Текст книги "Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"

Автор книги: Николай Леонов

Соавторы: Юрий Перов,Сергей Устинов,Юрий Кларов,Валериан Скворцов,Николай Оганесов,Геннадий Якушин,Лев Константинов,Николай Псурцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 101 (всего у книги 248 страниц)

Дубровник втолковывал:

– Ты уйдешь осенью, перед новой зимой, когда придется сворачивать акции. Тебя примут как национального героя. Само собой, центральный провод позаботится, чтобы у тебя были приличные условия для дальнейшей жизни. Наши вожди умеют ценить преданность…

– Что же, устроим Советам жаркую весну, чтоб и в Московии припекло. Пройдемся еще раз огнем и мечом.

Рен молодцевато расправил широкие плечи, прошелся по бункеру. А в глазах притаилась тоска, она подбиралась к сердцу, нашептывала: «Никому ты не нужен там, в Мюнхене, потому и оставляют в лесах…» Рен прикидывал: сможет ли он, даже если погибнут все «боевики», будет уничтожена вся сеть, продержаться весну и лето, остаться в живых? Был только один выход – бросить в бой всех, а самому еще глубже уйти в подполье, на всякий случай заложить новые запасные базы, чтобы было где укрыться от облав. «Когда окончательно обложат со всех сторон, уйду в город – там искать не будут, – размышлял Рен, – знают, что я в лесу». Для этого у него были припасены добротные документы.

Дубровник примерно догадывался, о чем думает проводник, и едва сдерживал злорадную ухмылку: «Подожди, я тебе приготовил сюрприз».

Роман Чуприна неподвижно, как каменная глыба, сидел на колченогой табуретке. Со стороны могло показаться, что он абсолютно равнодушен к разговору главарей. Но это только показалось бы.

Если бы каждый из троих высказал свои мысли вслух и их можно было записать, то получилась бы очень любопытная стенограмма этой беседы «про себя»:

Рен: «Плюнуть на все и уйти без приказа? Кому я там нужен, в Мюнхене? Прозябать на задворках? После стольких лет борьбы исчезнуть в неизвестности? Нет, рано складывать оружие, еще не все потеряно… Год выдержать можно».

Дубровник: «До весны – четыре месяца. Столько ждать нельзя. Руководители центрального провода не поймут такой заминки. Конечно, абсурд начинать активные действия сейчас, когда леса в снегах. „Боевиков“ выбьют очень быстро. Ну и пусть. Зато снова загремят выстрелы и их эхо услышат на Западе».

Чуприна: «Сбежать хочешь? А на кого хлопцев бросишь? Свою шкуру спасаешь?»

Дубровник: «Надо заставить его действовать сейчас, еще до моего ухода. И сделать это руками чекистов. Если бы вдруг что-то толкнуло их прочесать леса, выпотрошить схроны? Тогда бы Рен вылез из берлоги и тоже начал бы огрызаться, как медведь-шатун».

Каждый из троих думал о своем.

– Есть еще одно дело, – первым нарушил молчание Дубровник. – Оно касается Офелии. По нашим сведениям, у нее все нормально, хотя она одной из первых испробовала легальный путь на восток. Открою тебе большую тайну – часть своих сил мы хотим в недалеком будущем перебросить из других районов на ваши земли. Эта операция рассчитана на будущее: люди будут внедряться, выжидать момент, чтобы снова взяться за оружие. Офелия – первая ласточка. У нее было специальное задание – прощупать возможности легализации и попытаться создать вспомогательную организацию из молодежи, которая встречала бы наших, оказывала им на первых порах поддержку. Мы понимаем, что можем потерпеть поражение и тогда придется спасать уцелевших. Контингент, среди которого Офелии рекомендовано работать, – молодежь. Одна из наших последних инструкций гласит, что каждый сознательный борец должен подготовить себе смену. Иначе мы останемся без будущего.

Рен скептически пожевал губами, устало потер виски:

– Мне докладывали, что эта психопатка для начала пристрелила референта пропаганды, потом чуть не шлепнула Кругляка. Живет в батьковом доме, шикарно одевается, заглядывает в рюмку. Какого биса она молчала про свое задание?

– Она получила такой приказ. А мы исходили из того, что нечего раньше времени будоражить хлопцев мыслями о поражении. И вообще наш закон: чем меньше людей знает о будущих планах – тем лучше. Как видишь, тебе я сам все рассказал, а остальным и сегодня ведать про то не обязательно. Офелия – надежный человек. Более того, по варианту № 2 нашей связи предусмотрено, что, если со мной случится несчастье, она занимает мое место. Если уничтожила референта пропаганды – значит у нее были для того причины. В, последней своей шифровке сообщала, что добралась благополучно, легенда твердая.

Дубровник немного философски заметил, что Офелия – человек резко выраженных качеств. Каждое из них, взятое отдельно, несимпатично. Но в целом это человек, безусловно, смелый и преданный. Еще раньше ей здорово перепадало от руководства за «чудачества», но, как ни странно, именно нахальство, пренебрежение к опасности помогали ей много раз выходить сухой из воды.

– Отменил бы встречу с Офелией, – настойчиво посоветовал Рен. – Как говорится, и на ровном месте спотыкаются.

– Чепуха, – обрезал Дубровник.

– Так-то оно так, но если с тобой что случится – связь с центральным проводом будет прервана. Жди, пока оттуда снова пришлют курьера.

– Каркаешь, как старый ворон. Офелию направляй за кордон – проверена и знает там все стежки. Наши предвидели, что со мной может всякое случиться – не на бал отправился. Потому и назначили Офелию моим курьером-двойником. У нее есть на этот случай инструкции. А что за оказия с этим, как его там… Кругляком?

– Проверку ей устроил.

– Вот и получил свое. Это на Офелию похоже – любит щелкнуть по носу. Трудная у дивчины судьба. А смелости и опытности ей ни у кого не занимать. Мне необходимо с нею встретиться, друже Рен.

– Только не здесь, – решительно возразил Рен, – я доверяю вашим рекомендациям, но сюда дорога открыта только для лично известных мне людей: их железом жги, на дыбу сажай – будут молчать.

– А где? Мне в город ведь тоже опасно, – мягко, но настойчиво гнул свое Дубровник. – Документы у меня надежные, но чем черт не шутит, когда бог спит. Должен сказать, – улыбнулся курьер, – красивая дивчина, недаром раньше у нее было псевдо Красуня.

«Хочет превратить мой штаб в постоялый двор, – с неудовольствием размышлял Рен, – и так каждый день ждешь, что прознают эмгебисты о моей базе. Курьеры все равно какие-то следы оставляют».

Хитрым и осторожным был Рен.

– Ты ее, Офелию, как опознавать будешь?

– Есть пароли. Знаю в лицо. Случайности исключены. Я с нею несколько раз встречался – работали и раньше в паре.

«Вот, вот, – прокомментировал снова Рен, – тогда и завели шашни. Недаром тебе так хочется с нею встретиться. И Сорока сообщал, девка – огонь».

– Что-нибудь придумаем, – наконец отозвался он. – Есть у меня одна думка…

Во время этого длинного разговора Чуприна не проронил ни слова. Он давно привык быть тенью Ре-на, его телохранителем, советчиком. Он сидел неподвижно, будто дремал, и невозможно было понять, как. относится к намеченным планам. Но Рен знал, что стоит ему вдруг, внезапно приказать «Стреляй!», и в ту же секунду прогремит выстрел, упадет Дубровник с пробитой головой: для Чуприны существовал только один начальник – батько Рен. Рен лично обучил Чуприну всем хитростям жестокой войны, и Чуприна не знал другой жизни, кроме той, которую сотворил ему своими жилистыми руками Рен.

Шутки сквозь слезы

Сорока вызвал Иву на срочную встречу. Место встречи – квартира пани Насти.

Референт начал издалека.

– Если я не ошибаюсь, вы получили приказ от нашего общего руководства по прибытии в город находиться в нашем распоряжении?

Ива подтвердила. Она пришла на встречу взволнованной, возбужденной: не могла усидеть в кресле, вскакивала, ходила по комнате, твердо и резко печатая шаг. Сорока это заметил, но причины такого ее настроения не знал.

– У меня к вам большая просьба, – вкрадчиво сказал он.

– Сегодня у меня радостный день, – лукаво ответила Ива, – поэтому просите что угодно.

– Ловлю вас на слове, – Сороке явно нравилась сговорчивость Ивы. – Поэтому поручаю вам лично заняться розыском Марии Шевчук.

– Что? – Ива, мерившая шагами комнату, остановилась, будто наткнулась на препятствие.

Сорока принялся объяснять.

– Два курьера погибли, пытаясь распутать этот узел. Провалы в том районе сыпались один за другим. Сорвана важнейшая операция – это серьезно подорвало наш престиж за кордоном. Так неужели мы можем допустить, чтобы она осталась в живых?

– Северин и Марко погибли по собственной глупости. Шевчук здесь ни при чем. Провалы на вашей совести, друже референт: видно, были допущены ошибки при подготовке подполья. Или ваши люди слишком беспечно относились к конспирации…

– Ива, не забывайтесь! Не я у вас, а вы у меня в подчинении!

– Фи, друже Сорока, – презрительно поморщилась Менжерес, – давайте поторгуемся, кто кого выше. С одной стороны, вы – референт службы безопасности краевого провода, а с другой стороны, я – курьер закордонного руководства… Не чинами, – продолжала она сурово, – а реальными действиями определяется ценность человека.

– Не читайте мне нотаций! – прикрикнул Сорока. – Лучше сразу признайтесь, что это задание вам не по силам! Контролировать всегда легче, чем рисковать самому.

– Хочу вам сообщить одну новость, – Ива сделала вид, что не заметила обвинение в трусости. – Днями на наши земли прибыл спецкурьер…

Сорока округлил глаза, тяжелые веки налились кровью, посинели.

– Если это действительно так, то об этом знает только он, пришедший, да наш проводник…

– Рен, он же 25-й, он же 52-й?.. – Ива легко, чуть иронически произнесла клички. Она улыбалась, а Сороке казалось, что сейчас из-под ее пухлых губок выскочит тоненькое змеиное жало и брызнет ядом.

– Я прикажу вас уничтожить! – Референт втянул голову в плечи, подобрался, будто для прыжка.

– Попробуйте, – откровенно издевалась Ива, окончательно сбивая спесь с референта. Потом холодновато добавила: – Впрочем, с вас станется. Открою вам одну тайну: я еще там, на той стороне, знала, когда уйдет в путь курьер. Мне обещали, что это будет опытный человек, такой, с которым ничего, – она выделила это слово интонацией, – не случится по дороге. Это не ваши кустари, которые не могут справиться с взбесившимся «боевиком». Наши курьеры проходят везде, где это требуется центральному проводу. – Иву явно распирало от гордости за безупречные качества эмиссаров центра. Она произнесла длинную тираду о том, как годами накапливался опыт борьбы, как в огне воспитывались лучшие люди, которые наделены и огромной выносливостью и преданностью национальной идее. Говорила очень быстро, почти не делая пауз между фразами, и от этого речь ее казалась пулеметной трескотней, когда выстрелы сливаются в единый звуковой поток. Собственные слова подхлестывали ее, разжигали, в жестах появилась резкость, на щеках запылал румянец.

«Она и в самом деле истеричка, психопатка», – подумал Сорока, вспомнив доклад Оксаны: «Такая способна на все: на отчаянную вспышку и на то, чтобы, не колеблясь, пустить пулю в лоб кому прикажут».

– Я знаю вашу преданность, ваш опыт, – миролюбиво сказал референт. – Потому и позволил себе обратиться с просьбой принять участие в крайне важной акции.

– И попутно обвинили меня в трусости. Ну ничего – Дубровник наведет у вас порядок.

– Дубровник?

– Да. Такое псевдо у закордонного курьера. Мне нет необходимости его скрывать от вас – все равно днями получите сообщение о его прибытии.

– Что же, надеюсь, он разберется в ситуации, сложившейся у нас. А вас все-таки попрошу выполнить мою просьбу.

– Хорошо! И если я возьмусь за это дело, можете не сомневаться, ваша Мария Шевчук получит все, чем ей обязана Украина.

– Да бросьте вы этот высокопарный тон, – поморщился Сорока, – в конце концов мы ведь не на зборах «боевиков».

– Для меня это жизнь, – чтобы успокоиться, Ива стиснула руки.

– Слишком много слов, друже Иво, – скептически протянул Сорока, – прошу прощения, но вы еще не отыскали Марию – Горлинку…

– Пан референт вроде бы очень спешит? – иронией на иронию ответила Ива, – пан желает, чтобы похлебкой, которую он заварил, травились другие?

Сорока только удивился, как быстро Ива взяла себя в руки, от обороны кинулась в атаку. Конечно, история с Горлинкой не делает чести референту СБ. Он под носом у себя не рассмотрел врага, его подчиненный подтвердил полномочия этой чекистки. Права Менжерес, он был одним из поваров похлебки, которой отравились уже несколько банд и два курьера.

Ива беззвучно шевелила губами, глаза – злые, источающие презрение.

– Сейчас речь не обо мне, – как можно спокойнее сказал Сорока. – Если референтура СБ центрального провода посчитает виновным меня лично, я понесу соответствующее наказание, каким бы тяжелым оно ни было. Но Шевчук – в том не сомневаюсь – ходит нашими стежками, завтра могут последовать провалы в самых неожиданных местах. Такая, как она, не уйдет на вакацию. Да и сами знаете, «боевики» начали шептаться по всем углам: короткие у нашей службы безпеки руки, не могут придушить одну дивчину. Горлинка должна быть уничтожена! – твердо закончил референт.

– Уничтожена, уничтожена! – передразнила Ива. – Повторяете, будто на молитве! Разве я возражаю?

Сорока, естественно, не сказал Иве, что просьба помочь в поисках Марии Шевчук – это еще одна проверка для нее. Он получил твердый приказ Рена: проверить Офелию всеми возможными способами. Примитивная инсценировка с переодеванием, которую провел Кругляк, не удовлетворила Рена. «Дайте ей конкретное задание и проследите, как будет его выполнять», – посоветовал он Сороке. Референт СБ оценил такой ход: можно будет установить контроль за каждым шагом Офелии и нащупать ее связи, если они имеются.

И сейчас он сказал твердо:

– Принято решение: в ближайшее время, Ива, отправитесь в Зеленый Гай…

– Посылаете меня на смерть? – тихо спросила Ива. – Не пойду!

Она лихорадочно прикидывала: Зеленый Гай – маленькое село, дорога туда опасная, случайность ли, что именно на этом задании «сгорели» два курьера? Ловушка для Горлинки превращается в ловушку для курьеров… Кто ее расставил?

Пять десятков хат в Зеленом Гае. Если в одну из них вдруг постучится человек – будет об этом знать все село. В таких селах надолго запоминают каждого, кто хоть раз в них бывал.

У Ивы Менжерес были очень серьезные причины обходить Зеленый Гай десятой дорогой.

– Боитесь? – Сорока пытался угадать, о чем думает Ива.

– Боюсь… – откровенно созналась девушка. – Прикидываю, где расставлена ловушка. Кто знал о заданиях Беркуту и Северину?

– Я и Кругляк – больше никто.

– Ошибаетесь. И Беркут и Северин, как бы повежливее сказать, пользовались по очереди благосклонностью Оксаны Могли проговориться?

– Беркут действительно был возлюбленным Оксаны. Но исключено, чтобы он сказал ей о предстоящем рейсе. Такое жестоко карается по нашим правилам.

– Не чипайте ваши правила, у меня было достаточно поводов усомниться в их нерушимости! Все собиралась вам доложить, что Северин в пьяном виде проболтался Оксане и мне о предстоящем рейсе…

Сорока вскочил с кресла. Вот она, та зрада, которую он почти предвидел!

– Если Северин проболтался, так Беркут наверняка сказал давней возлюбленной о задании, – размышляла Ива.

Так, так, Сорока замечал, что в последнее время кольцо вокруг руководителей подполья сжимается, ощущение такое, будто тебя рассматривают со стороны внимательно и пытливо. Три человека знали о готовящихся рейдах. Курьеры погибли. Один из троих предал. Но какая выгода в том предательстве?

– Когда корабль начинает тонуть, каждый спасается, как может, – сказала Ива.

До чего отвратительная привычка у этой девчонки – читать чужие мысли! Не успеешь подумать, а она уже наперед знает, что скажешь. А с Оксаной надо разделаться быстро и решительно.

– У Оксаны в прошлом большие заслуги перед организацией, – напомнила Ива, опять угадав мысли референта.

– По ее делу назначу следствие. Предательство должно выводиться под корень.

Сорока пригладил редкие волосы, потер виски:

– И все-таки вам придется отправиться в Зеленый Гай. Это дело тоже не терпит отлагательства. О цели рейса, его маршруте и сроках будем знать только вы и я.

– На таких условиях согласна рискнуть. Через несколько дней в институте начинаются каникулы. Вот тогда и рушу в дорогу. Лучше, если это будет легальная поездка. Повод? Надумала так: буду разыскивать родственников отца, связь с которыми семья потеряла в годы войны.

– Нужны вам явки, адреса надежных людей?

– Хорошо бы, но вдруг они за это время провалились?

– Нет, совсем недавно проверял.

– Явки на всякий случай дайте. И все-таки я предпочитаю свободный поиск. Переночевать где – всегда найду. Вряд ли кто откажет в ночлеге симпатичной девушке…

* * *

«Подруга заболела. Ее собираются отправить в больницу. Если не поторопиться с быстродействующими лекарствами, возможен тяжелый исход.

Веселка».

Случайность

Через несколько месяцев, когда пришла пора подводить итоги проделанного, Ива Менжерес назвала это происшествие случайностью. Из тех, от которых никто не застрахован. Кажется, все было тщательно продумано, взвешен каждый шаг, предусмотрены возможные варианты. И вдруг эта неожиданная встреча почти накануне отъезда в Зеленый Гай.

…Был поздний вечер. Ива бульваром возвращалась из институтской библиотеки. Только что выпал свежий снежок, идти было легко, весело. Холодновато подмигивали по-зимнему яркие звезды. Ива отыскала взглядом одну, повисшую над самым горизонтом. Она будто оторвалась от звездного роя и брела по темно-голубой дороге в одиночестве. Далекая, гордая, недоступная. Про эту звездочку рассказывала еще мать, когда Ива была маленькой. Будто угнали татары в полон дивчину-качачку, накинули на шею аркан, за косы притащили в гарем. А она обернулась ледяной зиркой – звездочкой, – лучше сковать льдом собственную душу, чем отдать девичью красу нелюбимому, служить ворогу. «Вот и я, как та зирка, бреду по холодной скользкой дороге… Пройдут годы, и наступит на земле тишина. Дожить бы до тех дней…»

Ива насмешливо улыбнулась: с чего бы вдруг размечталась?

Она шла медленно, помахивая портфельчиком, на бульваре было малолюдно, лишь изредка торопливо проходили запоздалые прохожие. И когда Иву скорым шагом обогнал приземистый парень в щегольском полупальто и шляпе, она не обратила на это никакого внимания. Вернее, она заметила, какие у него оттопыренные, красные уши, они торчали даже из-под шляпы. «Чудак какой-то, – подумалось, – вырядился на мороз».

Парень остро глянул ей в лицо. Он прошел мимо быстро, не замедляя шага, но Ива перехватила этот взгляд, явственно ощутила, как он скользнул по лицу, короткий и цепкий. «Может, понравилась хлопцу, – мелькнула мысль, – по одежде он из тех, что по бульварам за красотками гоняются. Нет, не так смотрят, когда хотя г. познакомиться…» Ива нащупала в кармане шубки пистолет. Несмотря на строжайшие запреты Сороки, советы Кругляка и Оксаны, она всегда носила оружие с собой. Парень снова обогнал ее, немного прошел вперед и остановился, поджидая. Он смотрел куда-то в сторону, но Ива была теперь убеждена, что ждет именно ее, и никого другого, – слишком равнодушной была поза, в которой стоял, прислонившись к дереву. «Выследили? – забилась мысль. – Тогда почему один? Или потому, что дивчина – много ли для нее надо?» Она спустила предохранитель браунинга.

– Перепрошую красно паненку. Не скажете, котра година?

Парень стоял теперь у нее на дороге, руки в карманах, ноги чуть расставлены – так готовятся нанести удар.

– У меня нет часов, – ответила Ива.

– По-москальскому заговорила, сволочь? – яростно зашипел парень. – Не узнаешь?

Он стоял теперь совсем близко к Иве – глаза в глаза, – а она по-прежнему не узнавала его и от этого колебалась: кто? откуда? почему встал у нее на пути? Медленным шагом протащились мимо два старика, и незнакомец сказал так, чтобы они слышали:

– Не гнивайся, серденько, з ким не бувае, ти ж знаешь, що по-справжньому кохаю тильки тебе…

Старики, видно, в своей жизни не первый раз видели ссорящихся влюбленных, и обошли их стороной: милые бранятся – только тешатся.

– Я тебя, суку, еще днем заметил, тогда бы и прикончил, только народу много было…

Парень зорким взглядом охватил кран бульвара – парочки уже ушли, было пустынно и холодно.

– А ты меня ни с кем не путаешь? – спросила Ива.

– Не-е-ет, – торжествующе сказал парень. – Не путаю. Я тебя хорошо запомнил, хоть и видел один раз.

– Сядем, – сказала Ива. – Вот скамейка. Сядем, ради бога. – Она повернулась к парню спиной, чувствуя, как ноги налились чугуном, пошла к скамейке. «Ему еще что-то надо мне сказать, иначе бы выстрелил без предисловий. Любитель мелодрам. А может, время тянет, чтоб не кинулся вслед случайный прохожий? Я его никогда не видела – это точно. Кто же он? Вдруг ошибусь? Вдруг свой? Еще раз гляну – может, вспомню…»

Вот и скамейка уже рядом. Парень тяжело дышал, смотрел торжествующе, как смотрели много веков назад степные наездники на брошенных под копыта скакунов полонянок. Он все еще держал руки в карманах полупальто – один из них провис под тяжестью металла.

– Хочешь шубу? Возьми и уходи! – Ива стала поспешно ее снимать. Но один из крючков не поддавался. Тогда девушка рванула шубку – треснули застежки, скомкала мех в сверток, протянула парню: – Возьми…

– Вот такой я и хотел тебя видеть, – злорадно сказал тот, – чтоб испугалась. – Он выпрямился, будто хотел стать выше ростом: – Именем погибших, кровь за кровь…

Глухо, почти бесшумно хлопнул выстрел. Парень пошатнулся. Ива толкнула его в грудь – он опустился, будто сел, на скамейку. Старички, ушедшие совсем далеко, оглянулись, им показалось, что треснула на морозе ветка. Они увидели – влюбленные так и не доссорились: она стояла, он сидел на скамеечке, откинувшись на крутую спинку. «Ну и молодежь пошла, – сказал один из них, – чтоб в наше время кавалер сидел, если паненка стоит…» «Никогда в жизни, – горячо поддержал его спутник, – мы знали, что такое вежливость». Они ушли дальше, в синюю темень.

Ива развернула шубку, выдернула из меха браунинг, морозный воздух запах дымком пороха. «Не забыть портфель. Не оставить никаких следов. Идти не домой – вдруг кто-то видел. В центр – с автобуса на автобус… Нет, не годится – на одежде кровь, пуля оставила след на шубе… Тогда в парк – там на аллеях легче заметить слежку… Какой недоумок сунул мне этого молокососа поперек дороги? Свои, чужие? Идиот, сам себе выбрал смерть».

…Она пришла домой под утро, всю ночь петляя по городу, обходя редких прохожих. Миновала свой дом, убедилась – все спокойно. Направилась к подъезду, прижимаясь к стене, пригибаясь под окнами: никто не должен видеть, что она возвратилась так поздно. Оксана ахнула.

– Хотели арестовать?

– Да нет, ворюга какой-то на шубку позарился…

– Ранил?

– Нет. Сам нарвался на пулю.

Ива погладила золотистый мех шубки, взяла нож, протянула край мехового пласта Оксане: «Держи». Под охи и ахи подруги она кусок за куском отправила шубку в огонь.

– Психопатка! Зачем?

Ива почти без сил рухнула на кровать.

– Прикрой чем-нибудь. Жалко, конечно, но он там лежит – на бульваре. А это улика: дыра от пули. Мне жизнь дороже тряпок. Скажу Сороке, пусть компенсирует из своих фондов – пострадала на тяжелой работе…

– Ты еще шутить можешь?

– Пытаюсь… – Ива уткнулась лицом в подушку, плечи ее вздрогнули, она расплакалась.

* * *

Из рапорта участкового милиционера Сиротюка В. С.

Минувшей ночью на Советском бульваре выстрелом в упор был убит неизвестный гражданин. Убийство произошло вскоре после полуночи, когда на бульваре не было прохожих и гуляющих. Найти свидетелей и очевидцев убийства путем опроса населения близлежащих улиц не удалось. Судя по характеру, выстрел был произведен из огнестрельного оружия мелкого калибра, может быть, спрятанного в одежде, что приглушило звук. Гражданин Квасик В. М. и гражданин Соколовский С. П. показывают, что незадолго до убийства видели на бульваре молодую пару, которая ссорилась на семейной почве. Более точных сведений дать не могут, так как не обратили внимания на их внешность, а только на то, что мужчина сидел, а женщина стояла, что к делу не относится. Документов при убитом не оказалось, личность не установлена. Труп отправлен в городской морг. Мною приняты меры для опознания убитого.

Резолюция на рапорте: «Выделить оперативную группу в составе… принять все меры для поимки убийцы».

Вторая резолюция, появившаяся на рапорте через несколько дней: «Все документы и материалы по данному делу переданы в Управление Министерства государственной безопасности. В связи в этим розыск убийцы прекратить, оперативную группу расформировать».