Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 317 страниц)

Я бросаюсь вперёд, доставая нож. Всё ещё полуслепой и раненый, он начинает панически палить. Это более достойно, чем просто стоять там. Мой пиджак расстёгнут, и ткань откидывается назад, когда пара его выстрелов проходит слишком близко от меня. Наконец он прочищает оба глаза, но я уже прямо рядом с ним, так что это не поможет. Я врезаюсь плечом ему в грудь прямо в то место, куда попал наац, и он с глухим стуком падает на спину. Прежде чем он успевает среагировать или врезать мне прикладом винтовки, я вонзаю чёрный клинок прямо ему в горло, пока не чувствую, как оно проходит через позвоночник.

Я оглядываюсь на Люцифера. Остальные четверо парней окружили его.

У двоих из тактической команды «тазеры»[293] размером с РПГ. Ещё у двоих нечто, выглядящее как промышленные сеткомёты. Эти двое застыли наготове, ожидая, пока электрические парни загонят Люцифера в их любящие объятия. Что означает, что они стоят там как парочка мачо-уток, которые прямо перед началом охотничьего сезона обдолбались и вытатуировали мишени по обеим сторонам голов. Но я не могу быть уверен, что в их оружии нет встроенных аварийных винтовок на случай, если не сработает нелетальная часть.

Я хватаю G3 и всаживаю две пули в голову ближайшей утки, чтобы посмотреть, станет ли кто-нибудь стрелять в ответ. Все смотрят на меня, но никто не стреляет. Я даю второй утке две пули в грудь и одну в голову, чтобы убедиться, что он уже не поднимется. Остальным двоим не так повезло.

Есть много теорий, посвящённых бою и приёмам ведения войны, от «Искусства войны» Сунь-Цзы до тотальной войны фюрера, «когда ты ‘ракета’, то ‘ракета’ до конца»[294]. У всех этих теорий есть одна общая мысль: знай своего врага. Его тактику, сильные и слабые стороны. Тогда в девяноста девяти процентах случаев ты заставишь его пищать как церковная мышь и драпать как Дорожный бегун[295]. Конечно, если ошибёшься, то станешь трёхметровым бананом, а парень, с которым бьёшься – Кинг-Конгом с голодухи. Это в своём роде описывает мерцающих близнецов[296] c «тайзерами»-переростками.

Видя, что остальные члены их команды мертвы, они делают единственное, что могут. Стреляют в Люцифера и не прекращают накачивать его зарядом бодрости, надеясь самостоятельно свалить с ног.

Насколько я видел, всё это время Люцифер только и делал, что наблюдал за происходящим, словно в зоопарке, гадая, что же такого смешного дальше собираются сделать обезьянки. Хотя, когда втыкаются дротики «тайзера» и начинает течь электричество, он вздрагивает. Затем застывает на месте, и секунду мне кажется, что его так сильно поджарили током, что у него замкнуло мозги. Мгновение спустя он вытягивает руки в жесте, вызывающим неприятные воспоминания. Телохранитель или нет, я к нему и близко не подойду.

Люцифер, некогда величайший из всех ангелов, вызывает не один, а два пылающих гладиуса[297]. Он делает ими плавный синхронный мах сверху-вниз, разрезая надвое обоих тайзеровцев. Мечи между стрелка́ми, и опущены вниз. Он поднимает руки под углом и бьёт бандитов чуть выше пояса, но не останавливается. Продолжает движение, пока мечи не проходят сквозь них. Их тела – не что иное, как груды горелого мяса, и они разлетаются на части, как террористы-смертники на барбекю на заднем дворе.

Люцифер стоит с опущенной головой, уставившись в землю и изучая тлеющее месиво. Интересно, как давно он последний раз пользовался этими мечами? Наверное, они и ему навевают забавные воспоминания. Наконец он поднимает голову и направляется ко мне.

Я инстинктивно вскидываю винтовку к плечу, целясь ему в левый глаз. Он замирает. Внимательно смотрит на меня, гадая, что я делаю и почему. Наконец опускает руки, и мечи гаснут. Я роняю винтовку к боку.

Он подходит, как будто собираясь что-то сказать, но в нашу сторону по улице с рёвом несутся два фургона без опознавательных знаков. Подкрепление для первой команды. Я отбрасываю пустую винтовку и несусь к лимузину, завожу его, включаю заднюю и давлю в пол педаль.

Фургоны разгоняются примерно до семидесяти, и я набираю столько же, когда мы врезаемся. Фургон номер один разносит мне задний бампер и взгромождается на багажник. Затем фургон номер два заползает прямо на задницу первого, толкая его и лимузин по дороге ещё на три метра. Хорошо, что я не делал ничего существенного со своими позвонками, а то у меня наверняка бы заболела шея.

Оба фургона затихли и дымятся, но люди внутри застряли ненадолго, а я не собираюсь ждать, пока Ли Марвин[298] со своей Грязной дюжиной[299] выберутся пострелять.

В полуквартале от нас у тротуара стоят два лимузина, чтобы развезти остальных гостей с вечеринки по домам. Я делаю жест Люциферу следовать к головной машине и пускаюсь за ним.

Теперь я это чувствую. Жар в моих мышцах и костях шепчет мне, как старый забытый друг. Я больше не работаю на Люцифера. Я не ночной уборщик Стражи, зачищающий кровососов и ёбарей демонов. Я снова на арене, где воздух пахнет кровью и пылью. Что-то кричит у моих ног, потому что я заставляю его кричать. А затем я заставляю его заткнуться. Я швыряю его голову на трибуны, чтобы напомнить толпе, как выглядит настоящий монстр, и это как вернуться домой.

Я первым добираюсь до лимузина и пробиваю кулаком окно со стороны водителя, чтобы вытащить шофёра. Ломоть размером с мармеладку моей лобной доли варит ровно настолько, чтобы напомнить мне, что водитель, скорее всего, просто перепуганный жлоб на дерьмовой работе. Я вытаскиваю его через окно и толкаю так сильно, что он приземляется на противоположный тротуар, от греха подальше. Люцифер уже в лимузине, когда я проскальзываю за руль. Стартовав, я слышу позади хлопки выстрелов. Толпа с вечеринки кричит и бежит обратно к воде.

Над головой слышится шлёп-шлёп лопастей вертолёта, и сверху на нас льётся свет прожектора. На дальнем конце водохранилища, перегораживая дорогу, припаркованы бок о бок два фургона. Я выключаю фары и смотрю на Люцифера.

– Надеюсь, это не твой любимый костюм.

– Почему?

Я вдавливаю педаль и выкручиваю руль вправо, юзом пуская лимузин через бордюр на траву. Пока мы ещё под деревьями, я толчком открываю дверь, хватаю Люцифера и выкатываюсь влево. Мы сильно ударяемся о землю, но не так сильно, как лимузин, когда тот врезается в воду. Капот откидывается и врезается в ветровое стекло. Потребовалось не больше нескольких секунд, чтобы автомобиль скрылся в маслянистой пене пузырей. Вертолёт зависает над местом крушения, яркий свет в его брюхе превращает сцену в вегасовское уличное шоу.

К тому времени, мы с Люцифером уже спрятались за автомобилями на противоположной стороне улицы. Пока фургоны и вертушка концентрируются на том месте, где машина въехала в водохранилище, мы по переулку направляемся в жилой район. Должно быть, я потянул мышцу или что-то в этом роде, когда мы выкатывались из машины. У меня свело и жжёт бок.

Где-то через квартал я замечаю старый «Джип Рэнглер» на подъездной дорожке любителя воскресного экстрима. Я открываю его ножом, но не завожу двигатель. Просто втыкаю нейтралку, и мы с Люцифером выталкиваем автомобиль на улицу. Затем запрыгиваем внутрь и катимся с горки. Он медленно едет без двигателя и фар. Я не лучше вас вижу в темноте, а мой бэтменовский прибор ночного видения, должно быть, потерялся на почте, так что мы практически ползём вниз с холма.

Когда мы выезжаем на Фонтейн, я завожу двигатель и сворачиваю на бульвар Сансет, где мы сразу же теряемся в стране чудес ночной жизни бампер-в-бампер города. Никогда в жизни не был так счастлив застрять в пробке среди миллиона других мудаков. Я бросаю взгляд на Люцифера, чтобы понять, как тот себя чувствует. Он хмурится и ощупывает пальцем место на манжете пиджака, где потерял пуговицу.

Вернувшись в «Шато», мы не сильно удивились, узнав, что Аманда со своими приятелями по шабашу убыли спустя несколько минут после нашего отъезда, и там никогда не было никаких проблем.

Мы поднимаемся на лифте на этаж Люцифера, выходим и протискиваемся сквозь часы «Алисы в Стране Чудес». Моя шея и левый бок, на который я приземлился после прыжка из машины, онемели, если не считать спазмов в виде покалывания. Правый бок пылает и сочится красным по всему моему прекрасному костюму. Я хочу выпивку и настоящую сигарету.

Я начинаю садиться, и Люцифер говорит: «Не пачкай кровью мой диван».

– Это не твой диван.

Я сажусь.

Почти на каждой плоской поверхности в номере есть чёрный гостиничный телефон. Люцифер садится напротив меня и берёт тот, что стоит на кофейном столике между нами.

– Администратор? Не могли бы вы позвонить в номер доктора Олвиссенда[300] и попросить его немедленно прийти в мой сьют? Благодарю.

– Если ты делаешь это ради меня, не беспокойся. У меня есть собственный врач.

– Ты имеешь в виду маленькую девочку или пропавшего старика?

– Похоже, Касабян отрабатывает своё содержание.

– Он рассказал мне о девушке. Что касается Кински, то это часть моих должностных обязанностей – отслеживать всех небесных отверженных. Никогда не знаешь, когда может понадобиться архангел.

– Может быть, ты сможешь нанять его для вечеринки, как у этих идиотов сегодня вечером. Он сможет обратить твоих гостей в соляные столбы.

Люцифер снимает пиджак и бросает его на кресло. Берёт на другом конце стола вырезанную из хрусталя бутылку, наполняет два стакана и пускает один ко мне по столу. Когда я тянусь к нему, то чувствую, как от живота к бёдрам растекается влага.

– Болит?

– Это Царская водка?

– Да.

– Тогда недолго будет болеть.

– Это из-за пули или прыжка из машины?

– Думаю, удачный выстрел из винтовки. Если б это был дробовик, я бы всё ещё лежал на спине. Не так всё плохо. Он попал мне в бок, так что пуля прошла насквозь. На этот раз никаких пуль внутри меня. Но, кажется, я теряю много крови.

– Врач скоро будет здесь.

– Хочу позвонить Кински.

– Милости прошу.

Обе мои руки покрыты кровью. Не очень помогает, когда пытаешься набирать на крошечной клавиатуре сотового.

Сюрприз, сюрприз. Меня встречает голосовая почта Кински.

– Чёрт возьми, док. Ты где? Я истекаю кровью, а всё, что у меня есть под рукой – это Люцифер, степлер и пара коктейльных салфеток. Ты говорил обращаться за помощью к Аллегре, но она не знает, как с таким справляться. Пожалуйста, перезвони.

Я иду обратно и плюхаюсь на диван.

– Приятно поболтал?

– Знаешь, где он?

– Нет.

– Я тебе не верю.

– У меня есть общее представление, но он могущественный парень. Ангелы очень хороши в том, чтобы быть невидимыми и неслышимыми, когда они этого не хотят.

– Тогда какой от тебя толк?

– Никакого. Мы, ангелы, пережили своё время. Мы стали ненужными. Но, полагаю, ты уже это знаешь.

– Дарохранительница исчезла. Осталась в лимузине. Вот тебе и мой бонус.

Я беру свой стакан. Что-то отражается в стекле, и на секунду я вижу лицо Элис. Я быстро оборачиваюсь, и боль в боку ослепляет. Там никого нет.

Почему я не могу ничего забыть, как обычные люди? Мой мозг до сих пор не разрушился лишь потому, что я нефилим? Я проглотил целый океан красного пойла и «Джека Дэниэлса», но по-прежнему всё помню. Каждая женщина похожа на Элис, и каждая сигарета пахнет как моя кожа, горящая внизу.

Воспоминания – это пули. Некоторые проносятся мимо и лишь нервируют тебя. Другие разрывают на части и оставляют от тебя лишь кусочки. Однажды ты словишь ту самую между глаз, и не будет шанса увидеть её приближение. Просто мелькнёт лицо, или почудится запах, или её прикосновение. А затем – бац, и ты готов. Самое разумное решение – это убить память. Добраться до неё прежде, чем она доберётся до тебя. Ещё одного глотка должно хватить. Раньше это не срабатывало, но какого чёрта, может, на этот раз мне повезёт. Я допиваю Царскую водку.

– Джеймс, я не хочу, чтобы ты волновался. Я прослежу, чтобы о тебе позаботились. Знаю, что при том, как работает твой разум, это должно звучать зловеще, но тебе просто придётся с этим жить.

– Ты беспокоишься лишь потому, что я должен тебе денег.

Он это игнорирует и указывает на мой живот.

– Ты всё ещё истекаешь. Тебе нужно прижать рану.

– Я не резиновый. Спереди я зажал, но не могу дотянуться до дырки в спине.

Он встаёт и обходит стол.

– Повернись, чтобы я мог взглянуть на твою спину.

Я плавно разворачиваюсь и чувствую, как он прижимает к ране одну из подушек.

– Я весь в крови, пьяный, и какой-то незнакомец держит надо мной подушку. Это снова напоминает летний лагерь.

– Ты отлично сегодня поработал. Раньше меня заметил нападение. Надеюсь, ты знаешь, как это меня смущает.

– Это будет наш маленький секрет.

– Столетие назад, я бы его не пропустил.

– Столетие назад они бы прибыли на речном пароходе и экипажах, запряжённых лошадьми. Их не смогла бы не заметить и Хелен Келлер[301].

Кто-то с кожаной сумкой проходит сквозь часы. Это старик в мятой рубашке и с жутко всклокоченными ото сна волосами.

Люцифер рявкает на старика.

– Ты не особо спешил, старый дурак.

– Ich schlief. Es tut mir leid, mein herr.[302]

— Позаботься о его ранах.

Старик кивает и ставит сумку на стол, а Люцифер возвращается в своё кресло. Я начинаю снимать пиджак, но доктор Олвиссенд машет мне остановиться. Он достаёт из сумки бритву-переросток для перерезания глоток и парой плавных махов Джека-Потрошителя разрезает пиджак и рубашку, так что может теперь просто снять их с меня. Не хотел бы я встречаться с дочерью этого парня. Он вытирает кровь с моих ран и достаёт из сумки несколько флаконов. Расставляет их на столе и начинает смешивать лекарство.

– Итак, кто из них это сделал? – спрашиваю я.

– Из кого?

Я заглядываю через плечо доктора, чтобы видеть его.

– Кто из всех, кто тебя ненавидит, тебя подставил? Мейсон? Аэлита? Какой-нибудь гражданский, который не хочет, чтобы его душа висела на крюке в адской мясной лавке? Может, Брюс Уиллис боится, что твой фильм будет иметь больший успех, чем его?

– Ты такой забавный. Понятия не имею.

– Предположи.

– Не Мейсон. Он бы не так это сделал. Он бы предпочёл что-нибудь более… баро́чное. Крылатые змеи. Огонь с неба.

– Да. Лиззи Борден[303] с лучами смерти.

– Именно.

– Сперва я подумал, что это была Стража, но – и не обижайся, я всего лишь гонец – ты не на радаре у Аэлиты. Она считает всех вас реликтом и сифилисом. Причудливым антиквариатом.

– Повезло мне.

– Остаётся только один кандидат. Кто-то с вечеринки. Саб Роза?

– Как это?

– Кто ещё знал, куда ты собираешься вечером?

– Только ты и Касабян.

– Касабян не знал, когда ты уходишь. Если бы я был тем, кто организовал нападение, то просто позволил бы тем парням захватить тебя. Это означает, что либо я устроил так, чтобы меня снова подстрелили, либо это был кто-то другой.

– На вечеринке было много людей. Включая гражданских.

– Да, но у скольких из них есть контакты, чтобы устроить подобное нападение? Они пришли за тобой с нелетальным оружием, так что ты им был нужен живым. Это значит, что у кого-то есть контакты, чтобы организовать хватай-и-тащи подобного масштаба, и яйца, чтобы полагать, что сможет удержать тебя. По мне, так это не похоже на гражданского. По крайней мере, не на самостоятельно действующего гражданского.

– Не думаю, что они хотели выкуп. С кого они будут требовать за меня выкуп?

– Один из твоих генералов? Мейсон? Бог?

Люцифер смеётся.

– Если бы я был нужен Отцу, он бы не стал посылать спецназ. Может быть, дождь из жаб или нашествие саранчи, но не детей в пижамах ниндзя.

– Как насчёт гражданского, который или которая хочет обратно свою душу?

– Гм-м.

Доктор наливает в руки приготовленное им зелье и мажет им мои раны. Оно густое и пахнет дизельным топливом. Он достаёт из потёртой деревянной коробки пару жирных блестящих жуков. Одного кладёт мне на живот, а второго на спину. Те начинают пожирать мазь.

– Дерьмо!

Я пытаюсь вырваться, но доктор хватает меня.

– Nicht bewegen.

— Он велит тебе не двигаться, – говорит Люцифер.

– Быть подстреленным – это одно. Но пищей для жуков – совершенно другое.

– Успокойся и принимай своё лекарство, как хороший мальчик.

Поедая мазь, жуки обгрызают омертвевшую кожу вокруг моих ран, оставляя за собой нить. Когда они заканчивают, обе раны закрыты чем-то вроде толстой заплатки из паутины.

Доктор убирает своих жуков и что-то говорит Люциферу.

– Он говорит, что внутреннее кровотечение у тебя уже прекратилось, и что у тебя не останется даже шрамов. Он говорит, что все твои шрамы, включая ожог на руке, очень хорошо заживают.

– Он знает способ остановить это?

Люцифер что-то говорит Олвиссенду. Доктор смотрит на меня и смеётся.

– Знаю. Только идиот не хочет исцеляться.

– Забудь, – говорю я.

После того, как доктор убирает инструменты, они с Люцифером пару минут беседуют. Олвиссенд глядит на меня и кивает на прощание.

Люцифер берет два «Проклятия», закуривает, и одно протягивает мне.

– Отвечая на твой вопрос, я не знаю, кому из Саб Роза или гражданских понадобилось бы меня похищать. Если они работают на одного из моих врагов, почему бы просто не убить меня? Я бы отправился прямиком в ад, туда, где нанявший их генерал смог бы со мной разобраться.

– Как насчёт того пропавшего парня, Спенсера Чёрча? Его душа у тебя?

– Нет, не уверен, что вообще встречал этого человека.

– Похоже, в городе пропали и другие люди. Практически все они – Таящиеся из «Бамбукового дома». Знаешь что-нибудь об этом?

– Нет.

Теперь, когда моему правому боку лучше, я сильнее чувствую шею и покалывание в левом боку.

– Тебе нужно быть осторожным. И тебе нужна бо́льшая помощь, чем моя. – Кто ещё у тебя здесь есть?

– Я сделаю несколько звонков. Но пока всё не разрешится, большую часть дел я буду вести из этого сьюта.

– Хорошо, потому что мне кажется, что на завтра мне захочется взять отгул.

– Конечно. Мы можем поддерживать связь по телефону и через Касабяна. Поговорю и дам тебе знать, когда ты мне снова понадобишься.

Я беру рубашку, которую разрезал доктор.

– Могу одолжить что-нибудь из одежды?

Люцифер встаёт и направляется в спальню. Это позволяет мне хорошенько его рассмотреть и подтверждает то, что мне, казалось, я видел ранее.

Он возвращается и бросает на стол стопку аккуратно сложенных шёлковых рубашек.

– Бери, какая нравится. И несколько запасных.

Я перебираю стопку рубашка за рубашкой, бросая каждую на стол.

– Тебе нравятся эти цвета, не так ли? Чёрный, тёмно-красный и багровый.

– А почему ты спрашиваешь?

– Это хорошие цвета, чтобы скрывать кровь. У тебя идёт кровь, так ведь?

Какое-то время он пристально смотрит на меня. Достаточно долго, чтобы я задумался, не сказал ли наконец что-то не то, и теперь ему придётся давать горничной дополнительные чаевые, чтобы та отодрала мой череп от потолка. В итоге он кивает.

– Да, это так.

– Но тебя ранили не сегодня вечером. Ты всегда носишь эти цвета, так что мне кажется, что у тебя эта рана уже давно.

Он улыбается.

– Продолжай. Ты произвёл на меня впечатление.

– Вот почему ты здесь, а не в аду. Ты пострадал в драке с одним из своих генералов, с которым поссорился, но не хочешь, чтобы кто-нибудь об этом узнал. Лучше перебраться сюда и изображать эгоистичного мудака, чем оставаться в Даунтауне и скрывать всю эту кровь.

Он наклоняет голову и пыхтит «Проклятием».

– Не плохо. Ты не во всём прав, но ближе, чем я думал.

– В чём я ошибся?

– Никто в аду не делал этого. Я получил раны на Небесах.

Люцифер встаёт и расстёгивает рубашку. Большая часть его тела, от талии до груди, замотана в льняные бинты. Тут и там насквозь просочились кровь и жёлтая лимфа. Рядом с сердцем большое кровавое пятно. Это та кровь, что я заметил ранее.

– Есть вещи, которые не может выдержать даже ангел. Неодобрение Отца – одна из них. – Он садится и морщится. – Его молнии – другая.

Он застёгивает рубашку.

– Думаешь, о своих шрамах на арене? Видел бы ты моё лицо до того, как хирурги поработали надо мной. Конечно же, в те дни у нас в аду не было ни лекарств, ни медицинских инструментов. Мои врачи оказывали мне помощь отколотыми от стен обсидиановыми ножами и упавшими с Небес вместе с нами обломками клинков мечей.

– Ты всегда был таким? Всё это время, что был в аду?

– Папочка указал мне на дверь с горящим огнём лицом.

– Твои генералы знают, что ты ранен?

– Они сражались рядом со мной. Конечно же знают.

– Раз они знают, это значит, что и Мейсон знает.

– Полагаю, что так.

– Рана становится всё хуже, не так ли? Она кровоточит сильнее, чем раньше, и тебе пришлось уйти, чтобы скрыть это. Что случилось? Тебя сглазили?

Люцифер жестом указывает на стол.

– Выбери рубашку и оденься.

Я беру красную, настолько тёмную, что почти чёрную. Пока я её надеваю, он пристально смотрит на меня.

– Портье вызовет тебе такси.

Он вытягивает из кармана несколько сотенных и протягивает мне.

– Это поможет тебе добраться домой и купить выпивку, чтобы заглушить боль. Поговорим позже.

Я иду к часам и наклоняюсь, чтобы пройти сквозь них. Останавливаюсь и гляжу на него.

– Ты сам сказал мне стать умнее в своих поступках, так что не нервничай из-за того, что я начинаю задавать вопросы.

Я толкаю дверь с другой стороны часов и переступаю порог, когда он говорит: «Мне кажется, ты мне больше нравился, когда просто убивал тварей».

– Как и мне, – говорю я, закрывая дверь.

Это то, чего я уже давно не испытывал. Это боль. Настоящая боль. Сквозь швы на моих пулевых ранах прогрызают себе путь огненные муравьи. Одни используют свои жвала, а другие, дёрганные психи на спидах, делают это с помощью бензопил и отбойных молотков. Я помню это чувство с моих первых дней в качестве человеческой боксёрской груши в Даунтауне, и позже, на арене. Я не люблю это вспоминать и уж точно, бля, не люблю испытывать. Это то, что чувствуют обычные люди, а не я. Я дома, и моё тело постепенно приобретает свой собственный разум. Оно считает, что у него есть право голоса в вопросе, как здесь всё устроено. Оно хочет, чтобы мои шрамы затянулись, и лишает меня самого основного оружия – моей брони. Моё тело устраивает революцию, и больше не признаёт меня своим великим и прославленным диктатором. Боль олицетворяет сжигание моего чучела.

Это не только пулевое ранение, но и асфальтовая болезнь от выпадения из лимузина. Я даже не обратил на неё внимание прошлым вечером, когда был занят тем, что вовсю заливал украденный джип и отель. Мои брюки изодраны в клочья, а рубашка Люцифера стала жёсткой от засохшей крови. Возможно, мне нужно пересмотреть свои приоритеты. Возможно, придётся отложить принцип не-убивать-всех-подряд, пока я работаю над защитными заклинаниями. Получать удары без своей брони больше не весело.

Как бы мило это не было, я не могу вечно лежать здесь, свернувшись в большой клубок пошло-всё-в-жопу.

Был бы я по-настоящему умён, то зашёл бы в Интернет, прошёл тест на определение способностей и полностью сменил карьеру. На работу с мягкими предметами и подальше от пуль. На фабрике маршмэллоу или потогонном производстве плюшевых игрушек. Может, нарядиться клоуном и научиться делать животных из воздушных шаров для детских вечеринок. Я знаю несколько зверьков, о которых детишки и не мечтали.

– Проснулся, – говорит Касабян.

– Как скажешь, Альфредо Гарсиа.

– Что случилось с твоим красивым платьем для воскресной школы?

– Выпрыгнул из машины.

– Кто бы сомневался.

Я медленно вылезаю из кровати и ковыляю в ванную поссать и почистить зубы. Умываюсь холодной водой, но легче не становится. Я так же зомбирован, как вчерашние големы. Надеюсь, кто-нибудь соизволит сжечь мой изжёванный безголовый труп, когда я умру. Мысль о том, чтобы в итоге оказаться куклой-марионеткой у какого-нибудь миллиардера, вызывает у меня желание перестрелять всех Саб Роза, до которых смогу только добраться, начиная с Восточного Лос-Анджелеса, далее на запад, не останавливаясь, пока не упрусь в океан. Для перевозки такого количества пуль мне понадобится пикап. Интересно, сможет Касабян ездить на механике?

Всё ещё на автопилоте, я плюхаюсь обратно на кровать. Это больно, но мне ещё долго не нужно будет шевелиться. Я рад, что сказал Люциферу, что беру отгул.

Когда я был ребёнком, то выдёргивал магию из воздуха. Даже не задумываясь. Это было так же естественно, как дышать. Прошлым вечером я оказался голым без своего пистолета. Я не могу жить без своего оружия и никогда не откажусь от него, но и не могу рассчитывать, что пушки вытащат меня из любой передряги. Мне нужно подружиться со своим внутренним ребёнком, вернуться в то время, когда магия – это было так же просто, как быть покусанным соседской собакой. С тех пор как вернулся, я находился в режиме арены. Там я приобрёл привычку к оружию, а здесь мне нужно от неё избавиться.

Пора выпить. Чего-нибудь, чтобы расслабиться и выпустить маленького Старка из подвала, где его заперли играть в пятикарточный стад[304] с мамочкой Нормана Бейтса[305]. Конечно же, та жульничает. Мёртвые думают, что им всё сойдёт с рук, потому что тебе будет их жалко. Если играешь в карты с мёртвыми, позаботься о том, чтобы быть на сдаче, и не позволяй им покупать тебе выпивку. Они подсунут тебе рогипнол[306] и вытащат золотые пломбы из зубов.

Я наливаю стакан «ДД» и делаю большой глоток. Виски не очень хорошо сочетается с зубной пастой, но я уже наполнил стакан, а как только виски выпущен на свободу, тебе приходится с ним разбираться, как с любовью или бешеной собакой.

На полу валяется смятый пакет из «Пончиковой Вселенной». Я пью, а Касабян любит глазированный шоколад с пудрой. Мы отбросы, которые никогда не встречались Дороти в Стране Оз.

Я отрываю от пакетика квадратик и складываю его снова и снова, пытаясь вспомнить последовательность. Когда заканчиваю, у меня в руках кривобокий журавлик-оригами. Я кладу его на прикроватный столик, отрываю ещё один квадратик и начинаю складывать. Требуется пара попыток, но, наконец, у меня получается что-то вроде талидомидного[307] кролика. Теперь я в ударе и делаю рыбку, собаку и слона с чересчур длинными ногами. Словно сбежавшего с картины Дали.

Я расставляю своих животных-выродков вокруг стакана с виски, как карусельных зверей, и шепчу им несколько слов, не на демоническом, а на тихом английском, словно пытаюсь выманить кошку из-под кровати.

Моя мать однажды рассказала мне историю, которая, по её словам, была вычеркнута из Библии. Про то время, когда Иисус был маленьким мальчиком. Он тайком сбегает с полей, где трудится Его семья, и Мария находит Его на берегу реки, делающим птичек из грязи. Маленькие скульптуры сохнут на солнце, выстроившись рядом с Ним. Мария кричит на Него и велит возвращаться к работе. Иисус встаёт, но, прежде чем уйти, проводит руками над птичками из грязи, и те оживают и улетают. Отличный способ дать понять своим предкам, что не собираешься заниматься семейным бизнесом.

Животные-оригами начинают шевелиться. Слон делает шаг. Журавлик опробует крылья. Я наклоняюсь ближе и дую на них. Дело сделано. Они маршируют и порхают вокруг стакана, как в специальном диснеевском мультике. Я беру их, ставлю на пол и указываю на Касабяна. Они начинают долгий поход к Ноеву ковчегу через всю комнату.

Я делаю ещё один глоток и вижу камень Люцифера на столе рядом с деньгами, которые он дал мне прошлым вечером. Может это всевидящий камень? Жвачка? Может, мне нужно начинать таскать с собой пращу, потому что он знает, что мне придётся столкнуться с великаном, который никогда не ходил в воскресную школу и не знает, чем заканчивается эта история? Я пристально смотрю на него, и камень взмывает с моей ладони и парит примерно в пятнадцати сантиметрах над ней. Я стукаю по нему пальцем, и он начинает вращаться. Может, Люцифер должен забрать у меня камень, как Дэвид Кэррадайн[308] в «Кунг-фу». А может он стебётся надо мной, и это тупо камень.

– Что за дерьмо? – спрашивает Касабян.

Звери пересекли комнату, поднялись по ножам стола и начинают карабкаться на скейтборд Касабяна.

– Убери их от меня!

– Парень, не шевелись.

Я сгибаю палец и представляю себе пукалку. Когда дёргаю пальцем, кролик слетает с платформы Касабяна, словно наступил на мину-оригами. Рыбка и собака получают такие же смертельные выстрелы. Когда я пытаюсь сделать снайперский выстрел в слона, он, кажется, это замечает, и выстрел опрокидывает пиво Касабяна тому на клавиатуру. Он пинает бутылку со стола, а слон сматывается в окно. Может, журавлик и комковатый и не слишком аэродинамичный, но отнюдь не тупица. Он выпархивает в окно вслед за слоном.

– Да мать твою, какая муха тебя укусила? – кричит Касабян.

К счастью, пивная бутылка была почти пуста. Я указываю на неё.

– Давай! Кидай, я открыт!

Его не нужно долго упрашивать. Касабян делает полуоборот и шестью из своих ног пинает в меня бутылку. Та, кувыркаясь, летит мне в голову.

Когда она в тридцати сантиметрах, я рявкаю что-то на демоническом, и бутылка взрывается миллионом осколков. Ладно, это не совсем магический щит, но я не пострадал.

– Даже и не мечтай просить меня убрать это стекло.

– Попрошу горничную. Давай. Пни что-нибудь ещё. Мне нужно попрактиковаться.

Мне не нужно повторять ему дважды. Он пинает в меня пустой футляр от DVD, проволочную подставку для ручек и стопку картриджей для принтера.

На этот раз я сдерживаюсь и мысленно разбрасываю вокруг себя маршмэллоу. Футляр от DVD отскакивает и рикошетит от потолка. Подставка для ручек отскакивает и улетает в ванную. Я блокирую два из картриджей для принтера.

– Мои крылья подобны стальному щиту![309]

Я так доволен собой, что пропускаю третий картридж, и он попадает мне в глаз.

– Тачдаун! – Кричит Касабян.

– Чёрт. Больно.

Я делаю ещё глоток из своего стакана. Боль в животе и боку не проходит, но постепенно отдаляется. Словно я гляжу на неё с третьего этажа. Звонит мой сотовый. Снова звонит. Касабян снова работает за компьютером. После третьего звонка телефон замолкает. Секунду спустя звонит телефон на столе Касабяна. Он поднимает трубку и смотрит на меня.

– Да, он здесь. Конечно, звонил. Он просто ведёт себя сегодня как маленькая сучка.

Я догадываюсь, кто на другом конце провода. По большей части Касабян слушает и время от времени что-то ворчит.

У него на мониторе проигрывается «Чёрное воскресенье»[310] с выключенным звуком. Какие-то очень плохие люди прибивают дьявольскую маску ведьмы к прелестному личику Барбары Стил. Я видел, как это делали в реальности. Рад, что эта версия чёрно-белая.

Парочка «ладно», за которыми следует «да», и Касабян вешает трубку.

– Угадай, кто это был, – говорит он.

– Если только речь шла не о том, что я выиграл в лотерею, то мне плевать.

– Люцифер велит тебе отвечать на чёртов телефон.

– Чего хотел?

– Сегодня ты ему не нужен, и может быть, завтра тоже. Ричи с какими-то шишками приезжают в «Шато» на встречу.