Текст книги "Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Юрий Перов,Сергей Устинов,Юрий Кларов,Валериан Скворцов,Николай Оганесов,Геннадий Якушин,Лев Константинов,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 225 (всего у книги 248 страниц)

Эпизод второй: ночной разговор. Собственно, в эту ночь я узнала наконец, почему Шу-шу собиралась искать меня через “Волшебницу”, зачем потащила тогда, бросив клиентов, к себе, для чего не отпускает ни на шаг, прикармливает дармовыми наркотиками, дарит шмотки, даже втягивает в проституцию. Чем ей так важно, чтобы мы были похожи друг на друга.

Надо отдать ей должное, свою партию она провела неплохо. То есть, я имею в виду, что будь на моем месте действительно какая-нибудь недалекая профурсетка-медсестричка, падкая на кайф и красивую ресторанную жизнь, Шу-шу, пожалуй, удалось бы ее уболтать. Она и легенду придумала вполне роскошную, жалостливую и бабскую одновременно: про первую любовь, про смертельную ревность... Ну как тут не клюнуть? Что до меня, то я не сомневаюсь, что все ее байки – ложь от первого до последнего слова. И если согласилась участвовать в этой афере, так только потому, что надеюсь таким образом добраться до того, кто поставляет Шу-шу наркотики. Вы спросите, почему я считаю, что речь идет именно о нем? Называйте это интуицией или как хотите, но, узнав немного Шу-шу, посмотрев краем глаза мир, в котором она живет, я уверена: пуститься на такое предприятие она может ради одного. Ради кайфа.

Теперь по порядку. Под утро, когда мы, выбравшись из переулков, поймали на бульваре такси и вернулись домой, мне была в полутемной комнате рассказана душещипательная история.

Он был у нее первый. Единственный. Неповторимый. Свет в окошке. Она любила его больше жизни. Хотела за него замуж, родить от него ребенка. С ним она впервые попробовала “калики”, “подсела на иглу”. (Во всем этом Шу-шу не видела, как мне кажется, никакого противоречия.) Он был настоящим мужчиной – сильным, смелым, никого не боялся. Наоборот, его все боялись, даже она, Шу-шу. Если он что-то говорил, то все знали, что он сделает, как обещал. Я так поняла: пообещает убить – убьет. В этом была его сила. И вот однажды какая-то падла (здесь в голосе появляется надрыв) сделала ему подставку, заложили голубя сизокрылого, и уехал он надолго в дальние края.

Она же, сирая, поневоле прибилась к другому, ведь ей, несчастной, надо же было где-то иметь защиту и опору?!

Я сочувственно киваю Шу-шу, даже подумываю, не всплакнуть ли мне с ней на пару. Но все-таки между делом интересуюсь: как эти сердечные дела увязываются с ее, так сказать, основным занятием? И, не веря своим ушам, узнаю: никак не увязываются. Оказывается, сизокрылый сам, приручив девушку, начал подкладывать ее знакомым – иногда в карты проигрывал, иногда “по дружбе” тем, кому был чем-то обязан. А порой, когда нужда была, так и просто за деньги. Под кайфом-то, как выразилась Шу-шу, ей все один черт было.

Другой же и подавно в курсе всей ее жизни. Он старик уже, ему, кроме как за деньги, и ждать нечего. Да и главное для него – с молодой модной телкой по гостям и в кабак ходить. С понтом под зонтом, как опять же выразилась Шу-шу.

И вот какая на днях приключилась у них история. Прилетел из дальних краев голубок. А тот, другой, тоже не хочет расставаться с Шу-шу, прикипел душой, стало быть, на старости лет.

Казалось бы, плюнь на старика, возвращайся к любимому! Но не тут-то было. У злобного старикашки хранятся некие письма Шу-шу, где она клянется ему в верности, а молодого голубя кроет последними словами. (Вот тут, услышав про любовные письма, я окончательно перестала ей верить. Путана, выступающая в эпистолярном жанре! Но дурочка-медсестричка должна была слушать все это, открыв рот. И она слушала.) Старик же шантажирует ее этими письмами, грозит отдать их голубю, а голубь, если только увидит их, тут же непременно Шу-шу пришьет.

Жуткая история. Шекспир, Шиллер и Куприн, собравшись вместе, не придумали бы ничего подобного.

Как же предполагает моя Шу-шу выскочить из этой трагической ситуации? Самым романтическим образом: похитить письма. (Здесь к перечисленным классикам присоединяется приплывший из туманного детства зачитанный до дыр Конан Дойл.) И в этом месте Шу-шу наконец-то переходит к делу.

В воскресенье она со стариком должна идти в кинотеатр “Россия” на фестиваль. Начало сеанса в три часа дня. Предварительно Шу-шу вымоет голову от краски, пострижется и причешется под меня, сделает ногти, как у меня. У нее случайно (сик!) есть два одинаковых платья, она по случаю купила две одинаковые летние сумки, две пары одинаковых туфель нам по размеру она завтра же купит в “Березке”.

От меня вообще ничего не требуется. Шу-шу даст мне билет на тот же сеанс, я должна буду прийти пораньше и до самого начала находиться в дамском туалете, а ровно за пять минут до фильма запереться в самой дальней от входа кабинке. В последний момент спустится Шу-шу, отдаст мне свой билет, и я уже в темноте проберусь на ее место рядом со стариком. Когда кончится первый фильм и зажжется свет, я вытащу из сумки и надену темные очки, которых у нас тоже будет две пары. Разговаривать со стариком ни о чем не надо – еще перед началом сеанса Шу-шу найдет, за что на него обидеться. Надо молча встать и снова спуститься в туалет. Там меня снова будет ждать Шу-шу. После начала следующего фильма я свободна. Неужели я не готова оказать подруге эту небольшую услугу?

Я, конечно, была готова. Но чтобы узнать побольше, не мешало немного покочевряжиться.

– А как ты попадешь в его квартиру? – спрашиваю я – дура дурой.

Шу-шу досадливо морщится, но терпеливо объясняет:

– Я уже сделала копию с его ключей.

– А почему нельзя просто прийти туда, когда его нет дома?

– Ты детективы читаешь? – вопросом на вопрос отвечает Шу-шу. – Что такое алиби, знаешь? Мне даже подумать страшно, что он со мной сделает, если узнает, что я к нему влезла!

Шу-шу зябко передергивает плечами. Вот тут я ей верю! Но настырно продолжаю:

– А если кого-нибудь попросить сходить туда, пока вы будете в кино?

– Хрен-то! – торжествующе отвечает она. – У него в доме такой пес, что загрызет любого незнакомого. А меня он, слава Богу, знает...

И тут я сдаюсь. Все-таки подруга!

Вот и все. Сегодня утром Шу-шу передала мне все шмотки, сумки, очки. Завтра, в воскресенье, мы еще раз встречаемся с ней утром, уточняем, так сказать, детали. Завтра я постараюсь узнать, что она задумала на самом деле. Вернее, что они задумали. Не сомневаюсь, что эту аферу она никогда в жизни не смогла бы придумать одна – или я ничего не смыслю в людях. С кем в паре она работает? С тем хорьком? С Кроликом, у которого в голове тараканы? С обоими? С кем-то третьим?

Завтра, быть может, я узнаю, как в мире Шу-шу поступают с идиотками вроде меня. После того, как нужда в них проходит. Что это будет? Смертельная доза кайфа? Или просто дадут по голове в темном переулке? Впрочем, может, я фантазирую, наслушавшись Тарасыча...

Все равно мне страшно. Хотя отступать я не намерена. Еще чего! Мне почему-то жалко Шу-шу. У нее мое лицо. Только ли она одна виновата, что стала путаной и наркоманкой? Когда все кончится, удастся ли ее вытащить из этой грязи? Скоро я все узнаю. Завтра”.

21

– Три богатыря, – усмехнулся одними губами Комаров, оглядывая Северина, меня и только что подъехавшего Балакина. – Сейчас будем с вами решать, в какую сторону ехать. Но сначала отпустим товарища.

Лично я приободрился. Если Комаров усмехается, значит, наши дела не так уж плохи. Значит, и он считает, что розыск больше не в тупике. Мы все повернулись в сторону двери, где в уголке скромненько сидел Толя Жабин, зам. по розыску из отделения, к которому относится дом Салиной. На его круглом веснушчатом лице незамысловато отражалась вся гамма наличных чувств: сейчас я вам расскажу все, что знаю, а потом вы меня отпустите, не путайте в это дело. Чем смогу – помогу, только, Бога ради, не вешайте на меня по территориальному признаку похищение, наркоманку и прочий букет.

Заметив, что все на него смотрят. Толя враз посуровел, даже попытался нахмурить свои несерьезные рыжие брови:

– Собственно, выдающихся достижений нет, – обнадеживающе начал он. – Ребята еще отрабатывают жилой сектор, но пока нашли только соседку по подъезду, которая в среду вечером, около двадцати трех часов, видела Салину. Говорит, ее вели под руки двое мужчин. Салина как будто еле держалась на ногах. Ну в этой картинке ничего необычного для соседки не было, она особого внимания не обратила.

– Вели в дом или из дома? – быстро спросил Балакин.

– Из дома.

– Приметы мужчин дает? – без особой надежды в голосе поинтересовался Северин.

– Смутные. Один вроде высокий, крепкий. Второй среднего роста, пожилой, с седыми волосами. Больше никаких деталей.

– Опознать при случае берется?

– Вряд ли. Темно было. Да она и видела их мельком.

– Никакой машины перед подъездом не было?

– Вы ж видели: там всегда полно машин, особенно вечером. Они выходили из подъезда, она входила. Куда они потом делись, не знает. Все, – огорченно развел Толя руками.

Мы молчали. Он поднялся, спросил у Комарова:

– Разрешите идти?

Когда дверь за ним закрылась, заместитель начальника МУРа снова обвел нас глазами и остановил взор на Северине.

– Давайте по очереди.

– Я думаю, теперь с учетом рукописи Троепольской и показаний Овсова можно восстановить весь ход событий, предшествующих убийству, – бодренько откликнулся Стас. – Судя по всему, у Шу-шу дело шло гладко и по плану...

– Вопрос, – подняв руку, перебил его Балакин. – Если, как ты говоришь, все шло по плану, то почему следы морфина мы нашли в кармане плаща Троепольской, а не Салиной?

– Ответ, – тонко улыбнулся Северин. – Можно, конечно, официально запросить метеорологов, но я и так помню: в воскресенье с утра шел мелкий гнусный дождик, распогодилось только часам к четырем. Этого наши девочки не предусмотрели, двух одинаковых плащей у них запасено не было. Поэтому в туалете им пришлось переодеваться...

– Дважды, – вставил я.

– Не факт, – возразил Северин, – поскольку следы морфина обнаружены только в плаще Троепольской. Я, например, представляю себе, что это было так. Шу-шу едет домой к “старику” в плаще Ольги, похищает наркотики, автоматически сует их – в карман плаща... Кстати, – неожиданно запнувшись, перебил он сам себя, – наличие следов морфина именно в плаще Троепольской подтверждает ее гениальную догадку, что Шу-шу интересовали никакие не письма, а наркотики, и более позднюю, но не менее гениальную догадку Балакина, что из-за наркотиков Шу-шу и пристукнули... Да, так вот, – продолжал он, профессорско-преподавательским жестом воздев указательный палец, – сует их в карман плаща. Мы с вами знаем, что первый фильм заканчивается около половины пятого, а в это время дождик уже прекратился, светило солнце. Шу-шу только что пришла с улицы и знала об этом, следовательно, она могла сообразить, что ей не придется больше надевать плащ, когда они со “стариком” выйдут из кино. К тому же у нее должно было быть еще одно очень важное соображение, чтобы не меняться второй раз плащами: ей ужасно не хотелось перекладывать наркотики на глазах у Ольги. Поэтому она могла предложить Троепольской ее плащ пока не снимать – ну, например, мотивировав это нежеланием обращать внимание публики на два одинаковых платья – а свой, вернее, Ольгин, сняла, свернула вместе с наркотиками и сунула в сумку. Но перепутала и взяла сумку Троепольской!

– Ну ты наворотил! – ошарашенно покрутил головой Балакин.

– Где? – азартно парировал Северин. – Моя версия объясняет все, она абсолютно логична и полностью укладывается в систему причинно-следственных связей. В ней есть только одна немотивированная случайность: подмена сумок. Но ведь теперь-то нам ясно, что это та самая случайность, с которой все и началось! И разве удивительно, что две заполошные перепуганные девки в суете, в панике, в тесной для двоих маленькой кабинке перепутали совершенно одинаковые сумки?!

Теперь ни у кого из нас возражений не нашлось. Окрыленный Северин продолжал:

– Тогда давайте вспомним, что показывает Овсов...

Действительно, похоже, настало время вернуться к рассказу Алика. Раньше этот рассказ, наполовину состоящий из слез, слюней и соплей, выглядел странным, почти абсурдным. Теперь же он, как выразился Стас, стал вполне логичным и занял свое место в ряду причин и следствий.

Начинался он так же со случайности: у Алика был, по его словам, “митинг с клиентом у правой ноги”, то бишь у памятника Пушкину, и вдруг он увидел, как из подъехавших к стоянке напротив “Известий” белых “Жигулей” выходит Троепольская. Мы-то теперь знаем, что это была не Ольга, а Шу-шу, но Алик, что вполне объяснимо, этого не понял. Зато он задался тоже вполне естественным для него вопросом, что эта правдолюбка делает в обществе роскошного пожилого джентльмена в костюме “сафари” цвета хаки на роскошной белой “шестерке”? И тут же в его особым образом устроенной голове зародилась мыслишка: а нет ли здесь шанса прижать на чем-нибудь корреспонденточку? Вдруг у джентльмена есть, к примеру, жена, или, того лучше, он занимает какой-нибудь высокий пост! Тогда можно будет “похрюкать” насчет того, чтобы она оставила его, Алика, в покое, никаких статей нигде не публиковала, а заодно и от старушки с книжками отвязалась. (К слову сказать, я так понял, что Алик ни на минуту не поверил, будто Троепольская ходит к Анне Николаевне Горбатенькой бескорыстно, без своих далеко идущих планов. Он и мысли не мог допустить, что она ухаживает за старухой без расчета на получение наследства или даже более скорых дивидендов. Ни в какие разговоры о музее он не верил и передачу в руки Ольге наиболее ценных книг воспринял буквально как кражу из собственного кармана.)

Так вот, Алик увидел здесь свой “шанс” и ухватился за него. Стараясь остаться незамеченным, он пошел за этой парой. Проводив их до входа в кинотеатр, он задумался. Купить лишний билет у вьющихся тут же мелких спекулянтов не составляло труда, но Алик рассудил, что в кинотеатре можно “засветиться” перед Троепольской, и решил подождать на улице. Разумеется, он не собирался торчать здесь все три с лишним часа. Вместо этого он прикинул, что самое раннее, когда люди могут уйти с фестивального просмотра, даже если картина не понравилась, – минут через пятнадцать после начала второго фильма. К этому времени Алик успел съездить в ТЮЗ, к одной знакомой травестишке, у которой выпросил накладные усы и клей – сказал, что хочет кого-то разыграть. Потом, завернув на машине в какой-то двор, изменил соответствующим образом внешность, нацепил кепку и, сочтя себя теперь в безопасности, занял наблюдательную позицию метрах в двадцати от белой “шестерки”, которую он запомнил не по номеру (к великому нашему сожалению!), а по тому, что она была на стоянке крайней. Каково же было его изумление, когда раньше определенного им времени он вдруг увидел Ольгу (на этот раз настоящую, как понимаем мы), сидящей на бульваре у фонтана!

Но и тут ее поведение справедливо показалось Алику странным. Что она здесь делает? Почему не уходит? Он неотрывно наблюдал за ней в течение полутора часов, остававшихся до конца сеанса. Ольга только один раз встала со скамейки, чтобы сходить в киоск за газетами. Наконец, взглянув на часы, она перешла к левому выходу из кинотеатра. Сначала Алику казалось, что она кого-то ждет, но потом он увидел, как Ольга, смешавшись с толпой, выходящей из кино, неторопливо идет вдоль “Известий”. Затем она поднялась на ступеньки, ведущие к метро, и он уже приготовился двинуть за ней, когда заметил, что Ольга снова остановилась, повернулась и смотрит куда-то в сторону памятника. Сам Алик стоял на тротуаре у подножия лестницы, и ему было трудно проследить за ее взглядом, но, обернувшись, он в последний момент успел заметить отъезжающую со стоянки белую “шестерку” с пожилым джентльменом за рулем. Рядом с ним никого не было.

Эту часть рассказа Овсова Северин откомментировал так: Ольга, несомненно, решила проследить за Шу-шу и “стариком”. Но, увидев, что они разъезжаются по отдельности, возможно, запомнила (в отличие от Алика!) номер “шестерки”, а дальше пошла за Шу-шу, то есть за наркотиками.

Как рассказывал дальше Алик, Ольга вдруг быстренько развернулась и наискосок через площадку перед метро выскочила на улицу Горького. Алик же, сообразив, что там она может сесть в троллейбус или в такси, бросился за машиной и, как оказалось, очень вовремя. Потому что, когда он завернул за угол, Троепольская, по его словам, как сумасшедшая металась на проезжей части, пытаясь поймать такси. Остановился какой-то частник на голубеньком “запорожце”. За ним, не теряя его из виду, Овсов выехал на Садовое, а на Лермонтовской свернул в сторону Басманной и вскоре докатил до уже знакомой нам с Севериным подворотни, за которой начинался изрытый траншеями двор.

Судя по всему, Алику до самого конца так и не пришло в голову, что он наблюдает за наблюдающим. Даже то, что Ольга, отпустив частника возле подворотни, не сразу пошла в нее, а некоторое время стояла на тротуаре, глядя через двор, не навело его на эту мысль. Видимо, он так был увлечен слежкой, что не осознал этого и тогда, когда сам минуту спустя стоял на том же месте, глядя, как Троепольская перепрыгивает через трубы, направляясь к стоящему в глубине за тополями дому... Потом он двинулся следом.

В подъезде было темно и сыро. (Это мы с Севериным могли представить вполне натурально.) Но Алику было еще и боязно.

“Куда ее черт несет?” – с досадой думал он про Троепольскую. Он стоял внизу, задрав голову, и прислушивался.

Сверху к нему доносился невнятный шорох, словно кто-то пробирался в темноте по лестнице, осторожно ощупывая ногами ступеньки. Решившись, Алик взялся за перила и на цыпочках пошел вверх.

Несмотря на всю внешнюю благополучность овсовского существования, мне думается, его все-таки следует отнести к категории неудачливых ковбоев. Во всяком случае, с тех пор, как он познакомился с Ольгой, вернее, Ольга с ним. Собственно, сам факт этого знакомства сейчас уже можно смело признать роковой неудачей его жизни, а все остальное – лишь цепной реакцией. Возможно, кому-то это покажется мистикой, а с другой стороны, так ли уж странно, что, в полной темноте дойдя до конца пролета, Алик занес повыше ногу в поисках очередной ступеньки, не нашел, оступился, споткнулся буквально на ровном месте и грохнулся на каменный пол?

Шум был довольно сильный, и он решил, что почти наверняка раскрыт, но все же в первый момент замер в неудобной позе на карачках, напряженно прислушиваясь. То ли ему показалось, то ли впрямь над его головой скрипнула дверь? Но еще через несколько мгновений Алик где-то совсем далеко услышал невнятные гулкие голоса, и у него отлегло от сердца: пронесло! Он поднялся, отряхнул ладони и двинулся дальше.

Северин сдержанно торжествовал:

– Обратите внимание на профессиональную работу со свидетелями, – скромно напомнил он. – Бабушка-старушка рассказала нам про женщину в ярком платье, которая шла к дому №16. Это была или Шу-шу, или Ольга. Вполне возможно, что вторую она могла не заметить.

– Или обе слились у нее в одну, – не удержался съехидничать я.

– Дедушка же, – продолжал Стас, делая вид, что не замечает моего выпада, – запомнил мужчину в кепке и с усами, то есть Овсова. Полагаю, что Шу-шу поднялась на третий этаж быстро и безбоязненно – если исходить из нашего предположения, что у нее там была назначена встреча. А вот Троепольская и Овсов, каждый из которых за кем-то следил, должны были пробираться вперед осторожно. Думаю, тут могло происходить вот что. Дверь действительно скрипнула над головой Овсова, ему не показалось. Когда он грохнулся и наделал шуму, Ольга, которая никого не ждала сзади, должна была очень испугаться. Предположим, в этот момент она стояла пролетом выше Алика, на площадке второго этажа. Как бы я поступил на ее месте? Я бы попытался спрятаться и переждать. Что она и сделала, зайдя в одну из квартир второго этажа!

Мы все молчали. Да, Стас нарисовал довольно четкую картину, в которой нет ярко выраженных противоречий. Но ведь и ярко выраженных допущений в ней достаточно! Так ли все было на самом деле?

– Дальше, – потребовал Комаров.

– Дальше вы и сами знаете, – пожал плечами Северин. – Услышав голоса на третьем этаже, Овсов пошел потихоньку туда – и таким образом обогнал Троепольскую...

Да, не споткнись тогда Алик, все могло бы повернуться иначе. Но он споткнулся. И, если принять версию Северина, раньше Ольги пришел к финишу – к дверям квартиры, где в бывшей комнате Ильи Яропова по прозвищу Пиявка как раз разыгрывался первый акт драмы, в которой мы все теперь участвуем.

Овсов, заинтригованный – дальше некуда, остановился в полуоткрытых дверях, надеясь подслушать, о чем говорят в квартире. И тут раздался выстрел.

То есть сначала ему показалось, что в одной из комнат грохнулось об пол нечто тяжелое, громоздкое и пошло гулять резонансом по пустому помещению. Алик в испуге замер, вжался в притолоку. Потом (через сколько секунд, минут, не помнит, время показалось ему безумно долгим) распахнулась дверь комнаты, в коридор выпал рассеянный свет, и не успел Алик ахнуть – в этом рассеянном свете мелькнула серая фигура, которая бросилась почему-то не к выходу, а в противоположную сторону. Где-то в конце коридора, за поворотом, бухнуло, глухо и дробно простучали по ступенькам каблуки, все стихло. И тут сквозь затхлый, пропитанный пылью воздух в ноздри Овсову тоненько потянулся кисловатый запах порохового дыма.

Вот тогда ему стало по-настоящему страшно. Но раскрытая дверь комнаты, исходящий из нее свет нестерпимо манили выйти из темноты. С бешено колотящимся сердцем он сделал первый шаг. Разум подсказывал ему: беги? Любопытство оказалось сильнее.

Овсов уверяет, что, когда увидел мертвую Ольгу, он не испытал ни радости, ни злорадства – настолько неожиданным, глупым, нереальным выглядело происходящее. Правда, осознал отстранение, что все его проблемы теперь сами собой разрешились, журналистка больше ему не страшна. И все так же отстранение он подумал о том, что только что почти на глазах у него произошло убийство, что на выстрел вот-вот могут прибежать люди, а значит, надо сматываться. Но его взгляд уже не мог оторваться от сумки, валявшейся рядом с трупом.

Кто убил Ольгу, за что – этими бесплодными вопросами Алик, конечно, задавался. Но не тогда, а позже, уже дома, в безопасности. Сейчас он просто не давал им занять свою голову. Сейчас его интересовало другое. Всю жизнь привыкший искать, а главное, не упускать с в о е г о, он глядел на сумку и судорожно думал о том. Что в ней лежит самый крупный куш, о котором ему когда-либо приходилось мечтать. И как всегда, когда нужно было рассчитать сложную деловую комбинацию, в обостренном сознании мгновенно зароились возможные ходы.

Брать одни ключи нельзя. Нужна вся сумка – с паспортом, с адресом.

Через день-два можно будет подбросить ее где-нибудь поблизости, пусть думают на местных ханыг.

Теперь Лангуева. Самому или с ней? С ней безопасней. Он ее уговорит. Должен уговорить! Книжек только по номиналу на четырнадцать штук – хватит обоим. Да Господи, что ж им, правда, что ли, музею доставаться?!

Ход с вызовом милиции они придумали уже вместе с ней. Навел на мысль его собственный маскарад.

Но сперва надо было еще выйти отсюда. Почему-то Алик не мог заставить себя вернуться прежней дорогой. Пройти через весь двор. Мимо людей, мимо песочницы с детьми. Мимо свидетелей. Все тот же обостренный сейчас ум подсказывал: убийца скрылся через другую дверь, так, может, там выход безопасней?

Выскочив черным ходом на глухие задворки, он вздохнул облегченно. Спрятав сумку под куртку, обежав вокруг квартала, нашел свою машину. И, только сев за руль, обнаружил, что весь трясется.

Через полчаса он был возле дома Троепольской. Лангуева ломалась недолго, скоро принесла ему резиновые перчатки для мытья посуды. В поисках книг переворошили всю комнату, еле нашли тайник: Ольга неровно вбила один из гвоздиков, дно полки шаталось. Еще пятнадцать минут спустя он наблюдал с другой стороны улицы, как подъехала милиция, вылезли двое в форме. После их ухода прошло еще минут пять, спустилась Лангуева. Все прошло тип-топ. И они поехали к нему – договариваться, как делить добычу...

После паузы Комаров легонько пристукнул карандашом по столу, как бы подводя итог выступлению Северина.

– И напоследок ты, наверное, нам расскажешь, что Троепольская тоже поднялась наверх и увидела труп Шу-шу, так?

Северин кивнул.

– И что из всего этого следует? – довольно невыразительным голосом поинтересовался Комаров.

– В каком смысле? – приподнял брови все еще разгоряченный рисованием картин Стас.

– В прямом, – на этот раз достаточно выразительно отрезал Комаров. Его карандаш жестко опустился на стол:

– Как это помогает нам искать убийцу – раз! Как это объясняет, зачем Троепольская вместо милиции помчалась домой – два! Почему из больницы она сбежала не в милицию, не домой, не в редакцию, а к этой Шу-шу – три! Кто и зачем ее оттуда увез – четыре!

Он помолчал, положил аккуратно карандаш в стакан и закончил весомо, как печать оттиснул:

– А если ответа на эти вопросы нет, грош цена всем твоим байкам. Какие еще мнения?

И тут я увидел ключик, который тщетно искал сегодня утром, увидел и поразился тому, что он действительно все это время лежал на виду. Наверное, такова механика всех, даже самых малых озарений: разрозненные детали вдруг, как в детском калейдоскопе, становятся осмысленным узором.

– Есть! – закричал я и от волнения даже вскочил с места. – Есть мнение, Константин Петрович!

Деталью, зацепкой, логической связкой было то, что машина сбила Ольгу в правом ряду проспекта Вернадского по ходу из центра – водитель, по словам гаишника, как раз собирался поворачивать направо к университету. Причем, попытавшись ее объехать, он ударил ее левым крылом, то есть бежала она слева, с противоположной стороны. И значит, не к дому, а от дома!

– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился Комаров, но в глазах у него я увидел искру понимания.

– Хочу сказать, – ответил я, вспоминая о солидности и садясь обратно на стул, – что если Стас прав и Ольга действительно спряталась за дверь на втором этаже, она, конечно, слышала, как Овсов протопал мимо нее наверх. И должна была предположить, что этот человек шел за ней. А уж после того, как она услышала выстрел, поднялась через какое-то время и увидела труп Шу-шу, я бы точно на ее месте подумал, что убить хотели вовсе не Шу-шу, а ее, Ольгу! Тем более, что она, если помните, этого в принципе ждала и опасалась...

Я перевел дух.

– А тут еще сумка! Сумка-то пропала: И Ольга, наверное, уже обнаружила, что они с Шу-шу ими поменялись. В сумке паспорт, ключи. Если об этом подумал Алик, почему ей того же не сообразить?.. Лично я бы бросился спасать книги. Мы не знаем, сколько времени она проторчала на втором этаже, пока решилась подняться. И сколько добиралась до дома. Но, судя по тому, что машиной ее сбило в восемь с минутами, она попала туда, когда Овсов с Лангуевой уже успели смыться. Ну а дальше, кажется, все ясно: раскардаш в комнате и пропавшие книги только подтвердили ей, что убить хотели именно ее, а Шу-шу пострадала по ошибке. Но это вовсе не значило, что, когда ошибка выяснится, ее опять не попытаются убить. Кто? Этого она толком не знала. Понятно, почему она выскочила из дома как ошпаренная...

– Но куда? – удивленно спросил Северин. Я пожал плечами.

– Думаю, туда же, куда ее понесло из больницы – к Шу-шу, от квартиры которой у нее были теперь ключи. Она, наверное, рассуждала так: если те думают, что убита Троепольская, не надо их разуверять. Насколько я понял характер этого персонажа, с нее вполне могло статься решить самой во всем разобраться, прежде чем обратиться к нам. А для этой цели роль Шу-шу подходила ей идеально. Безумие, конечно, но... – Я еще раз пожал плечами. – Мы уже видели, что она способна на любые авантюры.

– Стоп! – с сосредоточенным видом сказал вдруг до сих пор молчавший Балакин. – Все понимаю, кроме одного: как она попала в свою квартиру, если ключи остались в сумке?

Я замер как громом пораженный. Что ж получается, вся моя шикарная версия летит к чертям?

– Разрешите, Константин Петрович? – в полной тишине спросил Северин, протягивая руку к телефону. Он набрал номер и, дождавшись, когда подойдут, сказал солидно: – Здравствуйте, Нина Ефимовна, узнали? Один вопрос... Нет, можно прямо по телефону. У Троепольской были запасные ключи от квартиры и комнаты? Ага! И где же она их держала? – Он покивал, слушая, что отвечает Лангуева, которую в отличие от Овсова не задержали, а оставили дома под подпиской. – Все, спасибо.

Стас положил трубку на место и сообщил:

– В соседнем доме есть у нее знакомая семья стариков, она им носит иногда продукты. Там запасные ключи. – И, ткнув меня весело кулаком в бок, добавил негромко: – Вот так-то, парниша!

Комаров глядел на меня, задумчиво поджав губы.

– Так ты считаешь... – начал он.

И тут я совершил не совсем тактичный поступок: перебил начальника. Но не мог же я, в самом деле, допустить, чтобы с меня облетели все мои лавры! И сказал:

– Да, Константин Петрович, не исключено. Если Троепольскую действительно увезли куда-то насильно, то очень может быть, что в качестве Шу-шу.