в самом деле что может шокировать более, чем удар ножом в сердце: перикард разрезан, левая пазуха вскрыта, жизнь вытекает из меня струёй? Бывает ли большее потрясение, чем лежать на обледенелом тротуаре холодной зимней ночью? Понятно, что, когда ты настолько близок к смерти, никакой пережитый ранее ужас уже не может быть хуже.

Но нет. Мне приходилось снова и снова повторять себе, что ничего этого не было. То, что я только что вспомнил, – вот это была реальность. И «едва не быть убитым» бледнело перед «убить самому».

– Но почему я не помню, как это делал? – спросил я, глядя на Намбутири с крутящегося кресла.

– Ну, – ответил он, приподнимая свою комби-бровь, – если перейти в область догадок, то я бы сказал, это из-за того, что вы не спали, перед тем как Уоркентин погрузил вас в кому во второй и третий разы. Ведь как раз во время сна дневные впечатления сортируются, и наиболее яркие из них кодируются для длительного хранения.

– Но люди, которым делают хирургическую операцию, помнят и как им давали наркоз, и как они позже пришли в себя.

– Верно. Но у вас также паралимбические повреждения. Я не удивлюсь, если окажется, что вербальной памяти требуется некоторое время, чтобы снова начать работать как следует. Подозреваю, что если мы перейдём к зондированию вашего вербального индекса, то обнаружим, что вы немедленно начали конфабулировать события, чтобы заполнить ваш тёмный период. Так же как природа не терпит пустоты, разум хочет непрерывной цепи событий – даже если ему приходится их придумывать.

– Гммм. И… хммм.

– Да?

– Мне много лет снится один и тот же кошмар: чудовище, которое мне необходимо уничтожить, и я держу факел, но с застывшим, словно замороженным, пламенем. Это наверняка та сломанная бейсбольная бита.

– А, то есть вы всё-таки частично закодировали случившееся в тот короткий промежуток.

– Надо же, как повезло, – тихо сказал я. И затем поднялся и направился к двери.

– Куда вы? – спросил Намбутири.

– Повидаться с Менно Уоркентином.

* * *

Когда я вышел из лифта, Менно ждал у входа в свою квартиру; Пакс сидела у его ног.

– Падаван, – сказал он, отступая в сторону, чтобы дать мне пройти.

Просторная гостиная с её серебристо-голубой мебелью не изменилась с тех пор, как я последний раз приходил сюда. Менно прошёл меж двух тотемных столбов на кухню. Пакс послушно проследовала за ним; я видел, что собака идёт впереди на незнакомой территории, но она понимала, что в собственном доме Менно не нуждается в поводыре.

– Кофе? – спросил он из кухни. – Чай?

– Ничего не надо, – ответил я.

Он снова появился в гостиной с красной кофейной кружкой.

Я уселся на диван.

– Ты знаешь Бхавеша Намбутири?

– Профессор психологии из Университета Виннипега? Встречались раз или два.

– Он помогал мне восстановить воспоминания из тёмного периода.

Долгая пауза; даже Пакс повернула голову к хозяину.

– Вот как, – сказал Менно. – И?

– Я знаю, что случилось с Домиником. И что я сделал с тобой.

– Так давно, – сказал Менно. – В другой жизни.

– Как так получилось, что не было никаких последствий? Полицейского расследования?

Менно сел напротив меня.

– Кто-то помог мне избавиться от тела.

– Кто?

– Я не знаю. Я её ни разу не видел. Потом я пытался её отследить, но не смог. Она взяла наличные и мои карточки – видимо, сильно на это потратилась. Однако больше я о ней не слышал.

– И никто не задавал вопросов о Доминике? О том, что с ним случилось?

– Он довольно много болтал о своём сотрудничестве с американским Минобороны, так что я всем сказал, что он уехал в Вашингтон и получил там работу. Это звучало правдоподобно, и никто в моих словах не усомнился. И само Минобороны было счастливо помочь мне замять дело – нацбезопасность, и всё такое. Думаю, они до сих пор обналичивают его пенсионные чеки из университета. – Менно приподнял плечи. – Всё выглядело так, будто он и не умирал.