Текст книги "Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"
Автор книги: Николай Леонов
Соавторы: Юрий Перов,Сергей Устинов,Юрий Кларов,Валериан Скворцов,Николай Оганесов,Геннадий Якушин,Лев Константинов,Николай Псурцев
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 92 (всего у книги 248 страниц)
После ухода, точнее бегства, дочери в Зеленый Гай Тарас Скиба жил только для одного – для мести. Как и предсказывала Влада, он быстро дичал, опускался: оброс, борода рыжей паклей свисала на засаленные лацканы потрепанного, измятого пиджака; набухли веки, из-под них злыми, острыми буравчиками блестели глаза. Он знал день и час, на который назначалась свадьба Ивана и Влады. Из села пришла баба Кылына, принесла самогон для лесовиков, заодно сообщила свежие новости.
– Твоя-то краля с комсомольцем этим, с Нечаем, не намилуется. Все вдвоем да вдвоем. Свадьба завтра.
– Не каркай!
– А чего не каркать, – не обиделась Кылына, – если уже и по селу ходили, приглашали. И не так, как обычно: «Тато звалы, мама клычуть, и мы запрошуемо», а по-своему: «Молодые и комсомольская организация приглашают вас…» Тьфу!
– Так, говоришь, завтра свадьба?
Скиба, ссутулившись, бесцельно побрел по подворью. Поправил и так аккуратно сложенную поленницу, переложил с места на место топор, убрал косу, небрежно прислоненную к тыну. Кылына тихо ойкала, когда он брался то за топор, то за косу.
– Убьешь их? – с надеждой проголосила она.
– Уйди ты, Христа ради, ведьма кривоногая! – зарычал Скиба.
Кылына, оглядываясь на каждом шагу, поминая то бога, то черта, рысцой протрусила к калитке. Скиба остался один. Подошел к дому, пошарил под крышей, извлек автомат. В горнице застелил стол клеенкой, достал из шкафчика машинное масло, старательно почистил ствол, замок, извлек патроны из магазина, осмотрел их, пересчитал. За этим занятием и застал его Остап, пришедший по поручению Горлинки предупредить, что днями соберутся у Скибы проводники для важного разговора – пусть хозяин знает и приготовится.
Скиба выслушал, прикрыл глаза ладонью.
– Нельзя у меня собираться. Сгорела моя зачепная хата, все пошло прахом, дочки и той лишился, кровинки моей.
– Ты куда собрался? – Остап кивнул на автомат.
– На весилля к дочке! Не приглашают меня, но я приду, поздравлю молодых. А вот это, – Скиба вскинул автомат, – пропоет им многая лета…
Остап осторожно отодвинул от себя ствол, проговорил убеждающе:
– Не мешал бы ты им жить, Тарас. Своя у них дорога…
– Одна у них сейчас дорога – на кладбище! Оттуда не возвращаются…
Ушел Остап. Не мог больше оставаться в этой хате, где в каждом углу поселилась глухая ненависть. Не мог разговаривать с человеком, готовящимся убить родную дочь… Много видел смертей Остап. И подлых: когда товарищей предают, вымаливая жизнь. И гордых: «Стреляй, собака, отольется тебе моя кровь, проклянут тебя и род твой люди!» Так кричал Стасю бедняк – председатель сельсовета, замученный в сорок пятом. Много видел смертей Остап. Но чтобы вот так – на свадьбу дочери с автоматом? Он и Марии сказал:
– Ушел, потому что боялся – пристрелю. Взбесился старик, злобой давится, на губах даже пузырьки выступили – как у скаженого пса…
Мария одобрительно взглянула на Остапа – по-новому начал думать. Потом велела позвать Стася и Розума. Перед тем как они вошли, приказала Остапу:
– Расскажи, что знаешь. Только без эмоций, без переживаний.
Пока Остап докладывал, Розум задумчиво барабанил пальцами по столу, Мария сидела озабоченная, один лишь Стась сразу высказал свое отношение – красноречивым жестом провел по горлу.
– Правильно! – поддержала его Мария. – Действовать надо решительно…
– Кого? – спросил Розум.
Стась хотел объяснить, он даже привстал с табуретки. Его опередила Горлинка:
– Проводник предлагает немедленно убрать Скибу. Если Тарас убьет Нечая и Владу, выстрелы всполошат всю округу. А это значит – облавы, похватают нужных нам людей, возможно, даже пришлют воинскую часть. Стоит ли ставить под угрозу операцию «Гром и пепел» из-за двух убийств, которые только озлобят население? Жалко, конечно, Тараса, ослеп от ненависти, но у борьбы свои законы. Правильно я вас поняла, друже Стась?
Стась, от удивления раскрывший рот, ушел от ответа, пробормотал что-то невразумительное.
– Ваше мнение, друже Розум?
– Надо поторопиться… От зачепной хаты Скибы придется отказаться.
– Согласна, – подвела итог Мария. И Остапу: – Слышал? Иди…
Остап ушел. Вернулся через несколько часов. Молча отдал Марии автомат Скибы. Глухо сказал:
– Я его закопал. Все-таки человек…
– Не человек, – возразила Мария. – Поднявший руку на счастье детей перестает быть человеком.
Как вьют веревки из непокорных
Стась вошел в бункер, когда Горлинка давала указания курьеру. Проводник удивился, увидев, как преобразилась его конура: чисто подметено, нары прибраны, на столе букет лесных цветов. Курьер сидел на краешке табуретки, и поза его ясно свидетельствовала о готовности выполнить приказ. Отправлялся он, судя по разговору, в Бурлацкий лес.
Стась в ближайшие дни сам намеревался побывать там. Он послушал немного Горлинку, которая не обратила на его приход ровно никакого внимания, скомандовал:
– Отставить! В Бурлацкий лес не пойдешь…
Горлинка сделала вид, что не заметила вмешательства Стася.
– Встретишься с Шуликою. Скажешь: «Гуси ключом в заморские страны потянулись». Шулика ответит: «К теплу от холода летят». Ты ему скажешь: «Добре там, а здесь лучше». И если он тебе ответит: «Ничего нет лучше родины», ты вручишь ему вот эту записочку. Шифр он знает. Пусть при тебе прочтет и сожжет. Повтори!
– Я сказал: отставить! – закричал Стась. – Кто здесь проводник? Я тебя спрашиваю! – повернулся он к курьеру.
– Ты проводник, – нехотя ответил тот.
– Почему же не выполняешь мои приказы? Или на гилляку захотел?
Курьер туповато посматривал то на Горлинку, то на Стася: с одной стороны, оно вроде и действительно Стась проводник, с другой – Горлинка на тот свет собственноручно Волоцюгу отправила. Вот уж правда: паны дерутся, а у хлопов чубы трещат.
– Ну-ка выйди, – приказала Горлинка курьеру. – Потом закончим. А то вот проводник хочет со мной побеседовать.
Они остались вдвоем.
– Не кажется ли вам, друже Ярмаш, что вы были, мягко выражаясь, невежливы? – недобрым голосом осведомилась Горлинка.
– Здесь только я командую! – уже не сдерживаясь, завопил Стась. – Проводник я или нет?
– Вы проводник! Успокойтесь, вы! А вот кто здесь командует… Хочу напомнить вам одну давнюю историю. Помните, вы служили тогда в сотне у Грома? Боевой был сотник, страх на всю округу нагонял. Имел только один недостаток: за невыполнение своих приказов не одному хлопцу пулю в лоб вогнал, а сам подчиняться так и не научился, потому что бандитом из тюрьмы пришел в лес, бандитом и остался. Однажды прибыл к Грому курьер. А он что? Взял и прогнал курьера, да еще смеялся: «Без ваших дурацких приказов обойдусь. Гром не из тех, кого можно на веревочке водить». Узнал про тот случай Рен. Да, да, проводник краевого провода… Приказал службе безопасности разобраться, назначить следователя. Дальше все просто было. Пришли денька через три эсбековцы, поставили Грома перед строем и… Умер без покаяния Гром. Вы тогда еще третьим с правого фланга стояли, друже Ярмаш. Оттуда, наверное, все хорошо было видно, не правда ли?
Стась побледнел, лиловые круги четче обозначились под глазами.
– Вы… откуда знаете?
– Могу сказать… Следствие по делу Грома вела я. Кстати, тогда у меня еще не было таких полномочий, как сейчас…
– На что вы намекаете?
– Не намекаю – предупреждаю: каждый, кто мешает свободной Украине, подохнет, как пес. Ишь ты, намекаю!.. Я вам не возлюбленная, чтобы намекать. Мое дело приказывать, ваше – выполнять. – И, не давая опомниться, продолжала: – Еще одно. Вы, конечно, не забыли, что вам лично обещано за успешное выполнение операции «Гром и пепел»? Обещание остается в силе. Но только я могу отдать приказ о вашем уходе за кордон. В случае срыва операции, моей гибели или других чрезвычайных обстоятельств никто не сможет осуществить то, чего вы так желаете.
Горлинка говорила сухо, официально, ровным, бесцветным голосом. Она изменилась до неузнаваемости: с проводником говорил человек, который привык командовать и не терпел ослушания. Стафийчук уже не раз проклинал ту минуту, когда вздумал вербовать учительницу. Эта чертова девка может всадить пулю в лоб – и глазом не моргнет. Или отдаст приказ – и тебя, не колеблясь, расстреляют свои же собственные «боевики».
– Так что в ваших интересах, Ярмаш, чтобы со мной ничего не случилось, – многозначительно подвела итог Горлинка. Она отлично знала волчьи нравы главарей крупных и мелких банд.
Поняв это, Стась сделал соответствующие выводы.
– Что вы, что вы! Великая для меня честь встретиться со славной дочкой нашего… – семинарист, выученик униатов, громкими словами прикрывал растерянность.
– Бросьте! Лучше постарайтесь покрепче запомнить то, что я вам сказала…
Стафийчук запомнил. Он молча глотал обиды, вымещал злость на «боевиках», всячески старался завоевать доверие Горлинки.
Подготовка к совещанию проводников шла полным ходом. План Стафийчука по объединению мелких бандеровских групп был одобрен Горлинкой и Розумом. Правда, в последнюю минуту Стась заколебался: мелкие группы оперативнее, в случае провала уничтожено будет одно звено, другие останутся невредимыми. Но если чекисты нащупают объединенную банду – не уйдет никто.
– Пустое, – возражала Горлинка. – Общими силами можно такие дела закрутить! Волков бояться – в лес не ходить… В крайнем случае после операции опять рассредоточим наши силы. Ясно ведь – придется нам покидать этот район.
– Знает ли краевой провод о наших планах? – спрашивал Стась.
– В этой зоне ни один шаг не делается без ведома Рена, – отрезала Горлинка. – И вообще примите мой совет, Ярмаш, – не болтайте много на эту тему…
Розум тоже настаивал на решительных действиях. Оставалось согласовать обе операции во времени. Откладывать их Горлинка не разрешила: агенты доносили, что в селах, которые бандеровцы, занятые внутренними делами, не тревожили, наблюдается затишье, серьезных воинских подразделений вблизи нет.
Несколько раз исчезал Блакытный. Он появлялся весь забрызганный грязью проселочных дорог, небритый, усталый, вконец измотавшийся, и заваливался отсыпаться.
Какие дела водили его по лесным чащобам, никто не знал, да и не допытывался. Горлинка уходила с ним в лес, подальше от любопытствующих ушей и глаз, и там Остап докладывал о результатах своих походов.
В банде втихомолку поговаривали о слишком явной симпатии Горлинки к голубоглазому хлопцу. Остапу завидовали. Бандеровцы считали, что Горлинка своею властью вырвет Блакытного из леса, заберет с собой «туда»… Куда – об этом только догадывались.
Горлинка уже давно не обращала внимания на слухи, сплетни, на грязь, которую в нее бросали. Она относилась к этому как к неизбежному злу. Но каждый раз внимательно прислушивалась к тому, что говорят о ней: вредит ли это ее делу или нет? В данном случае разговоры были на пользу: было бы странно для бандеровцев, если бы молодая курьерша строила из себя недотрогу. Вместе с тем Горлинка была довольна тем, как развивались ее отношения с Остапом. Вот и сегодня у них состоялся очень интересный разговор.
Остап, как обычно, сжато доложил о выполнении задания. Ходил он в Зеленый Гай – дело было срочное, спешное, пришлось, рискуя быть опознанным, появиться на околице села днем. Все сошло благополучно.
Горлинка сидела на пригорке. Остап стоял рядом.
Неподалеку от них ржавым холмиком возвышался муравейник. Рыжие муравьи деловито сновали по тропинкам, тащили в свой дом былинки, стебельки и прочий строительный материал. Остап задумчиво наблюдал за ними, даже помог какому-то работяге – убрал прутик, преградивший дорогу.
– Вот все, даже муравьи, строят, только мы разрушаем…
– Не кисни. Осталось недолго.
– У вас все ясно, Мария Григорьевна. Зато я свою жизнь перегородил такими греблями, что век не разгородить.
– Мне бы твои заботы. – Мария совсем по-бабьи пожаловалась: – Устала я, Остапе. Очень устала…
Тучки на небе собрались в стаю и двинулись к горизонту.
– Пора, – девушка встала. – Все понял?
– Сделаю, Мария Григорьевна, не беспокойтесь!
– Смотри, от тебя многое зависит.
– И жизнь моя тоже…
Остап вскинул на плечо автомат. Еле приметной тропинкой, по которой и идти можно было только согнувшись, они вернулись на базу.
Курьеры Стася
– Стась что-то затевает, – предупредил через несколько дней Марию Остап. – Нюхом чую – дело нечистое.
– А точнее?
– Притих сильно – не в его характере. Курьеров своих посылает к проводникам. Твои курьеры идут и его. С чем, никто не знает. И заметь: все больше Василь ходит, Мыкыта, Юрась, а они со Стасем еще при немцах гуляли по лесам. Неспроста все это…
Симптомы какой-то внутренней, незаметной другим деятельности в банде Мария тоже заметила. И что курьеры Стася куда-то уходят, тоже видела. Вот только внимания на это раньше не обратила – жаль. Пожалуй, правильно Остап волнуется. От Стася всего можно ожидать. Трудно надеяться, что он окончательно смирился, доверяет ей до конца. Слишком уж необычными были обстоятельства, при которых они познакомились и «подружились». Возможно, Стась по своим каналам все еще пытается навести о ней справки. Все никак не успокоится… Не верит – звериные инстинкты для таких, как он, проживших не один год в лесу, часто значат больше, нежели все другие аргументы. Почему волк иногда минует западню? Шел прямо в нее, а за десяток шагов свернул…
– Ты можешь узнать, что передают курьеры Стася проводникам? – спросила Горлинка Остапа.
– Вряд ли, – засомневался хлопец. – Ты же знаешь наши порядки: что известно одному – до того другому дела нет.
– Надо, Остап. Я могу, конечно, призвать сюда и Стася и его курьеров, потребовать, чтобы сами сказали. Только думаю, на такой случай у Стафийчука разработана запасная версия – отбрешется.
– Даже если и узнаем, помешать не сможем. У них – сила.
– Ничего, Остапе, бывали и похуже ситуации.
Остап ерошил густые волосы – верный признак размышлений. Спросил Марию:
– У тебя самогон есть?
– Стоит целая сулея под нарами. От Стася наследство.
– Ну, тогда попробуем…
В одном из бункеров он отыскал Василя. Тот спал, по давней арестантской привычке закутав голову ватником: пусть галдят и орут вокруг – не помешают. Остап легонько тряхнул Василя за плечо. Василь матюгнулся, поплотнее надвинул ватник.
– Да проснись ты, холера…
Бандит сел, аппетитно зевнул, опять матюгнулся.
– Чего тебе? Сон видел, будто сижу за столом в собственной хате, а на столе сало, колбаса на сковородке шипит, бутылка казенки. Только я стакан налил, ко рту потащил, а тут ты…
Остап пошептал ему что-то на ухо.
– Вот это дело! – оживился Василь. – Где добыл?
Остап опять пошептал. В бункере были еще бандеровцы – кто латал одежду, кто спал, а кто и просто лежал, бездумно уставившись в потолок. Бункер этот был далеко не таким комфортабельным, как у Стася. Обшивка на стенах местами полопалась, из-за нее сыпалась сырая комковатая земля, низкий потолок покрыт плесенью. Везде изжеванные окурки, остатки еды, нагар от коптилок. Одно оружие в идеальном порядке, у каждого под рукой на случай внезапной тревоги.
– Куда собрались? – лениво поинтересовался кто-то.
– Важнейшее поручение, – озабоченно ответил Василь.
Через узкий люк Василь и Остап выбрались наружу. Крышкой люка служил большой куст на пазах, отодвинутый сейчас в сторону. Пола пиджака у Остапа недвусмысленно оттопыривалась. Забрались в заросли черемушника. Остап достал сулею самогонки, несколько луковиц.
– Ну, будьмо…
– Будьмо… Выпили.
– Ворогам на погибель, нам на здоровья…
– Будьмо… Опять выпили.
– Щоб дома не журылысь…
– Будьмо… Еще выпили.
Хотя Остап и произносил тост за тостом, пили степенно, со знанием дела, неторопливо наливаясь хмельной истомой. Звенели алюминиевые кружки. Закусывали луковыми дольками.
– А ты хлопец непоганый, – прочувственно сказал Василь. – Смурный только, и нет в тебе той отчаянности, что у настоящих «боевиков». А так ничего. Я на тебя косо поглядывал еще с того случая, как комсомолку-библиотекарку прихватили. Хлопцы добре з нею побавылысь, а ты побледнел и ушел. Как баба… Давай выпьем еще!
Василь подставил кружку. Пьянел он быстро. После затхлого подземелья с вонючим духом свежий лесной воздух рвал легкие, дурманил голову. А тут еще самогонка. Крепкая. Баба Кылына, видно, сыпала в свое зелье известь – для крепости и количества – хлебнешь, глотку обжигает.
Василь жаловался на тяжелую жизнь, поминутно кивая в сторону бункера.
– Совсем бешеным стал Ярмаш. Сколько знаю его, таким сроду не был. Ни себя, ни других не жалеет. Я за эти дни столько километров натопал! Ну, скоро все кончится…
– Скоро, – эхом откликнулся Остап.
– Я тебе как другу говорю – недолго осталось. – Василь потянулся к сулее, снова налил себе и Остапу. Пьяно удивился: – Ты дывы, вроде и не пили, а донце показалось…
Прикончили сулею быстро. У Остапа хватило сил встать на ноги. Василь пытался подняться, опираясь на молоденькую березку. Березка гнулась, гибко выскальзывая из рук пьяного. Обнявшись, новые друзья побрели к бункеру. Василь загорланил: «Розпрягайте, хлопци, коней…»
– Тише, – уговаривал его Остап, – Стась почуе…
– Это верно, – скис Василь. – У человека настроение хорошее, так ему и поспиваты низзя. А ты добрый хлопец! Давай, Остапе, послезавтра друг дружку из виду не терягь. Пустить Зеленый Гай по ветру – то дрибныци[73]…
– А здаеться мени. Горлинка про послезавтра ничего не говорила.
– Точно, у них уже все назначено. Сам ходил к Джуре, предупреждал…
– Ишь ты, а не сказала. Твой Стась сказал, а моя краля ни полслова…
– Бабы, они завсегда скрытные. Но я тебе как другу – держись за Василя, не пропадешь… А завтра – сбор проводников…
– Чертовы корни, переплутали стежку… Ты куда, Василь?
– В бункер не пойду, где-нибудь под кустом отосплюсь. Стась побаче – рука у него тяжелая. Предупреждал, чтоб до послезавтра ни капли в рот не брал. А после, говорил, погуляем…
Василь захрапел на полуслове. Добрую самогонку варит баба Кылына… Остап встал, пощупал голову – огнем горит. Непослушными руками попытался отряхнуть траву, листья, лесную труху. Штаны в грязи, на рубашке тоже грязь. В таком виде и ввалился к Марии.
– Добре погулял, – засмеялась Горлинка, всплеснув руками.
Остап, спотыкаясь на каждом слове, выложил то, что удалось узнать.
– Ложись спать, – приказала Мария. – У меня ложись, нечего в таком виде по лагерю шататься. Трудный завтра день будет…
Трое без имен
– Ну что ж, этого следовало ожидать, – спокойно сказал Розум. – Стафийчук, ошеломленный внезапными событиями, вначале выпустил из своих рук инициативу. Теперь пришел в себя, предпринимает контрмеры. Операция подготовлена и может состояться хоть завтра, но Стафийчук что-то заподозрил и на всякий случай решил опередить события. У проводников он пользуется влиянием – наслышаны о его «подвигах». Выбор места сбора тоже не случайный: Джура – старый приятель Стася, вместе в берлинской «академии» обучались. Я знаю, что несколько дней назад Стась и Джура встречались у Скибы – зачепная хата тогда еще действовала. О чем говорили – неизвестно. Охраняли их Василь, Скиба и телохранитель Джуры. Но я тоже кое-что предпринял.
– Что именно? – спросила Горлинка.
– Сегодня сюда придут мои хлопцы. Трое.
– Мало.
– Больше нельзя. Придется рисковать.
Часа через полтора в люк бункера просунулась патлатая голова кого-то из бандеровцев. Он доложил: задержали троих типов, те говорят, что нужен им Розум. Пароль знают, а их никто не знает.
– Ведите, – распорядился Розум.
Вошли трое в сопровождении дозорных. Плечистые молодые парни. Гладко выбритые. В хромовых сапогах. Чем-то неуловимо похожие друг на друга. И еще на кого-то похожие. Мария пыталась вспомнить, напрягала память. Вспомнила: похожи на тех, кто маршировал при немцах в зондеркомандах. Такие же лощеные, сытые и туповатые. Щелкнули каблуками: «Слава героям!»
– Слава, слава… – прищурился усмешливо Розум. – Пароль!
Ответили. Розум приказал вернуть оружие. Они деловито затолкали короткие немецкие автоматы под спортивные пиджаки, пистолеты в карманы.
– Откуда, хлопцы? – спросил дозорный, пока Мария и Розум совещались.
– А оттуда… – Один из троих ткнул пальцем в пространство и загоготал своей, как ему показалось, удачной шутке…
– Да, школа… – завистливо вздохнул дозорный, приглядываясь к хромовым сапогам пришельцев. – Эти наведут порядок…
– Надежные? – спросила Горлинка.
– Эта троица побывала в таких передрягах – в дурном сне не привидится. Ахнешь. Я вот все думаю: сколько у Украины верных, мужественных сынов, и никто о них не знает. Приходится – падают мертвыми, приходится – в огонь идут. Во имя чего? Ради Украины и народа ее.
– Придет время – люди о них узнают и гордиться будут. Ничего не забывается, Розум. И о вас узнают. Стану я опять учительницей, войду в класс и просто скажу: «Сегодня, дети, я расскажу вам о том, как боролись и побеждали лучшие сыны народа нашего…»
Розум смущенно усмехнулся. Не так уж и далеко до того времени, а пока…
– Эй, кто там! Остапа Блакытного сюда!
Остап неторопливо влез в бункер.
– Ну-ка закрой люк, – попросил его Розум. – Вот так-то лучше. Береженого бог бережет. Есть у нас с Горлинкой тебе важное задание, Остап. Готов его выполнить?
– Все, что угодно! – горячо блеснул глазами Блакытный.
– Пойдешь к памятнику панским музыкантам. Пойдешь так, чтобы ни одна собака твой след не унюхала. А выследят – стреляй, уходи куда угодно, но живым в руки не попадайся. Больше всего наших, из провода, стерегись. Тебя попытаются выследить, потому что я сам приказал не спускать глаз с каждого, кто уходит отсюда. Сможешь уйти незаметно?
Блакытный прикинул что-то в уме, коротко ответил:
– Смогу.
– И я думаю, что сможешь, – удовлетворенно кивнул Розум. – У памятника тебя будет ждать человек. Кто бы он ни был, не удивляйся. Покажешь ему вот это, – Розум протянул Остапу кленовую сопилку без мундштука. – Мундштук у него. Он еще тебя спросит: «А играешь ли ты, хлопче, на сопилке?» Ответишь: «Нет, только учусь». Запомни: слова должны стоять именно в таком порядке – иначе тебе не поверят. После этого скажешь ему: «Погода изменилась. Буря будет завтра». Если же он начнет расспрашивать, скажи, что ничего больше не знаешь. Ясно?
Остап слово в слово повторил услышанное, спросил:
– Значит, я должен оставить Марию? Мало ли что может случиться…
– Поверь, не меньше тебя беспокоюсь. Но от того, как ты выполнишь только что полученное задание, зависит жизнь десятков людей…
Остап ушел.
– И нам пора собираться, – сказал Розум. – До Джуры километров двадцать, как раз поспеем к началу.
Он надел старенький ватник, проверил пистолет, снял со стены автомат. Мария тоже осмотрела оружие. Чуть в стороне от люка на траве сидели трое вновь прибывших. Они были готовы в дорогу.
Мария хотела пристроиться вслед за Розумом, но один из хлопцев, старший, наверное, опередил ее, и она оказалась за его спиной. Двое других шагали сзади, метрах в пятнадцати.
Прошли километра три по густому березняку. Один из тех, что шли сзади, вдруг бесшумно свалился под куст. Через несколько секунд послышались возня, звонкий удар и равнодушное напутствие: «Если еще вздумаешь вынюхивать, подвешу на осине». Хлопец догнал их и пристроился следом. Так они и шли – не разговаривая, чутко прислушиваясь к каждому шороху, автоматы под локтями на ремнях. За весь длинный путь Розум только один раз сделал короткий привал. Легли на траву – голова к голове, – и он тихо объяснил хлопцам:
– У этого дома три окна. Мы войдем все вместе. Как только войдем – становитесь к окнам, но так, чтобы вам не могли стрелять в спину со двора. Будет там четверо, хозяин пятый да еще четверо телохранителей, итого девять. Никого не трогать, нам нужен один Стась. Но в случае чего – стрелять без команды. Наверняка выставлен пост из телохранителей. Те, что будут в кухне, нас не интересуют – без приказа своих проводников за оружие не возьмутся. А вот тех, что на подворье караулят, придется вязать – нам очень важно появиться перед Стасем и проводниками внезапно…
К зачепной хате подошли, когда уже стемнело. Мария бывала здесь раньше, еще в дни рейсов по селам и хуторам, и сейчас она безошибочно вывела свою группу к тыну из жердей. Залегли, долго прислушивались к неясным звукам, долетавшим от хаты. Окна хаты были плотно задернуты занавесками, они не пропускали света. На подворье тоже было тихо. Наконец откуда-то сбоку, от стога сена послышался тихий говор:
– Курить хочется…
– Так закури.
– Тютюн оставил в хате.
– На, возьми мой.
Двое хлопцев отделились от группы и поползли под забором на голоса. Вернулись быстро, и Розум, увидев их, встал и, не таясь, пошел к хате. Он пропустил Марию вперед: «Теперь твоя очередь. Дверь открывай резко, но так, чтобы свет не ослепил». Мария набрала в легкие побольше воздуха, чуть задержала дыхание – верный способ сбить нервную дрожь, – вошла в сени, подождала, пока и остальные перешагнули порожек, рванула дверь:
– Слава героям!
Проводники сидели за столом, слушали Стася, вышагивавшего по комнате. Он остановился как громом пораженный, увидев Марию, запнулся на полуслове. На столе стояли глечики с молоком, ломтями нарезанный хлеб. Отсутствие самогона свидетельствовало, что разговор шел серьезный. Краем глаза Мария видела, как за ее спиной неторопливо, но достаточно быстро прошли хлопцы Розума и встали у окон.
– Ну, что же не отвечаете на приветствие, боевые друзья и товарищи? – спросила она ласково и доброжелательно.
– Откуда вы взялись? – выдавил, наконец, из себя Стась.
– Прибыли по вашему приглашению, Ярмаш, по вашему, – зловеще проговорила Горлинка.
