Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 317 страниц)

– Возможно, я был немного резок. Я только смирился с тем, что мёртв. И он ударил первым.

– Тогда, полагаю, всё в порядке.

Нешама пересекает парковку и смотрит на другую часть ада. Оттуда вид ничуть не лучше. Я ничего не говорю, потому что вижу это на его лице.

– Кстати, он больше не Люцифер. Он Самаэль[715], – говорит Нешама.

– Слышал. Кстати, насчёт твоих детей, что это за история с Аэлитой? По сравнению с ней, Лилит[716] – мать Тереза. Она недостаточно общалась с Папочкой?

– Ты не родитель. Не указывай, как мне воспитывать мою семью.

– Не знаю, что у неё, комплекс Электры[717], Эдипов комплекс[718] или опрелость, но она действительно желает тебе смерти. Тебе нужно накачать ее прозаком[719].

Мы обходим всю крышу. Небо остаётся сплошной массой дыма. На горизонте грохочут землетрясения.

– Я знал, что Люцифер был смутьяном, но я также знал, что он вырос из этого. Но я никогда не думал, что это произойдёт с Аэлитой. Я пытался поговорить с ней, но, по-моему, это гиблое дело.

– Ты всегда можешь убить меня. Вот чего она действительно хочет.

– Не думай, что я не рассматривал такой вариант. И это не то, чего она хочет. Ты просто симптом того, что она считает более серьёзным заболеванием.

– Звучит так, словно она стала гностиком в отношении тебя и тоже считает Папочку демиургом.

Он поворачивается и смотрит мне в глаза.

– Кто ты, чёрт возьми, такой, чтобы говорить о непослушных детях? Вся твоя жизнь – сплошные разрушения. Ты не глупый мальчишка. Почему ты ищешь неприятностей?

– Потому что один из твоих ангелов разрушил жизни моих матери и отца, и сделал меня Мерзостью. Когда я наконец нашёл своего настоящего отца, тот сказал мне, что всё, чем я был и всегда буду, – это убийцей. Не совсем «Оставь это Биверу», не так ли?

– У всех нас есть свои проблемы. Посмотри на этот бардак.

Нешама опирается локтями на низкую стену. Я делаю то же самое.

– Некоторые из древних греков считали, что мир не мог бы быть таким жестоким бардаком, если бы это не было сделано нарочно. Они говорили, что тот, кто или что создал его, в глубине души должен быть злым.

– А ты как считаешь? – спрашивает он.

Я шарю в кармане в поисках сигареты, которой, мой мозг знает, там нет, но моему телу всё равно нужно проверить. Я сгибаю новую руку и провожу ею по бетону, ощупывая шероховатую поверхность.

– Я в обоих случаях не уверен на сто процентов. Но, навскидку, на самом деле я не считаю тебя злым. Просто тебе это оказалось не по зубам. Ну, или как ребёнок, получающий отметку в своём табеле успеваемости. «Если бы Чет приложил усилия, уверен, он смог бы добиться больших успехов в учёбе».

– Забавно, это то, что мы чувствуем к тебе.

– Я нефилим и убийца. Ты считаешь меня злым?

– Я в обоих случаях не уверен на сто процентов. Кроме того, есть вещи и похуже, чем быть убийцей.

– Как насчёт «Не убий»?

– Как насчёт армии Египта, которую Моисей утопил, сомкнув над ними Красное море? Думаешь, он смог бы обратить их вспять несколькими добрыми словами? Думаешь, я смог бы сделать это здесь? – Он указывает на город внизу. – Хочешь знать разницу между убийцей и душегубом?

– Конечно.

– Она в том, куда ты направляешь пистолет.

Это больше похоже на Ветхозаветного парня, которого я искал.

– Ну, беседа была маленьким кусочком рая, – говорю я. – Но мне нужно придумать, как взобраться на этот холм, чтобы сотворить пару чудес и спасти Вселенную. Ты не в настроении помочь или что-нибудь в этом роде?

Он смотрит вдаль и улыбается.

– Полагаю, всё в твоих руках.

– Это была грёбаная шутка?

– Извини. Не удержался.

Я делаю пару шагов, чтобы уйти, когда слышу, как он кашляет.

– Думаю, у тебя есть кое-что моё.

– А, точно.

Я подхожу и даю ему кристалл.

– Мунинн говорит, что это ваш страховой полис. Если всё закончится, вы сможете начать всё сначала.

– Он так тебе сказал? Правда в том, что никто не знает, что получится, но кое-что лучше, чем ничего.

– Ты и Мунинн, это как Иисус и Люцифер, не так ли? Один – сердце, а другой – голова.

Он кладёт кристалл в карман своего красного жилета в обтяжку.

– Он младший. Я старший. Вот и считай.

– Что случится, если Аэлита убьёт одного из вас?

Он перегибается через стену и смотрит вниз на улицу.

– Видишь тот люк внизу? У меня такое ощущение, что если ты спустишься внутрь и пройдёшь ровно триста тридцать три шага на запад, то найдёшь то, куда хочешь попасть.

– Серьёзно? Почему именно такое количество?

– Потому что именно столько их и есть. Не триста тридцать два или триста тридцать четыре. Отсчитай триста тридцать три и посмотри вокруг. Ты будешь там.

– Серьёзно? Спасибо, чувак. И это после всего того, что я наговорил о тебе за эти годы.

– Не переживай. Я говорил то же самое о тебе.

– Ты будешь здесь, когда я закончу с холмом?

Он пожимает плечами.

– Трудно сказать. Мои пути неисповедимы.

Я направляюсь к пандусу, гадая, не понадобится ли мне что-нибудь, чтобы поднять крышку люка.

– Рад был познакомиться, Человек-паук!

Я оглядываюсь. Нешама машет рукой, к его лицу прилипла ухмылка до ушей. У меня нет выбора. Я завожу старую мелодию, которую раньше горланила моя мать, когда изрядно набиралась мартини.

На дьявольском балу

В чертоге дьявола

Я видел самого смешного дьявола

Которого когда-либо видел

Танцуя с дьяволом

Ах ты, маленький дьяволёнок

Танцуя на дьявольском балу.

Он возвращается в город.

– Ага, и ты тоже иди на хуй, пацан.

Есть детская игра, которая звучит примерно так: «Не думай полчаса о белом медведе, и выиграешь доллар». Никто никогда не выигрывает, потому что в тот момент, как кто-то говорит «белый медведь», это всё, о чём ты можешь думать. Когда тебе говорят, что твоя жизнь зависит от того, чтобы пройти ровно 333 шага, это во многом похоже. Ты считаешь на пальцах, но что, если отвлёкся и пропустил число? Что, если повторил дважды? Откуда ты знаешь, что каждый шаг проходишь такое же расстояние, как и все другие? У меня должны быть калькулятор, рулетка и Человек дождя[720] в качестве консультанта. Если я посчитаю неправильно и не найду выхода, возможно, мне следует продолжать идти. Нет. Я могу оказаться здесь навсегда, и, если это только единственный Апокалипсис на клиента, я не хочу его пропустить.

330. 331. 332. 333.

Я останавливаюсь и осматриваюсь по сторонам. Сквозь трещину в стене слева от меня проникает свет. Я просовываю в щель палец. Такое ощущение, что это служебная дверь, которая была заварена, но работа была проделана небрежно, и с тех пор влага в туннелях поработала над швами. Я просовываю в щель новую руку, выкрашивая слои проржавевшего железа и облупившейся краски. Новая рука отлично справляется. Она чувствует форму и шероховатость металла, но при этом не кровоточит и не ощущает боли. Возможно, мне следует её оставить. Когда в двери появляется чистая чёткая щель в пару сантиметров шириной, я упираюсь ногами и протискиваю в неё плечо и тело. Металл поддаётся, разбрасывая канализационную плесень и листы ржавчины размером с листья дуба.

Оборванные психи спят на полу, а грязные матрасы стащили вниз из палат наверху. Они не так уж сильно отличаются от тех, которых я видел на улице. Может, эти продвинулись чуть дальше по дороге в Страну Конфет[721]. Остальным удалось бежать, но эти бедламские овцы так и не покинули пастбище. Они пускают слюни пялятся на меня, когда я прохожу через старую служебную дверь.

Я в вестибюле того, что в моем старом мире было Обсерваторией Гриффит-парка. Эта версия не похожа на ту, куда Галилей заглянул бы отлить. Полы и стены из голого цемента. Большая открытая палата и одиночные камеры по кругу на нижнем этаже. Двери всех камер разблокированы или выбиты. Находящиеся там психи наблюдают, как парочка старых душ, возможно, ведьм, пускают пыль из крошечных изумрудных пирамидок по орбите вокруг хрустальных кубов в виде воображаемых созвездий.

На втором этаже более колоритные типы. Джек сказал, что в психушке были адовцы, и для разнообразия не солгал. Там их несколько, вперемешку с человеческими душами. Они играют в игры, которые, возможно, понятны лишь им одним, бросая бутылки с зельями и кости людей либо животных, а затем рисуя кровью и дерьмом на полу символы. Когда рисунок закончен, все делают шаг и принимают новую странную позу. «Подземелья и Драконы» для настоящих чудовищ в реальном подземелье.

Третий этаж – это старомодный чёрно-белый «Бедлам»[722] Бориса Карлоффа, который я искал. Тусклый, влажный вонючий. Вот где они держат однопроцентников[723]. Все камеры на нижних двух этажах открыты, а эти снабжены засовами двойной толщины, окружёнными связующими заклятиями. И они работают, потому что большинство камер всё ещё заняты.

Хорошая новость заключается в том, что эти немногие сбежавшие из своих камер пациенты третьего этажа представляют большую опасность для себя, чем для меня. Два грязных адовца катаются по полу, грызя смирительные рубашки друг другу. Не могу сказать, они пытаются помочь или съесть друг друга. Судя по дырам в материале и их сломанным зубам, похоже они занимаются этим уже давно и безуспешно. Тем не менее, следует отдать им должное за упорство.

Внезапно из темноты появляется адовец размером с Человека-Краба и ковыляет мимо, не глядя в мою сторону. Должно быть, он был прикован к стене своей камеры. У него на запястьях металлические наручники и цепи, и он волочит за собой два огромных резных камня. Судя по глубоким царапинам на полу, похоже, всё, чем он был занят всё время с тех пор, как выбрался, – это бесконечно волочил по третьему этажу тяжёлые цепи и камни. Когда он проходит мимо запертых камер, проклятые души и адовцы колотят в двери и воют на него.

От главного коридора в сторону ведёт короткий проход. Худшие из худших будут там. Я тихо прохожу по нему и заглядываю за угол. Там всего лишь два охранника. Вот где будет Элис. У меня перехватывает дыхание. Это самое близкое, что я был к ней за последние одиннадцать лет, и на пути всего лишь парочка скучающих швейцаров.

Впервые за то время, что я здесь внизу, мне страшно. В обычной ситуации я бы вытащил наац и попёр бронтозавром на двух паршивых охранников. Но если я совершу какую-либо поразительную глупость, в камере может оказаться ещё один охранник, который может убить Элис. Ангел напоминает мне, что ещё я ношу совершенно новую руку, которой никогда не пользовался в бою. В кои-то веки мне нужно всё обдумать.

Пару минут спустя волочащий камень адовец сворачивает в этот конец коридора. Охранники у камеры Элис даже не поднимают глаз. Они сотни раз слышали, как он проходит мимо. Охранники не могли бы выглядеть более скучающими.

Я распластался по стене. Когда захолустный Сизиф проходит мимо, я достаю чёрный клинок и перерезаю его тяжёлые цепи, одновременно давая лёгкий пинок под зад. Недостаточно, чтобы причинить ему боль. Но достаточно, чтобы вытолкнуть его в боковой проход. Охранники станут первыми, кого он увидит, когда поймёт, что свободен.

Сперва он стоит там, скорее всего, потеряв равновесие из-за свалившегося со спины большого груза. Затем смотрит на свои пустые руки. Видит тёмную гангренозную плоть вокруг кандалов, где они впивались в его запястья бог знает сколько времени. Охранники недовольны. Они хотят, чтобы он продолжал таскать камень. Они не хотят, чтобы он усовершенствовался. Должно быть, парень с кандалами улавливает негативные волны охранников, потому что направляется прямо к ним, чтобы поговорить по душам. Не совсем уверен, что они говорят, но я слышу много «ай» и «не вздумай», а также хруст, который у меня ассоциируется со сломанными костями. Ангел напоминает мне быть терпеливым и подождать, пока беседа стихнет сама по себе.

Через пару минут всё ещё дезориентированный гигант выходит из коридора. Он покрыт кровью и другими разноцветными жидкостями, о которых я не хочу думать. Он смотрит на свои камни, в отчаянии и потерянный без них. Я подхожу и беру конец одной из цепей. Он поднимает глаза, когда слышит, как звенья гремят друг о друга. Я протягиваю ему цепь. Он глядит на меня целую минуту. Не уверен, что он видит. Может, сумасшедшие способны видеть сквозь чары? На моё лицо всё ещё налеплена кожа адовца, так что весьма странно, когда на меня смотрят, словно видят моё живое тело.

Он медленно протягивает руку. Я обматываю цепь вокруг его ладоней и смыкаю его пальцы на металле. Он наклоняется вперёд. Вес другой, но достаточно знакомый, чтобы он знал, что делать. В тот момент, когда опускает голову, он забывает обо мне. Он упирается и тянет. Камни у него за спиной успокоительно скребут по полу.

Я иду по боковому проходу, перешагивая через ошмётки охранников, пока не подхожу к двери в конце. Она заперта, и смотровая задвижка заварена. Я не могу быть на сто процентов уверен, что находится по ту сторону. Я вскрываю клинком железный навесной замок. Не успевает тот упасть на пол, как я изо всех сил пинаю дверь ногой. Она поворачивается, и когда дверь распахивается и ударяется о стену, одна из петель лопается.

Когда я вхожу внутрь, то слышу сдавленный вскрик из самого дальнего, самого тёмного угла камеры. Он звучит ужасно по-человечески.

– Элис?

Ничего.

– Элис?

И секунду спустя вот она. Одиннадцать лет я ждал этого. Я потерял счёт тому, сколько существ убил, и как уничтожал всё на своём пути. Меня избивали, закалывали, сжигали и калечили в двух планах бытия, чтобы настал этот момент. И вот я здесь, и вот она здесь, и мы вместе в одной комнате, возможно, за несколько часов до конца всего. Мне хочется схватить её и целовать, но я не думаю, что это чувство взаимно.

Она стоит, прижавшись спиной к дальней стене и оскалив зубы. Она держит деревянный кол. Похоже, она отломила ножку от стула и заточила её о пол. Это моя девочка.

– Элис…

– Не подходи ко мне! – кричит она и пинает в меня покрытую зловонными помоями металлическую тарелку. Эти тупицы пытались кормить её адовской едой? Даже я не стал бы есть большую часть этой дряни, а я не прибыл сюда прямым рейсом с Небес.

– Всё в порядке, – говорю я ей, – это я. Я пришёл забрать тебя отсюда.

Она поднимает кол выше.

– Я никуда не пойму с тобой, мудак! Оставь меня в покое!

В камере только одна маленькая масляная лампа. Всё, что она может видеть, – это мой затенённый профиль от света в коридоре. Я подхожу ближе, так что я больше не призрак.

– Элис. Я пришёл спасти тебя.

Она делает выпад и глубоко вонзает кол мне в грудь. Меня отбрасывает к стене. Пару месяцев назад Кэнди дала мне противоядие от укуса зомби на кончике ножа, а теперь это. Почему все женщины, которые мне нравятся, в конце концов пыряют меня? В данном случае ответ очевиден. Я так обрадовался идее, что наконец-то увижу её, что забыл, что щеголяю робожучиной рукой и лицом адовца. Я вытаскиваю деревяшку из груди и швыряю в коридор. Даже безоружная, Элис выглядит так, словно готова сыграть со мной во Фрайзера и Али[724]. Она всегда была такой. Никогда ни перед чем не отступала.

Ты действительно собираешься пожертвовать собой, чтобы спасти своего главного предателя? Медея, заткнись. У нас тут особенный момент. И теперь я знаю, что ты лгала, так что давай.

Даже проткнув, меня не убьёшь, но так больно, будто носорог сделал прививку от гриппа своим рогом. Я сажусь на деревянный стул, который Элис не сломала, и откидываю капюшон с головы своей новой жучиной рукой. Мои ботинки скользкие от внутренностей мёртвых охранников. Моё пальто покрыто кровью и пахнет как канализация. И в придачу моё лицо. В те несколько секунд, когда я впервые увидел её, мне показалось, что я больше не Сэндмен Слим. Я был обычным скучным стариной Джеймсом Старком. Вместе с болью возвращается истина. Я в адовой психушке, вонючий, искалеченный и противный. Наконец-то я тот монстр, которым всегда себя называл.

Не могу удержаться от смеха. Больше ничего не остаётся. Спускайтесь в самые глубокие, самые тёмные уголки ада, и поймёте, о чём я. Здесь внизу всё время смеются. Я лезу в карман пальто и шарю там. На секунду я даже не знаю, чего ищу. Вытаскиваю то, что Мустанг Салли велела принести мне через Чёрную Георгину. Мои руки в крови от раны на груди, и я оставляю липкие красные отпечатки по всему маленькому пластиковому кролику. Я вытираю его о своё пальто, но только размазываю кровь. В пизду.

Я бросаю кролика туда, где в углу прячется Элис.

– Собирался принести тебе индейку на ужин, так как мы пропустили Рождество, но она не поместилась бы в моё пальто, так что придётся тебе довольствоваться этим.

Я вижу, как рука выныривает из темноты и исчезает обратно внутри. Моя грудь пылает, но рана уже затягивается. У меня сводит ноги. Я хочу подняться, но не хочу спугнуть её. Хотелось бы мне, чтобы Бог не заставлял меня избавиться от сигареты.

Вскоре я слышу: «Джим?».

Я её не вижу, в отличие от ангела у меня в голове. Он показывает мне её очертания в глубокой темноте. Удерживающие её единым целым атомы такие же, что и воздух вокруг её, её одежда, стены и пол. И я. Никакой разницы.

– Джим?

– Привет, Люси. Я дома.

Она медленно подходит ко мне, всё ещё опасаясь, что это уловка. Мне знакомо это чувство.

– Джим. Ты?..

– Я не мёртв, и я не адовец. Мне просто пришлось одолжить лицо, чтобы добраться сюда. Поверь мне. Это не самая странная вещь, которую я делал с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Она опускается на колени и смотрит мне в глаза, но держится на некотором расстоянии. Элис всегда была самой умной. Она читала книги и думала, прежде чем что-то сказать. Иногда она говорила самые важные вещи без слов. Это всё были маленькие физические реакции.

Она слегка качает головой, почти подсознательное движение.

– Это действительно ты там?

– Ты скажи мне.

Она глядит вниз на мою человеческую руку. Я переворачиваю её, чтобы она могла видеть тыльную сторону. Как будто она пытается прочесть тайну в этих линиях. Но эта рука в таких шрамах, что я сомневаюсь, что она найдёт в ней что-то знакомое.

– Кем бы ты ни был, тебе действительно надо что-то делать с этими кутикулами, – говорит она.

– Все салоны красоты здесь внизу закрыты или подожжены.

Она встаёт и смотрит на меня сверху вниз.

– Скажи что-нибудь, что только Джим бы сказал.

– Вот дерьмо.

– Прекрасное начало. Продолжай.

Я пытаюсь думать, но мой мозг подморожен.

– У Видока наша старая квартира. Он использует зелье, которое делает её невидимой и заставляет всех остальных забыть о её существовании, так что ему не нужно платить за аренду. Он живёт там с милой девушкой, которая сейчас худу-доктор, но раньше работала в моём видеомагазине. Ах, да. У меня есть видеомагазин. Помнишь Касабяна? Раньше магазин принадлежал ему, но я отрезал ему голову, так что теперь магазин мой. Голова Касабяна теперь мой сосед по комнате. Он крадёт мои сигареты и пьёт моё пиво. Обычно мы живём над магазином, но сейчас его ремонтируют, так что мы разместились в отеле. Я наконец-то встретил своего настоящего отца. Он был архангелом, но сейчас мёртв. Я очень скучал по тебе.

Она скрещивает руки на груди. Кивает на меня.

– Что случилось с твоим лицом?

– Мне пришлось избавиться от него, чтобы добраться сюда, а это было единственным свободным.

– Надень его обратно. Я хочу увидеть тебя настоящего.

Я смотрю в пол, улыбаясь.

– Конечно, хочешь. Но его здесь нет.

– Где оно?

– Его стащил Джек-Потрошитель.

Она делает глубокий вдох и выдыхает. Я никогда не привыкну к виду того, как мёртвые дышат. Или имитируют воспоминания о дыхании. Не знаю, что это такое.

– Я почти верю тебе. Расскажи что-нибудь ещё.

– Мне почти год снились престранные сны о тебе. Я знаю, что некоторые были просто старыми добрыми снами, но другие отличались. Как будто ты в самом деле разговаривала со мной.

Она слегка хмыкает.

– Мне тоже снились сны о тебе. Некоторые были такими, как ты и сказал. Просто сны. Но мне кажется, что некоторые были чем-то бо́льшим. Словно мы разговаривали друг с другом. В одном из них я видела другую девушку. У неё был акцент.

– Это Бриджит. Она чешка. И охотник на зомби. Она бы тебе понравилась.

– Звучит забавно. Она твоя девушка?

Я качаю головой.

– Я едва не превратил её в нежить, так что у нас ничего не вышло. Но недавно я начал кое с кем встречаться. Она бы тебе тоже понравилась. Она Таящаяся, и когда слетает с катушек, ест людей.

Она тихо смеётся.

– На фоне них я кажусь такой скукотищей.

– Это последнее, чем ты была.

Она садится на стол и наклоняется поближе, как учёный, изучающий новый вид жука.

– Нам нужно отыскать твоё настоящее лицо, потому что, серьёзно, человек ты или нет, ни одна девушка не станет совать свой язык в эту штуку. И для протокола, я тоже скучала по тебе.

Она протягивает руку, чтобы коснуться моей адовой щеки, но её рука проходит прямо сквозь меня.

– Проклятие, я этого боялась.

– Какого хера сейчас было?

Она смотрит на свою руку.

– Это происходит со всем здесь внизу. Полагаю с тех пор, как я побывала на Небесах, адские существа не могут коснуться меня.

– Как тебя затащили в эту камеру?

– Это сумасшедший ангел Аэлита. Она рассказала о тебе кое-что интересное. Она сказала, что ты не человек.

А Медея Бава рассказала кое-что о тебе.

– Я человекоподобный. Расскажу тебе об этом позже.

– Что случилось с тобой все эти годы назад? Где ты был? Я знаю, что это как-то связано с Мейсоном. Он стоял за каждой паршивой вещью, которая с нами случалась.

– Как и Паркер.

Сторожевой пёс Мейсона из Саб Роза, который убил её.

– Паркер. – Она кивает. – Что с ним случилось?

– Я его убил.

Элис смотрит на меня и отворачивается. Она не уверена, шучу я или нет. Мне хочется спросить, как Паркер это сделал, но я не могу.

– Я знаю, что Мейсон рулит тем, что здесь происходит. И, отвечая на твой вопрос, я провёл одиннадцать лет прямо здесь, в аду.

Она на полуобороте поворачивается обратно.

– Ты выглядишь находящимся намного более в здравом уме, чем я была бы. Я здесь всего пару дней, и уже начинаю сходить с ума.

– Хочешь знать кое-что действительно забавное? Я в первую очередь тот, кто отправил Мейсона в ад.

Она качает головой.

– Это официально худшая из всех групповух. – Она наконец снова смотрит на меня. – Извини, что пырнула тебя.

– Всё в порядке. Нечеловеческая сущность позволяет мне быстро восстанавливаться. Кроме того, я могу парковаться на местах для инвалидов.

– Так ты собираешься меня спасать, или как? Аэлита собирается скоро оттащить меня к Мейсону.

– В этом нет никакого смысла. По нашему уговору у меня было три дня. И Мейсон всё ещё ждёт солдат и утверждает стратегию.

– Не важно, чем он там занимается, Аэлита говорила об этом так, словно я часть происходящего, так что мне бы очень хотелось здесь не находиться. – Её глаза сужаются и она заглядывает за дверь камеры. – Как ты прошёл мимо всех охранников?

– Их было только двое.

Её брови поднимаются на долю дюйма.

– Их чертовски намного больше, чем двое.

Дерьмо.

Я даю волю ангелу, и мои чувства расширяются на весь этаж. Всё отделение по ту сторону прохода заполнено адовскими охранниками. Уёбки прятались в запертых камерах.

– Почему они не нападают?

– Скорее всего, ждут Аэлиту. Похоже, она здесь главная.

У меня никак не получится провести нас мимо всех этих охранников снаружи. Но мы всего лишь на третьем этаже.

– Отойди назад. Это будет выглядеть странно, но не задавай вопросов. Просто прыгай, когда я скажу.

Элис идёт обратно к стене. Я являю гладиус и с размаху вонзаю его в пол. Он прорезает камни, как паяльная лампа маршмэллоу. Даже не издаёт особо шума. Просто тихое шипение. Три удара, и секция пола проваливается.

– Прыгай, – говорю я.

Мне не нужно повторять дважды. Она прыгает в дыру, и я следую за ней. Психи на втором этаже всё ещё играют в свою игру. Пара бросает на нас взгляды, когда мы приземляемся на пол, но мы и близко не так интересны, как игра, так что они отворачиваются. Я проделываю ещё одну дыру в полу, и мы прыгаем через неё на первый этаж.

Внизу находятся несколько адовских охранников, но лишь пара у лестницы. Они удивлены, когда мы с Элис падаем с потолка, но увидев гладиус, приходят в состояние шока. Один из охранников пытается закричать, но я сношу ему голову прежде, чем он успевает издать хотя бы звук. К несчастью, второй охранник выкрикивает адовский сигнал тревоги. Я наношу ему удар в сердце, и он исчезает. Я пытаюсь толкнуть Элис в туннель, но моя рука проходит прямо сквозь неё. Она пялится на меня. Прежде она никогда не видела, как я кого-то убиваю.

– Иди, – кричу я, и она приходит в себя и прыгает в туннель.

Выбравшись, я возвращаю дверь на место и крушу стены и потолок туннеля, обрушивая перед дверью как можно больше обломков. Я убираю гладиус, и мы направляемся обратно к люку. Она останавливается и смотрит на меня немного похоже, как когда я впервые шагнул в её камеру.

– Что, чёрт возьми, было в твоей руке? – говорит она.

– Это называется гладиус. Недавно я обнаружил, что могу делать.

Нет никакой чертовской возможности объяснить ей, что они есть только у ангелов.

– Ты, не моргнув глазом убил тех парней.

– Во-первых, это были не парни, а во-вторых, я убил гораздо больше, чем этих двоих. Как, по-твоему, я сюда попал? Думаешь, я заработал эти шрамы в дискуссионном клубе? Убийство – это то, чем я занимаюсь здесь внизу. И это то, что я до сих пор делаю.

– Но только плохих существ, верно?

– Мы в аду. Не думаю, что мать Тереза или Джонни Кэш в большой опасности.

Ей требуется минута, чтобы переварить это. Ей потребуется гораздо больше времени, чтобы осмыслить последние несколько минут, а у нас нет времени.

– Нам нужно двигаться дальше.

– Ладно.

Пока мы идём, она пытается взять меня за руку. Её рука проходит прямо сквозь меня.

– Дерьмо, – произносит она.

Я веду её обратно к люку, и мы поднимаемся по лестнице наружу.

Я веду Элис наверх по пандусу парковки, обходя психов и сквоттеров. Она не может отвести от них глаз. У меня такое ощущение, что Аэлита бросила её прямо в камеру, так что она мало что видела в аду. Счастливица.

Нешама на крыше, глядит сквозь кристалл Мунинна, словно ювелир, проверяющий бриллиант на наличие изъянов. Увидев нас, он суёт его обратно в карман жилета.

– Возвращение блудного сына. Я не был уверен, что тебе хватит пальцев на руках и ногах, чтобы сосчитать то трёхсот. Вижу, ты вернул подругу, и у тебя дырка в груди. Просто ещё один день на работе, – говорит Нешама. Он поворачивается к Элис. – На земле он был таким же топорным, или весь в крови Сэндмена Слима?

– Это кто?

– Элис, это Нешама. Нешама, это Элис. Нешама – это тот, кто рассказал мне, как попасть в психушку.

– Спасибо, что помог Джиму вытащить меня из того места. Я бы сошла с ума, если бы пробыла там ещё немного.

Нешама протягивает Элис руку. Она смотрит на ней, будто он протягивает ей дохлого кальмара. Но из своего рода обречённой вежливости, она в ответ тоже протягивает руку. Она смотрит на их руки и на него, когда те соприкасаются. Она начинает что-то говорить, но Нешама перебивает её.

– Если тебя это утешит, ты бы не пробыла там долго. Скорее всего, лишь несколько часов. Самое большее, день. Что скажешь?

Он смотрит на меня.

– Если я примерно за семь часов не доберусь до Пандемониума, Кисси обрушатся на это место. Судя по тому, как ведёт себя Йозеф, я не знаю, собираются ли они начать войну здесь внизу, или объединиться с парнями Мейсона и двинуть на Небеса.

Он переминается с ноги на ногу. Ангел в моей голове ёрзает, словно что-то пытается проникнуть внутрь. Кажется, он проигрывает.

– Я заметил, что Кисси тут околачиваются. Что конкретно они получают от всего этого? – спрашивает Нешама.

– Они получат то, что я им дам. Ни больше, ни меньше.

Его глаза сужаются.

– Думаешь, было хорошей идеей взять в союзники таких, скажем так, вспыльчивых существ?

– Я знал, что мне понадобится помощь, чтобы остановить Мейсона, а от вашей шайки я никогда не получал ничего, кроме молчания, так к кому мне было идти? Кроме того, Аэлита хочет убрать вас с дороги, и, насколько мне известно, она новый генеральный директор корпорации «Небеса».

– Мальчики? Я здесь новенькая, – говорит Элис. – Кто такие Кисси? Зачем Мейсон притащил меня сюда?

– Кисси вроде ангелов, только хуже. Точно не знаю, зачем ты здесь. Я думал, что это просто для того, чтобы избавиться от меня, но учитывая то, что сказала тебе Аэлита, здесь может быть что-то большее, – отвечаю я.

Я смотрю на Нешаму.

– Не хочешь поделиться какими-нибудь соображениями?

Он пожимает плечами.

– Мейсон хочет попасть на Небеса. Она с Небес. Может, он думает, что она спрятала ключ под цветочным горшком.

– Я даже не знаю, как очутилась здесь, – говорит Элис.

Она замечает небо за головой Нешамы и, должно быть, только обратила внимание, что темнота – это не ночь, а заслоняющее небо дымовая крышка гроба. Элис смотрит на меня.

– Ты только что сказал, что вы друзья с Люцифером?

– На самом деле, не друзья. Скорее, мы похожи на профессиональных мудаков, которые время от времени играют в гольф и напиваются в клубе, прежде чем поговорить о делах.

Нешама улыбается и обращается к Элис.

– На самом деле, в данный момент никакого Люцифера нет. Старый ушёл на пенсию. Твой друг Джейсон собирается его заменить здесь. Как и Мейсон.

Элис снова награждает меня тем же взглядом я-не-знаю-кто-ты-такой. Обхватывает себя руками.

– Вот почему ты вернулся на самом деле? Ты наконец-то собираешься продемонстрировать им, у кого больше?

Я смотрю на Нешаму.

– В конечном счёте, гностики были правы насчёт тебя, злобный ты уёбок.

Поворачиваюсь к Элис.

– Я вернулся сюда, потому что люблю тебя. Но ещё я здесь для того, чтобы убить Мейсона, потому что его нужно убить. Он не будет Люцифером или этим мешком дерьма, – говорю я, кивая на Нешаму.

– Что это значит?

– Мне нужно идти. Пусть Человек Дождя тебе объяснит.

Элис пристально смотрит на Нешаму.

– Я тебя откуда-то знаю?

– Ты могла сталкиваться с одним из моих братьев.

– Как думаешь, можешь ты не побыть мудаком достаточно долго, чтобы я мог пойти и закончить дело? – спрашиваю я.

– Ты бежишь в Пандемониум в одиночку? Это грандиозная глупость.

– Я собираюсь выгудинить кое-кого из Тартара, но даже понятия не имею, где это. Есть у тебя карта домов звёзд или что-нибудь подобное, что я мог бы одолжить?

Нешама чешет подбородок.

– Должен отдать тебе должное, малыш. Ты заноза у меня в заднице, но не скучный. Тартар находится в Бесплодных землях.

Элис тянется к моей руке, но её рука проходит сквозь меня.

– Погоди. Мы наконец-то снова видим друг друга, и ты бросаешь меня здесь с незнакомцем?

– Знаю, это отстой. Но поверь, вытащить тебя из психушки не значит спасти тебя. А вот то, что я собираюсь сделать, значит.

Она поворачивается к Нешаме.

– Кто ты? Ты ведь часть этого, не так ли?