Текст книги ""Современная зарубежная фантастика-3". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

Соавторы: Роберт Сойер,Саймон Дж. Морден,Ричард Кадри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 72 (всего у книги 317 страниц)

Звонит телефон отеля.

– Кэнди?

Треск на линии.

– Это было то ещё отбытие, лорд Люцифер. Не был уверен, что у тебя получится.

Голос мужской.

– Ты испытал облегчение или разочарование?

– Облегчение. Даже восторг. Миры внизу и наверху были бы гораздо скучнее без тебя.

– Кто это?

– Не Ветис. Но ты это знаешь.

– Ты говоришь не на адовском. Ты либо одержимый смертный, либо проклятая душа. Не думаю, что какая-нибудь душа смогла бы позвонить сюда даже с использованием мощного худу, так что моё предположение – смертный.

– Слежу за ходом твоих мыслей, Дип Блю[860].

– Гончие нормально вернулись?

– Те, что не последовали за тобой через край. Ещё больше крови на твоих руках. Ты как смерть в запое.

– У тебя знакомый голос, но и что с того? В следующий раз ты будешь кем-то другим.

– Скорее всего.

– Тогда о чём нам говорить? Отъебись.

Я бросаю трубку и выдёргиваю шнур из стены.

Я должен был догадаться в тот момент, как решил не возвращаться в Даунтаун. Мне и не нужно. Ад последует за мной сюда.

Утром, выходя из номера, я тянусь за пистолетом и вспоминаю, что всё, что у меня есть, – это «Глок». Блестящий мужественный пистолет. Парни, которые любят «Глоки», любят «Корветы», потому что у Папочки был такой, и они всё ещё пытаются выбраться из тени старика. «Глоки»: единственные пистолеты, идущие в комплекте с проблемой отцов и детей. Ненавижу «Глоки». Но всё равно беру его.

Я провожу день, просто гуляя, вдыхая аромат автомобильных выхлопов, сухого кондиционированного воздуха и жирной мексиканской еды. Покупаю в уличном фургоне рыбное тако. Оно выглядит как «Мона Лиза» и на вкус как Ланч самого Бога.

Я всё ещё привыкаю к небу. И к потерянным и безумным гражданским, скапливающимся на углах улиц и ёрзающим в ожидании зелёного сигнала. Перебегающим в неподходящее время на красный и едва не попадающим под автобус. Они хватают воздух, как будто их ударили в живот, и не способны отдышаться от бесконечного бега. Интересно, если бы они знали, что их ждёт миллиард миллиардов лет на Небесах или в Аду после их жалких восьмидесяти лет на Земле, они бы замедлились или стали ещё более нервозными?

Никто не думает, что в Лос-Анджелесе может быть холодно, но, когда наступает зима и набегают облака, а температура опускается до пятнадцати градусов или ниже, может показаться, что прямо-таки холодно. Но доспех этого не замечает. У него датчик нагрева, установленный на температуру тела. Наверное, я мог бы отправиться в Антарктиду кормить пингвинов в одних шлёпанцах и серапе[861] и ни разу не поёжиться.

На умирающем краю Голливудского бульвара ещё одна ловушка для туриста «выходит из бизнеса». Я покупаю пару чёрных рубашек на пуговицах с надписью пальмами «ГОЛЛИВУД» вокруг нагрудного кармана. Они достаточно свободные, чтобы скрыть доспех, не делая меня при этом похожем на человечка «Мишлен».

Вернувшись в отель «Бит», я беру из контейнера с физраствором единственную гляделку, которую прихватил с собой, и вставляю вместо своего глаза. Ничего не происходит. Я не могу заглянуть в Ад. Ни на библиотеку, ни на территорию вокруг дворца, ни через гляделки, которые я вставил в адских гончих. Люцифер здесь слеп. Кое-что ещё, что Самаэль придержал для себя. Я вытаскиваю безделушку и вставляю обратно глаз.

Когда Самаэль был в Лос-Анджелесе, а я играл роль телохранителя, он говорил мне, что на Земле у него мало власти. Наверное, вот почему он дал Касабяну доступ к Демоническому Кодексу. Люцифер не может видеть его отсюда, а полутруп Касабян может.

Я провожу остаток дня, развлекаясь с доспехом, прикидывая, какие трюки Люцифера я могу проделать здесь. Я нашёл несколько, но ничего такого, что принесло бы мне Нобелевскую премию. Как обычно, я идеально рассчитал время. Я достаточно долго проторчал в Аду, чтобы получить всю силу Люцифера, а затем возвращаюсь домой и теряю большую её часть.

Днём звонит Кэнди. Она хочет встретиться около десяти в «Бамбуковом доме кукол». Почему бы и нет? Или это, или ещё раз смотреть «Семейку Брэди»[862], а это чертовски депрессивно для Повелителя Подземного мира, пусть даже он работает лишь на половинной скорости.

Прежде чем уйти, я откручиваю десятицентовиком решётку вентиляции. Что вы думаете? Касабян не просто трындел. Внутри карнавальный рулон из двадцати сотенных купюр. День прямо на глазах становится ярче. Что смешно, так это как легко от меня откупиться. Две штуки из двухсот, и мне хочется целовать небо? Не распространяйтесь на эту тему, но выясняется, что Люцифер – самое дешёвое в Аду свидание.

Вот, это кое-что твёрдое и реальное. Оно пахнет пивом и виски, потом посетителей и сигаретным дымом, затягиваемым сквозь двери задним краем «Санта-Аны»[863], – всё, как и должно быть. Это задача бара – быть однозначным. В море проблем можно держаться бара. «Бамбуковый дом кукол» – это моя Скала Веков[864].

Всё находится там, где и должно быть. Старина Игги и “Stooges”[865], а также постеры лос-анджелесской панк-группы из старых добрых времён. За стойкой сплошные пальмовые листья, пластиковые танцовщицы хулы и кокосовые миски для арахиса. Музыкальный автомат шипит и воркует, пока Има Сумак[866] выводит трели зловещей «Чунчо»[867]. Бармен Карлос наливает всем сидящим в баре шоты «Джека», лучшие на мой вкус, потому что бесплатные. Я в третий раз за вечер поднимаю бокал, предлагая выпить за него, и он в ответ поднимает свой. Это такой вечер. Я в баре с друзьями. Теперь я действительно дома.

Видок обнимает меня за плечи. Он практически не снимает руку с тех пор, как пришёл сюда, словно если он отпустит, меня сдует бризом.

– На этот раз хотя бы не одиннадцать лет. У тебя получается лучше, – говорит он.

– Возможно тебе стоит попробовать вообще не возвращаться, – говорит Аллегра.

– Я записался в «Анонимные Монстры», – говорю я им. – Пытаюсь за один день бросить привычку к Аду.

– За это я выпью, – говорит Видок.

Он поднимает пустой бокал, и Карлос подходит и вновь наполняет его.

– Я не был уверен, что это был ты, когда ты вошёл. Даже с этой ебанутой рожей я не уверен на сто процентов, – говорит Карлос.

Он начинает наливать мне шестого «Джека» за вечер. Я кладу руку сверху на бокал.

– Давай всех удивим. Почему бы не угостить меня чашечкой кофе?

– Видишь? Я знал, что это был не ты. Взгляни на это место. Словно поминки по кому-то, кого все не любили. Твой брат пендехо[868] едва не лишил меня бизнеса.

Он прав. Бар заполнен, может, на треть. Раньше до моего отбытия он был каждый вечер переполнен. Гражданским и Таящимся нравится зависать в заведениях с преступниками, даже если нескольких из них загрызут, как в ту ночь, когда сюда забрела горстка зомби. Самое смешное, что именно поэтому люди приходят в подобные места. Они хотят приблизиться к смерти достаточно, чтобы почувствовать запах кладбищенской пыли, при условии, что на надгробии высечено чьё-то другое имя.

– Я три месяца почти ничего не пил, кроме Царской водки. Я хочу чего-нибудь такого, что может пить человеческое существо. И тот голубок с моим лицом мне не брат.

Карлос кивает. Оглядывает толпу.

– Может, всё наладится, когда люди услышать, что настоящий ты вернулся.

– Если это поможет, ты можешь налить кофе в шесть бокалов для виски.

– Отличная идея.

Он уходит, чтобы принести кофе и бокалы. Кэнди входит как раз в тот момент, когда он ставит их на стойку. Она берёт один, опрокидывает и корчит гримасу.

– Что это за хрень?

– Кофе.

Она с грохотом опускает бокал.

– Ты такая тряпка.

– Да? Если сегодня вечером ты останешься на ночь, можешь выбрать любого случайного незнакомца, и я врежу ему,

Её поза меняется. Она напрягается. Оглядывается через плечо на столик, за которым одиноко сидит Ринко.

– Не надо. Я не могу. Это сложно.

– Извини. Это было глупо.

– Нет. Всё в порядке.

Кэнди замечает, что я смотрю на Ринко.

– Она сказала, что хочет пойти.

– Она хочет присматривать за тобой.

– Скорее, она хочет присматривать за тобой. Полагаю, я много болтала о тебе. Знаешь, когда думала, что ты не вернёшься.

– Вы говорили обо мне?

Карлос приносит Кэнди шот.

– Де нада[869], – говорит она и опрокидывает его. – Я рассказала ей, какой ты старый пердун и какой у тебя отвратительный музыкальный вкус.

– «Убийство овец в Скул-Вэлли» лучшая на сегодня группа Лос-Анджелеса.

– Если только ты старый пердун. Любому, кто не пьёт на завтрак «Геритол»[870], известно, что единственная стоящая группа – это «Асаруту Гарузу»[871].

На ней другая футболка с той же группой и японскими иероглифами.

– Если я старый пердун, то ты рисовая королева[872].

Она надевает солнцезащитные очки-робот. Те самые, на оправе которых картинки из аниме-сериала, о котором я никогда не слышал. Когда она нажимает кнопку между линзами, очки жестяным голосом поют музыкальную тему из этого сериала.

– С чего ты решил?

У всех гражданских грязные лица, испещрённые грехом, но у Таящихся чистые. Полагаю, Люцифер не заведует ими. Когда дело доходит до знаков греха, мои друзья не исключение. Большинство их лиц размазаны, но не как у Касабяна. Аллегра и Карлос не так уж и плохи. Видок самый чумазый среди моих друзей. Его знаки тянутся от лица к рукам, но я не удивлён. Я знаю, что он убил нескольких парней во Франции сотню лет назад. Так говорит полиция Лос-Анджелеса, а у убийства нет срока давности, даже если кто-то этого заслуживает. Я проверял свое лицо в зеркале отеля. Ничего. Это потому, что я Люцифер, или потому, что я не совсем человек?

– Знаешь, я скучал. Я писал тебе записки и оставлял повсюду, надеясь, что Касабян сможет их увидеть и сказать тебе.

Она оглядывается на Ринко.

– Ага. Я тоже скучала по тебе. Четверть годовой нормы.

Она изрядно зла на меня. Не так, как Ринко, но зла. Я не могу винить её. Я обещал ей три дня, а дал сотню. Чтобы отойти, потребуется какое-то время. Если это вообще когда-нибудь случится после того, как она ушла к другому. И всё же, она пошла со мной в отель вчера вечером. Было это по случаю возвращения или прощальным трахом? Полагаю, я это узнаю. Я охуенно хорош в терпении.

– Мне нужно пойти взглянуть, как там Ринко, – говорит она.

Она берёт свои напитки и направляется обратно к столику. Останавливается и поворачивается.

– Вчера вечером ты собирался рассказать мне что-то о Люцифере. Что именно?

– Ничего важного. Ступай к Ринко, пока она не прикончила взглядом нас обоих.

Она уходит, и Аллегра следует за ней. Видок с Отцом Травеном вместе в конце стойки, так что я направляюсь в ту сторону. Когда я оказываюсь там, Видок снова роняет руку мне на плечи. Чёртов француз.

– Эй, Отец! Когда вы пришли?

Я протягиваю руку. Когда Травен пожимает её, то кладёт поверх другую руку, словно я Папа или Литл Ричард[873]. Лиам Травен – мой любимый священник. Отчасти потому, что он был отлучён от церкви, что означает, что он не верит в это корпоративное дерьмо, и отчасти потому, что он чокнутый. Он читает, пишет, ест и дышит древними языками, о которых никто никогда не слышал. Он знает больше имён древних богов, чем Ватикан и любой игрок в «Подземелья и Драконы» в мире.

– Только что вошёл, – отвечает он. – Когда Эжен позвонил, я не был уверен, верить ему или нет. И вот ты здесь.

– Если вас это утешит, я тоже не уверен, что я здесь. Я чувствую себя как плохой ксерокс, который кто-то пропустил через шредер.

– Уверен, что это пройдёт.

– Жаль вашу машину. Вам её вернули?

По пути обратно в Ад мне пришлось оставить машину Травена на улице рядом с телом мёртвого копа. Это была безобразная сцена, но это была вина Йозефа, а не моя, и я ничего не мог с этим поделать.

– В конце концов. Полиция несколько недель удерживала её. Мне неловко спрашивать тебя об этом прямо сейчас, но я должен.

– Нет. Я не убивал того копа. Но, как бы то ни было, я убил парня, который это сделал. – И спал как младенец. Но эту часть я ему не говорю. – Рад, что застал вас двоих вместе. Есть кое-что, о чём я хочу с вами поговорить. О том, что случилось со мной в Аду. О переменах, в которых я всё ещё пытаюсь разобраться.

– Тех, из-за которых эта перчатка? – спрашивает Травен.

Я смотрю вниз, радуясь, что не забыл надеть её.

– Это? Нет. Я просто потерял руку, а новая довольно уродлива.

– Ты потерял руку? Бог мой.

– Не парьтесь, Отец. Теперь я могу получить номерные знаки для инвалидов.

– Что ты имеешь в виду под словом уродлива? – спрашивает Видок.

Я обвожу взглядом помещение. Никто не смотрит, так что я стягиваю перчатку и даю им хорошенько рассмотреть мою демоническую пятерню. И сразу понимаю, что это была ошибка. Травен бледнеет.

– Аллегра пыталась описать, но даже близко не подошла к тому, чтобы запечатлеть ла орор экски[874].

Травен таращится на меня. Если бы глаза смогли закричать, убежать домой и спрятаться под одеялами, он бы уже ослеп.

– Так вот на что похож Ад? Что ещё они с тобой сделали? Я бы психологически не смог пережить нечто подобное.

Отец Травен раньше переводил старинные книги для Церкви. Затем перевёл не ту. Греховный «Некрономикон». Библию Ангра Ом Йа. Богов до Бога. За прегрешение его отлучили от церкви, а в игре в священника отлучение – это билет в один конец в Ад. Травен – самый чумазый парень в баре. Его знаки греха насыщенные и ужасные. Почти каждый открытый сантиметр кожи чёрный. Его руки выглядят так, будто он окунул их в смолу. Затем я вспомнил. Травен – пожиратель грехов из длинной линии пожирателей грехов. Он проглотил больше грехов, чем тысяча худших убийц и ублюдков, о которых только можно подумать. Должно быть, их вес сломал ему спину. И он говорит, что не смог бы пережить, если получил такую руку, как у меня. Думаю, он себя недооценивает, но у всех нас собственное понимание ужаса.

– Не парьтесь, Отец. Я познакомился с Богом. Он не такой, как вы о Нём думаете. Я также довольно хорошо знаю Дьявола. Он тоже не такой, как вы думаете. Поверьте, Небеса или Ад о вас позаботятся.

– Я знаю, что это должно меня успокоить, но почему-то наоборот.

– Тогда давайте ещё выпьем, – говорит Видок.

Я зову Карлоса принести выпивку. Мы чокаемся и опрокидываем бокалы.

Видок поднимает бровь, глядя на Травена.

– Вы рассказали ему о Виа Долороза[875]?

– Нет ещё.

– Виа Долорес? Что это?

Травен переминается с ноги на ногу. Тема ему неприятна.

– Виа Долороза, – говорит Видок, – «Путь скорби». Это то, что изучал Отец, пока тебя не было.

– Полагаю, ты меня вдохновил, – говорит Травен. – Я всю жизнь провёл, сидя в одиночестве среди книг. Я считал работу, которую выполнял, важной, и что я сам важен. Грех гордыни. Затем я увидел, как ты в одиночку отправляешься в Ад, и понял, что чтения старинных книг больше недостаточно.

– И это именно то, что такое Долорес?

– Можно и так сказать.

– Это трюк или что-то в этом роде? Покажите.

Травен качает головой и смотрит на редкие кучки гражданских и Таящихся. Он не привык видеть, как люди смешиваются с теми, кого он, наверное, считает монстрами. Но он хорошо справляется с этим.

– В нужное время и в нужном месте. Когда расскажешь мне больше о том, что случилось в Аду, я расскажу тебе о Долороза.

– Договорились.

Мои ноги дрожат так слабо, что это едва заметно.

– Вы почувствовали что-нибудь только что? Слабое землетрясение?

– Нет, – отвечает Видок. – Отец?

Травен качает головой.

– Не берите в голову. Видимо, это я. Всё ещё привыкаю к суше.

Двери бара открываются, и там стоит моя любимая профессиональная охотница на зомби, Бриджит Бардо. Бывшая профессионалка. Не то, чтобы она вышла из бизнеса, но, когда не осталось зомби, трудно оставаться профессионалом. Она также была порнозвездой в Европе. Многие Таящиеся и занимающиеся оккультной работой гражданские становятся секс-работниками, потому что деньги хорошие, а им не до обычной работы. С Бриджит связано ещё кое-что, не очень приятное, что вспоминается мне каждый раз, когда я думаю о ней. Её укусил зомби, когда мы охотились вместе. Мы нашли лекарство, и Видок дал его ей, но это из-за моей небрежности она едва не превратилась в возможно худшую в мире тварь.

Когда Бриджит видит меня, то улыбается и подходит, истинная во всех отношениях старлетка, каковой она сейчас является. Мы потеряли связь, когда она бросила меня ради одного кинопродюсера, который мог помочь её карьере, и потому, что я магнит для дерьма. Рад видеть, что она не держит зла.

Она быстро обнимает меня и целует в щёку.

– Привет, Джимми, – говорит она с хриплым чешским акцентом.

– Что ты здесь делаешь?

– Зашла поздороваться. Ты же не против, правда? Слышала, ты отсутствовал в поисках приключений.

– Конечно, не против. Рад тебя видеть. Я имел в виду, откуда ты узнала, что я здесь?

– Ты такой потрясающе глупый. Люди сейчас говорят о тебе, что тот другой ушёл, а ты вернулся.

– Я только что прибыл сюда. Откуда они знают?

– О Боже. Откуда бы? Может благодаря свалившемуся с неба возле «Голливуд Навсегда» огромного мотоцикла. В отличие от тебя, нормальные люди считают это необычным.

– Ага. Поэтому. Ну, хотя бы бизнес Карлоса пойдёт на поправку.

Она обнимает меня рукой и ведёт к стойке. Мы наклоняемся поближе, чтобы слышать друг друга.

– Расскажи мне о себе. Чем занимался на летних каникулах?

– Могу я открыть тебе секрет? Кое-что, о чём никому не рассказывал? Мне нужно с кем-нибудь поделиться, и, думаю, может это не напугает тебя так, как напугало бы большинство людей.

– Из-за того, что я ненадолго присоединялась к нежити?

– Из-за того, кто ты такая. Нужен кто-то особенный, чтобы потратить всю свою жизнь, убирая зомби. Ты не должна сильно бояться.

– Только тебя, да и то слегка.

Её улыбка совсем волчья.

– Я так и не спросил тебя. Ты помнишь что-нибудь после того, как тебя укусили? Остался шрам?

– Я не помню ничего, и единственная перемена заключается в том, что я ем больше мяса. С кровью. Люди считают это очень по-европейски и эксцентричным. Но я не об этом пришла поговорить. У тебя есть секрет, и это гораздо интереснее. Ты должен рассказать мне.

Я кручу головой по сторонам, убеждаясь, что поблизости нет никого, кто мог бы подслушать.

– Я Дьявол. Не метафорически. Я убил второго кандидата, а Люцифер отправился обратно на небеса и навязал мне управление Адом. Я новый Люцифер.

Она делает шаг назад, прикрывая рот рукой. Она смеётся.

– Ми о влку, а влк за двежми[876].

– Что?

– Кто бы сомневался. Кто ещё бы убежал, чтобы найти свою старую любовь, и вернулся королём волков? Джимми, ты неизменно интересный мальчик.

– Если бы только я был хоть на десять процентов менее опасен, верно? Ты так, кажется, сказала? То, что я Люцифер, точно не помещает меня в безопасный список. Полагаю, ты была права, что ушла.

– Мне так кажется. Хотя, иногда я не так уверена. Иногда я скучаю по охоте. Мертвецы, лежащие у моих ног. А потом трахаться с тобой в ванной.

– А помимо мечтаний о сексе и убийствах, как дела? Много работаешь?

Она вздыхает оттого, что приходится возвращаться на землю.

– Закончила пару фильмов. Один большой и один очень большой и искусный. Снималась вместе с известным американским актёром, хотя не скажу тебе, с кем. Пусть это будет сюрпризом, когда придёшь на премьеру. Приведёшь с собой подружку? Это мой тонкий способ спросить, влюблён ли ты.

– И это всё? Всё, что ты можешь сказать о том, что я Люцифер?

– Как ты раньше говорил, за это и пять долларов ты получишь чашечку кофе. Ты меня интересуешь больше, чем Дьявол.

Я указываю туда, где сидят Кэнди с Ринко.

– Та, с короткими волосами.

– Она очаровашка. Кто её подруга?

Девушки замечают, что мы смотрим на них.

– Это Ринко. Она ненавидит меня.

– Ты ей отвратителен. Это всем очевидно. Заставим их поревновать?

Она берёт моё лицо в ладони и крепко целует. Это возвращает меня на несколько месяцев назад, когда она вывела меня за бар и научила, как профи убивает зомби – вырывая им позвоночники. Затем я за одну ночь прикончил их всех и оставил её без работы. Кроме как быть кинозвездой. Приятно, когда есть на что опереться.

Поцелуй всё длится. Может, она просто повторяет заученные движения, но это адский поцелуй. Она шепчет мне на ухо так тихо, что я едва слышу её.

– Теперь я исчезну. Меня ждёт машина, чтобы отвезти в дорогой бар, полный дорогих людей, с которыми я буду разговаривать о фильмах, которые мы никогда не будем снимать вместе.

Она бросает взгляд на столик Кэнди и Ринко.

– Кроме того, ничто так не интересует женщину, как таинственная незнакомка, воспользовавшаяся её любовником, а затем исчезнувшая. Но, надеюсь, не навсегда. Пожалуйста, не пропадай, Пан Д’абел[877].

Она подмигивает, посылает мне от двери воздушный поцелуй и выходит. Это оскароносное представление. Ещё десять секунд, и зал бы устроил ей овацию стоя. Когда я поворачиваюсь к барной стойке, Кэнди уже стоит там.

– Я беру обратно те слова, что сказала раньше. Я знаю, кому я хочу, чтобы ты врезал.

– Брось, девочка. Как ты сказала о Ринко, Бриджит – моя старая подруга.

– Какова её история? Она та, кого ты спас от бешеного садового гнома?

– Я рассказывал тебе о ней. Она едва не превратилась из-за меня в зомби.

Глаза Кэнди расширяются, и она открывает рот в преувеличенном удивлении.

– О Боже. Это была твоя порнозвезда? Она показалась мне знакомой. Беру слова назад. Не врезай ей. Подари мне её на Рождество.

– Забудь. Вместе вы двое были бы опаснее Кисси.

Подходит Карлос.

– Готова ещё выпить, юная леди?

– Шот «Джека», пожалуйста.

– Как насчёт твоей подруги?

– Ей просто воды.

Я смотрю на Ринко. Та машет Людере из клиники, сидящей за столиком с другими голубокожими блондинками.

– Ринко всё ещё пьёт людей?

– Это часть того, как мы сошлись. Чтобы остановить её, я имею в виду. Я дала ей тоже зелье, что принимаю сама, так что ей не нужно. Она старается быть хорошей, но это нелегко.

– Мне кажется, ей бы хотелось выпить меня.

– Ей бы хотелось отрезать тебе голову и насрать тебе в шею.

– Понимаю, почему она тебе нравится.

Она нажимает кнопку и заставляет петь свои очки-робот.

– Я обожаю самых опасных.

– Ты почувствовала это только-что?

– Что именно?

– Словно небольшое землетрясение.

– Может, крошечное один-точка-ноль или что-то вроде того. И что с того?

– Ничего. Я весь вечер ощущаю их.

– Возможно, ты так долго пробыл в Даунтауне, что у тебя выросли копыта.

– Откуда она взялась?

Кэнди оглядывается по сторонам.

– Кто?

Я указываю на идущую по залу крошечную фигурку. Маленькая девочка в синем вечернем платьице.

– Я знаю её. Я видел её на кладбище. Эй, дитя. Эй, малышка.

Я не вижу ножа, пока она не замахивается им. Большой брутальной штуковиной. Которую можно встретить на скотобойне при потрошении крупного рогатого скота. Она хихикает и подбегает к лысеющему бизнесмену Саб Роза средних лет в сером костюме, видавшем лучшие дни. Он пьёт светлое пиво и переписывается с кем-то. Она подбегает к нему сзади. У него нет ни малейшего шанса.

Маленькая девочка не набрасывается на него неумело и неуклюже, нанося порезы как гражданская. Она налетает на парня, как крошечный ураган, вонзая нож ему в почки, затем в позвоночник и, наконец, в сердце. Десять-пятнадцать раз за несколько секунд, словно проделывала это раньше. Даже не похоже, что она злится. Она всё время смеётся. И она умеет пользоваться клинком. Не тычет прямо в него, как говнюк-любитель, чтобы наконечник застрял в кости. Она бьёт снизу вверх, чтобы клинок скользил между рёбер. Каждый удар – смертельный.

Я бросаюсь к ней, но мистер Бизнесмен уже лежит, протекая, как водяная кровать на бритвенной фабрике. Девочка поворачивается ко мне, всё ещё улыбаясь. Всё ещё смеясь. Я протягиваю руку, чтобы схватить её, и она взмахивает лезвием так быстро, что я едва успеваю убрать руку. Этого мне только не хватало. Ещё одного протеза.

Когда я пробую снова, она хватает мою человеческую руку. У неё невероятная хватка. Не чувствовал ничего подобного со времён арены. Она замахивается ножом, и я хватаю её лапой Кисси. Она кричит и вырывается. Не от страха. Скорее, от отвращения. Она больше не смеётся, и из её глаз исчезла ярость. Она всё ещё держит нож, но не угрожающе. Словно не может его выпустить. Как будто этот нож – продолжение её руки. Она снова касается руки Кисси и качает головой.

– Ты не один из его, – говорит она и хихикает, как будто я только что подарил ей пони на день рождения.

Я ощущаю ещё одно небольшое землетрясение. Дверь с грохотом открывается. Тяжело падают тела. У музыкального автомата толпятся четыре мудака в масках и бронежилетах. Они должны пугать, но выглядят как высокотехнологичные ниндзя-аквалангисты. Они обводят комнату винтовками, кого-то выискивая. У меня плохое предчувствие, кого.

– Мальчики, вы поспели как раз вовремя на ярмарку выпечки. Кто принёс кексы?

У всех четверых есть оружие, адаптированные к форме их рук и стильные винтовки. Дула потрескивают синими электрическими дугами. Я видел подобное оружие только в одном месте. Во время рейда Золотой Стражи в клубе «Авила» в канун прошлого Нового Года. Людское оружие, усиленное ангельскими технологиями.

Смеясь, маленькая девочка забегает за них и выбегает за дверь. Они поднимают винтовки и движутся ко мне, но не успевают сделать и пары шагов, как первый из них падает. Кэнди переключилась в режим полного нефрита. Красные глаза-щёлочки. Рот, полный белоснежных акульих зубов, и ногти, загнутые назад в когти. Секунду спустя Ринко делает то же самое и бросается на наёмника, которого Кэнди прижала к полу. Другой наёмник вскрикивает, когда об его голову сбоку разбивается стеклянный пузырёк, а за ним ещё один. Первое зелье, которое метнул Видок, ничего не сделало. Зато второе, смешавшись с первым, заставило наёмника кричать, когда его маска и кожа на одной стороне лица начинают плавиться и стекать, обжигая шею.

Один из наёмников целится в меня, но Невероятный Тающий Человек падает на него, зовя на помощь. Я выхватываю наац из-под пальто и щёлкаю им, как хлыстом, попадая тому в глаз. С поворотом рукоятки на кончике нааца раскрываются шипы, впиваясь в его череп. Поворачиваю в другую сторону и ломаю ему шею. К несчастью, во всём этом веселье я пропустил четвёртого наёмника. Он сбоку от меня. Я знаю это, потому что его винтовка трещит, и воздух кажется тысячью иголок, когда в меня летит молния.

Ещё одно небольшое землетрясение. Что-то щёлкает, и следующее, что я осознаю, – это что лежу на спине, глядя на потолок через дыру в полу. Я поднимаюсь, весь в пыли и битой плитке, и вылезаю.

Трое из четырёх наёмников исчезли. Единственный оставшийся – это тот неудачник, над которым поработали Кэнди с Ринко. Посетители бара высыпают за двери. Я подбегаю к Кэнди. Она вытирает футболкой кровь с лица и трёт ногти о штанину брюк, чтобы выковырять кусочки костей наёмника. Ринко лижет со своих пальцев кровь, словно ребёнок рожок мороженого.

Смотреть на это неприятно, но я признателен за поддержку.

– Спасибо за помощь.

Ринко не смотрит на меня.

– Я сделала это не ради тебя.

Видок, Аллегра и Травен за барной стойкой. Карлос ранен. У него сильно обожжены плечо и рука. В другой руке у него.44 Магнум. Должно быть, он пытался выстрелить, когда в него попали. Я поднимаю пистолет.

– Кто, бля, велел тебе превращаться в Уайатта Эрпа?

Он улыбается, а затем морщится, пока Аллегра вытаскивает из раны сгоревшие куски его рубашки.

– Мне стало скучно всё время смотреть, как ты дерёшься. Я подумал, что в этот раз мне стоит поучаствовать. Надеюсь, ты не возражаешь, если я никогда больше не стану этого делать? Это дерьмо причиняет боль.

– Тебе повезло, что ты остался жив, грёбаный ты идиот. Эти уёбки были профи.

– Теперь я хотя бы знаю, что ты – это ты, а не твой брат кэброн[878].

– Я сказал тебе, что он мне не брат.

– Рана слишком серьёзная, чтобы лечить её здесь. Нам нужно доставить его в больницу, – говорит Аллегра.

– Можете с Видоком отвезти его? Мне нужно осмотреть мертвеца.

– Которого? – спрашивает Видок.

– Не того, которого прикончила маленькая девочка.

– Ты знаешь, кто она такая? – спрашивает Травен.

– Прямо сейчас мне плевать. Я хочу знать, кто послал парней в чёрном.

– Что нам делать с другим мертвецом?

– Оставьте его. Наверное, кто-нибудь уже позвонил 911. Лучше дать копам тело, чем они будут расспрашивать, почему его нет.

– Ещё они смогут найти его ближайших родственников, – говорит Травен.

– Верно. И это тоже. Ты не можешь не быть хорошим парнем, верно?

– Полагаю, нет.

– Отлично. Кому-то нужно им быть.

Пока они втроём сажают Карлоса в машину Травена, я подхожу к мёртвому наёмнику. Хищные наклонности Ринко сработали нам на пользу. Она слопала столько крови парня, что на полу почти ничего не осталось. Это означает, что копы не станут искать два тела, и Карлосу не придётся объяснять, почему у него в баре была кучка злодеев Джеймсов Бондов.

Я отношу мертвеца в уборную и бросаю на грязный кафель. У него нет карманов, поэтому я достаю чёрный клинок и разрезаю его рубашку. Никаких жетонов, гангстерских ожогов или татуировок. Я стягиваю с него перчатки и обнаруживаю кое-что интересное. У него нет отпечатков пальцев. Его отпечатки пальцев гладкие, как задница Венеры Милосской. Снять их так чисто могло только худу. Я проверяю у него за ушами и внутреннюю сторону рук, и вот оно. Едва видимое. Скорее всего, без зрения Люцифера я бы пропустил это. Слабое лазерное клеймо, и, как и отпечатки пальцев, оно было удалено с помощью магии.

Входит Кэнди.

– На что смотришь? – спрашивает она.

– На метку, которая встречается редко, и ещё реже на мертвецах.

– Что это?

– Эти мешки с дерьмом были Саб Роза. Спецназ Саб Роза. Я один день в городе, и мои собственные люди пытаются меня убить.

– Повезло, что ты провалился сквозь пол.

– Это было везение, да? Обычно мне так не везёт.

Я подхожу к дыре и заглядываю внутрь. Это яма глубиной метра три. Земля по краям мягкая и свежая. Она здесь совсем недавно. Будто кто-то выкопал её прямо у меня под ногами.

– Что собираешься теперь делать?

– Я? Я собираюсь навестить одного будущего покойника и сказать ему, что он промахнулся.

– Круто. Я высажу Ринко, и мы можем идти.

– Нет. Отвези её домой. Дай зелье и присмотри за ней. Последнее, чего я хочу, это чтобы она из-за меня пострадала или слетела с катушек.

– Ты ублюдок. Ты не хочешь, чтобы я пошла с тобой.

– Чёрт, да, я не хочу, чтобы ты шла. Если я облажаюсь, то рассчитываю, что вы с Видоком вытащите меня из любого подземелья, в которое он меня бросит.

– Кто?

– Авгур.

– О, чёрт.

Саб Роза любят анонимность больше, чем конфеты и щенков. Если они собираются кого-то убить, они сделают это при помощи яда, чтобы это выглядело, как сердечный приступ, или худу, чтобы это выглядело так, будто невезучий недотёпа поскользнулся на плутониевой банановой кожуре. Есть только один человек, который может отбросить политику плаща-и-кинжала и отдать прямой приказ стрелять-на-поражение, и это Сарагоса Блэкбёрн. Авгур. Верховный крёстный отец калифорнийских Саб Роза.