Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 317 страниц)

– Не устраивайся там слишком уютно. Я был более чем счастлив похоронить Мейсона, но я уже говорил, что я здесь лишь временно. Концерт окончен. Ад твой.

Люцифер берёт меня под мою руку Кисси и ведёт к окну.

– Ты всё ещё не понимаешь ситуацию. Я больше не Люцифер. Я Самаэль, а Самаэль – создание Небес, точно так же, как Люцифер – владыка ада. С сегодняшнего вечера ты – новый Люцифер.

– Да ну на хуй, – говорю я, пятясь. – Я увольняюсь. Отрекаюсь. Объявляю себе импичмент. Ни за что не останусь здесь ни на секунду дольше, чем требуется.

– На самом деле, думаю, ты уже остался, и я здесь ни при чём, – говорит Самаэль.

Он смотрит на Элис.

– Моя дорогая, готова отправиться домой?

– Нет, – отвечает она, – если Джим остаётся, то и я остаюсь.

– Ага, только я не остаюсь. Ясно?

– Боюсь, остаёшься, – говорит ангел. – Ключ у меня на сохранении. При всём должном уважении, тебе его доверить нельзя.

– Мы оба должны вернуться, чтобы Аллегра могла снова собрать нас вместе.

– Я возвращаюсь один. Ты приступай к переменам здесь. Я собираюсь внести кое-какие перемены наверху.

– Ты, бля, бросаешь меня?

Ангел направляется к тени на стене.

– Я мог бы назвать тебе миллион причин, но простая истина заключается в том, что меня тошнит от тебя, твоего настроения, твоего гнева и твоих похмелий. И того, как ты держал меня на цепи на заднем дворе, как плохую собаку. Я возвращаюсь на землю и продолжу с того, на чём ты остановился.

– У тебя нет каких-либо шрамов. И ты слишком молод. Все поймут, что ты не я.

Он улыбается и показывает палец.

– Но будет ли кому-нибудь до этого дело? Может, я и не такой колоритный, как ты, но со мной гораздо меньше шансов, что всех вокруг поубивают. Это уже немалый шаг к тому, чтобы завести друзей.

Он шагает в тень.

– Подожди! Вернись. Обещаю, я не попытаюсь остановить тебя.

Ангел делает шаг назад, но не выходит из тени.

– Тебе нужно взять кое-что с собой. Захвати для Касабяна блок «Проклятий». И пусть один из солдат приведёт тебе адскую гончую. Я думаю, там найдётся инженер или создатель чар из Саб Роза, который сможет изменить механизм так, чтобы тот мог передвигаться вертикально, больше как человек. Касабян сможет пойти туда же, куда и мозг. Вуаля. У него есть тело.

Ангел вздыхает и щурится на меня.

– Что-нибудь ещё? Может, я смогу уговорить Боба Гелдофа[749] организовать благотворительный концерт, чтобы помочь тебе восстановить это место.

– Было бы здорово, ну а пока… – Я достаю свой чёрный клинок. Ангел вздрагивает, но берёт его, когда я протягиваю клинок рукоятью вперёд. – Передай его Кэнди и вели сохранить для меня. Скажи, что я скоро вернусь за ним.

Ангел засовывает нож за пояс.

– Я возьму твои сигареты и собаку, но не вернусь сюда.

– Ты действительно возненавидишь Лос-Анджелес, Кларенс[750]. И скажи Мунинну прислать посылку! Он мне задолжал, – кричу я ему вслед.

Люцифер смотрит по сторонам и говорит:

– Думаю, на этом месте я вас покину. Буду заглядывать время от времени, чтобы посмотреть, как поживаешь. И, Элис, если когда-нибудь передумаешь и захочешь вернуться домой, только свистни. Я буду здесь в мгновение ока.

– Спасибо, – отвечает она.

– Нет, – говорю я. – Я передумываю за тебя. Возвращайся домой. Мне знакомо это место, и теперь я босс. Со мной всё будет в порядке.

– Я не могу оставить тебя здесь одного.

– Знаешь, что для меня хуже одиночества? Это ты, ошивающаяся тут из чувства вины, или долга, или чего-то ещё. Я спустился сюда, чтобы освободить тебя, чтобы ты могла вернуться туда, где и должна быть. Так что, пожалуйста, так и сделай.

Она переводит взгляд с Люцифера на меня. В смысле, Самаэля. Я Люцифер. К этому нужно будет привыкнуть.

– Не знаю.

– Ты поднимешься Наверх, там твоё место. А я там, где мне самое место.

Она скрещивает руки на груди.

– Откуда мне знать, что ты не обманываешь меня? Пытаясь играть в благородство. Мне не нужно твоё благородство.

Она делает шаг ко мне. Я делаю шаг назад.

– Я тебе совсем не нужен. Помнишь тот последний сон? Все те разы, когда мы болтали? Это было больше, чем сны, не так ли? – говорю я.

– Да. Я их не планировала. Кажется, они случались, когда я тоже спала. Наверху мне сказали, что это не такая уж редкость для людей, которые умерли насильственной смертью, не уладив дела. Ты всё ещё привязан к человеку или месту, словно призрак. В тех снах я как бы преследовала тебя.

– Забавно. Мне всегда казалось, что это я вызывал тебя.

– Может, пятьдесят на пятьдесят.

– Я лишь рад, что это был не только я. Я довольно плачевно чувствовал себя, когда думал, что это я причина.

Я беру с верстака тряпку и вытираю с доспехов кровь Мейсона. Не нужно, чтобы для неё это было последнее моё изображение.

– Но тот последний сон отличался, не так ли? – говорю я.

– Ага.

– Мы оба знали это, но ты была единственная с яйцами, чтобы это сказать. Пришло время двигаться дальше.

– Мы не можем вечно преследовать друг друга. На самом деле, могли бы, но что это за жизнь?

Я швыряю тряпку на верстак и подхожу к ней.

– Тебе действительно нравится твоя подружка, Кэнди? – спрашивает она.

– Действительно.

– Она будет ждать тебя?

Я пожимаю плечами.

– Кто знает? Я буду ждать её, а остальное пусть идёт своим чередом.

– Что теперь? Мы просто попрощаемся и больше никогда не увидимся?

– Нет.

Я хочу говорить, но моя челюсть не хочет двигаться. Мне приходится сосредоточиться, чтобы выдавить из себя эти слова.

– С тех пор, как в первый раз выбрался отсюда, я всё время от чего-то уклонялся. Не думал, что смогу вынести это, но между нами никогда не будет всё в порядке, если я не скажу это. – Моя рука Кисси пульсирует. Я потираю её, но боль не отпускает. – Как ты умерла? Как Паркер убил тебя?

Она пытается что-то сказать, качает головой и пробует снова.

– Я всё это время думала, что ты знаешь.

Она смотрит на меня.

– Паркер не убивал меня. Я это сделала. Паркер вломился в квартиру, надел на меня наручники и притащил в наркоманский мотель на Сансете.

– «Бунгало в Апельсиновой роще»? Магический Круг иногда раньше арендовал там номера для ритуалов.

«Роща» – это также то место, где я убил Паркера в канун Нового года. В этом есть некая забавная симметрия, которую, скорее всего, он упустил.

– То самое место. Паркер позвонил Мейсону, когда мы добрались до номера, так что я знала, что это была не его идея. Я спросила Паркера, что происходит, и он рассмеялся и ответил, что у Мейсона есть планы. Он собирался сделать со мной то же, что и с тобой, но не сказал, что это было. Перед этим, сказал он, мы немного вместе повеселимся. Всё, что было в этом дерьмовом маленьком бунгало, – это кровать и грязная ванная, так что я довольно хорошо представляла, что он имеет в виду.

У меня сжимает горло. Я этого не вынесу. Мне нужно заставить её остановиться, но я этого не делаю. Я позволяю ей продолжать говорить.

– Он снял куртку, толкнул меня на кровать и забрался сверху. Я даже не сопротивлялась. Он был в два раза крупнее меня. У него был пистолет. И он был Саб Роза, так что мог использовать магию. – Она улыбается сама себе. – Паркер никогда не был семи пядей во лбу, помнишь? Когда он взгромоздился сверху, я держала его за плечи, как будто наслаждалась этим эпизодом. Должно быть, похотливый мудак решил, что Мейсон собирается воспользоваться автобусом или чем-то таким. Он был чертовски шокирован, когда Мейсон магическим образом перенёс себя в номер. Паркер получил не больше двух минут удовольствия. Когда Мейсон появился там, скажу я вам, то не смеялся, когда увидел, что происходит. Он схватил Паркера заклинанием призрачной руки, поднял его с кровати, не прикасаясь к нему, и принялся швырять о стены, словно играя в аэрохоккей и всё время крича об испорченном товаре. Никто из них не заметил, что я вытащила пистолет из наплечной кобуры Паркера, пока тот был на мне.

– Закончив с Паркером, Мейсон сотворил ещё одно заклинание, и в полу номера открылась дыра. Я не видела, куда она ведёт, но чертовски хорошо знала, что не хочу спускаться туда. Так что выстрелила в него.

Она на секунду наклоняет голову.

– Я выстрелила в него. Но промахнулась. Он посмотрел на дыру, посмотрел на меня, и я знала, что будет дальше. Прежде чем он успел схватить меня призрачной рукой, я приставила пистолет к подбородку и нажала на спусковой крючок.

Боль в новой руке не прекращается, и моё зрение становится туннельным. Это мог быть инсульт, но я знаю, что это просто мой мозг пытается выбраться из моего тела, прочь от звука голоса Элис.

– Можешь остановиться, – говорю я, – я понял.

– Для протокола, застрелиться не было моим первым выбором. Я думала о тебе, когда сделала это. Я подумала: «Что бы сделал Джим, если бы был здесь и знал, что не может победить другого парня, и когда он проиграет, случится что-то ужасное?». И поняла. Может, Мейсон и выиграл бой, но это не значило, что он получил приз. Я отобрала его у него, и всё, что ему оставалось, это стоять и смотреть, как я нажимаю на спусковой крючок. Мейсон не выиграл. Я выиграла. И это было благодаря тебе.

Благодаря мне. Это из-за меня она вообще оказалась в том номере. Я ничего не мог с этим поделать тогда, и ничего не могу поделать сейчас, и с этим мне придётся жить. Возможно, это, по существу, и есть определение жизни. Быть живым – значит учиться жить с невыносимым. Скоро я объясню это Паркеру. Я отправлю поисковую партию за его душой и он узнает всё о невыносимости.

Я смотрю на Самаэля.

– Как получилось, что она отправилась Наверх вместо того, чтобы спуститься сюда? Я думал, что суицид – это прямой билет на угольную вагонетку.

– Обычно, но в чрезвычайных обстоятельствах правила могут становиться гибкими. Особенно для меня.

Спасибо, острохвостый ты псих. Большое спасибо.

– Теперь моя очередь сказать то, чего я избегала, – добавляет Элис. – Ты спросил меня раньше, не потому ли мы были вместе, что Инквизиция хотела, чтобы я шпионила за тобой. Ответ – да. И вот почему я пришла к тебе.

– Я так и думал. Но это старая новость. Мне уже всё равно.

Она закрывает рот руками. Наступила минута молчания.

– Медея Бава рассказала мне, насколько ты опасен, и как собирался разоблачить Саб Роза перед всем гражданским миром и погубить нас. Я опасалась за свою семью.

– Имеет смысл.

Она моргает. Слабо улыбается.

– Узнав тебя, я поняла, что Медея была права наполовину. Ты был опасен, и мне это нравилось. К тому времени остальное меня уже не волновало.

– Всё в порядке. Я тебе верю.

– В самом деле?

Я киваю.

– Вот почему всё в порядке. Что бы Бава ни говорила нам друг о друге, мы знаем правду, и это всё, что имеет значение.

– Спасибо.

– Чёрт. Спасибо Медее, что свела нас. Я должен старой ведьме коробку конфет.

Она смотрит на Самаэля.

– Ты ведь присмотришь за ним?

– Для тебя, дорогая, конечно.

– Как мило, Сэм, – говорю я, – ангелом ты становишься сентиментальным.

Он бросает на меня взгляд гораздо большего принца Ада, чем я когда-либо буду.

– Потому что я ангел. А ты Пугало. Очаровательный парень. Вот если бы у тебя ещё были мозги.

– Интересно, здесь всё ещё есть кабельное? Я собираюсь это проверить.

Самаэль смотрит на Элис.

– Видишь? Он уже решает большие проблемы. Думаю, нам нужно оставить его.

Я сажусь в рабочее кресло Мейсона.

– На самом деле, у меня нет ни одной сраной идеи, что я должен делать. Умным был ангел.

– Попробуй чтение книг. Этажом ниже есть библиотека. Попробуй почитать о том, чем занимались некоторые из умнейших греческих королей.

– Аудиокниг ведь нет, не так ли?

– Боюсь, нет.

– Чёрт.

– Прощай, Джим, – говорит Элис.

– Для тебя «Люцифер», девочка.

Она криво улыбается.

– Увидимся, дьявол.

Я посылаю ей воздушный поцелуй.

Они исчезают. И я снова один в аду.

Неплохое название для песни. Может, завтра поищу Хэнка Уильямса. Прошло примерно тридцать секунд с их исчезновения, когда кто-то позвал меня с балкона по имени. Я беру чёрный клинок Мейсона и выхожу наружу.

Это Йозеф. Он выглядит так, словно прошёл через мясорубку, а на выходе попал под грузовик. Он срывающимся повреждённым голосом шепчет: «Ты предал нас».

– Я всего лишь предал предателя, так что, если ты здесь за извинениями, можешь поцеловать меня в зад и убираться.

– Я никогда не предавал тебя.

– В самом деле? Эта история с плакатами о розыске не давала мне покоя. Джек не смог бы вовремя сделать их. Мейсон всё ещё строил военные планы, так что не сделал бы постеры, если бы не знал, что я направляюсь в Элефсис. Вот где всплываешь ты. Ты знал, что я направляюсь туда.

– А как насчёт твоих так называемых друзей? Болтливая голова. Или опальный священник. Он якшался с более тёмными душами, чем твоя.

– Возможно. Мне всё стало ясно, когда я позвал тебя в кабинет Мейсона. Ты уже знал план. Ты знал, что Мейсон подвесил Джека. Ты уже бывал в кабинете Мейсона раньше. Там ты рассказал ему всё, что я собирался делать. – Йозеф шаркает прочь, оставляя за собой кровавые следы. – Если тебе от этого станет легче, ты меня не разочаровал. Я никогда не доверял тебе.

– Тогда зачем было звать нас обратно из пустоты?

– Эй, большую часть времени я импровизировал. Но ты был моим тузом в рукаве. Я знал, что вам не одолеть ад или Рай в одиночку. Но раз я не мог остановить войну, то подумал, что мог бы объединить вас с той стороной, которая, как я решил, должна победить.

– Но вместо этого ты убил нас.

– Единственная причина, по которой вы не истребили человечество, это то, что мы ваша пища, и тогда что с вами делать?

Его опухшие глаза расширяются. Кисси настолько уродливы, что обычно трудно сказать, больно им или нет. Но не сегодня вечером.

– Итак, геноцид – первостепенная задача нового Люцифера. Какое прекрасное начало твоего правления.

– Это не геноцид. Ты остался.

Йозеф вскарабкивается на перила балкона.

– Мы не закончили. Если мне придётся в одиночку прийти за тобой, я приду.

– Нет, не придёшь.

Я бросаю нож. Он входит в горло Йозефа и выходит через позвоночник. Он падает навзничь с балкона. А я был так близок к тому, чтобы отпустить его, потому что я вроде как наебал его, и он был таким побитым и жалким, что мне стало жаль его. Но я потерял бдительность с Джеком, и тот украл моё лицо. Я доверял Мейсону, и тот затащил меня в ад. Даже Люцифер использовал меня, чтобы вернуться домой. На сегодняшний день это официально зона нулевой слабины для настоящих монстров.

Я возвращаюсь к окну и оглядываю своё странное королевство Конвергенции. Это не ад, и это не Лос-Анджелес, но я бывал во Фресно[751], так что видал и похуже. Я достаю из кармана Сингулярность и смотрю, как вращаются друг вокруг друга чёрная и белая булавочные головки.

Я пережил арену и Мейсона здесь внизу, и я пережил Уэллса, Аэлиту и Золотую стражу там наверху. У меня всё ещё есть две ноги, два глаза, рука и что-то очень похожее на руку. Я снова в Пандемониуме, так что держу пари, что Касабян меня видит. Может, я выучу семафорную азбуку Морзе, чтобы отправлять сообщения Кэнди. И я был бы не прочь убить Аэлиту. Она в самом верху моего адского списка дел. Ага. Возможно, это не так уж и плохо.

Думаете, я не могу здесь больше оставаться? Я вырос в Лос-Анджелесе и выжил, чтобы рассказать об этом. Ад – это тот же Лос-Анджелес с паршивыми фотографиями. Мы по яйца в дерьмовом Даунтауне, но знаем и признаём это. Однажды я вернусь домой, и когда сделаю это, то найду ангела с моим лицом и буду пинать его костлявую задницу от «Цыплят и Вафель Роско» до Жемчужных Врат и обратно. Может, сейчас меня и называют Люцифером, но я всего лишь дьявол на полставки, так что не сбрасывайте меня со счетов. И не тратьте весь виски и все сигареты. Я вернусь.

Ричард Кадри
Дьявол сказал: «Бах»
Сэндмен Слим – 4

Джинджер и Диане за то, что сделали это возможным. И Холли, Саре и Дейву за подливку.

Легко ступить ногою в ад;

И день, и ночь врата его открыты.

Но вот назад пройти свой путь,

Из царства тьмы, чтобы вернуться,

О трудно это, даже невозможно.

«Энеида», Книга 6

В этом мире есть два типа людей, мой друг: те, у кого револьвер заряжен, и те, кто копают. Ты будешь копать.

КЛИНТ ИСТВУД, «Хороший, Плохой, Злой»

Перевод Иванова Г.А., 2023

Я выбираю мелодию в музыкальном автомате и проверяю, чтобы он был включён погромче. Я загрузил в музыкальный автомат сотню или около того дьявольских мелодий. Адовский Совет терпеть не может, когда я прихожу на совещание с полным карманом мелочи. Дикий Билл, бармен, тоже это ненавидит, но он проклятая душа, которую я нанял на эту работу, так что понимает, почему я это делаю. Я направляюсь обратно к столу и киваю ему. Он качает головой и возвращается к протирке стаканов.

Лес Бакстер[752] заканчивает зловещий «Дьявольский культ», когда я подсаживаюсь к остальным членам правящего Совета Ада. Мы здесь, в «Бамбуковом доме кукол» уже пару часов. У меня болит голова от отчётов, пересмотренных графиков и компетентных мнений. Если бы у меня не было музыки, чтобы всех раздражать, то, скорее всего, к этому времени я бы их уже поубивал.

Буер[753] пододвигает в мою сторону набор чертежей.

Адовцы похожи на маленьких демонов на той картине Иеронима Босха «Сад земных наслаждений». Некоторые выглядят вполне по-человечески. Некоторые выглядят как зелёные дьяволы на старых бутылках из-под абсента. Некоторые похожи на то, что выблёвывают монстры после долгих выходных поедания других монстров. Буер выглядит как каракатица в костюме «Хьюго Босс» и пахнет как мусорный контейнер зоомагазина.

– Что ты думаешь об этих колоннадах? – спрашивает он.

– Колоннадах?

– Да. Я переделал колоннады.

– Что, блядь, за колоннады?

Генерал Семиаза, верховный главнокомандующий легионами Ада, вздыхает и указывает на ряд опор в центре страницы.

– Это колоннада.

– А.

Я ни черта не могу сказать, отличаются ли эти рисунки куриной лапой на чертежах от последней пачки рисунков куриной лапой, которые показывал мне Буер. Я говорю первое, что приходит в голову.

– Те статуи были здесь раньше?

Буер размахивает своими маленькими щупальцами каракатицы и водит пальцем по бумаге.

– Они новые. Разные значки для каждой из Семи Благородных Добродетелей.

Он не лжёт. Они все здесь. Все они там. Все эти личностные причуды, придающие адовцам огромный культурный стояк. Коварство. Беспощадность. Свирепость. Лживость. Молчание. Сила. Блаженство. Они представлены коллекцией демонических мраморных фигур с кожистыми крыльями и раздвоенными языками, изогнутыми шипами и острыми как бритва спинными плавниками, группами глаз на стебельках и паучьих лап. Колоннады выглядят как самое ебанутое поле для мини-гольфа во Вселенной, и они расположены там, где должна быть новая Городская Ратуша.

– У меня идея. Как насчёт того, чтобы вместо «Легиона Смерти» поставить «Крысиную стаю» с композицией «Удача быть леди»?

– Прошу прощения? – говорит Буер.

– Я имею в виду, что это выглядит слегка по-фашистски.

– Спасибо.

– Это был не комплимент.

Я отталкиваю чертежи заострёнными пальцами уродливым протезом левой руки. Буер не знает, как реагировать. Как и никто из них.

Присутствуют строитель Буер, генерал Семиаза, ведьма Обизут и политик Мархосиас[754]. Подобные Советы были у древних греческих королей, и так как один друг намекнул, что мне следует почитать о греках, у меня тоже есть Совет. Последний член Совета – Люцифер. Это я. Но я вернусь к этой части позже. Мы пятеро – те самые светлые умы, предположительно отвечающие за Ад. В действительности мы кучка второразрядных механиков, пытающихся не дать колёсам оторваться от пылающего бензовоза, который несёт прямо на школьный автобус, полный сирот и котят.

Весь Совет уставился на меня. Я здесь уже сотню дней и, тем не менее, каждый раз, когда я произношу что-то, кроме «да» или «нет», они смотрят на меня, как на говорящего жирафа. Просто адовцы не привыкли, чтобы люди отвечали им. Ничего страшного. Я могу это использовать. Пусть они считают меня немного странным. Немного непонятным. Играть в Дьявола проще, когда никто понятия не имеет, что ты собираешься сделать или сказать дальше.

Они всё ещё ждут. Пусть ждут.

Подобные совещания у нас каждые пару дней. Мы восстанавливаем Ад после того, как тот сгорел в огне, как бикини из флэш-бумаги, когда первоначальный Люцифер, настоящий Люцифер, свалил из города, всучив мне эту работу. Проблема для остальных членов Совета заключается в том, что я не знаю, как быстро хочу вернуть Даунтаун в рабочее состояние.

– Я не против адовской гордости. Сейчас смутные времена, команда на последнем месте, и им нужна группа поддержки. Клёво. Но я не хочу, чтобы столица Ада выглядела так, словно мы вот-вот собираемся печатным шагом войти в Польшу, – говорю я Буеру.

Обизут поворачивает чертежи к себе. Я всё ещё не знаю, как она выглядит. На ней маска из слоновой кости, скрывающая всё, кроме глаз, а их прикрывает занавес из золотых бусин.

– Дизайн Буера расширяет и подчёркивает многие классические исторические мотивы адовского дизайна. Мне они нравятся, – говорит она.

Обизут отвечает за духовную сторону восстановления, и обычно не комментирует подобные вещи. Я её расстроил. Хорошо.

– Эти атрибуты нацистского Диснейленда – слишком дёшево и просто. Похоже на то, что придумали бы Кисси, – говорю я.

Это удар ниже пояса. Назвать адовца Кисси – это как назвать Чака Нориса Иосифом Сталиным. Буер смотрит так, словно хочет сигнальным факелом затолкать эти чертежи мне в глотку. Обизут и Семиаза глядят на меня так, словно застукали меня за поеданием печенья перед ужином. Мархосиас поднимает брови, что равносильно тому, что она в шаге от того, чтобы вызвать меня на дуэль на рассвете.

Обычно подход Плохой Папа работает. Адовцы помешаны на социальной иерархии, и мне приходится регулярно напоминать им, кто на вершине. Теперь им нужно, чтобы Хороший Папа погладил их по головке, прежде чем всё пойдёт как в «Гензель и Гретель», и я окажусь в духовке печи.

– Буер, ты талантливый парень. Ты собираешься перестроить весь Пандемониум впервые за примерно миллиард лет. Ни у кого больше не будет подобного шанса. Отбрось хрень Альберта Шпеера[755] и используй современный подход. Когда Бог зашвырнул вас, падших ублюдков, в Ад, строители были единственными, кто видел его как нечто больше, чем груду камней и пыли. Сделай это снова.

Не могу поверить, что я учусь, как работает политика и придворные интриги. Я немного чувствую себя подлым. Я скучаю по избиению людей. Это честная работа, но в последнее время мне не часто приходится заниматься ей.

Мархосиас качает головой. Она тощая, бледная и похожа на птицу, но инстинкты у неё скорее, как у велоцираптора.

– Не уверена. В нестабильные времена народ нуждается в утешении. Им нужно знакомое.

– Нет. Не нужно. Им нужно увидеть, что у руководства есть яйца и видение. Им нужно увидеть, что мы создаём новый, больший и лучший Ад, чем у них когда-либо был прежде.

Обизут слегка кивает сама себе.

– Я бросала камни сегодня утром, и, хотя мне нравится работа Буера, если всё должно поменяться, то знаки в благоприятном расположении для этого.

– Видите. У нас благоприятное расположение и всё такое. Мы в шоколаде. Давайте нарисуем несколько новых планов.

Я беру из миски на столе горсть маленьких крекеров и отправляю их в рот один за другим. На самом деле, это жареные яйца дриттов. Дритты – это крупные надоедливые адовские песчаные блохи. Знаю, звучит отвратительно, но это Ад. Кроме того, если жарить что-то достаточно долго, оно становится приятным. Яйца дритта идут как жареный попкорн.

Семиаза на этих совещаниях практически ни на что не реагирует и тщательно подбирает слова.

– Ты неделями отвергаешь все наши идеи. Свои идеи у тебя есть?

– Я беспокоюсь, что это место в итоге окажется похожим на Лос-Анджелес. Весь с адовскими торговыми центрами, футболками и стриптиз-барами. Пандемониум, который я помню, больше город в стиле Бела Лугоши-и-тумана. Когда мне нужно выбирать между «Мрачными тенями» и сумками на пояс, я каждый раз буду переходить на тёмную сторону. Кто-нибудь из вас видел фильм Фрица Ланга «Метрополис»?

Они качают головами.

– Он бы вам понравился. В нём о воротилах, выбивающих из пролетариев дерьмо в городе, состоящем из небоскрёбов высотой в милю, изрыгающих дым машин и офисных башен, похожих на трахающих космические корабли драконов. Это место опрятное, точное и душераздирающее, но стильное. Совсем как вы. Так что это домашнее задание для всех. Посмотрите «Метрополис». Он есть в меню по запросу.

Всё верно. Ад крадёт кабельное. Позовите копа. Три самых популярных телешоу в Даунтауне – это Луча Либре[756], японские игровые шоу и «Семейка Брэди»[757], которые, по мнению адовцев, являются глубоким антропологическим исследованием жизни смертных. Надеюсь, просмотр «Брэди» угнетает их так же сильно, как меня угнетает пребывание в ловушке здесь, в говнопроводе Творения.

– Сделаем перерыв. Мне нужно выпить.

Я подхожу к барной стойке и сажусь. Я заставляю Совет проводить совещания здесь по паре причин. Первая заключается в том, что адовцы любят свои ритуалы, и процесс достижения результата – это как японская чайная церемония, скрещённая с Торжественной Мессой, только ещё медленнее. Здесь достаточно ритуальных размахиваний руками, чтобы усыпить Далай-ламу.

Вторая причина – это место. Это адская версия моего любимого бара в Лос-Анджелесе, «Бамбукового дома кукол». Главное различие между этим и другим «Бамбуковым домом» заключается в том, что баром в Лос-Анджелесе управляет Карлос. В Аду же мой пра-пра-пра-дедушка, Дикий Билл Хикок.

Когда я присаживаюсь, Дикий Билл уже приготовил для меня стакан Царской водки.

– Что думаешь? – спрашиваю я.

– О чём?

– О чём. Об этом чёртовом совещании.

– Думаю, ты собираешься свести этих парней с ума.

– Там не только парни.

Он прищуривается, глядя на Совет.

– В этой компании есть дамы?

– Две.

– Чёрт. Я так и не научился различать адовцев. Потому что по мне все они сукины свиноёбы, так какое мне дело до того, если я ошибусь и задену их чувства?

Не думаю, что управление баром когда-либо было работой мечты Билла, и он не из тех, кто рассыпается в благодарностях, но я знаю, что здесь ему нравится больше, чем в Батчер-Вэлли. Билл умер в 1876 году, был проклят, и с тех пор в качестве наказания сражался врукопашную с другими убийцами и стрелками в той адской дыре. Вытащить его было наименьшим, что я мог сделать для семьи.

– Кто-нибудь доставляет тебе неприятности? Им известно, на кого ты здесь работаешь?

– Полагаю, все уже в курсе. Что меня не особо радует. Я не привык, чтобы другие дрались за меня в моих драках.

– Подумай об этом следующим образом. Это заведение не просто для того, чтобы у меня было где выпить. Оно для того, чтобы показать голубым кровям, кто здесь главный. Если кто-то достаёт тебя, это означает, что они достают меня, и мне нужно сделать что-то громкое и грязное в связи с этим.

Он затягивается сигарой и кладёт её на край стойки. По всему дереву видны следы ожогов.

– Похоже, это тяжёлая работа – изображать Старого Ника. Не завидую тебе.

– Я сам себе не завидую. И ты не ответил на мои вопросы.

Он с минуту молчит, всё ещё злясь, что я справляюсь о его благополучии.

– Нет. Никто конкретно не изводит меня. Эти ящероподобные ублюдки не особо приучены к туалету, но они обращаются со мной не хуже, чем обращаются друг с другом. И они творят это только тогда, когда тебя с товарищами нет рядом. Вот тогда и появляются дебоширы.

– Если услышишь что-то интересное, ты знаешь, что делать.

– Может, я и мёртв и проклят навечно, но не безмозглый. Я помню.

Мы поворачиваемся и смотрим на Совет.

– Так кто, по-твоему, собирается убить тебя первым? – спрашивает он.

– Никто из них. Семиаза слишком дисциплинирован. Он видел, как Ад разваливался на части в прошлый раз, когда у него не было Люцифера. Я не чувствую запаха убийства ни от кого из остальных. А ты?

Я допиваю свой стакан. Он наливает мне ещё, и один себе.

– Не от них напрямую. Но я узнал, что по крайней мере один всё записывает и передаёт тому, кто будет фактически забивать кабанчика.

– Вот почему я торможу восстановительные работы. Держу крутых парней при деле и разбросанными по всему Пандемониуму. Затрудняю им планирование моей трагической кончины.

– Забавно слышать подобный кровавый разговор. При жизни я не особо любил строить планы, и мне никогда и в голову не приходило, что когда-нибудь кто-то ещё в семье унаследует эту черту характера.

– Это новое. С тех пор, как перебрался в резиденцию Люцифера, я много времени провожу в библиотеке. Я никогда прежде не читал ничего длиннее обратной стороны обложки видеокассеты. Думаю, это вывихнуло мне мозг.

– Книги и женщины доведут до этого. Просто не нужно обдумывать такие масштабные мысли, что забываешь прислушиваться, не подкрадывается ли к тебе что-то сзади.

– Я никогда не читаю, сидя спиной к двери.

Он кивает и залпом выпивает стакан.

– Всё, что требуется, – это лишь один раз, – говорит Билл. Он смотрит мимо моего плеча. – Мне кажется, твои друзья заждались тебя.

– Увидимся, Дикий Билл.

– Задай им аду, парень.

Когда я возвращаюсь, остальные выглядят нетерпеливыми. На секунду я вспоминаю Кэнди в Лос-Анджелесе. После почти годичного знакомства, мы наконец сошлись прямо перед тем, как я спустился сюда. Удалось выжать два счастливых дня вместе. Что бы она подумала о правящей элите Ада, ловящей каждое моё слово? Наверное, ржала бы до усрачки.

– Сегодня мы всё сделали правильно. Знать, чего ты не хочешь, это ничуть не хуже, чем знать, чего хочешь. Давайте встретимся здесь в это же время через три дня. Буер, тебе хватит этого времени, чтобы набросать несколько идей?

Он кивает.

– Я посмотрю вечером твой «Метрополис». И подготовлю тебе что-нибудь к следующему совещанию.

– Тогда на этом всё. У кого-нибудь есть вопросы? Какие-нибудь соображения? Какие-нибудь рецепты бананового хлеба, чтобы поделиться с классом?

Ничего. Ад – это жёсткое место. Они собирают бумаги и записи. Складывают в кожаные сумки и портфели.

– Спасибо, что пришли.

Я направляюсь обратно к барной стойке, где Дикий Билл уже наливает мне выпить. Мне нужно покурить. Достаю пачку «Проклятия» и закуриваю. Может, это и Ад, но, по крайней мере, можно курить в барах.

Билл наливает второй напиток в другой стакан и уходит.

Позади меня Мархосиас. Она делает так иногда после совещаний. Говорит, что хочет попрактиковаться в английском. Я не возражаю; после трёх месяцев разговора только на адовском, моё горло чувствует себя так, словно я полоскал его кровельными гвоздями.

– То, что ты сказал Буеру, либо очень грубо, либо очень умно, – говорит она.

– Дьявол имеет право и на то, и на другое. Так написано в руководстве. Взгляни сама.