Текст книги "Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"
Автор книги: Николай Леонов
Соавторы: Юрий Перов,Сергей Устинов,Юрий Кларов,Валериан Скворцов,Николай Оганесов,Геннадий Якушин,Лев Константинов,Николай Псурцев
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 199 (всего у книги 248 страниц)
Через друзей он устроил меня корреспондентом одной из американских газет в Европе. Как Тони объяснил, у него оставалось слишком мало времени на разъезды. Говоря это, он даже не подозревал, насколько был прав! А может быть, и подозревал... С ним разделались через несколько месяцев после моего отлета в Европу. Последний раз я видел его в аэропорту. Тони пришел проводить меня, и мы сидели с ним в баре, вот как сейчас с вами. На прощание он сказал: «Запомните, Майкл, никто не защитит нас, только сама публикация. Это наше единственное оружие, надо спешить!»
За то время, что я провел в разъездах по разным странам, мне кое-что удалось собрать. Информацию, поступавшую из частных источников, я дополнял вырезками из газет, тщательно отбирая и классифицируя отдельные факты. В частности, именно тогда я и наткнулся на данные, косвенно свидетельствовавшие о причастности «Мед-Инко» к финансовым махинациям, нити которых тянулись в Италию.
Постепенно, деталь за деталью, начала вырисовываться картина связи ряда итальянских банков с американской «коза нострой», деньги которой, по-видимому, шли не только на финансирование убийств и подкуп политических деятелей, но и на вполне легальные операции. Пропущенные через фильтры европейской банковской системы, они возвращались в США для финансирования контролируемого мафией бизнеса. Одновременно в прессу просочились некоторые детали, наводившие на мысль о поддержке, оказываемой мафией ряду крайне правых партий и правительств. По нашим данным, во главе финансовых операций стоял крупный мошенник и авантюрист Микеле Синдона.
Все свидетельствовало о том, что слепить полную картину можно было, только раздобыв недостающие звенья цепи событий, ведущей в самое сердце итальянской мафии, в солнечный город на берегу ласкового Средиземного моря – Палермо. Именно там, у церкви Марии делла Сатена, мы и договорились встретиться с Тони в один из дней наступавшего мая. Он должен был прилететь рейсом 642 авиакомпании «Алиталия», что совершается дважды в неделю между столицами мафии – Нью-Йорком и Палермо.
Был жаркий день. Весь город вымер, оставив только таких бедолаг, как я, изнемогать в тени тентов многочисленных кафе. Я сидел, полурасплавившись, за столиком, тянул кислое итальянское вино и тупо смотрел через площадь на старинный фонтан. Минуты текли, прошло несколько часов.
Тони не пришел. Усталый и разбитый, я притащился в маленький отель, где снимал скромный номер. Когда подошел к стойке, портье вместе с ключом протянул мне серый конверт. Я разорвал его в своем номере, и на стол выпала фотография. В глаза бросилась грубо намалеванная черным фломастером рамка, и я увидел в ней лицо Тони. Я никогда не считал себя трусом, но тут все во мне содрогнулось.
Шандор, мне стало страшно! Нет, страшно не то слово – холодный, какой-то ползучий ужас охватил все мое существо. Я метался по номеру, физически стараясь найти хоть какое-то укрытие. Меня одолело полнейшее безразличие к собственной судьбе, ко всему на свете, моя воля была парализована.
Я ждал, но ничего не происходило. Белое солнце все так же каждое утро залезало на небосклон, и до боли в глазах голубое небо все так же висело над лазурной гладью моря. Бесцельно бродил по городу, бездумно сидел на террасах кафе в ожидании очереди из автомата, говорил с людьми, плохо понимая о чем. Но ничего не происходило, никто не обращал на меня внимания, я никому не был нужен. Шаг за шагом, недоверчиво и постепенно ко мне возвращалась жизнь. Я начал замечать, что происходит вокруг. Наконец окончательно понял, что меня всего лишь предупредили, и тогда неимоверная, ни с чем не сравнимая радость обуяла меня – мне разрешили жить!
В Штаты я не вернулся. Какая-то грань пролегла между мной и этой страной, убившей Тони, хотя он, как потом стало ясно, и умер на итальянской земле...
В Палермо я больше никогда не был. А интерес к мафии остался и со временем возрос. – Майкл раскрыл папку и стал листать. – Главные доходы мафии – это наркотики. Смотрите, резкий рост потребления героина и соответствующий рост смертных случаев в Европе. Всего за год в ФРГ погибло от наркотиков 623 человека, в Италии – 129, даже в Швейцарии 102 смерти. Цифры впечатляют!
– Надеюсь, мне удастся когда-нибудь прочесть это в ваших статьях?
– Я тоже надеюсь. Только статистика, казалось бы, простая подборка сухих цифр, иногда читается лучше всякого детектива. Единственно что требуется, так это немножко воображения. Вы просто возьмите и вдумайтесь в цифры: шестьсот двадцать три человека, наверняка молодых, предпочли спрятаться от жизни, всадив себе в тело шприц, а потом ушли совсем... Шестьсот двадцать три несостоявшиеся жизни в одной только стране!
Но Шандор уже не слушал. Мысленно он пытался увязать между собой события последних дней, выстроить факты в логически завершенную цепочку.
– Послушайте, Майкл, а что, если мы кое-что сопоставим. Только что перед вашим приходом я звонил своему коллеге в МАПРС. Знаете... – Шандор помедлил. – Человек, вместо которого я полетел инспектировать этот фармацентр, погиб в автомобильной катастрофе.
– Погиб? – приподнялся из кресла журналист.
– В тот день, когда мы летели в Париж... Виновник аварии скрылся.
– Это уже почерк...
– Но это не все. Вы помните нашу встречу в аэропорту? Вы подошли, когда меня пригласили к телефону.
– Вас этот разговор очень расстроил, и это было видно со стороны, – припомнил Майкл.
– Еще бы! Мне вежливо предложили отказаться от поездки и предупредили, что отсюда я могу и не вернуться. На этом фоне ваш рассказ о неизвестных источниках богатства «Мед-Инко» звучит совсем иначе.
– Да... – Журналист взял стакан, но тут же отставил его в сторону.
– И все же не могу понять, при чем здесь телекс? Похоже, своим появлением он вызвал цепочку событий. Но почему?
Майкл пожал плечами.
– Многовато совпадений. Правда, пока нам лично ничто не...
Майкл замолчал на полуслове, и они оба, почувствовав легкое движение воздуха, обернулись. Дверь номера приоткрылась, чья-то рука, скользнув по стене, щелкнула выключателем, и комната погрузилась в темноту. Они увидели, как на фоне освещенной полосы коридора легкая тень скользнула в номер и тут же растворилась. Дверь закрылась, в замке повернулся ключ.
Незнакомец появился так внезапно, что Варга и Майкл растерялись, не зная, что предпринять, но глуховатый с хрипотцой голос приказал:
– Отойдите от окна! Быстро! Они могут стрелять!
Убедившись, что его приказ выполнен, незнакомец рухнул в кресло.
– Устал, – сказал он, будто оправдываясь, – пришлось долго ждать. – И добавил как бы невзначай: – Это я послал вам телекс...
– Вы?! – удивился Шандор. – Кто вы?..
– Я... – повернул голову незнакомец. Отраженный свет луны упал на его лицо, и Шандор разглядел, что мужчина немолод, худ, с костистым, туго обтянутым кожей лицом. – Легче объяснить, кем я был, чем кто я есть. А вы знаете, – вдруг оживившись, продолжал он, будто с кем-то споря, – может быть, в основе моего поступка действительно лежит элементарный эгоизм, тщеславие или, скажем, просто желание, чтобы помнили. Как вы думаете, ведь в этом, в сущности, нет ничего плохого? Впрочем, какое это сейчас имеет значение! Мы с вами встретились, и впереди у меня по крайней мере час, а может, и полтора. Думаю, они сразу догадаются, что я здесь, но ворваться не решатся, даже если и заметили. Я буду курить и рассказывать, а вы слушайте.
– ...Тогда был конец лета. Деревья стояли еще зеленые, но в воздухе уже пахло осенью, и вода в реке изменила свой цвет, стала скучной и неприятной. Небо навалилось на город серой массой, было трудно дышать... Не знаю, зачем я все это вам говорю, наверное, соскучился по живым людям. Что ж, пусть это будет последним желанием приговоренного к смерти...
Он взял вторую сигарету, закурил.
– Господи, какой аромат, какое блаженство! – Выпустив клуб дыма, он тут же жадно затянулся. – Ну ладно... Так вот, то лето было странным, особенно для меня. Когда оно кончилось, наступила пустота. У меня всегда так в жизни: если подламывается одна колонна, то рушится весь дом целиком, до последнего кирпичика. Я не мог понять, что происходит. Неуверенность и беспокойство овладели мною тем летом. Я нервничал, и моя жизнь, до этого отлаженная и гладкая, вдруг сломалась.
Сначала умер отец, потом ушла жена, и все это на фоне неприятностей на работе. Старые надежды исчезли, и я как будто завис в пустом белом пространстве и никак не мог сдвинуться с места. Ничто не держало меня больше, тонкие ниточки связей с людьми продолжали рваться, и, как перекати-поле, я ждал лишь порыва ветра, чтобы сорваться с места. И этот порыв пришел. Я встретил одного человека... короче, мне предложили уехать из моей страны. Куда, зачем, от кого – эти вопросы не вставали в моей бедной, уставшей голове. Бежать, чтобы двигаться, чтобы только не стоять на месте!
По прошествии многих лет и многих бед я кое-что понял. Понял, что, когда невмоготу, надо держаться своих, если хотите, быть со своим народом, пусть это громко звучит. Единственно, что нельзя никогда делать, так это бежать.
Через некоторое время тот человек, мой друг... она вернулась, и это было еще одно предательство. Она звала меня с собой, уговаривала, убеждала, даже умоляла, но к тому времени я уже слишком много наговорил. А что делать, и ей и мне надо было есть?! Я жил как в угаре, меня показывали публике как зверя, и я что-то кричал им, чего-то требовал, писал... Сейчас, когда мои часы сочтены, я несравненно более спокоен.
А потом, как это и бывает, все разом про меня забыли. Я отслужил свой век, и как нечто разового пользования меня элементарно вышвырнули на свалку. Замелькали города, где ты никого не знаешь, потянулась вереница стран, куда тебя не хотели пускать. Менялись названия улиц, менялся цвет мундиров, но оловянный взгляд полицейского за столом оставался тем же. И все тот же вопрос: «Что вы намереваетесь делать, если вам разрешат въезд в страну?» И каждый раз хотелось крикнуть: «Жить! Я просто хочу жить!»
Но я молчал – человек без гражданства не имеет права повышать голос. Наконец я попал в Марсель. Я не стремился в этот город, а слово «наконец» означает лишь то, что там мне немного повезло. Меня подобрали, как подбирают на улице бездомного щенка. Из жалости. Мой хозяин содержал маленькую аптечку на углу двух улиц неподалеку от порта. Восемь часов в день я готовил незамысловатые лекарства – я ведь по профессии фармацевт, – зато остальное время грелся на солнышке у ласкового моря. Что еще человеку надо?
Но счастье мое продолжалось недолго. Однажды к Анатолю, так звали хозяина аптеки, пришел клиент и долго со мной разговаривал, расспрашивал о том о сем, кто я, откуда и кого знаю. А через день в аптеку явился полицейский и без обиняков посоветовал убираться, и не только из города, но и из Франции. Убираться... но куда?
Я был на грани самоубийства, у меня не было сил жить. Тогда Анатоль и посоветовал мне поговорить с тем клиентом, что приходил в аптеку за день до полицейского. Он давно его знал и был уверен, что тот может помочь. Конечно, я понимал, что все разыгрывается по заранее написанному сценарию и я просто кому-то понадобился, но что оставалось делать? Мы встретились, а ночью меня уже везли в закрытом фургоне куда-то в сторону от моего любимого моря. Я ничего не чувствовал, ничего не хотел, ни о чем не думал...
Меня поместили в небольшой, отгороженной от мира высоким забором вилле, в которой, как впоследствии оказалось, мне суждено было прожить больше года. Прекрасное место, ухоженный сад, но поистине золотая клетка. Я наслаждался покоем и бездельем, а на сердце скребли кошки. Не мог понять, кому и зачем понадобился. Вилла хорошо охранялась, и стражники не спускали с меня настороженных глаз. Однако очень скоро все разъяснилось.
Скажите, вам ничего не говорит имя Джо Чезари? Одно время о нем много писали в газетах. Мне предстояло стать его подручным. Это был скупой на слова, неприветливый человек, считавшийся среди окружающих гением. Знаете почему? Потому что своими руками мог делать «белое золото» – героин. Конечно, не он один владел этим искусством, а это поистине искусство, но был неподражаем. Вы, наверное, знаете, что героин производят из опия, превращая его предварительно в морфин, но мало кто подозревает, насколько трудно получить чистый продукт, скажем, выше восьмидесяти процентов, который только и можно продать на крупных рынках, таких, как США. О, это большое искусство! Стоит чуть-чуть отступить от технологии, недоглядеть, и у вас есть все шансы взлететь на воздух.
Кроме всего прочего, производство опасно для здоровья. Уксусная кислота, которая используется в технологическом процессе, субстанция весьма пренеприятная, она разъедает металлы, не говоря уж о коже и легких. Человек, участвующий в производстве героина, подвергается сразу двум опасностям. Если он не отравится, то рискует в скором времени сам превратиться в наркомана. Наверное, зная все это, Чезари и пытался заполучить человека, чьими руками он мог бы работать, не подвергая себя особой опасности.
Во всех отношениях я был для них находкой. С одной стороны, случись что со мной, никто бы и ухом не повел, с другой – мое образование фармацевта и некоторый опыт работы давали основание считать, что в моем лице Чезари получит хорошего помощника. Короче, они решили, что я именно тот человек, кто им нужен и кто на правах раба будет работать за воду и хлеб. Так я угодил в руки мафии. – Незнакомец взял следующую сигарету.
– Ну а Чезари действительно был человек одаренный. Когда у меня начало кое-что получаться, он изменил отношение ко мне – стал учить. Так что вскоре жизнь моя стала довольно сносной, не считая, конечно, высокого забора. Сам Чезари появлялся на вилле эпизодически. Очень следил за своим здоровьем и большинство операций перекладывал на меня. Когда все ладилось, нам удавалось получать значительно больше героина, чем в остальных подпольных лабораториях.
Ему прощалось все – и непомерная гордыня, и заносчивость, – потому что через руки Чезари проходили колоссальные деньги, он эти деньги делал. Стоило ему ошибиться, и чистота героина упала бы ниже восьмидесяти процентов, а это означает, что миллионы долларов в одно мгновение превратились бы в лучшем случае в сотни тысяч. Но он не ошибался. Очень скоро научился не ошибаться и я, и мои хозяева это быстро подметили. Впрочем, жизнь моя от этого нисколько не изменилась. Чезари приезжал и уезжал, но теперь, когда он жил на вилле, уже ни к чему не прикасался, а только наблюдал за моей работой.
Вскоре я понял, что наша лаборатория перешла в резерв, ее преднамеренно старались не перегружать работой. Хозяева боялись, что если они оставят производство постоянным, то их легко обнаружат по чрезвычайно большому потреблению электроэнергии, которое наряду с сильным запахом уксуса является вернейшим признаком подпольной производственной деятельности.
– Вы говорите – электроэнергия и уксусная кислота? – переспросил его Шандор.
– Да, именно это, и если запах еще куда ни шло – место было довольно пустынное, – то с энергией дело обстояло намного хуже. За ее расходом наблюдают специальные подразделения марсельской полиции по борьбе с наркотиками, что я узнал позже из газет. Вообще говоря, до сих пор удивляюсь, насколько аккуратно и сдержанно они работали, максимум неделю в месяц. Думаю, эта лаборатория выполняла в основном внеочередные заказы. Таким образом они боролись с конкурентами. По крайней мере, так впоследствии писали газеты. Надо сказать, что в целом это был очень недурной бизнес! Из одной партии опия стоимостью от силы пятьсот долларов получался килограмм героина, который при розничной продаже на улицах того же Нью-Йорка приносил кругленький миллион. Как считаете?
За окном была ночь, маленький отель на окраине города спал. Плотный, средних лет мужчина, одетый в легкий парусиновый костюм, пересек темный вестибюль. Навстречу ему от стены отделилась фигура человека.
– Где он? – спросил пришедший.
– В номере у венгра...
– Ну теперь держись, шеф нам покажет! – Из заднего кармана брюк мужчина вытащил большой клетчатый платок и обтер лицо. Было заметно, что он порядком устал. С тех пор, как они получили задание найти этого типа, он не спал ни часа. И теперь, когда приказ был максимально ясен и прост – не допустить контакта, этот идиот испортил все дело. Выходит, зря они обшаривали город, зря торчали полдня в вестибюле этого занюханного отеля.
– Я отлучился всего на минуту... я же живой человек, – канючил второй.
– Пока живой, – уточнил первый. – Иди, звони шефу!
– Почему я? Ты старший, ты и звони!
– Я повторять не буду, – прищурившись, мужчина посмотрел на своего напарника. – Иди, иди, послушай, каких собак он на нас пустит. Будь проклят день, когда я с тобой связался!
Чтобы подчеркнуть свою непричастность, старший уселся в кресло и оттуда наблюдал, как его напарник поплелся к стойке. Портье, он же главный распорядитель, давно уже покинул свое место и теперь наверняка спал в дальней комнате, отгородившись от мира заляпанной рекламой перегородкой.
Через несколько минут напарник вернулся и с нескрываемым облегчением сообщил – связь прервана.
– А, черт! – выругался старший. – Здесь быстрее доехать...
– А пулеметы? – возразил второй. – Так они тебя и подпустят. Как только прервалась связь, они, наверное, каждую минуту ждут нападения.
– Да кому они нужны? Думаешь, партизаны не знают, что это всего лишь фармацевтический центр?
– Знают, не знают, гадать не будут. Прошьют для верности разок-другой, а там доказывай... Стрелять всегда надежнее первым!
– А ты философ... – усмехнулся старший. Из кобуры под мышкой он достал тяжелый автоматический пистолет и, спустив его с предохранителя, положил в карман пиджака. – Ну что ж, философ, садись, будем ждать...
Телефон фармацентра ответил только через час.
– Идиоты! – Прикрыв трубку ладонью, Винклер повернулся к Веберу. – Они его упустили. – И опять в трубку: – Нет, разбираться, чья вина, будем потом, а сейчас, – посмотрел на часы, было за полночь, – сейчас сделаем так... Этого кретина устранить немедленно, пока он еще чего не придумал. Нет, что-нибудь понатуральнее, автомобильная катастрофа... Меня не интересует, есть у него машина или нет! – заорал он, внезапно потеряв показное спокойствие. – Это ваша забота! Венгра и журналиста к одиннадцати утра сюда. Я сказал – к одиннадцати, не раньше и не позже! И еще, проверьте у этого, ну, сами знаете, из полицейского управления: если они записали наш разговор, пленку изъять! Все!
И бросил трубку.
– Ублюдки, с кем приходится работать, поручить ничего нельзя! – Винклер заходил по комнате. Вебер наблюдал за сценой из своего кресла. – Пока мы тут с вами развлекаемся, этот тип там вываливает все, что знает. А знает он много и еще о большем догадывается.
– Вы приказали...
– А что прикажете делать? – передразнил Винклер, постепенно обретая спокойствие. – Сейчас проблема в другом...
– Варга?!
Винклер кивнул и молча подошел к столу. Глядя на него, Вебер не в первый раз за это время пожалел, что согласился прилететь сюда. Он боялся этого человека. Ему мучительно захотелось оказаться в своем заваленном бумагами офисе, откуда все представлялось совсем по-другому. В то же время каким-то задним умом понимал, что жизнь его уже никогда больше не вернется в прежнее русло.
– Ну и что вы собираетесь делать? – усмехнулся Винклер. – Ведь вы здесь, а не я, представляете штаб-квартиру, вам и принимать решение. И журналиста сюда приволокли вы, так что давайте решайте! – Он откровенно издевался.
– Неужели вы пойдете?.. – Вебер знал ответ, но боялся его услышать. – Но... но это так просто не оставят! Будет расследование...
– А, бросьте! Оставим детали режиссеру. А теперь идите спать! – приказал Винклер. – Похоже, завтра у вас будет тяжелый день.
– Так вот, – продолжал незнакомец, – под вывеской фармацентра скрывается их новая подпольная лаборатория. Скоро пойдут поставки сырья, все готово. Сам центр и вся эта мишура – для отвода глаз, прикрытие.
– Но почему они решили обосноваться именно здесь?
– Конечно же, из-за переворота. К власти пришли военные, и они гарантируют им полную безопасность и почти легальное производство наркотиков. Думаю, что «Мед-Инко» принимала участие в финансировании переворота. Этим все и объясняется.
– И все это время вы на них работали?
– О нет, бог миловал. Иногда везло и мне, а в тот день, когда полиция накрыла лабораторию под Марселем, свершилось настоящее чудо. Нас застали за работой. Кто-то предал, потому что они знали расположение помещений в доме и распорядок. Чезари работал в подвале, а я, на счастье, отлучился на кухню приготовить кофе.
Вдруг началась перестрелка, и в тот же момент в дом вломились переодетые полицейские. Не задерживаясь, они сразу же бросились в подвал. Вот тут-то мне повезло. Я взял с полки первую попавшуюся сумку, надел шляпу и вышел из дома через парадный вход. Его никто не охранял, и я спокойно дошел до ворот, у которых стоял полицейский в форме и смотрел в сад, откуда все еще доносились выстрелы. Я подошел вплотную к полицейскому и спросил, как пройти к шоссе на Марсель. Он дико на меня посмотрел и велел убираться, пока цел. У ворот уже стояли несколько зевак. Я присоединился к ним, меня здесь никто не знал. Наблюдая из толпы, я видел, как провели и бросили в машину Чезари, а затем выволокли тела трех охранников. Потом ворота закрылись, и я остался на улице.
На мое счастье, в сумке оказалось немного денег. Следующие несколько дней я все время передвигался, стараясь уйти от погони, но меня никто не преследовал. Потом, после долгих скитаний, я наконец осел в Вене. Не могу сказать, чтобы там особенно любили иностранцев, но место хаусварта мне все же найти удалось. Нет, хаусварт – это не дворник, это вроде смотрителя за домами. Я жил в фешенебельном районе на холме, стриг газоны и наслаждался свободой. Можете себе представить, я почти женился и обзавелся стареньким, но еще ползающим «фольксвагеном». Это было настоящее, тихое, человеческое счастье.
Я прожил в Вене восемь лет, почти целую жизнь. Но мир тесен, и однажды на своей собственной улице я нос к носу столкнулся с человеком, который давным-давно расспрашивал меня в аптеке Анатоля. И вот я здесь... Считалось, что им меня нечего опасаться. Сами видите, бежать некуда, да и они умеют искать.
– И вы решили рассказать...
– Да. Мне удалось отправить телекс, это был решительный шаг, казалось, я и сам к нему не был готов. Наверное, все лучшее, что мы делаем в этом мире, мы делаем в порыве, пока медлительная рассудочность не в силах угнаться за взрывом чувств. Потом мы часто жалеем, но дело уже сделано. Это все слова, на самом-то деле я понимал, что здесь, в глуши, они заставят меня работать восемь дней в неделю, а это в лучшем случае означает крайнюю степень наркомании. Так что, как видите, я ничего не терял. И потом, я счастливый человек, я мог быть убит там, под Марселем, а жизнь дала мне еще один шанс, и тут уж я взял все сполна. Теперь настало время расплатиться. И потом, пока ты не покойник, у тебя всегда есть надежда... – Он улыбнулся.
– А если бы я не приехал или приехал их человек? – спросил Шандор.
Он пожал плечами. Варга посмотрел на Майкла. Журналист неподвижно сидел в кресле, размышляя.
– Что вы намерены делать?
– Ничего. Наверное, меня прикончат. Винклер шутить не будет. – Он посмотрел на часы. – Пора.
– Может, лучше остаться? Подождем до утра, а там что-нибудь придумаем. Сюда они ворваться не посмеют, – предложил Шандор.
– Вы их плохо знаете. В этом случае они прикончат сразу всех, а так... так вы займете мое место. Если вам удастся выбраться отсюда живыми, расскажите все, что делают здесь эти «джентльмены»...
Он встал, потушил сигарету и направился к двери. Не дойдя до нее, обернулся.
– И еще, расскажите обо мне.
– Как ваше имя?
– Какое это имеет значение...
Он бесшумно приоткрыл дверь и выскользнул в коридор. Варга встал и подошел к окну. Не прошло и минуты, как снизу донесся шум мотора, приглушенный вскрик и глухой звук удара. Шандор перегнулся через подоконник. Яркий свет луны заливал город, серебрил крыши домов, резко очерчивая на тротуаре неподвижное тело.
Рейтер:
«По сообщению представителя переходного военного правительства, вчера в 11.25 утра местного времени действующие в одном из отдаленных районов страны повстанцы сбили частный канадский самолет, на борту которого находились сотрудник Международной ассоциации помощи развивающимся странам венгр Шандор Варга и американский корреспондент Майкл Колгоф. Летчик и оба пассажира погибли. Выстрел был произведен ракетой типа «земля – воздух». Представитель правительства осудил варварский, бессмысленный акт, а также выразил глубокое соболезнование семьям погибших. Он заверил, что правительство примет все меры по пресечению действий засевших в горах бандитов».
Хартнер бросил на стол газету и встал. За огромным, во всю стену окном ярко светило солнце. С высоты тридцать второго этажа, где располагался бар, город был виден как на ладони. Белый пароход шел вниз по реке, изредка пропадая под широкими полосами мостов. Разноцветные машины весело неслись по их изогнутым спинам, вливаясь потоком в лабиринт улиц. Где-то ударил колокол. Хартнер подошел вплотную к толстому стеклу, заложил руки за спину и так стоял, глядя куда-то вдаль поверх красных черепичных крыш и остроконечных шпилей соборов.
– Забавная штука жизнь... – начал он, покачиваясь с пятки на носок. – Люди изворачиваются, лгут в мелочах, не понимая, что теряют веру в целом. И так во всем, будь то обыденная жизнь или высокая политика. Интересно, как они будут чувствовать себя теперь, после пресс-конференции? А, Варга?
– Так же, как и до нее, – усмехнулся Шандор. – Вы, Хартнер, идеалист, и посему вам не понять. Этим людям ничего не делается, они неуязвимы и бессмертны. Разве что чуть меньше будут верить бредням. Теперь каждый будет задаваться вопросом: насколько ложна их информация – на сто процентов или только на девяносто восемь. Хотите еще кофе?
Хартнер кивнул. Подойдя к стойке, Варга взял чашки и вернулся к столику. Они снова уселись в мягкие кожаные кресла и принялись размешивать сахар, Шандор молчал, Дэн смотрел на него и улыбался.
– Ну, теперь вам до ста лет жить. Такая, примета... А все-таки здорово журналисты знают свое дело! Уж больно хотелось им все знать в подробностях. И представитель Интерпола тоже молодец, вел себя с большим достоинством, хотя, конечно, все понимают, что теперь мало чем поможешь. Жаль только, в самом интересном месте мне пришлось уйти.
– Когда вы ушли?
– Где-то через полчаса после начала, а вернулся, когда вас уже донимали журналисты. Меня вызвали, когда вы кончили рассказывать о ночном посещении. Так я и не узнал, как вам удалось выкрутиться. – В голосе Хартнера появилась жалостная нотка, а в глазах светилось любопытство.
Варга рассмеялся.
– Ну хорошо, Дэн, только для вас. – Он посмотрел на часы. – Через сорок минут у меня встреча с одним корреспондентом радио и телевидения, так что есть немного времени. Как-нибудь потом я расскажу вам все в мельчайших подробностях, а сейчас в двух словах. Утром нас привезли в центр и сразу же провели к взлетно-посадочной полосе...
...Утром их привезли в центр и сразу же провели к взлетно-посадочной полосе, где уже находились Вебер и Винклер. Молчаливый десантник стоял поодаль. После бессонной ночи, проведенной в бесплодных поисках выхода из создавшегося положения, Варга двигался как в тумане. Что касается Майкла, то он делал вид, будто потерял всякий интерес к центру и ко всему окружающему, и с полным безразличием ждал, когда их отправят обратно.
– Доброе утро, джентльмены! – Винклер был свеж и подтянут. – А мы вот решили не мучить вас долгой дорогой и специально вызвали самолет. Немногим меньше часа, и вы уже в столице. А там – Европа... Завидую вам! – Он энергично пожал им руки. – Счастливчики, а, Джон! – подмигнул Веберу. Тот натянуто улыбнулся.
– Вчера вы хотели связаться с МАПРС, – продолжал Винклер, игнорируя кислое выражение лица своего товарища. – Если в этой связи возникли какие-нибудь вопросы, мы с удовольствием на них ответим.
– Нет, вопросов нет. – Варга посмотрел на Винклера, пытаясь предугадать, что произойдет дальше.
Представитель «Мед-Инко» посмотрел на часы, потом поднял взгляд своих черных, маслянистых глаз на Шандора. Весь его облик излучал дружелюбие.
– Что ж, прекрасно! В таком случае наступает грустный момент расставания. Думаю, в ближайшее время встретимся. По нашим уточненным планам, сдача объекта представителям правительства состоится недели через три-четыре. Ну а при таком торжественном событии, сами понимаете, без представителя МАПРС нам никак не обойтись. Так что милости просим!
– А что касается статьи, – обратился Винклер к Майклу, – то можете не волноваться. Мистер Вебер любезно согласился предоставить все необходимые материалы, вплоть до готового текста! Остается только поставить внизу имя – и гонорар в кармане... Ха-ха, шучу, – рассмеялся он от удовольствия. – Знаем, знаем, наша пресса независима и неподкупна. Впрочем, вице-президент нашей компании на всякий случай позвонит вашему главному, чтобы, не дай бог, не вышло заминки с материалом.
Майкл зло посмотрел на шутника, но тот не обратил на это никакого внимания.
– Ну что же, давайте в самолет, пилот уже заждался.
Винклер и Вебер проводили их до самолета, подали вещи. За их спиной бесстрастный десантник молча взирал на трогательную сцену прощания. Винклер еще раз приветственно взмахнул рукой, дверь тронулась с места, но, прежде чем она захлопнулась, Вебер сделал шаг вперед и, перекрывая шум мотора, прокричал:
– Привет Хаммаршельду!
Самолет вздрогнул. Директор коммерческого отдела отступил, отвернулся, как будто от ветра, и так и стоял, стараясь сквозь влажную пелену увидеть лицо дочери. «Это все, что я могу для тебя сделать, это все, что я могу...» – повторял он про себя, как молитву о спасении своего ребенка.
Набирая скорость, аэроплан побежал по полосе.
– А я в отпуск лечу, – похвастался летчик, беря руль на себя и легко отрывая самолет от земли. – Странные люди, – продолжал он после паузы, – то не хотели пускать, а то, пожалуйста, лети, даже торопят. – Он толкнул локтем висевшую сбоку черную сумку и, повернувшись к пассажирам, широко улыбнулся. – Мешок денег! Думаю махнуть в Париж, а там куда-нибудь на север Европы, в Скандинавию. Там не жарко, поживу в маленькой деревушке, отдохну от кутерьмы. Иногда хочется одиночества... – Он еще раз улыбнулся. – Эх, машина старовата, а то на радостях я бы вам показал кое-что из высшего пилотажа. Видели новый самолет рядом с ангаром? Они его берегут, заставляют летать на этой консервной банке с крыльями. Мне-то все одно, я профессионал, летал на всем, что только можно поднять в воздух, а все же обидно.