355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Леонов » Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) » Текст книги (страница 89)
Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)
  • Текст добавлен: 17 апреля 2021, 19:00

Текст книги "Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"


Автор книги: Николай Леонов


Соавторы: Юрий Перов,Сергей Устинов,Юрий Кларов,Валериан Скворцов,Николай Оганесов,Геннадий Якушин,Лев Константинов,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 89 (всего у книги 248 страниц)

Дальность полета пули – три километра

Он лежал здесь с ночи, много часов подряд. Неподвижно лежал, и даже куст бузины, который его укрыл, не шевелился. Почти рядом с его засадой высился каменный памятник панским музыкантам, так и не доигравшим для их вельможностей последний полонез. На памятнике сельские мальчишки гвоздями выцарапывали свои имена и имена подружек. Серый камень крошился, и гвозди оставляли в нем глубокие борозды. Его имя тоже было выцарапано у самой вершины памятника – для вечности. Он знал здесь каждую складку на земле – этот куст и серый валун были его знакомцами. Он еще раньше решил, что укроется в густом, огромном кусте бузины, как хохолок торчавшем на краю канавы, перерезавшей пригорок. Оттуда видно далеко вокруг. Хаты на противоположном берегу. Камыши под кручами. Бывший панский фольварк.

Дрема навалилась вместе с рассветом. Он разрешил себе закрыть глаза, забыться, положив голову на руку. И хотя это был не сон – так, не переставая чувствовать все вокруг, не спят, – несколько минут приободрили, немного сняли усталость. А рука не должна дрогнуть, иначе все будет напрасно.

Первыми на сельских дворах появились хозяйки. Они с ведрами прошли к хлевам, и слышно было, как протяжно мычат коровы, а еще ему показалось, что он услышал тугой стук молочных струй по донцам ведер. Но это только показалось – до села, напрямик через озеро, два километра.

«…Надо будет обязательно учесть ветер, хоть и слабый он».

На ветку совсем рядом села пичуга, склонила голову набок, глянула зеленым глазом. Человек, большой, неподвижный, распластанный на земле, внушал доверие, и пичуга принялась чистить-острить клювик. Для нее тоже начинался трудовой день.

На бывшем панском фольварке, как маятники, вышагивали часовые. Бегала солдатня, сыто урчали грузовики – шоферы пробовали моторы. Но прошло еще часа два-три – солнце-окончательно влезло на небосвод, пастушата прогнали стадо к лесу, роса подсохла, а земля прикрылась кисеей легкой дымки, прежде чем во двор фольварка въехал вездеход. Солдаты построились в прямоугольник.

Он потянул винтовку к себе, намотал ремень на локоть левой руки, уперся локтем в давно приготовленную ямку. Ему захотелось, чтобы земля остановилась в своем движении по вселенной, потому что на какой-то миг показалось, будто зашаталась она, и края горизонта справа и слева поднялись и опустились, как волны в море. В прорезь прицела был виден комендант. Он приехал не парад принимать – через несколько минут солдаты по команде прыгнут в кузова машин, и эти машины, пушки двинутся в лес. Фашисты долго и тщательно готовились к карательной операции, надеясь разом покончить с партизанским отрядом.

У него были свои счеты с комендантом. Но сейчас он думал только о том, что не должен, не имеет права промахнуться, хотя и легли между ними два километра. Если промахнется, комендант не станет дожидаться второго выстрела, укроется за вездеход, – там его не достать.

Глазам больно – они устали.

Солдаты замерли, два офицера, выкидывая ноги, пошли навстречу друг другу.

…Дальность полета пули – три километра, прицельная дальность стрельбы – две тысячи метров. Планка на прицеле была отжата до отказа…

Офицеры сошлись точно у середины солдатского прямоугольника, остановились, приложив руки к козырькам…

И тогда он нажал на спусковой крючок. А потом уходил к лесу, не пригибаясь, во весь рост – он свое дело сделал, теперь скрываться было нечего. Партизанская пуля навылет прошила фашистское сердце. В лесах и селах об этом выстреле сложили легенды…

У него были свои счеты с комендантом. Это его имя было выбито дружками у самой вершины памятника: «Гафийка + Данько = любовь». Это его любовь измордовал фашистский кат. Данила Бондарчук отомстил, как подобает мужчине, – кровь за кровь…

– Данила Бондарчук, комсомольский секретарь? – не сразу поверил Остап Блакытный.

– Он после стал секретарем – как из леса вышел.

– В него наши недавно стреляли?

– Лежит Данила в больнице, пуля рядом с сердцем прошла…

Остап обхватил голову руками.

– Если бы я знал все это раньше…

– То что бы ты сделал?

– Предупредил Данилу… Я ведь, выходит, его вечный должник.

– У тебя будет еще возможность отдать свой долг Даниле.

Она сказала это жестко и твердо.

Опять пошли лесными тропами, и чем дальше уходили от жилья, тем гуще, непроходимее, сумрачнее становился лес. Остап кружил по полянам, чутко прислушивался к шуму деревьев, несколько раз останавливался и даже возвращался назад.

Девушка хотела сломать ветку, обмахнуться зеленым веером – в лесу было душно. Остап перехватил ее руку, предупредил, что здесь нельзя оставлять никаких следов. Потом исчезли веселые, прикрытые травами полянки. Мягко пружинил под ногами мох, поваленные ветрами деревья и в разгар дня были мокрыми, скользкими – солнечные лучи не пробивали густую крону.

– Далеко еще? Ноги сбила, тяжело идти.

– Скоро.

И действительно, когда, казалось, добрались уже до непролазных чащоб, из-за дерева вышел бандит с автоматом. Он протянул Остапу грязный платок, приказал завязать спутнице глаза.

– Геть! – раздраженно сказала Зоряна. – Не буду из-за вашей вонючей ямы тряпку на очи набрасывать.

Бандеровец все-таки настоял на своем: приказ Стафийчука. Она побрела, спотыкаясь о корни, перепоясавшие землю. Опять куда-то сворачивали, петляли между деревьями, спускались в овраги.

– Ведьмаки проклятые, забрались к черту в зубы, – шипела Зоряна, когда низкие ветки влажно скользили по лицу.

– Ты дывысь, зла яка! – удивлялся встретивший бандеровец.

Наконец остановились. Послышались неясные голоса, зашумел, сдвинувшись с места, здоровенный куст. «Ступенька… еще одна… и еще… – подсказывал Остап. – Все».

Зоряна сорвала повязку. Она стояла в бункере. Стафийчук приветливо улыбался и протягивал руку.

Курьер бандитского подполья

– Чтоб вас… с вашей конспирацией!

Стафийчук рассмеялся, показав остренькие, мелкие, прокуренные до желтизны зубы. Засмеялись и двое других, сидевших на колченогих, крепко сколоченных табуретках.

Бункер, судя по добротности, был построен давно, основательно, еще в те времена, когда бандеровцы заботились не о временном пристанище, а о надежном убежище на черный день. Что он наступит, наиболее дальновидные бандиты не сомневались.

Стась сам выбрал место для своей базы, завез заблаговременно оружие, снаряжение, в соседних селах внедрил свою агентуру. Шутил, что в его бункере можно отсиживаться до второго всемирного потопа.

– Так гостей не встречают! – Зоряна говорила капризно и обиженно.

– У нас одинаковые для всех правила, – извиняясь, объяснил Стафийчук. – Так что не взыщи.

Зоряна быстрым взглядом обвела бункер, будто искала, на ком или на чем сорвать накопившуюся злость. Заметила на стене короткий немецкий автомат, сняла «шмайсер», передернула затвор. Бандеровцы поспешно сунули руки в карманы, за отвороты линялых стеганок. Только Стафийчук не двинулся с места, не схватился за пистолет, смотрел заинтересованно – не больше. Зоряна щелкнула предохранителем.

– Знакомая игрушка? – спросил Стась.

– Да. Отец обучил обращаться с нею. Партизанил он при немцах…

Националисты переглянулись. Худой и бледный от сидения в бункерах бандеровец, которого Стафийчук называл Дротом[71], встревоженно проговорил:

– Привел партизанского выкормыша…

Она резко повернулась к бандеровцу.

– Гей ты, Дрот, или как там тебя, смотри, как бы не нарубала из тебя гвоздей!

Дрот удивленно заморгал, побагровел, подхватился с табуретки.

– Сядь, – приказал Стась. – Говорил вам: огонь девка, пальца в рот не клади – откусит, скажет, так и было… А ты, Зоряна, тоже не кипятись, жизнь у нас такая, никому не верим.

– Ну ладно, разболтались, – сказала она. – Давайте к делу, мне не позже восьми надо уйти, а то не попаду в село.

– Хлопцы выведут на дорогу.

Зоряна доложила о встречах за последние две недели. Она исколесила всю округу, побывала на многих хуторах. Шла от одной встречи к другой. Дорогу к Скибе ей указал Стафийчук. Скиба привел к Шулике. Шулика передал Дубняку. Дубняк выделил хлопца, который отвел ее на место встречи с Джурою… Так связывала и связывала Зоряна ниточки лесной паутины, штопала в ней прорехи.

Она называла Стафийчуку и его подручным явки, зачепные хаты, подпольные клички главарей банд. Бандеровцы радовались: «Живой еще Дубняк, а говорили, что попался чекистам…»

Они помрачнели, когда Зоряна перешла к характеристике националистических группок, о которых знала со слов проводников. Малочисленные. Загнанные облавами в чащобы. Тайные схроны и склады оружия больше не существуют. Боеприпасы на исходе. На «боевиков» разлагающе действуют призывы властей выходить из леса и сдавать оружие. Особенно участились случаи бегства после того, как некоторые, начитавшись листовок, явились к представителям власти с повинной и действительно получили амнистию. Живут теперь неплохо, и слухи об этом проникли в лес.

Стафийчук и его помощники переспрашивали подробности, уточняли по карте местонахождение групп. Стась нервно заходил по бункеру. Следя за ним взглядом, Зорина увидела в дальнем, плохо освещенном углу бункера сваленное в кучу обмундирование солдат Советской Армии: шинели, гимнастерки, пилотки со звездочками. Тоже, наверное, досталось от немцев по наследству. Содрали где-нибудь в лагере фашисты одежду с военнопленных, отдали националистам.

Марию Стафийчук похвалил. Даже не ожидал, что она так успешно справится с заданием. Предупредил строго:

– Но, боже тебя упаси, Зоряна, попасть в лапы к ворогам нашим. Теперь ты знаешь столько, что дороже многих «боевиков».

Посоветовался со своими, не прикрепить ли постоянно к Зоряне Блакытного? Пусть и дальше охраняет и бережет учительницу. У девушки тоскливо сжалось сердце. Знала она цену такой «охране» – пуля в спину в случае провала. Но возражать не стала – бесполезно.

– Вот еще что, – вспомнила она, – со всеми условилась о сборе. Место – хутор Скибы. Сигнал – звездочки, выбитые на старом памятнике. Количество знаков укажет место встречи.

Проводник не скрывал своей радости. На сборе вожаки договорятся о совместных действиях, и тогда он, Стафийчук, сможет приступить к выполнению задания закордонного провода. Операция «Гром и пепел» будет осуществлена. Он торжественно сказал:

– От имени отчизны выношу тебе, Зоряна, щирую подяку.

При этих словах бандеровцы нехотя встали. Дрот чуть презрительно покосился на главаря. Велеречивость бывшего сельского учителя основательно надоела его подручным.

Стась оживленно потер руки, предложил:

– Добре поработали, час и отдохнуть.

В люке появилась нечесаная голова бандеровца со шрамом, приходившего как-то ночью к Марии.

– Спроворь нам, Василь, пообедать.

Карту убрали. Появились сулея самогона, жестяные кружки. Василь нарезал самодельным, остро отточенным ножом сало, располосовал каравай. Из шкафчика достал глечик с маслом, луковицы, крупную рыжеватую соль. Стафийчук разлил самогонку, протянул кружку девушке.

– Опьянею, – она отвела его руку, – а мне еще идти и идти.

– Не бойся, выйдешь куда надо.

– Куда доля заведет, туда и выйдет…

Посыпались шутки, грубоватые остроты. Выпивка на столе – бандеровцы повеселели. Зоряна чуть пригубила самогон. В нос ударил противный запах первака.

– Э, так у нас не пьют, дивчино, – запротестовал Дрот. – Хоть ты меня и обидела, но я зло таить не буду. Давай за знакомство, видно, бедовая ты…

– Помиритесь, – поддержал Стась. – Ты уж прости его, Зоряна.

– Ладно, – не заставила себя упрашивать Зоряна.

Все выпили. Глаза учительницы заискрились переменчивым блеском. Бандеровцы звучно хрустели луковицами, посыпали сало крупной солью. Выпили еще по одной. Но на этот раз Зоряна решительно отказалась, ее не стали неволить – самим больше достанется.

– Опьянеешь, ни на что годный не будешь… – предостерегла Зоряна Стафийчука.

Дрот захохотал.

– Ты смотри, Стась, как она о тебе заботится, мне бы такую.

– А чом не пара? – самодовольно отозвался Стафийчук. Он все чаще и чаще поглядывал на круглые колени Марии, едва прикрытые короткой юбкой.

Девушка раскраснелась, косынка сползла с волос, прическа сбилась, и сейчас она была совсем не похожа на ту сдержанную, подчеркнуто-строгую учительницу, которая каждое утро входит к ребятам в класс, учит девочек и хлопчиков доброму, разумному.

Так бывает иногда. Если в готовом портрете человека легкая рука мастера изменит лишь некоторые черты, то появится совершенно новый образ, лишь отдаленно напоминающий оригинал. В последние дни только деталей не хватало для полного превращения учительницы Марии Шевчук в курьера бандитского подполья Зоряну. Теперь они появились. Стафийчук мог гордиться – он был мастером, подчинившим ее своей воле.

– Было время, – разнеженно разглагольствовал Дрот, – гуляли по всему краю… Любого вражину – к стенке, любую молодицу – в постель…

– Эге ж, – меланхолически поддакивал ему приятель. – Только бы не партизаны – немцы не в счет, они не мешали. А помнишь, Дрот, как ты от медведевцев драпал в одних подштанниках?

– Тьфу, нечистая сила, – выругался Дрот, – не мог чего другого вспомнить!

Стафийчук побледнел, глаза издерганно, пьяно мигали, под ними легли густые тени.

– А ну давайте по последней, – главарь поднялся.

Бандеровцы нетвердо считали ступеньки, проталкиваясь в люк.

– Наконец-то, – облегченно вздохнула Мария.

– Чего? – не понял Стась.

– Говорю, наконец, эти бугаи выкатились…

Мария прикинула, сколько выпили. В сулее не меньше двух литров. Откуда только самогон поставляют в лес?

Стафийчук помотал головой, отгоняя пьяную одурь. Скрутил цигарку, сильно затянулся. На какое-то время это его отрезвило. Проводник схватил Марию за плечи, прижал к себе, подталкивая к нарам. Она не вырывалась, только уклонялась от жадных, прижженных самогоном губ. Близость девушки, ее податливость, покорность распалили Стафийчука.

– Василь, – заорал он, – тащи выпивки!..

Выпили. И снова наполнила кружки Мария. Себе плеснула на донышко.

– Спаиваешь? – мотнул головой Стась.

– Как же, тебя споишь, – одобрительно сказала Зоряна и заставила Стафийчука до дна опрокинуть кружку.

Он заснул сразу, моментально – так проваливаются в бездонную яму. Кружка покатилась, громыхая, под стол, но разбудить Стафийчука сейчас уже ничто не смогло бы.

Мария долго сидела на табуретке, не шевелясь, наслаждаясь тишиной, сбрасывая с себя напряжение последних часов. Она прикрыла рукой глаза, прислонилась к стояку, подпиравшему накат. Всмотрелась в спящего. Стафийчук свалился боком, и пьяная слюна пузырилась на губах. Наскоро прибрала на столе. Выбралась из бункера. На пне сидел телохранитель – чинил сорочку.

– Дай-ка я, – Зоряна взяла иголку с ниткой, споро заработала.

И вдруг кто-то заорал истошно:

– Держите ее! Секретарь райкома комсомола! Чекистка!

И прежде чем она успела сообразить, что происходит, руки ей завернули за спину, окружили плотным кольцом. Она тоже узнала говорившего – поповский сынок из Явора. Бандеровец возбужденно продолжал:

– Я ее узнал – она в нашем районе на Львовщине была комсомольским секретарем! Сколько хлопцев сгубила в облавах! Сам от нее еле ушел!

Мария не вырывалась, ждала, когда придет Стафийчук, которого никак не могли добудиться. Дрот был уже здесь, зло матерился:

– Змиюка чекистская…

Стафийчук рассвирепел. Его опухшее после пьянки лицо, налитые кровью глаза выражали то бешеный гнев, то растерянность: сам вербовал ее, посвятил в тайное тайных – и на тебе! Но сомневаться не приходилось: Волоцюга, опознавший Марию, был старым, проверенным «боевиком», да и учительница ничего не отрицала.

– Сперва на допыт[72] ее, – распорядился Стафийчук, – потом отдадим хлопцам в бункер, пусть потешатся – и на сук…

Мария побледнела.

– Не боишься за меня голову потерять, Ярмаш? С тебя спросят!

– У кого узнала мое псевдо? – заорал Стась и сунул кулаком девушке в лицо.

Тоненькая алая струйка потекла из разбитых губ. Мария резко выпрямилась, крикнула:

– Хватит! Рукам волю даешь, ну что ж – отплачу за все, я и так перед тобой в долгу! Ну-ка развяжи меня!

– Она мне приказывает! – истерически захохотал Стафийчук.

Мария, презрительно прищурившись, слушала Стафийчука.

– Кто я такая, Ярмаш, можешь узнать швыдко по такому адресу… – она замялась. – А ну наклонись, скажу. Да не бойся, не кусаюсь!

Стафийчук посерьезнел, растерянно заморгал короткими ресницами.

– Гони курьера, и немедленно, – уверенно приказала Мария, – пусть передаст: «Горлинка просит помощи». Того, кто с ним придет, сразу ко мне. До того времени стерегите, раз не верите. А с тем злыднем, – она презрительно кивнула на Волоцюгу, – я разделаюсь позже…

Ее бросили в старый, полуобвалившийся бункер. Курьер ушел через тридцать минут – с теми, кто находился по указанному Марией адресу, шутить не приходилось. У бункера выставили охрану. Девушка осталась одна. Курьер мог возвратиться только через сорок восемь часов.

* * *

«Подлые враги украинского народа – буржуазные националисты – совершили еще одно кровавое злодеяние. От их рук трагически погибла молодая учительница из села Зеленый Гай Мария Григорьевна Шевчук. Совсем недавно приехала к нам Мария Григорьевна, но ее успели полюбить и дети и взрослые. Мария Григорьевна учила ребят добру, любви к Украине, к родному народу. Верная традициям народной интеллигенции, Мария Григорьевна после окончания института учительствовала в селах, несла людям свет знаний. Как комсомолка, она проводила значительную общественную работу среди молодежи, собирала и записывала народные песни. Бандеровские палачи замучили учительницу-комсомолку, но ее короткая светлая жизнь для всех нас будет примером. Убийц настигнет суровая кара, им не уйти от возмездия.

Группа товарищей»
(районная газета «Нове життя»).
Клетка для королевны

Змеиное болото затерялось в лесной глухомани. От Зеленого Гая до него десяток километров; только не каждый решится их пройти по полусгнившим кладкам через топи, по старым перекидным мосткам из жердей через заплывшие илом ручьи. Зато нет лучшего места для охоты – гнездится там великое множество диких уток. Но забредает туда редкий охотник. Пугает не только дорога по трясинам, прикрытым обманчиво-надежным ковром из густого мха, болотной ягоды, редкого кустарника. В годы войны шли здесь тяжелые бои, рейдами проходили партизанские отряды, прикрывались от гитлеровских карателей заслонами из мин. Нашпигована ими земля: и горе тому, кто наткнется на паутинку-проволочку, легшую от куста к кусту. Вполне возможна и встреча с бандитами – выбирают они для своих дел места поглуше. Змеиным болотом давно уже пугают непослушных детей…

В субботу Иван спросил у хлопцев, нет ли у кого охотничьего ружья и снаряжения. Роман Гаевой притащил ему трофейную немецкую двустволку и туго набитый патронташ. Степан Костюк – высокие болотные сапоги и ягдташ. К охоте все было готово.

– Куда собрался? – поинтересовалась Надийка.

– На Змеиное, уток постреляю.

Надийка неторопливо обошла Нечая. Осмотрела его со всех сторон, даже приложила ладонь ко лбу. Покрутила пальцем у виска:

– А ты, случаем, не того?

Хлопцы рассмеялись, так у нее это выразительно получилось.

– Да вроде нет, Надийка.

– Так какая же нечистая сила прет тебя к лешакам в гости? Или не знаешь, что это за болото?

– Надо повидаться с одним человеком. Интересный человек…

У Нечая даже голос стал мягче, когда заговорил о предстоящей встрече.

– В брюках твой человек или в юбке?

– Косы у нее серебряные, а когда солнечный луч на них упадет – золотыми становятся.

– Так, понятно… – Надия старалась подстроиться под шутливый тон Ивана. – Влада Скиба – королевна лесная! Угадала? Как в таком случае ты говоришь: на повестке дня – любовь?

Девушка говорила спокойно и бесстрастно. Как маленького, терпеливо уговаривала:

– Скиба и его хутор под подозрением. Не удается только схватить его на горячем, а то бы давно уже упрятали туда, куда Макар телят не гонял. Думаешь, дочка у него другая? Такая же, дай ей власть да плетку в руки – погонит на панщину…

Нечай, сноровисто подгоняя снаряжение, внимательно слушал Надийку. Он еще и сам не мог точно сказать, зачем понадобилась ему эта встреча. Влада – чужачка, это факт. Может, и верно, что дети за отцов не ответчики, только есть и другая пословица: яблоко от яблони недалеко падает. Здесь, на хуторах, дети не могут не отвечать за своих родителей. Тесно сплелось все в единый клубок, и сын не может не знать, чем занимается его отец. Он может быть или с ним, или против него – третьего не дано.

– Ты сам голову в капкан суешь, – уговаривала Надийка. – А вдруг это ловушка? Места удобные. А твоя Влада – подсадная утка.

– Вряд ли. Скиба не станет рисковать дочерью, если это его затея. Не дурак, сообразит, что я предупрежу вас, куда ушел. В конце концов я ведь тоже человек: хочу отдохнуть, поохотиться, а Влада – дело десятое.

Неправду сказал Нечай. Не стал бы он тратить дорогое время на охотничьи забавы. Заинтересовала его эта девушка, чем – пока и сам не знал. Может быть, тем, что судьба у нее такая странная – жить одиноко в лесу.

Как бы там ни было, ранним воскресным утром, еще алела зорька, отправился Нечай к болоту. Сельский пастух пожелал ему добычливой охоты.

– Дякую, – ответил Нечай.

– Э-э, какой из тебя охотник, если ты ответить не умеешь?

– А как надо ответить, дядько Панас?

– К черту меня пошли да дулю покажи.

– Зачем же дулю?

– Самое что ни на есть надежное средство против зависти. Я вот смотрю на тебя и думаю: убьет Нечай утку, вернется с охоты, зажарит ее хозяйка, стопочку опрокинет Нечай, а я корку сухую буду грызть – завидую, еще сглажу. А ты мне дулю под нос – помогает.

Посмеялись, побалагурили. Нечай распрощался с разговорчивым Панасом, пошел дальше. А пастух, собирая по сельским подворьям стадо, заглянул к бабе Кылыне. Не было у бабы Кылыны коровы, зато сама она приходилась Панасу кумой.

– Пошел Нечай к Змеиному болоту. На охоту пошел. И один, ничего не боится комсомолец, – заметил, между прочим, в разговоре Панас.

Баба Кылына наскоро попотчевала пастуха стопкой самогонки с маринованными грибочками, выпроводила к стаду и заторопилась, захромала – тоже к околице.

Первые километры Нечай одолел быстро. Приятно было идти по утренней прохладе – солнце еще только выползло, отяжелевшая от росы трава мягко и влажно шлепала по сапогам. Дальше – путь труднее, шаг медленнее, пошли гати да кладки.

Змеиное только называлось болотом – это было огромное озеро, уже сдавшееся в борьбе со временем: с каждым годом оно все больше и больше заболачивалось, зарастало, мелело. Но пока болотная тина одолела лишь берега, а дальше простиралось большое водное зеркало, испещренное множеством островков, местами густо поросшее двухметровым камышом, гибким лозняком, изрезанное протоками. Немногим были известны редкие твердые подходы к воде, а так – ходи, броди вокруг – водицы не зачерпнешь.

Только у самого озера Нечай сообразил, как трудно ему отыскать в хитросплетениях болотных тропинок Владу. Эх, не условился поточнее! Он упорно продирался сквозь заросли папоротника, частокол полусгнившего валежника, по давним приметам угадывая стежку, которая должна будет вывести его к воде. Ориентиром служила сосна причудливой формы, росшая на одном из островков: память услужливо подсказала эту примету.

Нечай благополучно перебрался на твердый бугорок земли, отыскал место посуше, уселся передохнуть, оглядеться. Гулко зашлепала крыльями по воде потревоженная утка и, оставив длинную дорожку, оторвалась от воды, пошла кружить над камышами. Домовитая водяная курочка неслышно пробежала по ряске. Иван вспомнил о ружье, снял с плеча, положил рядом. Дичи было много, и он не торопился: что толку стрелять, если шлепнется сбитый крыжак в воду – не достанешь. Нечай выждал, пока летевший прямо на него крупный селезень поравнялся с береговой кромкой, и только тогда вскинул ружье. Он услышал, как шлепнула дробь по тугому перу – селезень кувыркнулся, забил косыми крыльями по траве.

Почти тотчас же. где-то неподалеку тоже раздался выстрел, и эхо его покатилось по воде. «Эге, не один я здесь», – подумал Нечай и на всякий случай переложил пистолет из кармана за отворот ватника. Он прилег, слился с землей, ждал. В дальней затоке показалась лодка. Кто-то сноровисто работал веслом – узкая душегубка стрелой резала воду. Она выскочила на широкий разлив, гребец встал, из-под руки всмотрелся в прибрежные камыши. Это была Влада. Нечай тоже поднялся, призывно махнул рукой:

– Гей, на лодке!

Посудина мягко прошуршала по дну, ткнулась в бережок.

– Садись, Иване, – гостеприимно пригласила Влада. Она была в брюках, в стеганой куртке, ружье и патронташ лежали на скамеечке.

– Сейчас, только утку подберу.

Лодка была неустойчива, при резких движениях едва не черпала бортом воду, но только на такой узконосой, вытянутой в длину долбленке и можно было пробраться сквозь густые камыши.

– Одну сбил?

– Раз и стрелял. Какая охота с берега?

– Тогда приготовься – сейчас пойдут самые утиные места.

В камышах много полянок – окон. Небольшие, затянутые ряской, укрытые со всех сторон густым тростниковым камышом, они служат надежным дневным пристанищем уткам. От полянки к полянке – узкие тропки по воде, проложенные неизвестно кем. Влада отлично знала здесь все, гнала легкую, быструю лодку, казалось, прямо на непроницаемую камышовую стену, а за нею вдруг оказывался «пятачок» чистой воды. С треском, паническим кряканьем взлетала утка, и Нечай бил влет, навскидку, едва успевая перезарядить ружье. Влада разрумянилась, работая веслом, сбросила куртку. Они не разговаривали, было не до этого: оба увлеклись, оба с трепетом ждали, когда вырвется из камышей следующий крыжак, потом еще и еще…

– Досыть! – первой опомнилась Влада. – Добрый же переполох мы подняли! – засмеялась она, показывая Нечаю на вспугнутых уток, которые на бреющем носились над озером.

Нечай отложил ружье, повернулся к девушке.

– Ну и молодчина ты, Влада! – с искренним восторгом сказал он. – Так на уток вывозить! Правду говорят, что ты лесная королевна.

– Кто говорит? – встрепенулась Влада, и темные брови ее сошлись на переносице.

– Наши хлопцы, зеленогайские.

– Ты разве сказал, куда идешь?!

– А чего скрывать?

Девушка ничего не ответила, только сильными взмахами весла погнала лодку от берега, возле которого они крутились.

– Куда плывем? – спросил Иван.

– Увидишь. Садись на весла.

– Попробую.

Иван развернул лодку и погнал ее в направлении, которое указывала ему Влада. Озабоченность не покидала девушку. И только когда они отмахали километра два через озера, с разбегу влетели в реденький камыш, Влада разрешила Ивану передохнуть. Он положил весло, достал сигареты. С наслаждением закурил.

– Смотри, – тронула его за плечо Влада и указала на лес.

На дальний берег, от которого они так стремительно уплыли, вышли трое. Автоматы в руках. Смушковые шапки даже в жару. Осторожная волчья поступь: перебежками от дерева к дереву, от куста к кусту, будто знали, что здесь кто-то должен быть, готовые немедленно открыть огонь по каждому шороху. Иван схватился за весло, начал разворачивать лодку.

– Скаженный! – умоляюще зашептала Влада. – Да тебя убьют, не успеешь к берегу причалить. Что ты один против трех автоматов?

– Выслежу берлогу, – настаивал Иван. – Не мешай, Владзя…

– Багато, хлопче, берешь на себя. И близко к ним не подступишься, на «охоту» вышли, кого-то ищут… Нет, не пущу! – Девушка схватила весло и погнала лодку дальше в камыши.

Нечай вынужден был согласиться с доводами Влады. Про себя удивился ее умению ориентироваться в обстановке, трезвому расчету – тому, как быстро она взвесила «за» и «против». Иван насупился, он с трудом мирился с мыслью, что враг был совсем рядом и вот ушел безнаказанно, и ничего он, Нечай, не мог поделать. На охоту, гады, вышли… На охоту… На кого?

– Интересно, кого искали? – будто угадывая его тяжелую думу, спросила Влада. И быстро, резко добавила: – Уж не тебя ли?

– Скоро доплывем?

– Скоро…

И действительно, через некоторое время долбленка причалила к небольшому островку. Покатый холмик земли. Заросли черной ольхи с осинником. Верболоз смотрится в воду. На макушке островка две косенки. Под ними легкий шалаш. Костровая яма. Тренога для котелка.

– Прибыли! – провозгласила Влада.

Нечай с интересом осматривался, приглядывался к островку.

– Твои владения?

– Да, если я королевна, то мои владения – Змеиное. Здесь же столица.

– Мне нравится.

– Тогда будь как дома. Чтобы ты не волновался напрасно, скажу: в столицу без моего ведома ни один человек не проберется. Путь сюда только водой. На Змеином всего две лодки – на одной мы приплыли, а вторую я заранее угнала в камыш.

– Предусмотрительная…

– С волками жить…

– А кто волки?

– У кого нрав звериный.

Уклонилась Влада от ответа. И Нечай не стал настаивать – не время еще. Достаточно и того, что, когда появились бандиты, Влада явно была на его стороне. И сейчас позаботилась о его безопасности, оградила островок от появления непрошеных гостей. Интересно, зачем ей понадобилась эта встреча? Влада тем временем хлопотала у костра. В шалашике у нее оказались запасы провизии, и она сноровисто готовила обед, иногда искоса поглядывала на Нечая. Девушке нравился симпатичный хлопчина, и, как убеждала она себя, не было ей никакого дела до того, что работал он комсомольским инструктором. Скрыла от отца, что приходил Нечай на хутор? Не сказала о предстоящей встрече с ним? Ну и что? Могут же быть у нее свои, девичьи, секреты! Так думала Влада, прогоняя беспокойство: впервые за много лет у нее появилась тайна, которую надо было беречь даже от самых близких. До сих пор тайны были у нее с отцом пополам: он куда-то уходил по ночам, у них останавливались бандеровцы, как-то несколько дней кряду жил Стась. Влада, считая все это делами сугубо мужскими, не вмешивалась в них и твердо помнила совет отца: хочешь жить – держи язык за зубами. Отцу виднее, он сам знает, как и что делать. Иногда в приливе тоски ей хотелось разорвать все запреты, вырваться к людям, как бы они ее ни приняли. Но страшил гнев старого Скибы, да и не могла она бросить его одного.

– Садись, Иване, к столу. – Влада расстелила кусок чистого брезента на траве, подала ему. – Сегодня ты у меня в гостях.

Наскоро перекусив, Иван и Влада уютно устроились возле шалаша. Иван молчал, чувствуя себя хорошо рядом с этой малознакомой привлекательной девушкой: в меру бойкая, но не настырная, j меет, когда надо, помолчать.

– Не надеялась, что придешь, – начала разговор Влада.

– Почему же?

– Не каждый отважится в такую глушь забираться. Только ты не из пугливых. И стреляешь добре…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю