355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Леонов » Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) » Текст книги (страница 153)
Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)
  • Текст добавлен: 17 апреля 2021, 19:00

Текст книги "Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"


Автор книги: Николай Леонов


Соавторы: Юрий Перов,Сергей Устинов,Юрий Кларов,Валериан Скворцов,Николай Оганесов,Геннадий Якушин,Лев Константинов,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 153 (всего у книги 248 страниц)

Тихойванов напрягся.

– Да, многие…

Скаргин встал, прошелся вдоль стены и остановился рядом со стулом, на котором сидел Федор Константинович.

– А ведь в сорок третьем, в январе, Дмитрий Волонтир был здесь… – Следователь постоял еще немного и вернулся на свое место.

Тихойванов провел рукой по лицу. Вспомнился незначительный, полузабытый эпизод – стычка, которая произошла с Дмитрием летом сорок первого года, сразу после начала войны.

Сам он в то время безрезультатно обивал пороги райкома комсомола, военкомата, ходил даже в профком завода, на котором работал, с просьбой посодействовать, чтобы его призвали в армию на два месяца раньше, чем ему было положено. Как-то, возвращаясь домой, он встретил в подворотне Дмитрия. Тот был навеселе. Пьяно покачиваясь, преградил дорогу и с напускным добродушием, как бы между прочим, попросил: «Слышь, Федька, ты скажи своему пахану, чтоб не задевал меня, а?» Тихойванов хотел обойти его стороной, но Дмитрий ухватил его за лацканы куртки и совсем другим, трезвым голосом, сплюнув в сторону, пригрозил: «Я не шучу, слышь, кореш. Не его ума дело, с кем я живу да почему добровольцем не прошусь. Пусть вон тобой командирствует. А будет нос совать не в свои дела, не посмотрю, что герой…» Тихойванов оттолкнул его, а Дмитрий вроде только того и ждал: размахнулся, и, целясь в подбородок, двинул кулаком в лицо. Они схватились, упали на землю, но борьба была короткой. Тихойванов положил его на обе лопатки, прижал к булыжной мостовой. «Ну, подожди, – процедил, задыхаясь, Волонтир. – Мы еще сквитаемся!»

Отца дома не было, и к вечеру инцидент забылся, потому что и раньше отношения с Дмитрием были натянутыми…

– Не знаю, не знаю… – тихо, как бы в забытьи, пробормотал Федор Константинович, однако, повторяя это, чувствовал, как в сознание проникает и укореняется там страшная мысль о том, что в сорок третьем в занятом немцами городе среди огромного количества человеческих трагедий разыгралась еще одна и участниками ее были его отец, прятавшийся в сапожной мастерской, и Дмитрий Волонтир, получивший при «новом порядке» почти безграничную власть над людьми… При мысли об этом по коже пробежал мороз.

Следователь молчал. Наверное, думал о том же. Потом, придвинувшись к столу, сказал:

– Это предположение, Федор Константинович. Фактов у меня нет, у вас, вижу, тоже, так что оставим на время эту тему. – Он покрутил в руке карандаш и отбросил его в сторону. – Вернемся ко дню сегодняшнему. Скажите, вы помогали дочери деньгами?

– Какая там помощь… – подавленно отозвался Тихойванов. – Давал сколько мог…

– Когда и сколько в последний раз?

– Не стоит об этом, – сказал Тихойванов, но, увидев, что следователь ждет, ответил: – В начале января дал семьдесят рублей. Это для внучки, на фрукты.

– А в декабре сколько дали? В ноябре? – Не дождавшись ответа, Скаргин спросил: – Зачем вы это делали, Федор Константинович?

– А на кого мне тратить? Пенсия-то немаленькая. На себя и половины не уходит, а у Тамары вечно не хватает. Что ж тут плохого?

– В общем-то ничего, конечно… А Игорь, как он относился к деньгам?

– Зарплату вроде Тамаре отдавал… А почему вы спрашиваете?

– Есть у меня одно соображение, – уклончиво ответил следователь. – Хочу проверить.

– Жадным его вроде не назовешь, но цену деньгам знал.

– Ну, например, мог он занять близкому другу сто рублей, зная, что тот очень нуждается и отдаст деньги не скоро?

Вопрос оказался трудным: Тихойванов замялся.

– Другу, – подчеркнул следователь, – самому близкому.

– Может быть, но вряд ли, – нашел компромиссный ответ Федор Константинович.

– А если бы знал, что друг сильно болен и может вовсе не вернуть долг? Как тогда?

– Исключено, – без колебаний ответил Тихойванов.

– Федор Константинович, забудьте на минутку тот последний вечер, вашу ссору, отбросьте эмоции и скажите: как Игорь на самом деле относился к соседке? Ладил с ней? Мирно они жили, не скандалили?

– Со Щетинниковой? – удивился Федор Константинович. – Да он ее просто не замечал.

– Ваша дочь сообщила нам, что последнее время Игорь хлопотал о санаторной путевке для Нины Ивановны. Правда это?

– Вы это серьезно? – не поверил Тихойванов. – Это какая-то ошибка…

– Почему вы так думаете?

– Да не приспособлен он для таких чувств! – воскликнул Тихойванов. – Путевку! Да он пальцем бесплатно не пошевельнет, копейку без выгоды не потратит, а вы говорите – путевку. Он даже пил с прицелом на то, чтобы бутылку окупить. Был я у него как-то в ателье, видел. Чуть со стыда не сгорел. Приходит к нему знакомый – поздоровались за руку, по имени друг друга назвали, может, друзья даже. Так он с него пятерку за обыкновенную вставку стекол содрал. А по прейскуранту меньше рубля стоит!

– Вы хотите сказать, что у него не было настоящих друзей? – Следователь истолковал его слова по-своему.

Тихойванов задумался.

– Вроде был один. Скуластый такой, в очках. Давно это, правда, было…

Он вспомнил свадьбу, худенького однокурсника Игоря в строгом, не по возрасту, костюме, с тонким, как шнурок, галстуком, болтающимся на худой шее, его попытки произнести тост, чтобы сказать о товарище что-то хорошее, проникновенное, вспомнил и то, как ждал этих слов он, отец невесты, чтобы укрепить свою веру в чистоту помыслов жениха…

– …Манжула! Манжула его фамилия. Учились они с Игорем на одном факультете…

ЩЕБЕНКИН

Заведующий ателье уехал в командировку на два дня, и Сотниченко допрашивал работников «Оптики» в его кабинете.

Первым вошел Щебенкин. Он поправил каштановые вьющиеся вихры, одернул ношеный, видавший виды халат и присел на краешек стула. Сообщая анкетные данные, он беспричинно улыбался, а когда Сотниченко начал задавать вопросы, рассмеялся:

– Да вы не обращайте внимания на журнал. Там расписываются все кому не лень. Вы его видели, журнал этот? Проставлен час прихода – девять часов, а под ним подписи. Опоздал на десять минут, а расписываешься там же, где все, в той же графе, под той же девяткой, что и все.

– Но там есть несколько подписей с указанием времени опоздания, – возразил Сотниченко.

– Это Кротов, не иначе. Записал пару раз для хохмы…

– Выходит, журнал – пустая формальность?

– Это как посмотреть, – жизнерадостно улыбнулся Щебенкин. – Можно и очковтирательством назвать, а можно и борьбой за дисциплину. У нас борьбой называют. – Заправив непокорные локоны за уши, он рассудил: – С другой стороны, все вроде правильно. У нас опоздавших практически не бывает: народ сознательный, да и заинтересованный – работа-то стоит, кто ж ее за тебя сделает?

– Значит, вы пришли, расписались под девяткой и пошли себе на рабочее место?

– Точно.

– И если кто-то опоздал, узнать об этом можно только по очередности подписей в журнале?

– Как – по очередности? – не понял Щебенкин.

– Подпись опоздавшего должна стоять последней, правильно?

– Ну да, верно. Я не сообразил.

– В графе за девятнадцатое января подпись Красильникова стоит в конце.

– Да зачем вам подпись? – удивился Щебенкин. – Я и так могу сказать: он пришел не раньше одиннадцати. Это точно. Я хорошо помню, его в этот день милиция забрала.

– Почему же ваш заведующий сказал, что Красильников пришел на работу без опоздания, ровно к девяти?

– Честь мундира бережет. – У Щебенкина на все был готов ответ. – И потому, его самого не было, откуда же ему знать, что Игорь опоздал? Девятнадцатого у нас что? Среда! А по средам у Харагезова планерка в управлении. До одиннадцати.

– Вы это точно знаете или предполагаете?

– Чего тут предполагать, если Игорь, когда пришел, у меня лично спросил: «Начальство на месте?» Я сказал, что нет, еще в управлении. Он и пошел на приемку.

– Красильников пришел ровно в одиннадцать?

– В одиннадцать приехал Харагезов. А Игорь – в половине. Может быть, без двадцати, где-то так. Подъехал на такси. Я еще сказал ребятам: «Глядите, наш министр задержался».

– А почему «министр»?

– Ну, он у нас аристократ, голубая кровь: точку отдельную должен был получить…

– А что, не заслужил?

Щебенкин впервые затруднился ответить сразу.

– Кто его знает… Работать индивидуально – это выдержку надо иметь, я так считаю. А у Игоря на деньги слабость была.

– То есть?

– Он же постоянно в зале крутился, так и вился около приемщицы. Клиент, он ведь какой – ему поскорее очки нужны. Видят: человек в халате, ну и обращаются к нему. Сделай, мол, отблагодарим. И дают, конечно, сверху, за срочность. Игорь брал.

– Что ж вы на него не воздействовали?

– Почему не воздействовали? Говорили с ним, предупреждали, да ведь за руку не поймаешь. К тому же он даже не комсомолец…

– Ясно. Скажите, а восемнадцатого он был на работе?

– Нет. Харагезов его отпустил.

– Не знаете зачем?

– На похороны. Соседка у него вроде умерла…

МАНЖУЛА

Отпустив сотрудников лаборатории, Антон снял трубку, разыскал в справочнике нужный телефон и позвонил в прокуратуру.

– Назовите номер дела, – попросил его женский голос. – Он проставлен на повестке.

Манжула назвал.

– Следователя зовут Владимир Николаевич. Соединяю…

В трубке щелкнуло, раздался мужской голос:

– Скаргин слушает.

Представившись и объяснив, что в одиннадцать ноль-ноль он вызывается свидетелем по делу Красильникова, Манжула начал сбивчиво рассказывать об испытании нового бактерийного препарата, о смеси, которая вот уже двадцать четыре дня находится в заданном режиме, о предстоящей в двенадцать часов выемке из муфеля…

– Вы хотите присутствовать при завершении опыта? – спросил следователь. – Хорошо, приезжайте сейчас, постараемся успеть до двенадцати.

Антон вздохнул с облегчением и, поблагодарив, повесил трубку.

Двадцать минут спустя он сидел в кабинете Скаргина и добросовестно вспоминал все, что знал об Игоре. Начав говорить, Антон удивился: давняя история их с Красильниковым отношений вдруг представилась не такой уж давней; оказывается, она еще могла волновать и даже наталкивала на размышления более глубокие, чем десять лет назад.

Первый раз они с Игорем встретились на вступительных экзаменах в университет. Попали в одну группу. Но, как это обычно бывает, контакты между абитуриентами сводились к минимуму – ходили порознь, напустив на себя таинственность: то ли стеснялись, то ли видели друг в друге потенциальных соперников; шатались по коридорам, лихорадочно листали учебники и как по команде кучей бросались к счастливчикам, успевшим отмучиться: что получил? О чем спрашивали? Здорово гоняли? На чем засыпался?

По-настоящему познакомились позже, через несколько дней, у щитов со списками принятых. Оба, продравшись сквозь толпу, с замиранием сердца скользили глазами по густо исписанным страницам в поисках своих фамилий, и оба нашли их почти рядом: Красильников… Манжула. Из толпы жаждущих узнать свою судьбу выбирались вместе. Жали друг другу руки, поздравляли. Немного стесняясь своей радости, юркнули в ближайшее кафе-мороженое и взяли сразу по двести пятьдесят граммов пломбира в шоколаде.

– Понимаешь, старик, – возбужденно говорил Игорь, – все зависело от русского устного. Если б трояк – я б пролетал. Представляешь положеньице? Приплелся на экзамен, захожу, сажусь и смотрю на экзаменаторшу, изучаю. Вижу – мучает одного, дополнительными вопросами засыпала прямо, а тот понимает, что все равно горит, возьми и состри что-то. Ну, такое, чему и смеяться-то лень. А она, экзаменаторша, аж закатилась от смеха. Ну, я, конечно, мотаю на ус. Выхожу отвечать. На первый вопрос – слабо, на второй – еще хуже. Пара светит! Но третий знал хорошо: вводные слова и предложения. Отбарабанил ей, она и спрашивает: «Есть у вас пример на вводное слово в начале предложения?» Я делаю вид, что усиленно ищу, а у самого этот пример давно готов, у меня на него вся ставка была. Ты слушай, старик, слушай… – Игорь отправил в рот огромную порцию пломбира. – Она уже начинает нервничать, а я ей: «Минуточку, сейчас… Такой пример: «КОНЕЧНО, ВЫ МОЖЕТЕ ПОСТАВИТЬ МНЕ ЛЮБУЮ ОТМЕТКУ…» «Конечно», – говорю, – вводное слово, отделяется запятой». Она улыбается: «Правильно, но предложение не закончено, оно у вас, кажется, сложносочиненное?» Тут я опускаю глаза и скромненько так, негромко, говорю: «Вы правы». Она даже руки от удовольствия потерла – так ей интересно. «Хорошо, – говорю, – раз вы требуете, я закончу. И выдаю полностью… – Игорь расплылся в улыбке: – «КОНЕЧНО, ВЫ МОЖЕТЕ ПОСТАВИТЬ МНЕ ЛЮБУЮ ОТМЕТКУ, НО МНЕ НЕОБХОДИМА ЧЕТВЕРКА, ИНАЧЕ Я НЕ ПРОЙДУ ПО КОНКУРСУ». Риск, знаешь ли, дело благородное…

– И поставила? – поражаясь находчивости своего нового приятеля, спросил Антон.

– Как видишь, – с выражением некоторого превосходства ответил Игорь. – Посмеялась, поругала, что готовился слабо, но «хор» поставила. Она ведь тоже на этом выиграла: сто лет будет рассказывать этот анекдот своим студентам. Так что я – ей, она – мне.

В августе ездили на уборочную в колхоз. Игорь тоже собирался, но в последний момент не явился на сбор. Позже принес справку об освобождении по болезни.

Длинными летними вечерами Антон жалел, что его нет рядом, могли бы вместе ходить на рыбалку, в кино, на танцы в местный клуб, но очень скоро он втянулся в работу, сдружился с ребятами и до отъезда не вспоминал об Игоре.

А в сентябре начались занятия. Они снова сблизились, подолгу бродили по городу, отчаянно жгли сухие листья в заброшенном студенческом парке, говорили. Мало что сохранилось в памяти, и, наверное, были какие-то разногласия – иначе невозможно объяснить полный разрыв, последовавший за столь близкой дружбой, – но какое это имело значение сейчас, если в целом то время отложилось как самое беззаботное, счастливое и радостное?

Когда оставались вдвоем, Игорь шутил, мог часами говорить о всякой ерунде, строил фантастические проекты переделки мира, но среди сокурсников, в группе, он терялся, держался особняком, становился незаметным, поэтому и друзей у него, кроме Антона, не было. Учился он средне, и то, что Антон часто ходил в библиотеку, часами просиживал в читальне, раздражало его. Правда, вскоре он тоже нашел себе занятие: купил по случаю «Сочинения Козьмы Пруткова», и с тех пор они стали, пожалуй, единственной книгой, которую он читал с удовольствием. Игорь вызубрил ее наизусть, и взял в привычку к месту и не к месту вставлять в речь прутковские афоризмы…

Первая крупная размолвка произошла из-за девушки.

Как-то вечером, возвращаясь с занятий, они познакомились на улице с двумя подружками. Одна была низкорослой и вызывающе некрасивой. Отсутствие восхищенных поклонников, видимо, сказалось на ее характере, он у бедняжки был скверным. Девушка клокотала от злости и охотно изливала свое презрение на всех мужчин подряд. Зато вторая – ее звали Тамарой – была ей полной противоположностью. Стройная, с нежным овалом лица, высокой, взбитой по моде тех лет прической, она сразу понравилась Антону. Игорю тоже. Но классический треугольник не сложился: Антон, заметив, что девушка не спускает зачарованного взгляда с Игоря, забыв обо всем на свете, слушает его украшенную чужими афоризмами болтовню, без борьбы уступил место и весь вечер плелся рядом с невзрачной подружкой, выслушивая ее ядовитые замечания о знакомых, приятелях и просто гуляющих по проспекту ребятах.

С того вечера Игорь начал встречаться с Тамарой. Почти ежедневно он, как сводки с места боевых действий, сообщал другу о своих маленьких победах, а Антон, испытывая легкие уколы ревности, делал вид, что страшно занят, и под любым предлогом сбегал в читальню, где обкладывался учебниками, а сам запоем читал бунинские «Темные аллеи».

Пришел день, и Игорь сказал ему то, о чем Антон предпочел бы не знать. Был первый день занятий после ноябрьских праздников, студенты сонно слушали лекции, а на переменах в коридоре собирались кучками, делясь впечатлениями и строя планы на приближающийся Новый год. Красильников держался еще тише, чем обычно, избегал разговоров о Тамаре, а когда заинтригованный Антон спросил, как он провел праздники, снисходительно процедил сквозь зубы:

– Ничего, терпимо.

– Был в компании?

– Да как тебе сказать, старичок, – неопределенно протянул он. – Не до этого было. Нельзя объять необъятного, как говорили классики.

– А Тамара? – не смог сдержать любопытства Манжула. – Она была с тобой?

Неожиданно схватив его за плечи и рванув к себе, Игорь перешел на шепот:

– Я овладел ею, мой юный друг! В полночь! Когда мои наручные часы пробили двенадцать раз!

И, почти силой увлекая Антона в укромный уголок у запасной лестницы, начал излагать подробности. Говорил, торопясь, избегая смотреть в лицо, скороговоркой и непоследовательно, то забегая вперед, то возвращаясь к началу, посмеиваясь, отпуская остроты. От того, как смачно он описывал детали, как охотно и бесстыдно раздевал перед ним свою девушку, Антону стало не по себе.

– Как ты можешь?! – сорвался он. – Говорить о таких вещах вслух – пошло. Цинично, наконец!

Игорь ошарашенно уставился на него:

– Ты что? Ты это серьезно? – И брезгливо выпятил губы: – Эх ты, старичок! Я-то думал, ты мужчина, а ты просто завистливый девственник!

– Ничего подобного…

– Ладно, вегетарианец, катись на лекцию, изучай размножение инфузорий-туфелек – это для тебя в самый раз будет.

С неделю они не разговаривали, но постепенно острота ссоры сгладилась, и Антон стал испытывать угрызения совести. Игорь, безусловно, грубоват, но ведь и он перегнул палку. Подошел, извинился, и все снова стало на свои места.

По-прежнему сидели на занятиях рядом, вместе готовились к сессии. Оба избегали говорить о Тамаре, пока однажды, после обеда в университетской столовой, Красильников не сообщил, что Тамара, кажется, беременна.

– Не забудь пригласить на свадьбу, – предупредил Антон вполне серьезно, но Игорь пропустил его слова мимо ушей, отмахнулся и больше к этой теме не возвращался.

Прошел Новый год. Манжула видел, что Игорь мучается, ходит сам не свой, но не хотел новой ссоры и не вмешивался.

В начале февраля Красильников отозвал его в сторонку.

– Знаешь, старичок, ты был прав – меня окольцевали. Придется тебе раскошеливаться на подарок. Приходи вечером, дам тебе свой новый адрес. – И в заключение изрек: – Женатый повеса воробью подобен. Побегу покупать градусы.

На свадьбе Антон не сводил глаз с Тамары. Он не видел ее несколько месяцев, с самого дня их знакомства, и она показалась ему еще прекраснее, чем была. Улучив минуту, Игорь вывел его в прихожую и зашептал горячо, в самое ухо:

– Ну как, старичок, недурна? Правда? А уж в постели… – он плотоядно зажмурил глаза, – это что-то неподражаемое! – И пьяно подмигнул: – Я выбирать умею, будь спок!..

Окончательный разрыв произошел неделю спустя.

Однажды в перерыве между лекциями к ним подошел только что избранный секретарь комсомольской организации – симпатичный, но недалекий парень со спортивной фигурой, вечно куда-то спешащий. Поглядывая на часы, он безапелляционным тоном скомандовал:

– Вот вам, ребятки, бланки заявлений. Заполните и сдайте мне. На следующем собрании прием.

Заметив на их лицах недоумение, пояснил:

– Комсомол – организация массовая. Охватывать надо. Должны понимать, не маленькие…

После занятий Антон возмущался формальным подходом к важному делу, горячо доказывал порочность автоматического приема в комсомол. Игорь с ним соглашался и даже предложил написать в студенческую многотиражку. Обсудили детали. Антон взялся составить письмо. Просидел над ним до полуночи, а утром принес в университет.

Игорь прочел, похвалил.

– Одобряю, старик. Очень даже толково написано, – и протянул письмо Антону.

– Подожди, – остановил его Манжула. – Ты что, не понял? Его подписать надо. Видишь, я поставил свою подпись.

– И напрасно. Напрасно ты это сделал, – сказал Красильников. – По-моему, старик, лучше послать анонимно.

– Как? – растерялся Антон. – Почему анонимно?

Игорь замялся:

– Наивный ты человек… Ну, представь последствия, если поймут неправильно. Нам тогда комсомола не видать как своих ушей. Подумай, старик, это дело очень серьезное! Пораскинь мозгами… Как говорится, во время боя сгоряча не стреляй в полкового врача…

– Но это же твоя идея…

– Разве? Что-то не припомню. По-моему, ты что-то путаешь, старичок. Инициатива была твоя. Мне лично этот Жаботинский (нового комсорга прозвали Жаботинским) очень даже симпатичен.

– Значит, не подпишешь? – вскипел Антон, успев наконец понять, куда клонит вчерашний единомышленник.

– И тебе не советую… Не обижайся. – Красильников сунул листок ему в руки. – Ну, будь здоров, некогда мне…

Дальнейшая судьба письма уже не касалась Игоря. Его подписала большая часть группы, оно было напечатано на первой странице многотиражки под заголовком «Комсомол: формальность или выбор цели», вызвало многочисленные отклики, повлекло за собой перевыборы комсорга.

То, что Игорь не захотел подписать письмо, каким-то образом стало известно всему курсу, он оказался в изоляции и вскоре ушел из университета.

Разумеется, уход Игоря был связан с какими-то более серьезными причинами, но он не удержался, чтобы напоследок не сказать Манжуле язвительно и обидно:

– Спасибо, старичок, удружил. Я, признаться, недооценил тебя. Вегетарианцы, оказывается, тоже питаются мясом.

Последний раз Антон видел его в том же году на первомайской демонстрации. Университетская колонна двигалась к площади. Звуки маршей мешались с веселым гамом, шутками, смехом. В воздух, цепляясь за разноцветные, украшенные рисунками шары, откуда-то выпустили стайку голубей, и они трепещущими белыми комками поднялись над крышами и исчезли, будто растворились, в чистой лазури неба.

Антон заметил Красильникова где-то сбоку колонны, но подходить не хотел. Перед выходом на площадь колонна начала перестраиваться, и Игорь оказался в одном с ним ряду.

– Привет будущему члену-корреспонденту, – сказал он. – Как жизнь, старичок?

– Спасибо, ничего, – ответил Антон. – А ты с нами?

Наверное, в его вопросе прозвучал отголосок старой обиды, потому что Игорь насторожился:

– Да нет, шел вот мимо, увидел знакомых… – И надменно, видимо, из желания самоутвердиться, добавил: – У меня, старик, есть дела поважней.

– Ну-ну…

После этого оставаться в колонне Игорь уже не мог и решил сорвать зло:

– Эх, с каким удовольствием я врезал бы тебе по морде, старик, ты себе даже не представляешь!

– А ты попробуй. – Антон сделал шаг вперед.

Игорь с опаской посмотрел на ребят, начинавших прислушиваться к их разговору.

– Да катись ты… очкарик. Вместе со своими ублюдками-друзьями.

Он коротко сплюнул под ноги и, круто повернувшись, стал пробираться сквозь толпу.

Это был уже другой Красильников, незнакомый, чужой, – Красильников, которого Антон Манжула совсем не знал…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю