355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Леонов » Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) » Текст книги (страница 79)
Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)
  • Текст добавлен: 17 апреля 2021, 19:00

Текст книги "Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"


Автор книги: Николай Леонов


Соавторы: Юрий Перов,Сергей Устинов,Юрий Кларов,Валериан Скворцов,Николай Оганесов,Геннадий Якушин,Лев Константинов,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 248 страниц)

Глава XXXVI

Осень стояла необычно теплая и ласковая. Она пришла на смену душному, жаркому лету, когда уже в августе посыпались листья тополей, а березы зарумянились, надели желтые косынки. Леса полыхали багрянцем, и все ждали, что солнце, отдавшее лету все свое тепло, потускнеет, прикроется после трудной летней работы пеленой холодных осенних облаков.

Отшумели первые осенние дожди, и снова наступила полоса ровных, спокойных, дней.

В октябре еще цвела сальвия, тянула к чистому небу цветы-граммофончики петуния, источала пряный аромат медуница.

Юлий Макарович радовался последним золотым денькам. С годами стало пошаливать сердце, а о здоровье своем Бес заботился. В доме у него в одном из шкафчиков собралась настоящая аптека. Бес ее пополнял дефицитными лекарствами, которые удавалось достать через знакомых или на черном рынке. Были там и такие пилюли и флакончики, которые вряд ли когда-нибудь понадобились бы Бесу. И все-таки он их собирал, твердо помня поговорку, что хороший хозяин и ржавый гвоздь подберет.

Боялся Бес пуще всего на свете трех вещей: измены, ареста и инфаркта.

В измене подозревал всех, кто приобщался к тайнам организации, в которой он состоял.

Ареста он ждал вот уже много лет каждую ночь.

Инфаркт подкрадывался неслышно. Бес почти физически чувствовал, как сдает сердце, и он относился к нему с неприязнью, будто обманули когда-то, всучив вместо точного хронометра изношенные ходики.

Еще Бес не любил дожди. Это была застарелая неприязнь от времен, когда скрывался он со своей боев-кой в лесах. Дожди молотили леса, и тягучими мокрыми ночами весь мир казался сырым, плывущим в косых струях. Вода просачивалась в бункер, капли набухали на дощатом потолке и стенах, хлюпал пол под ногами, и сырость пронизывала насквозь тонкими невидимыми иголками.

«В такую погоду и собаку на подворье не выгоняют», – ворчали боевики, когда снаряжал их Бес в очередной рейд.

С той поры и чувствовал Юлий Макарович приближение дождливой поры за несколько дней. И сегодня еще с утра он точно знал, что солнце укатится не за горизонт, а скользнет за тучи и ночь будет дождливой.

Так оно и случилось. Ближе к вечеру стаей, солидно и неторопливо, поползли по небу рваные темные облака. Потянул резкий, порывистый ветер. Город прикрылся от ночи множеством огней, но и они светили тускло, желто. Палые листья закружились под ударами ветра, цеплялись за булыжники мостовой.

Дождь забарабанил в окна, и Юлий Макарович вздрогнул: ему почудились в звонком перестуке чьи-то шаги. Он тяжело поднялся с кресла и подошел к окну. Дождь падал стеной, по стеклам текли ручейки, и видно ничего не было. Юлий Макарович вспомнил, как врач, простукивая и прослушивая его, приговаривал: «Покой, полный покой… Сердце устало, надо ему помогать…» – «Вот дотяну до пенсии…» – неопределенно бормотал Юлий Макарович. Он и в самом деле чувствовал себя неважно: годы давали себя знать.

И росла, становилась очень осязаемой тревога. Она поселилась в квартире Беса, и он ее пытался прогнать, вышвырнуть под дождь, но ничего не получалось.

Ганна сообщила, что благополучно добралась до сотни Буй-Тура, просила подумать о новом комплекте документов, о новых вариантах легализации. Она не собиралась совой сидеть в лесу, напоминала, что есть задание, которое надо выполнять.

Проходили дни и недели – не было вестей от Чайки. Девушка будто растворилась в огромном мире, она вышла из-под контроля Беса, и это его волновало больше всего. Где она и что с нею?

А вчера показалось Бесу, что встретил он Лесю Чайку на центральной улице города. Был вечер, на улице людно, и вдруг мелькнула в толпе знакомая фигурка. Бес остановился, пораженный, – точно она или почудилось? Девушка шла торопливо: тот же рост, такая же походка – властная, решительная. Бес кинулся вдогонку, но толпа закрыла девушку, и он ее потерял из виду.

Он проклинал себя за то, что упустил секунды й упустил девицу: можно было бы сразу убедиться, что ошибся, и тогда было бы спокойнее и не лежал бы камень на сердце.

А если это была Чайка?

Тогда, значит, стал он пешкой в чужой игре, волочит, старый осел, упряжку, седоки в которой кто – известно.

Дождь все стучался в окна, ветер швырял его горстями, зло и сильно. Вспомнился Бесу такой же дождливый вечер, когда постучалась к нему «племянница». Она пришла уверенно, вела себя напористо, только чуть растерялась, когда заметила подозрительность Юлия Макаровича. Да, он до конца тогда не поверил паролю. Что-то насторожило его. Что?..

Бес вспоминал тот вечер минута за минутой, он будто прокручивал в памяти старую ленту.

Кадр: Входит Ганна. Среднего роста, в затрепанном ветрами плащике, озябшая: «Племянница я ваша, Юлий Макарович, Ганна».

Пометка на полях: «Появилась, когда и ждать перестал. Слишком долго была в сотне Буй-Тура… В сотне? А почему, собственно, она шла к нему через сотню? У нее было два пути: прямо к нему, Юлию Макаровичу, и – в лес, к Буй-Туру. К нему было проще, а она пошла в лес… С чего бы?»

Задать бы ей этот вопрос, но теперь жди, когда будет возможность.

Снова кадр: чемоданчик гостьи, ничего интересного: шмат сала, домашняя колбаса, желтая грудка масла.

Для маскировки удобно – подарок родственнику-горожанину.

И опять зарубка в памяти: «Неужто Буй-Туру так хорошо в лесу живется, что и сало есть, и масло сливочное, и колбасы не переводятся?»

В следующем кадре опять Злата-Ганна. Цепкий у нее взгляд, уверенные движения… По комнате ходит сторожко, как человек, привыкший к опасности. Вот Юлий Макарович потянулся к зажигалке на столе, а она резко повернулась, готовая встретить удар, если он последует…

У Юлия Макаровича вертятся в голове какие-то обрывки смутных воспоминаний, более давних по времени. В лесах Зеленого Гая в сотне Стафийчука появилась курьер с особыми полномочиями. Решительная девица, обвинившая Стафийчука в измене, в предательстве интересов Украины. Пытались они осуществить тогда операцию «Кровь и пепел», собрали все наличные силы и… угодили в западню. Среди мертвых и живых курьера Горлинки не оказалось.

До прихода в сотню Стафийчука она работала учительницей в начальной школе Зеленого Гая, и, если память не изменяет, фамилия у нее была Шевчук… Точно: Мария Григорьевна Шевчук… Среднего росточка, синеглазая красавица…

И снова перед глазами тот вечер: «Молись, – говорит Бес, – молись богу, стерва, живой отсюда но уйдешь, кто тебя сюда послал?» Потянулся к сигаретам, а вдруг – пистолет в руках у Златы-Ганны: «Проверяйте, но без этих фокусов. Не люблю…»

Знакомый почерк, сделал зарубку Юлий Макарович: так же решительно «проходила» проверки и курьер, прибывшая к куренному Рену. О ней рассказывали легенды, о той курьерше, прибывшей из-за кордона. Она прошла по всем явкам, и именно тогда погиб референт Сорока, у которого Юлий Макарович пребывал в помощниках. На этот случай был разработан запасной вариант восстановления подполья, и после провала Сороки в дело вступил Юлий Макарович.

Но самым тяжелым провалом было уничтожение штаба Рена. Установлено, что Рена предал его адъютант Чупрына. Но куда делась курьерша? Погибла ли, ушла ли за кордон? Тогда еще действовала линия связи с закордонным центром, и он, Юлий Макарович, запросил о судьбе курьера. Мудрый ответил, что курьер не возвратился…

И здесь тоже курьером была дивчина…

И кадр последний: «Спрячьте ваши пистолеты, друзья», – сказал Буй-Тур, появившийся словно из-под земли. Буй-Тур, безусловно, знал эту курьершу; он подробно рассказал, как и когда «принял» ее. Но мог же к нему прийти и ненастоящий курьер? Буй-Тур подтвердил, что к нему в сотню пришла и правильно назвала пароли именно эта девушка. Ну и что? Как это Юлий Макарович не сообразил, что все могло случиться и раньше, времени было достаточно для подмены…

Юлий Макарович прервал свой мысленный просмотр кадров-воспоминаний. Достаточно. В двух случаях – провалы, к которым как-то причастны курьеры, приметы которых совпадают. Не полностью, но много общего в почерке, в стиле действий. В третьем случае пока еще провала нет. Хотя…

Исчез Сыч – точнее, его ликвидировал Буй-Тур по приказу курьера. Неожиданно взяли Лелеку. Но о Лелеке курьер не знала ничего. Тем не менее связь прервалась. Значит, не курьер виновата в этом. И все-таки слишком много совпадений.

Не любил Юлий Макарович совпадения…

Он представил себя на месте чекиста Коломийца. Много слышал Бес об этом человеке. В кругу пособников и соратников Юлия Макаровича имя полковника называли со страхом. Первая заповедь тайной войны: знай того, с кем ведешь поединок. Бес пытался вести свой бой против Советской власти. Защищал эту власть от Беса и ему подобных чекист Коломиец. Бес с наслаждением порой вспоминал, как в 1942 году в лагерях для военнопленных переводил приказы гестаповцев: «Коммунисты, комиссары и энкаведисты – шаг вперед!» Но он не любил вспоминать, как в том же 42-м из строя вышел молоденький лейтенант:

– Ну, я чекист…

Бес обрадованно – крупный улов! – задал следующий вопрос:

– Фамилия?

– Дзержинский…

– Сын? – Бес боялся поверить удаче.

– Все мы сыновья Дзержинского… – Лейтенант говорил свысока, презрительно. У него было очень юное лицо, только пробилась черная смужечка усов, и губы были по-детски припухлые. А на голове пропитался кровью бинт, и глаза глубоко запали, казалось, провалились.

– Издеваешься? – сообразил Бес. И приказал, стараясь, чтобы приказ прозвучал властно и отрывисто, как у господ гестаповских офицеров: – Подойди ближе! – Он хотел рассмотреть его – впервые видел чекиста вот так близко, рядом с собой, и тешил себя мыслью, что может сделать с ним все, что угодно.

Лейтенант подошел к Бесу и коротким, почти молниеносным ударом сбил его с ног. Бес упал в пыль плаца, дернулся, попытался встать на четвереньки и снова упал в пыль.

– Добить бы гада… – тоскливо протянул кто-то из пленных.

– Наши добьют, придет время, – сказал лейтенант.

Он встретил смерть спокойно, с пренебрежением, которое поразило даже гестаповцев: они долго оживленно лопотали, обсуждая этот инцидент…

И теперь Бесу казалось, что Коломиец похож на того лейтенанта, только постарше возрастом, званиями и мудрее.

Когда-то, удачно уходя от облав, заметая следы, меняя фамилии и внешность, Бес как бы отвечал в сотый раз лейтенанту, срезанному автоматной очередью, но так и не ушедшему из злой памяти: «Врешь, не добьете…»

Он ненавидел лейтенанта и через много лет после смерти и был не в силах забыть его, хотя и очень старался это сделать.

И сейчас, в дождливую осеннюю ночь, ему вдруг почудилось, что лейтенант не ошибся: время пришло, и его добьют.

Но Бес не хотел сдаваться, он цеплялся за жизнь и не собирался погибнуть просто так, без попытки еще раз перехитрить судьбу. А вырваться из западни можно было, только одолев Коломийца, направив его по ложному следу.

Провалы и неудачи начались с приходом Златы. Теперь Бес в этом не сомневался.

А складывалось ведь все очень и очень неплохо. С приходом Златы перед ним замаячили новые надежды: за кордоном о нем не забыли, помощь возможна, как возможны и самые неожиданные перемены в международном климате. Бес от строки до строки прочитывал все международные сообщения в газетах, выискивая хотя бы слабые намеки на возможные конфликты.

Злата принесла надежду…

Юлий Макарович вспоминал, как, еще не поверив ей, он отчаянно обрадовался: значит, борьба продолжается, не все погибло, если издалека, из-за кордона, приходят курьеры.

Раз идут оттуда, значит, можно уйти и туда…

Только однажды он позволил выплеснуться этой радости: предложил Злате выйти за него замуж. Он хотел, чтобы Злата стала его помощником в уходе за кордон. Конечно, сам по себе в мужья он ей не годился, это было ясно, но вместе с казной Рена… Не дурочка ведь курьер, должна была понимать, что такие кош-ты на дороге не валяются. Тем более что и Юлий Макарович не собирался зачислять себя кандидатом в небожители, он мечтал, что именно за кордоном наступят его лучшие дни, без постоянного страха, вдали от полковника Коломийца.

Бес вспомнил и ту встречу, когда в ответ на его предложение Злата-Ганна обещала подумать. Это было естественно: шаг серьезный, должна была она трезво оценить последствия. Вспомнил Юлий Макарович и другие контакты с курьером. Трудно было в них обнаружить что-то подозрительное. И все-таки… Он, старый стреляный волк, видевший смерть и врагов, и друзей, и просто людей, которых его хлопцы убивали неизвестно за что, он, прошедший сквозь многие опасности, чувствовал, что вместе со Златой-Ганной пришло ощущение конца.

И, вспомнив все, он теперь, не сомневался, что увидел вчера в толпе Лесю Чайку. Нет, он не мог ошибиться, глаз у него наметанный. Очевидно, не она ушла за кордон, кто-то другой. Странно, курьером к Стафийчуку приходила девушка, у Рена побывала тоже девушка…

Референт Сорока подробно описывал приметы того курьера. Они не совсем совпадали с приметами Чайки. Ну и что? Схожести добиться труднее, чем отличия.

Чайка появилась вскоре после Ганны. Значит, Ганне и принадлежит главная роль, это она бродит по курьерским тропам, умудренная опытом предыдущих схваток, опасная и своим знанием законов борьбы, и мужеством – не ему, Бесу, в том сомневаться. У самого задрожали колени, когда внезапно увидел в ее руках пистолет.

…А дождь все лил и лил… И Бес подумал, как тяжко уходить в такую погоду из дома, в котором годами создавал достаток, где каждая вещь ласкала взгляд…

Чайка мелькнула в толпе и растворилась в ней. Значит, и люди Коломийца могут совершать ошибки: Чайка или та, кто укрылся за этим псевдо, должна была бы исчезнуть из города. Как ни мала была вероятность такой встречи, но и ее следовало «тем» ликвидировать.

Бес принялся поспешно собираться в дорогу. Он не скрывал следов бегства: пусть думают, что ушел за кордон, и перекрывают этот путь. А он уйдет в глубь страны, к старой знакомой, под кровом которой переждет грозу.

Бес надел новый костюм, в котором его никто еще не видел. Проверил карманы: не попало ли случайно туда что-либо напоминающее о Юлии Макаровиче. Положил в них новые документы: теперь он будет Степаном Сидоровичем Карпюком, учителем истории на пенсии.

В саквояж собрал самое необходимое. Тайник у Беса находился в полу, под ковром. Паркетные дощечки легко вышли из гнезд, и Юлий Макарович извлек шкатулку. Она была тяжелой. Бес бережно очистил ее от комочков земли, от пыли и положил на дно саквояжа. Пачки денег рассовал по карманам, отдельно положив несколько бумажек для расчетов в дороге. Все у него было предусмотрено на этот случай, и даже купюры были крупного достоинства, чтобы не занимали деньги много места.

Дождевик, тоже новый, Юлий Макарович перекинул через спинку стула. Предстояло сделать еще два дела. Он не торопился, так как знал, что вряд ли за ним придут этой дождливой ночью. Очевидно, за квартирой установлено наблюдение, и чекистам нет смысла торопиться с арестом – Юлию Макаровичу, думают они, не ускользнуть.

В квартире не было ничего, что свидетельствовало бы о второй, тайной жизни Юлия Макаровича, но он еще раз тщательно осмотрел ее: не осталось ли какой зацепки для чекистов.

И здесь опять закралось сомнение: не торопится ли – может, напридумывал в одиночестве напрасных страхов? Жизнь вывела его на перекресток: требовалось самому себе ответить решительно «да» или «нет».

Во-первых, он мог остаться и выжидать, оттягивая развязку.

Во-вторых, можно уходить на Запад, пытаться пробиться через заставы и кордоны. Но он там, на Западе, после провала операции никому не нужен. Мудрый заварит следствие, затаскает по допросам и, конечно, обвинит в провале «Голубой волны». Хорошо, если просто выбросят на помойку, а то ведь и удавят свои же соратники. Да и не получал он приказа уходить за кордон.

Наконец, третий путь – перебраться в другой город, обосноваться на новом месте, скрыться и от Мудрого, и от чекиста Коломийца. Это был наиболее безопасный вариант, но Бес не мог представить себя в роли пенсионера. Он был весь пропитан ненавистью, и пенсионная жизнь с ее тихими радостями была не для него.

Хотелось верить, что события последних недель ничего не изменили в его, Юлия Макаровича, положении: он ошибся вчера – Леся Чайка не могла быть в городе, она за кордоном, у Мудрого, скоро возвратится обратно, и вместе с нею придут помощь, инструкции. Злата – у Буй-Тура, и есть еще хлопцы сотника, можно будет больно кусать эту власть, поставившую Беса вне закона.

Юлий Макарович снова перебрал день за днем, как четки на связке, с того времени, когда появилась Злата. И снова пришел к выводу: он не ошибается, чекисты обложили со всех сторон. Очень умело обложили, так, что везде сходились концы с концами, не было только одного – ощущения безопасности.

Значит, решено: надо уходить.

Бес проверил пистолет, вогнал патрон в ствол, вскинул руку и прицелился в портрет Тараса Шевченко. Кобзарь смотрел на Беса мудро и отрешенно. Рука у Беса не дрожала, он это отметил, а еще подумал, что все-таки постарел: лет пятнадцать назад он бы так не колебался, сменил бы шкуру и опять кинулся бы на тех, кто отнял у него мечту.

Рука не дрожала, и захотелось нажать на спусковой крючок. Давно не стрелял Бес, поручал это другим.

В карманы рассовал запасные обоймы. Жаль, что в этом бегстве Буй-Тур плохой ему, Бесу, помощник: сотня наверняка обложена, и Коломиец каждого пропустит внутрь кольца, но не выпустит никого.

Юлий Макарович снял чехол с пишущей машинки, переложил тонкую папиросную бумагу копиркой. Предстояло отдать последний приказ, ибо никто не освобождал его от обязанностей референта. И даже там, под крышей своей давней подруги, он все равно останется референтом службы безпеки краевого провода – такие, как он, на пенсию не уходят.

Откликнулась звонким треском машинка – Юлий Макарович печатал сноровисто. Легли на бумагу первые строчки:

«Надлежит разыскать особо опасного для нашего движения агента НКВД, известного под псевдо „Зоряна“, „Горлинка“, „Подолянка“, „Мавка“ и другими…»

Теперь следовало перечислить все, что знал Бес об этой девушке. Фамилия? Бес отстучал:

«Подлинная фамилия не установлена».

Подумал и добавил:

«Пользовалась документами на имя Марии Григорьевны Шевчук, Олеси Николаевны Чайки и другими…»

Юлий Макарович скрупулезно перечислял приметы девушки, которой он сам в свое время дал имя Гали Шеремет.

Он теперь был уверен, что на Запад все-таки кто-то ушел. И этим «кем-то» могла быть только Галя: для такого пути требовался ее опыт. Ведь Леся Чайка ходила у нее всего лишь в помощницах. Они обменялись на ходу своими «легендами» и именами – хороший дуэт получился у этих девчат.

Бес размышлял обо всем трезво, как и подобает сильным людям, одинаково спокойно встречающим и удары судьбы, и ее подарки.

Он допускал, что в своих расчетах может ошибиться. Но это в данном случае имело бы серьезные последствия только для него лично. Ибо если и допустил ошибку в анализе ситуации, все равно Леся вернется в сотню Буй-Тура, подвергнется новой проверке, выдержит ее, и операция «Голубая волна» будет продолжаться.

А еще одна проверка никогда не бывает лишней.

Если же он прав, то измену следовало вырывать с корнем. Бес представил, как где-то там, за кордоном, именно в это время, возможно, беседует с Мудрым агент полковника Коломийца, высматривает все, добирается до строжайше охраняемых тайн, – и ему стало плохо, очень плохо. Плыла перед глазами комната, и шум дождя за окном перерастал в грохот горной лавины.

Он взял себя в руки и дописал приказ. Приметы Ганны, дополняя друг друга, выписали ее портрет. Твердо впечатались заключительные строчки:

«…каждый член организации, который опознает эту чекистку, должен, не ожидая особых на то приказов, любым путем, даже ценою собственной жизни, ее уничтожить».

Бес прикинул, что следовало бы предупредить тех, кому, возможно, встретится Ганна, и дописал:

«При акции соблюдать осторожность: вооружена, отличается личным мужеством, выдержкой и хладнокровием». Он убедился в этом на собственном опыте.

Теперь надо было поставить подпись, последние фразы, предписывающие каждому члену УПА или ОУН, в руки которого попадет экземпляр приказа, переписать его в трех экземплярах и передать верным людям. Свой экземпляр надлежало заучить на память и уничтожить, дабы случайно не послужил уликой.

А если все-таки Ганна и Леся – надежные курьеры? Бес заколебался в последний раз и вновь пришел к выводу: пусть лучше нарвутся на пулю. Это принесет меньше вреда, нежели измена.

Первое дело было сделано. Оставалось второе. Бес принялся методично и последовательно резать ковры, давить, обмотав их полотенцем, сервизы, ломать мебель. Он старался делать это по возможности без шума, но так, чтобы восстановить уже ничего было нельзя. Не мог он оставить в целости и сохранности все, что натаскал за годы в квартиру, неизвестно кому.

Нож мягко входил в полотна картин, полотно трещало, сопротивляясь тонкому лезвию. Пол был усеян осколками фарфора и хрусталя. Бес изрезал все костюмы, в клочья разодрал скатерти. И только тяжелые портьеры не тронул – они заслоняли его от внешнего мира.

Это было бессмысленное разрушение, но Бес производил его почти с удовольствием: он не хотел в последние минуты изменять себе.

Когда все было кончено, Бес плотнее закутался в дождевик, взял саквояж.

Пусть люди Коломийца думают, что он, разрушив все, ушел на Запад. А он пока отправится к помощнику, Серому: тот обеспечит передачу приказа.

Бес выбрался из квартиры потайным ходом, о котором никто не знал. Если его ждут – то внизу, у подъезда. Он поднялся на чердак, оттуда перебрался через слуховое окно на крышу соседнего дома.

Дождь все лил, и Бес был теперь ему рад: смоет все следы. Он надеялся, что сможет добраться незаметно до Серого, передать приказ и ускользнуть из города.

Предстояла ему длинная дорога…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю