Текст книги "Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Юрий Перов,Сергей Устинов,Юрий Кларов,Валериан Скворцов,Николай Оганесов,Геннадий Якушин,Лев Константинов,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 204 (всего у книги 248 страниц)

ДЕЛОВОЙ ВИЗИТ

Длинноногий рикша бежал стремительно и мягко по узкой мостовой. Сергей Белау – теперь уже торговый агент галантерейного отдела фирмы «Кунст и Альбертс» – сидел, упираясь спиной в заднюю стенку плавно катящегося экипажа с поднятым верхом – утлой двуколки на резиновом ходу. Ничего похожего на удовольствие не испытывал он от этого способа езды, слывущего экзотическим. Да и что, скажите на милость, может быть приятного, если повозка, в которой везут тебя, размерами с обыкновенное кресло и едешь ты, поджав под себя ноги, а руками придерживаешь громоздкий кожаный чемодан, занимающий две трети твоего кресла на колесах?

Одетый в синюю куртку рикша, худой и жилистый китаец, исполнявший одновременно обязанности коня, возницы, проводника и телохранителя, вез господина Белау на деловое свидание с известным харбинским негоциантом господином Гу Таофаном.

В последние годы фирма «Кунст и Альбертс», некогда процветавшая, под натиском японских коммерсантов, заполонивших Маньчжурию дешевыми товарами, шаг за шагом отступала к краю финансовой пропасти. Крупные оптовики все реже прибегали к услугам германской фирмы, предпочитая ей конкурирующие японские, а розница... В розницу много не наторгуешь.

Тем радостнее было заведующему галантерейным отделом господину Антону Луйку услышать от нового торгового агента господина Белау, что с их фирмой не против возобновить коммерческие связи такой солидный негоциант, как господин Гу Таофан, и что торговый дом этого господина, возможно, заключит с «Кунстом и Альбертсом» долгосрочный контракт на поставки крупных партий пуговиц, кнопок, крючков и французских булавок.

Господин Луйк знал, что харбинский купец как от своего имени, так и анонимно, через подставных лиц, снабжает товарами тысячи мелочных лавочек, рассредоточенных по всему Маньчжоу-Го, а бесчисленные бродячие торговцы, которые получают всевозможную галантерею для торговли вразнос с товарных складов того же самого господина Гу, проникают и за пределы Маньчжурии – во Внутреннюю Монголию, в Синьцзянь, в различные провинции Северного и Центрального Китая, даже в Тибет. Да, господин Гу действительно был очень солидным негоциантом, и сделка с ним – к тому же еще и долгосрочная! – помогла бы «тонущему судну» «Кунст и Альбертс» продержаться до лучших времен на плаву.

– Как вам удалось выйти на господина Гу? – изумленно раскрыл глаза Луйк, когда молодой торговый агент преподнес ему приятную новость о весьма вероятной сделке.

– Пригодились связи, которые я успел завязать в Шанхае, – с многозначительной улыбкой ответил Белау.

В этом ответе была лишь доля правды. Истина же заключалась в том, что финансовый воротила господин Гу в действительности существовал как подставное лицо. Подлинными хозяевами коммерческого предприятия, прикрывавшегося вывеской «Торговый дом Гу Таофана», были китайские коммунисты.

«Так что для кого-то господин, а для своих – просто товарищ Гу», – думал Сергей, с прудом удерживая тяжеленный чемодан, который, ему казалось, только и ждал, чтобы, улучив удобный момент, накренить коляску и вывалиться на дорогу заодно со своим хозяином.

А рикша бежал и бежал, не уставая, не делая ни малейшей передышки. Европейские кварталы остались позади, и уже по меньшей мере с четверть часа вокруг шумел и суетился Фуцзядянь – китайский район Харбина.

Вдоль извилистых душных улиц, езда по которым на извозчике или же в автомобиле была попросту немыслимой, вытянувшись по обеим сторонам, лепились друг к другу магазинчики, мастерские, харчевни, увешанные разноцветными бумажными фонарями, полотнищами, испещренными узорами иероглифов, какими-то ленточками и тряпицами всех мыслимых и немыслимых цветов и расцветок. Взад и вперед сновали по тротуарам толпы людей, многочисленные лоточники торговали вразнос аппетитными пампушками, выпеченными в виде иероглифов, посыпанными сахаром бобовыми пряниками, пирожками с начинкой из рыбы и риса, медовыми лепешками. Под стенами домов, разместившись за длинными прилавками, стояли продавцы всяческих безделушек, гребней с острыми зубьями, стеклянных бус, спиц и деревянных крючков, которые пускают в ход китайские цирюльники, когда привередливый клиент попросит, чтобы ему почистили уши. Поближе к краям дощатых тротуаров чернели котлы, над которыми колыхались густые клубы аппетитно пахнущего пара. На камышовых циновках восседали с важностью бронзовых божков гадальщики, предсказывающие будущее с помощью костей и чохов – медных монет с квадратными дырочками в центре, а вперемежку с предсказателями сидели сапожники, сочинители прошений и жалоб, зубные врачи и избавляющие от всех недугов тибетские лекари.

Казалось, Фуцзядянь говорит всем и каждому: «Мне нечего от вас скрывать, вот он я, весь перед вами!» Но Сергей знал, что запутанные переулки Фуцзядяня – это не только то, что на виду. Он знал, что здесь же находятся и скрытые от глаз притоны любви, игорные дома, воровские вертепы, опиекурильни. Знал, что эти переулки живут своей особой жизнью, доступной только для посвященных, и что для посвященных здесь нет ни тупиков, ни глухих дворов. Такие люди быстро находят незаметные калитки и двери, открывающиеся по условному стуку.

Рикша повернул в один из переулков, пробежал вдоль высокого сплошного забора и остановился перед двухэтажным кирпичным домом.

– Приехали, – обернувшись к Сергею, сказал он по-русски.

Дом выглядел заброшенным. Рикша подошел к воротам и негромко, но четко четыре раза ударил в калитку костяшками слегка согнутых пальцев. За воротами раздалось шарканье легких тапочек, звякнула защелка. В приотворившуюся калитку выглянуло морщинистое лицо старого китайца. Рикша сказал старику несколько слов. Тот закрыл глаза и понимающе закивал.

– Проходите, – улыбнулся Сергею рикша. – Дядюшка Чун вас проводит.

Рикша прислонил коляску к забору, сунул в рот крохотную металлическую трубку и, закурив, присел на корточки возле калитки. Сергей знал, что до самого его возвращения, сколь долго бы он ни отсутствовал, рикша вот так и будет сидеть на корточках и, попыхивая трубочкой, с равнодушным видом поглядывать по сторонам.

«Не скучай, товарищ Лин!» – про себя сказал Сергей рикше, временно переквалифицировавшемуся в сторожа.

Сутулый старик в короткой куртке из синей дабы, в широких полощущихся при каждом шаге черных шароварах, перетянутых над щиколотками витыми тесемками, в таких же черных матерчатых туфлях провел Сергея в большую комнату, меблированную на европейский манер. Здесь были буфет, кожаный диван с высокой спинкой и стол, окруженный десятком стульев. Посреди стола стоял графин с водой, горлышко было накрыто тонким стаканом.

Справа темнела дверь, ведущая в соседнюю комнату.

Старик постучался в нее, и Сергей, оставив чемодан в комнате, которую он про себя назвал приемной, вошел в кабинет.

– Господин Гу Таофан? – улыбнулся он.

Высокий худощавый китаец в отлично сшитом костюме европейского покроя встал из-за письменного стола, с ответной улыбкой шагнул навстречу гостю.

– Чем могу быть полезен? – осведомился он, обменявшись с Сергеем рукопожатием. Ладонь у него была сухая и прохладная. Умные глаза блестели доброжелательным юмором.

– Сергей Белау, представитель галантерейного отдела фирмы «Кунст и Альбертс». Привез образцы товаров, – произнес Сергей то, что должен был произнести.

– Немецкая галантерея теперь не в ходу. Сами знаете, рынок завален дешевой японской. Но что-нибудь я для вас постараюсь сделать. Если, разумеется, сойдемся в цене, – учтиво наклонил голову господин Гу.

Именно эти слова Сергей и хотел от него услышать.

– Я только доставил образцы, а вести переговоры вне моих компетенций, – развел он руками, как бы сожалея об ограниченности своих полномочий.

Такой ответ, похоже, господина Гу тоже удовлетворил.

– Прошу, – жестом показал он на стоящее рядом с письменным столом большое удобное кресло, обтянутое коричневой кожей. Сам же вернулся на свое место – за стол.

На столешнице возвышался массивный посеребренный шандал с пучком курительных трав, лежали миниатюрные счеты с костяшками из черного и красного дерева. Рядом валялась небрежно брошенная газета.

– О чем информирует пресса лиц, читающих по-китайски? – кивнув на газету, галантно поинтересовался Сергей. – Что-нибудь вроде вот этого? – И, пародируя интонации диктора русской редакции радио Маньчжоу-Го, произнес: – «Внимание! Внимание! Советские солдаты ворвались в район горы Чжангофын, расположенный к западу от озера Чанчи. Так как район, о котором идет речь, является территорией Маньчжоу-Го, то вторжение в эту местность красных орд не может не вызвать законного негодования японо-манчьжоугоских военных властей, стоящих на страже этого района, которые, соблюдая обязательства по совместной обороне, были вынуждены применить силу, чтобы очистить от красных варваров места, священные для каждого маньчжура...»

Господин Гу засмеялся.

– Здесь то же самое, – положил он узкую ладонь на газету и добавил, нахмурившись: – Ложь, на какой язык ее ни переводи, все равно остается ложью. А вот это, – взял в руки газету, развернул ее, – как мне думается, похоже на правду.

Переводя с китайского на русский, он зачитал:

– «Из источников, близких к министерству иностранных дел Японии, нам стало известно, что господин Того, японский посол в Берлине, имел трехчасовую беседу с господином Риббентропом, причем последний обещал ему не только моральную, но и практическую помощь в случае, если Япония будет воевать с Советским Союзом».

– Да, пожалуй, похоже на правду, – согласился Сергей.

И тут же, услышав, как скрипнула дверь, невольно обернулся. В кабинет без стука вошла молодая китаянка – полнолицая, с тонкими губами, с густо-черной, старательно расчесанной челкой, в черных шароварах и шелковой куртке.

– Познакомьтесь, это Лю Хотин, – сказал господин Гу.

И пояснил:

– Лю Хотин проводит вас в фанзу, где вы будете работать. Теперь о контактах. На связь с Лю вы будете выходить только через Лина. Для контактов с Драконом та же цепочка: Дракон – Лю – Лин – вы. Ну и, если потребуется, в обратной последовательности.

Господин Гу Таофан, вернее, просто товарищ Гу, поднял глаза на Лю. Зазвучала китайская речь, непонятная для Сергея.

Девушка слушала, опустив голову. Потом, по-прежнему не поднимая головы, что-то произнесла в ответ тихим мелодичным голосом.

– Она говорит, – перевел Гу, – что у нее есть для вас депеша, которую Дракон просил передать сегодня же, и она готова отвести вас на ваше рабочее место. – Помолчав, добавил: – Наша Лю говорит только по-китайски. Но это, будем надеяться, не помешает вам найти с нею общий язык.

Он вынул из жилетного кармашка плоские золотые часы. Мельком глянул на циферблат и, перевернув часы, поддел длинным ногтем заднюю крышку. Извлек из-под крышки листок курительной бумаги, сложенной вчетверо. Расправил его, тщательно разгладил.

– А это, – протянул он Сергею листок, на котором чернели колонки цифр, – радиодепеша для наших товарищей. Позывные – РМ-06. Не сочтите за труд, передайте. Думаю, эхо этой шифрограммы очень скоро докатится до Харбина, – многозначительно усмехнулся он. И, вновь бросив как бы рассеянный взгляд на циферблат своих часов, продолжал: – Что касается господина Луйка, то уведомите его, что, мол, господин Гу Таофан ознакомился с образцами галантереи и готов начать переговоры насчет контракта. Вас же хочу предупредить: будьте со своим заведующим настороже. Это сейчас он делает вид, будто, кроме интересов фирмы, его ничто не заботит. Но у нас есть сведения, что еще два года назад этот Луйк был посредником между германским консульством и белоэмигрантским центром, занимающимся засылкой диверсионных групп в советское Приморье. Имейте это в виду, товарищ Сергей!..

Они попрощались, и Сергей, подхватив на пути через приемную свой тяжелый чемодан, вместе с Лю вышел во двор.

Мимо аккуратных грядок, выделявшихся свежей зеленью чисто прополотых овощей, через яблоневый сад Лю вывела Сергея к глинобитной фанзе, отделенной от забора широкой полосой густо разросшихся кустов шиповника.

Она открыла дверь, и в лицо Сергею пахнуло запахом душистой черемши и вяленой рыбы. Внутри он увидел земляной пол, каны вдоль стен, некрашеный стол и большой чугунный котел, вмазанный в круглую кирпичную печь.

Девушка что-то произнесла по-китайски. Потом присела перед печью, надавила на край одного из кирпичей. Кирпич повернулся, как на шарнирах, и глазам Сергея открылся тайник.

С мелодичным щебетом, в котором Сергей уловил одно-единственное знакомое слово – «Дракон», Лю передала ему свернутую в трубку бумажку. Развернув скрученный листок, Сергей увидел то, что ожидал увидеть: ряды цифр и букв.

– Поработаем? – дружески подмигнул он китаянке и щелкнул застежками чемодана. В нем лежали портативная приемно-передающая станция, моток проводов для антенны и комплект батареек.

Лю улыбнулась, что-то сказала и вытащила из чемодана антенный провод.

– Ну, товарищ Люся, действуй, если умеешь! – с одобрением кивнул Сергей.

Держа моток провода в руках, Лю выпорхнула из фанзы. Сергей увидел в открытую дверь, как она со сноровкой, показывающей, что это дело ей не в новинку, взмахнула тонким, как леска, проводом, а когда он зацепился крючком за ветку яблони, смотала со шпульки еще метра полтора, перебросила моток через толстый сук соседнего дерева и, подхватив упавшую в траву шпульку, пятясь, скользящей походкой вернулась в фанзу, на ходу разматывая провод.

– Ха-ра-шо? – доверчиво улыбнувшись, протянула она Сергею конец провода.

– Шанго! – подтвердил он.

Лю засмеялась. Присев перед печью, она бросила на тлеющие уголья пучок березовой щепы и принялась раздувать огонь в очаге.

«На тот случай, если придется в спешном порядке избавляться от шифровок», – подумалось Сергею.

– Шанго! – снова повторил он и подключил рацию к питанию. Потом включил контакты и, как только разогрелись лампы, застучал ключом передатчика, посылая в эфир тире и точки своих позывных.

ШИФРОВКА ИЗ ХАРБИНА

В Москве был поздний вечер. Но если на Дальнем Востоке крупные японские силы, перейдя советскую границу, ведут бои за высоту Заозерную, а ты возглавляешь дальневосточный отдел разведуправления, то тебе, конечно же, будет не до сна.

Бои, то затихая, то разгораясь с новой силой, продолжались вот уже вторую неделю. Но, несмотря на серьезность событий, происходящих у озера Хасан, их можно было еще отнести к разряду тех, что на языке военных именуются боями местного значения. Однако в бои какого значения они перерастут завтра? Этот вопрос неотвязно преследовал человека со шпалами на петлицах.

Он придвинул ближе к абажуру последнюю сводку из района боевых действий и в который уже раз перечитал ее.

«31 июля в 3 часа ночи значительные японские силы под прикрытием артиллерии снова атаковали высоты, расположенные к западу от озера Хасан. Благодаря внезапности нападения, совершенного к тому же под покровом темноты и тумана, японским войскам удалось захватить эти высоты и проникнуть в глубину советской территории на четыре километра».

Закинув руки за голову, с силой сдавил ладонями ломящий нудной болью затылок. Несколько секунд, словно оцепенев, сидел с закрытыми глазами. Потом, не размыкая век, потянулся к телефонной трубке. И тут же аппарат пронзительно зазвонил.

Звонили из шифровального бюро.

– Через благовещенский радиоцентр, – доложил дежурный, – пришла шифровка из Харбина. Только что закончили работу над ней. Прикажете доставить лично вам?

– Уведомьте старшего лейтенанта Карпова. Распорядитесь, чтобы он как можно скорее был у меня. Естественно, с расшифровкой, – коротко приказал человек со шпалами на петлицах.

Старший лейтенант Карпов ждать себя не заставил. Минут через десять он стоял в дверях кабинета с ярко-красной папкой, бережно прижатой согнутым локтем к кителю.

Начальник отдела посмотрел на вошедшего с нескрываемой симпатией. Приглашая присесть, жестом указал на стул. Старший лейтенант раскрыл папку. Вынул несколько листков с лиловыми машинописными строчками.

– Дракон информирует, – без лишних слов начал он доклад, – что в Чанчуне, Харбине, Цицикаре, да и, по всей видимости, во всех остальных местах дислокации японских войск гарнизоны приведены в полную боевую готовность. Рядовые и унтер-офицеры лишены увольнений и находятся на казарменном положении, для офицерского состава отменили отпуска, а те, кто был в отпуске, в срочном порядке отозваны обратно в свои части.

– Что и следовало ожидать, – тихо вставил начальник отдела.

Офицер с тремя лейтенантскими кубиками быстро пробежал глазами по строчкам донесения. Спустя минуту продолжил:

– Затем Дракон сообщает, что на станции Харбин-Товарная формируют два воинских эшелона. Судя но тому, что работы ведутся под контролем японского офицера в чине полковника, эшелоны готовятся для отправки в район боевых действий. Дальше. Дракон ставит нас в известность о том, что руководство Коммунистической партии Китая призвало подпольщиков и партизан, пустив в ход все доступные им средства, противодействовать переброске японских войск в районы, прилегающие к маньчжурско-советской границе.

Вскинув глаза на старшего лейтенанта, человек со шпалами на петлицах сухо спросил:

– А о бактериологических центрах есть новости?

– Кое-что имеется, – немедленно отозвался тот. – Из разведдонесения следует, что секретный полигон для испытаний бактериологического оружия находится вблизи поселка Аньда. Сейчас Дракон изыскивает возможности получить сведения о бактериологических центрах через какого-то немца, прибывшего в «хозяйство» доктора Исии из Берлина...

Старший лейтенант осторожно кашлянул.

– Думаю, рискованная это затея, – тихо высказал он личное мнение.

И услышал в ответ:

– А я, Вася, думаю, что Дракон найдет способ выудить из этого немца всю информацию, которую японцы соблаговолят ему доверить по большому секрету. Неужели ты запамятовал, Василий Макарович, случай с хабаровским почтовым?

Случай с хабаровским почтовым? Конечно же, старший лейтенант Карпов прекрасно помнил эту историю.

...В середине декабря 1937 года бесследно исчез советский почтовый самолет. 18 декабря рано утром пилот Гусаров и бортмеханик Попов, загрузив машину мешками с письмами и другими почтовыми отправлениями, поднялись в воздух с аэродрома в Хабаровске. Под вечер они должны были приземлиться во Владивостоке. Однако самолет туда не прилетел. Поисковые группы прочесали всю трассу, но безрезультатно – машина и ее экипаж словно сквозь землю провалились. Тогда возникло предположение: очевидно, самолет сбился с пути, и Гусаров, увидев, что горючего в баке на донышке, а до Владивостока еще лететь и лететь, мог посадить машину где-нибудь на территории Маньчжоу-Го.

Советский генеральный консул в Харбине обратился с запросом к маньчжурским властям. На запрос последовал лаконичный письменный ответ:

«О вынужденной посадке советского самолета на территории Маньчжоу-Го нам ничего не известно».

Как тут быть? Поди проверь: действительно ли маньчжуры в полном неведении или идут на заведомый обман?

И вот по заданию Центра к поискам загадочно исчезнувшего самолета подключился Дракон.

Можно себе представить, каково это – сорвать завесу с тайны, действуя в одиночку, в стране, где нельзя доверять телефону и телеграфу, где на каждом шагу требуют предъявить документы, где того и жди, что угодишь в облаву или нарвешься на засаду?

Но через четверо суток от Дракона пришла шифровка:

«Почтовый самолет, курсировавший между Хабаровском и Владивостоком, отклонился от трассы, и пилот вынужден был совершить посадку в районе станции Гаолинцзы».

Теперь на руках у генерального консула имелось подтверждение того, что первоначальное предположение о судьбе самолета и его экипажа было совершенно правильным.

И вот уже не запрос, а ультимативное требование:

«Настаиваю на незамедлительном освобождении Гусарова и Попова. Требую немедленно вернуть самолет, на борту которого находится свыше одиннадцати тысяч единиц почтовых отправлений».

Маньчжурским властям, припертым фактами к стенке, пришлось скрепя сердце подтвердить: да, советский самолет действительно задержан. Но за признанием следовала сомнительная увертка:

«О судьбе экипажа нам ничего не известно».

И – новая радиограмма от Дракона:

«Гусаров и Попов арестованы японскими военными властями. Они препровождены в Харбин и содержатся в тюрьме».

Тайное стало явным. Маньчжурским властям не оставалось ничего иного, как уведомить советское генеральное консульство:

«Маньчжурская сторона выражает готовность в любое время освободить советский почтовый самолет с летчиками и грузом...»

Вот о каком эпизоде из жизни Дракона напомнил своему молодому подчиненному человек с усталыми от постоянного недосыпания глазами.

В небе за окном светящимся диском висела полная луна.

«А над Харбином сейчас солнце, – мелькнуло в мыслях у начальника отдела. – Солнце завтрашнего дня...»

Вслух же он произнес:

– Нужно радировать в Благовещенск. Пусть передадут в Харбин следующую шифрограмму... – Задумался на миг. – Записывай, Василий Макарович, – продолжил, взяв со стола тускло поблескивающий портсигар, лежавший рядом с лампой: – «Дракону. Срочно, секретно...»

Беззвучно шевеля губами, комиссар партизанского отряда Хван перечитал текст радиограммы:

«По нашим сведениям, бронепоезд, сформированный японцами в Чанчуне, проследует из Харбина в направлении Муданьцзяна. Если он свернет на ветку Муданьцзян – Тумынь, примите надлежащие меры...»

Комментарии были излишни. За Тумынем – Кейген, а там рукой подать до Хасана. Так что ясно, какие меры имеют в виду товарищи из подпольного центра по руководству партизанским движением в северо-восточных провинциях, откуда получена эта радиограмма. Действуя в тесном контакте с советскими товарищами, руководство центра решило всячески срывать переброску японских подкреплений в район начавшихся боев у озера Хасан.

– Что скажешь, комиссар? – нетерпеливо спросил командир отряда Сун.

Хван почесал переносицу.

– А что тут говорить? – вздохнул он, не отрывая взгляда от иероглифов, на скорую руку набросанных радистом. – Нужно действовать, а не говорить!

– Это уж само собой, – рассмеялся в ответ командир. – Но что именно мы должны предпринять? Какое твое мнение?

Комиссар зажег спичку и поднес ее к уголку листка с радиограммой. Рисовая бумага вспыхнула.

– Можем заминировать путь, – сказал комиссар, когда от радиограммы осталась лишь щепоть серого пепла.

– Отпадает, – возразил командир. – Сам подумай: бронепоезд и наши мины-самоделки. Все равно что стрелять в медведя из дробовика. Шуму много, а толку ничуть.

– Снять рельсы? – произнес комиссар, как бы размышляя вслух. – Только ведь и это, пожалуй, мало что даст.

– На какое-то время задержим бронепоезд. Вот и все. И думаю, на очень короткое время, – подтвердил командир.

Комиссар долго и задумчиво глядел прямо перед собой.

– А помнишь прошлогоднюю операцию под Цзиси? – наконец спросил он. – Крушение на мосту через Мулинхэ. Как удачно все тогда получилось!..

Командир кивнул головой. Конечно же, он все прекрасно помнил.

В тот раз японцы в страхе перед участившимися диверсиями на железной дороге взяли за правило: прежде чем пройдет воинский эшелон или состав с грузами для армии, выпускать на линию локомотив. Задним ходом, тендером вперед, движется этот сухопутный трейлер. А перед тендером – платформа, груженная бутовым камнем. Расчет прост: если участок пути заминирован, то на воздух взлетит платформа, а эшелон постоит, пока ремонтники починят развороченный путь, – и снова в дорогу, к месту назначения. Что оставалось делать партизанам? Пришлось против японской хитрости применить китайскую смекалку.

– Ты прав, – медленно сказал командир. – Шанс на успех сулит нам операция только вроде той, прошлогодней.

Тщательно обсудив кандидатуры участников предстоящей акции, перебрав всяческие «за» и «против», они пришли к выводу, что непосредственное руководство группой должен взять на себя лично сам командир.

Примерно полчаса спустя Сун пригласил к себе Шэна Чжи, накануне возвратившегося в отряд после двухнедельной отлучки.

– Ты, помнится, говорил вчера, что из Суйфунхэ добирался через Муданьцзян и Ванцин? – без предисловий спросил он.

– Так уж вышло, – развел руками Шэн Чжи. – Возле Турьего рога перейти границу не удалось. Перебирался через Мертвую падь, а в Санчагоу чуть было не угодил в облаву...

– Меня сейчас интересует мост за Муданьцзяном. Можно его очистить от охраны?

– Про мост забудьте, – махнул рукой Шэн. – К нему не подступишься: по обеим сторонам постоянные посты.

– Железнодорожная охрана?

– Если бы!.. Японские солдаты с пулеметами, а вокруг – ни кустика, ни бугра, ни лощинки.

На лицо командира набежала тень.

– Это хуже! – с досадой обронил он и, морща лоб, уточнил: – Следовательно, по-твоему, снять охрану без шума не удастся?

– Не удастся, – подтвердил Шэн сокрушенно, будто он был виноват в том, что японцы как зеницу ока оберегают этот мост.

Командир задумался. Мысль была все та же: каким способом добиться того, чтобы у японцев стало одним бронепоездом меньше? При прошлогодней диверсии на мосту через реку Мулинхэ нужно было убрать лишь двух часовых – задача не из сложных. А что предпринять, когда к мосту не подступиться из-за пулеметов?

«Если не мост, то что же? – в который раз спрашивал он себя. И вдруг осенило: – Туннель!»

Прерывая затянувшуюся паузу, командир обратился к Шэну:

– А что ты можешь сообщить о туннеле через хребет Лаоелин?

– У этого туннеля сторожевых– постов не заметил, – немного подумав, не очень уверенно ответил Шэн.

– Так что же, выходит, туннель совсем без всякого надзора? – недоверчиво покачал головой командир. – Быть такого не может!

– Почему же без всякого? – возразил Шэн. – Примерно метрах в пятистах от выхода из туннеля, если ехать в сторону Ванцина, у будки путевого сторожа я видел маньчжурского солдата из войск охраны.

– Скрытно к этой будке подобраться можно, как считаешь?

– Трудно, но можно. Особенно если ночью.

В живых черных глазах командира мелькнула озабоченность.

– Возьмешься провести группу? – спросил он.

– Отчего же не взяться? – ответил Шэн. – Возьмусь!

Шэн вышел из командирской землянки под низкое пасмурное небо. Где-то вдали, на горизонте, широкой сине-лиловой полосой бесшумно низвергался ливень. «Дождь. Это хорошо, что дождь...» – мельком подумал он.

Неподалеку от железнодорожной насыпи сиротлива ржавел вросший в землю остов перевернутого думкара. Шэн Чжи ползком подобрался к нему и осторожно раздвинул бурьян. Слева под многометровым навесом изъеденных трещинами скальных пород чернел вдалеке вход в туннель. Справа, в какой-нибудь сотне шагов от Шэна, за пустырем, загроможденным высокими, в рост человека, штабелями шпал и снегозадерживающих щитов, ютилась глинобитная будка путевого сторожа. На облупившейся, в ржавых потеках железной крыше там и сям виднелись латки из кусков фанеры. Над короткой трубой жидкой струйкой завивался дымок.

Шэн смотрел на этот прямо-таки мирный дымок и с грустью думал о той оставшейся в прошлом поре, когда вот в такой уединенной сторожке можно было переждать непогоду, а если промок, обсушиться у теплого очага, коротая время за чашечкой чая в неторопливой беседе с хозяином, стосковавшимся по общению с редкими здесь гостями.

А теперь?

С приходом японцев порядки на железных дорогах Маньчжурии круто переменились: путевые обходчики и стрелочники из вольнонаемных получили расчет, а в их жилищах расквартировались солдаты из охранных войск Маньчжоу-Го.

Огибая по широкой дуге цепь изрезанных ущельями гор, насыпь железной дороги скрывалась из вида за выступом словно накренившегося набок утеса.

Шэн снова внимательно оглядел весь участок пути от утеса до входа в туннель. Больше всего его беспокоила будка.

«Сколько там внутри солдат?» – терялся он в догадках. Для того чтобы установить это, нужно было дождаться смены караула. И Шэн терпеливо ждал.

Минут через двадцать вдалеке, с обратной стороны туннеля, раздался паровозный гудок. На протяжный, густой зов его из будки вышел долговязый пожилой стражник. Мятым желтым флажком он помахал, давая понять машинисту вырвавшегося из туннеля товарняка, что все в порядке, и, сладко потянувшись, не спеша удалился в будку. Мимо нее, не замедляя хода, прогромыхал пассажирский поезд.

До полных сумерек оставалось, пожалуй, не больше часа, когда послышался лязг колес, а уж потом из-за выступа утеса вывернулась сама дрезина. Всполошенные раскатистым эхом над горами, закружились птицы, угнездившиеся было на ночевку в глубине многочисленных расселин.

Шэн не спускал глаз с дрезины, а она, в стремительном беге пересчитывая рельсовые стыки, неохотно, с визгом сбавляла скорость.

«Четверо», – отметил про себя Шэн, когда дрезина затормозила прямо против будки. Три маньчжоугоских солдата в серых стеганых балахонах, у каждого за плечом длинноствольная трехлинейка с примкнутым штыком. Четвертым был разводящий – маленький юркий японец во френче с нашивками унтера.

Церемониал смены караула Шэна нисколько не интересовал. То, что ему было приказано выяснить, он выяснил.

«Время не ждет», – напомнил себе Шэн и, в последний раз ощупав цепким взглядом местность вдоль железнодорожного полотна, будку и трех вышедших из нее для сдачи смены караульных, гуськом трусящих к дрезине, бесшумно и легко, как ящерица, ползком выскользнул из укрытия.

Обратная дорога. Она вела через кустарник к скалистому берегу речки, в которой шипела и пенилась свергающаяся с уступа на уступ яростная вода; далее через усеянное камнями плато к зарослям гаоляна; а после к узкой лощине, зажатой между грядами мелкосопочника, густо покрытого дубняком. В лощине Шэна ждал товарищ Сун, а с ним четверо друзей-партизан.

Отдышавшись, Шэн доложил командиру:

– Подойти незаметно к выходу из туннеля труда не составит. В будке путевого обходчика – сторожевой пост. Охраняют трое. Выходят поодиночке, когда нужно встретить поезд.

– Слышали? – спросил командир, обращаясь сразу ко всей группе. Распустив тесемки вещевого мешка, он вытащил из него самодельную ракетницу со стволом из обрезка бамбуковой палки. – Возьми! – протянул ракетницу Шэну. – Проведешь нас к месту предстоящей операции, а сам пройдешь километра три в сторону Муданьцзяна. Когда подойдет бронепоезд – выпустишь ракету.

– А после этого? – осведомился Шэн.

– После этого? – переспросил Сун. – Как подашь сигнал, не мешкая возвращайся в лагерь. Остальное – не твоя забота.

Он обвел пристальным взглядом партизан, полукругом сидевших на корточках. Застегнув куртку на все пуговицы, спросил: