Текст книги "Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11 (СИ)"
Автор книги: Николай Леонов
Соавторы: Юрий Перов,Сергей Устинов,Юрий Кларов,Валериан Скворцов,Николай Оганесов,Геннадий Якушин,Лев Константинов,Николай Псурцев
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 87 (всего у книги 248 страниц)
Мария ходила по близким и дальним селам, хуторам. Не так часто, чтобы особенно привлекать внимание, но и не редко. От села к селу дорога. А есть еще и тропинки. Они вертятся по озими вокруг прудов, вьются по закраинам лесов. Тропинки протаптывали проворные девчата, быстроногая детвора. У каждого крестьянина в окрестных селах родственники, сватья, кумовья. Этими ниточками связаны между собой селянские хаты крепко, хотя степень родства помнят только старые бабки. Недаром шутят: от родственника к родственнику всю Украину пройти можно. Отсюда и тропинки.
Учительницу в окрестных селах знали. Оттуда ходили в зеленогайскую школу ребятишки – одна она на этот дальний угол района. Встречали девушку приветливо. Усаживали за стол, ставили парное молоко, вслух удивлялись: такая молодая, а уже других учит. Мария рассказывала: «Ваш Петрусь очень старательный хлопчик…» Потом доставала толстую тетрадь, начинала расспрашивать сама, не знает ли кто старых песен народных, пословиц, поговорок? Хозяева помоложе задумчиво чесали затылки: «Как-то не прислушивались…» Потом кто-нибудь обязательно вспоминал, что в соседней хате живет дед Панас, много он на веку всего перевидал и байки рассказывать горазд. Торжественно приводили деда. Тот, гордый всеобщим вниманием, охотно и щедро извлекал из памяти одну сказку за другой.
Смеются все дедовым байкам. Удивляются, что учительница так старательно, слово в слово, записывает их в тетрадь. Снисходительно улыбаются мужики: мало ли какие причуды у образованных! Им не вскакивать до рассвета, не спешить на поле…
Идет учительница от одного гостеприимного дома к другому. Все больше и больше записей у нее в тетради. Песен, народных дум, сказаний. Поздно возвращается домой. А то и вовсе заночует в дальнем хуторе, если уроки на следующий день позволяют. Привыкли люди к тому, что Мария Григорьевна за хорошей песней десятки километров пройдет. Комсомольцы предупреждают: «Мария, осторожнее, охотится за такими, как ты, Стафийчук». Мария улыбается, вежливо отвечает: «Пока все обходится и дальше обойдется».
Однажды встретил ее Нечай. Поздоровались. Мария первой протянула руку, пожурила:
– Не заходишь, хлопче, в гости, совсем забыл…
– Боюсь: приду и не уйду, – неловко отшутился Нечай.
Поинтересовался инструктор райкома комсомола, что за песни и сказки собирает учительница. Протянула Мария тетрадь. Иван прочитал: «Когда-то в стародавние времена ездил один мужик на панских лошадях с фурами всюду – пану деньги зарабатывал. Немало всяких чудес этот человек повидал…»
– Все ли, что собрано в тетрадке, относится к таким древним временам?
Учительница обидчиво поджала губы.
– Это фольклор, золотая нить языка нашего.
Нечай упрямо наклонил голову, глянул исподлобья. Привычка такая у комсомольского инструктора: смотреть на тех, кто ему не нравится, строговато, сдвинув брови на переносицу.
– Знаю я цену народной мудрости, мать эти песни пела, бабка эти байки сказывала. Но сейчас и другое поют в наших селах.
И неожиданно тихо запел:
Ой, фашисты чи бандеры —
Одна сатанына.
Ой, колы б их та забрала
Лыхая годына!
Голос у парня звонкий, чуть хрипловатый, застуженный ветрами, а хозяину послушный. Посерьезнел вдруг Иван:
– А вот эту молодежь особенно любит:
Бандеривськи ботокуды,
Що вы наробылы?
Комсомольця молодого
Безневынно вбылы.
Буйный витер ваши кости
Погани розвие,
А забуты комсомольця
Нихто не посмие.
Вот какие песни сегодня поют! И хоть написаны они недавно – это тоже фольклор: в них гнев и ненависть народа! Знаете, кто автор, – например, той, которую я пел?
Мария Григорьевна качнула головой, она торопливо, пристроив тетрадь на колено, записывала.
– Сложил ее комсомолец Мыкола Максис, волынчук. Восемнадцать лет было хлопцу, когда встретил свою смерть. А посвятил песню Мыкола двум комсомолкам, зверски замученным бандеровцами. Погиб хлопец от бандитской пули, а песня его борется…
Знал бы Нечай, откуда идет учительница – по-другому бы разговаривал. Была Мария на лесном хуторе, что затерялся в такой чащобе – и пройти трудно. В 1935 году появился в этих местах новый человек, Тарас Скиба. За большие деньги купил кусок леса. Батрацкие руки вырубили деревья, выкорчевали пни, кустарник, и эти же руки подняли землю, бросили в нее зерно, поставили дом-крепость и огородили его тыном выше человеческого роста. Редко ходит хозяин дома Тарас в соседние села. Растет у Тараса Скибы дочь-красавица. Вдвоем живут они на хуторе, мать девушки умерла еще в войну, как-то внезапно и тихо.
Когда Мария подошла к дому Скибы, казалось, все подворье вымерло. Только псы-цепняки остервенело прыгали на забор. Наконец вышел хозяин. Хмуро осмотрел девушку, спросил, чего надо.
– Мне бы воды напиться, парит очень, – просительно проговорила Мария.
Скиба молча указал на колодец с притороченным к цепи ведром. Мария пила студеную воду, чувствуя на себе пристальный взгляд хозяина. Тот не уходил, что-то выжидая. Мария выпрямилась и спросила:
– Не знаете ли присказок народных?
– Кое-что знаю, – ответил неприветливо Скиба. – Ну вот хотя бы эту: «Ты лошадь поил?» – «Поил». – Скиба задумался, потом проворчал: – А дальше забыл. Может, вы помните?
– Вроде бы помню: «А чего ж у нее морда сухая?» – «До воды не достала».
Обмен паролями состоялся. Хозяина будто подменили.
– Проходьте в комнаты, – гостеприимно пригласил он.
В светлице вымытый до желтизны пол, герань на окнах, огромный фикус в кадке, занявший угол, патефон на тумбочке, прикрытый кисейной накидкой, иконы в вышитых рушниках, сулея самогонки на столе. За столом – трое.
– Слава героям! – сказала Зоряна.
– Героям слава! – откликнулись те, за столом.
Приказано взять живым
Фининспектор, приехавший вместе с Нечаем, оказался веселым, общительным парнем. Он недолюбливал акты и налоговые ведомости – просидел над ними вечер в сельсовете и на этом закончил ревизию. Но покидать Зеленый Гай не торопился. Перезнакомился с хлопцами, девчатами. Был он человеком начитанным, рассказывал о больших городах, где ему довелось побывать. Однажды заговорили о том, кто кем станет, когда наладится жизнь, окрепнет колхоз.
– Поеду я в Киев, выучусь на инженера, – размечтался Лесь.
– А чего? – поддержали его хлопцы. – У тебя к машинам талант.
– Заканчивай школу да подавайся в институт механизации сельского хозяйства, – посоветовал фининспектор. – Вернешься потом в село, будешь механиком.
– Мало у нас машин. На весь колхоз одна…
– Потому что колхоз небольшой. Вот вступят в него все селяне – на широкие поля много машин понадобится…
– К этому дело идет, – согласились хлопцы. – Давно б колхоз окреп, если б не бандеры проклятые…
Желтоватыми огоньками рдеют в темноте цигарки. Неторопливо идет разговор. Девчата тихо-тихо запели песню, хлопцы заслушались. Хороший вечер, тихий, и песня для души радость.
– Славный у тебя голосок, – похвалил фининспектор Надийку. – А ты кем станешь, дивчино?
– Учительницей… как Мария Григорьевна…
– Кстати, что-то ее сегодня не видно, – поинтересовался Нечай. – Не случилось ли чего?
Надийка ревниво передернула плечиком, сказала очень равнодушно, так равнодушно, что все на это обратили внимание:
– Ушла учительница в Долиновку. Говорила, там один старый много песен знает. Может, и заночевала где…
Нечай и фининспектор незаметно переглянулись. Посидели еще, поговорили. А когда луна выкатилась из-за дальнего леса, Нечай шепнул стоявшему рядом с ним Лесю:
– Тревога… Сбор «ястребков» с оружием через час у старой вербы около пруда. Передай другим. И чтобы тихо…
Фининспектор первым встал с дубков. – Пора, хлопцы. Завтра опять за акты с утра садиться.
– И нам пора, – откликнулся Лесь.
А через час Иван Нечай представлял «фининспектора» комсомольцам истребительного отряда: «Лейтенант Василь Малеванный».
Лейтенант рассказал, что по полученным сведениям в старой мельнице находится контактный пункт националистов. Днем к мельнице никто не ходит – проверили. Значит, ночью… Задача «ястребков» – перехватить связника. Брать живым.
Лейтенант проверил оружие, распределил посты, договорился о сигналах. Комсомольцы по двое исчезали в темноте, кольцом охватывали мельницу, перекрывали засадами оба конца гребли. Василь с Нечаем забрались под куст верболоза у самого водяного колеса. Поодаль укрылись Лесь и Надийка. Девушка уверенно держала раздобытый Нечаем в райотделе милиции кавалерийский карабин – слишком велика обычная трехлинейка для девичьих рук.
Долго лежали в темноте. Дурманяще пахли травы, тихо пробивалась из-под шлюзовых щитов вода. На озере глухо шлепали широкими хвостами-лопастями разгулявшиеся карпы. В селе гасли окна.
Лесь лежал совсем рядом с Надийкой, она чувствовала теплоту его тела. Парень наклонился, чуть слышно прошептал:
– Гарно, правда?
Надийка предупреждающе покачала головой: не отвлекайся, Лесь, слушай…
Невдалеке трижды ухнул пугач. Сигнал: рядом чужой. Надийка поудобнее перехватила карабин.
Бандеровец шел по берегу ручья, через луг, откуда его совсем не ожидали, потому что ближайший путь к мельнице от леса – через греблю, прямо у которой начиналась аллея столетних ясеней. Шел мягким, неслышным шагом, пригибаясь, держа наготове автомат.
Гнат Дзюба, пятнадцатилетний хлопчина, только вступивший в комсомол (берегли его «ястребки» и, как казалось всем, поставили в самое безопасное место), следуя приказу, беспрепятственно пропустил бандеровца к мельнице. Миновал связник и Олеся с Надийкой. Совсем рядом прошел, метрах в двадцати. Приблизился к вербе, раскинувшей ветви над ручьем, и затаился в ее тени, неподвижный. И тут явственно услышали легкий звон металла. Это Гнат не утерпел, стало ему обидно, что самое главное произойдет без него. Пополз он за бандитом да зацепился за что-то винтовкой.
– Бросай зброю! – сразу же крикнул бандиту Малеванный.
Бандеровец прыгнул в сторону, автоматная очередь выбила щепки из старого, почерневшего сруба мельницы. Так получилось, что лейтенант оказался в очень невыгодном положении – сорок метров земли, насквозь пробиваемых автоматом бандита. Василь ожесточенно рвался через эти метры под прикрытием Нечая и других ребят. Хлопцы стреляли расчетливо, пули впивались в вербу, но бандеровца не трогали – был приказ взять живым. Связник, пригибаясь, побежал к ручью: там трава по пояс, а еще дальше – лес.
Навстречу поднялся Лесь. С винтовкой наперевес он в несколько прыжков очутился рядом с бандитом. Тот на бегу вскинул автомат.
Упал Лесь, срубленный очередью.
Бандит сорвал с пояса гранату, все еще надеясь пробить дорогу. Вырвал кольцо, взмахнул рукой. Его опередила Надийка. Выстрел почти слился со взрывом гранаты, которую ослабевшая рука не бросила – оттолкнула на несколько метров.
И сразу стало тихо.
Хлопцы подняли Леся, вынесли на греблю. Лицо парня не потеряло напряжения последней минуты жизни; казалось, скомандуй – снова поднимется комсомолец навстречу бандитскому автомату.
Погиб комсомолец. Погиб боец…
Его и похоронят в этой земле. На вышитых руками старенькой неньки рушниках опустят гроб. Бросят по обычаю комочки земли – «любил он тебя – будь ему пухом», – и все село пройдет мимо свежего холмика с пятиконечной звездой.
…Бандитского связника тщательно обыскали. Ничего не нашли. Видно, спрятана была «почта», как это часто делали бандеровские связники, в металлической рубашке гранаты. Взрыв унес тайну.
Визит вежливости
В свои двадцати четыре года лейтенант Малеванный успел побывать и на фронте и во многих боях с бандами бандеровцев. В него не раз стреляли, было и так, что казалось, судьба отсчитывает лейтенанту последние секунды. И все-таки он возвращался с задания невредимым, докладывал начальнику райотдела: «Товарищ майор, ваше приказание выполнено…»
Товарищи по работе утверждали, что Малеванному отчаянно везет: родился, мол, в сорочке или какая-то дивчина каждый вечер за него бога просит. «Дай бог здоровья той дивчине, – отшучивался лейтенант, – знал бы котра – женился…» А сам относился к своей «везучести» более прозаически. Говорил:
– Вот, понимаете, вчера думал – конец, отгулял свое по земле. Сообщили, что на хуторке одном собираются на вечерницы гости из леса: агитировать молодежь. Ну и я, конечно, туда же. Иду по хутору, псы с цепи рвутся, лай стоит до неба. Они, эти сволочные дворняги, меня и демаскировали. Пока до хаты, где на посиделки собралась молодежь, дошел, там уже два бандита приготовились меня с автоматами встретить: растолкали всех по углам, один стал у двери, второй у окна. Хлопцы местные под стенками жмутся, а что могут сделать голыми руками? Те, лесовики, орут: «Кто тут комсомольцы, выходи!» А там был Володя Сиротюк, только в комсомол вступил. Стал Володя против бандита, тоже кричит: «Я комсомолец! Вы мого тата вбылы, стриляй, вражина, и в мене!» Вот тут я и подоспел. Рванул дверь и с порога одного уложил из пистолета. А второй мне автомат в грудь упер, пальцем шевелит на спусковом крючке – все. И тогда Володька ему под ноги ка-ак кинется – ушла автоматная очередь в потолок. Вот так, а вы говорите: везет. Просто помощников много, друзей, вот и не страшен никакой черт лесной – выручат. Почти в каждом селе истребительные отряды созданы…
Малеванного знали во многих селах и любили за веселый характер, смелость, за то, что шел по жизни не угрюмо, как можно было бы предположить ввиду выполняемой им работы, а открыто и приветливо. Однажды, это было в сорок четвертом, сразу после освобождения области от гитлеровцев, Малеванный долго гонялся по лесам за бандой сотника Яра. Собственно, от этой банды осталось одно охвостье. Кого выбили, кто сбежал из леса при первой же возможности. Но уцелели наиболее оголтелые. О таких говорят: веревка по ним давно плачет. Яр отличался неимоверной жестокостью. Он внезапно налетал на беззащитные хутора, вырезал взрослых и детей, уводил активистов в лес на расправу. Малеванный со своей группой как-то оказался в небольшом селе сразу же после того, как там побывал Яр. Дымились, догорали хаты. На широкой деревенской улице рядком лежали несколько человек. У одного, пожилого седоусого крестьянина в груди торчал плоский немецкий штык, вместо лица – кровавая каша. «Председатель сельсовета, – сказал кто-то из уцелевших жителей. – А вот там его дочка…» Молоденькая девушка, казалось, обняла ствол яблони, прижалась к нему щекой. Малеванный подошел ближе. Бандиты пришпилили девушку к дереву большими гвоздями. Тут же лежал комсомольский билет девушки – страницы его слиплись от крови.
Малеванный в ту ночь загнал Яра в лесную балку. Ночь была душная, по краям темного неба беззвучно полыхали зарницы – бандиты залегли за деревьями, и выкурить оттуда их было трудно. Они отчаянно отстреливались. Лейтенант приказал солдатам подойти вплотную и забрасывать гранатами. «За ту дивчину, – сказал им Малеванный. – И чтобы ни один не ушел…» А потом встал во весь рост и подошел к темному обрыву.
– Слухай, Яре! – крикнул лейтенант в темноту. – Це я, Мальованый. Чи знаеш такого?
– Знаю, пес московськый, – откликнулся Яр. – Бережу для тебе кулю!
– Сообщаю, что народным судом за преступления против Советской власти тебе вынесен смертный приговор. Приговор приведу в исполнение лично. Сегодня! – Сказал, будто вколотил гвоздь в доску.
Был короткий бой, когда пламя от гранатных взрывов вплелось в отблеск зарниц, и глухо стучали автоматы.
– Хлопцы! – крикнул своим Малеванный. – Не трогайте Яра, хочу глянуть тому псу в глаза!
Они встретились на дне балки, лицом к лицу, и Яр бросился бежать из западни.
– Да умри ж хоть по-человечески! – закричал лейтенант. – Повернись лицом к смерти!
Еще долго потом, стоило закрыть глаза, виделась лейтенанту девушка, обнявшая яблоню…
Ненависть к бандитам пластовалась у Малеванного день за днем, она была как завещание той дивчины: если ты мужчина – отомсти. Поэтому и не щадил себя, лез в самое пекло. Как-то сказал Нечаю:
– Понимаешь, Иванку, одна у меня мечта: дожить до того дня, когда выполем всю эту мерзость. Навсегда.
Но эта ненависть со временем не превратилась в злобу. Она не ослепляла, а была осознанной и целенаправленной, помогала бороться.
Лейтенант Малеванный и Нечай вскоре после похорон Леся зашли будто ненароком к Марии. Учительница их не ждала, но встретила приветливо. Она все еще находилась под впечатлением гибели комсомольца и печально повторяла:
– Какой ужас!.. Молодой хлопец, ему бы жить и жить…
Нечаю до боли в сердце хотелось крикнуть этой лицемерке: «Из-за тебя погиб Лесь! К тебе на связь шел бандит!»
С трудом сдержал себя, отвел глаза, чтоб не выдали, подошел к книжной полке. Книг было немного: школьные учебники, Иван Франко, Коцюбинский, Леся Украинка. Ивану показалось, что среди них он узнал ту, с которой ходила учительница к мельнице: томик стихов Тараса Шевченко! Полистал. В глаза бросилось – местами не хватало страниц, были они вырваны, что называется, с мясом. Иван в недоумении уставился на учительницу. Значит, она и вправду рвала тогда страницы из книги? Не записку, не письмо? Мария перехватила его взгляд, не дожидаясь вопроса, дружелюбно спросила:
– Любите Тараса Шевченко? Могу дать почитать. Там, правда, нет нескольких страниц. Дурная привычка, когда задумаюсь, мну и рву все, что ни попадет под руку, – вот и испортила книгу.
Объяснение звучало вполне естественно и правдоподобно.
Малеванный объяснил цель прихода:
– Много слышал о вас от молодежи, а до сих пор не познакомился. Неудобно как-то.
– Очень рада, что зашли на огонек. Значит, будет у меня вечер не такой скучный, как все.
– Да, веселья у нас немного. Я вот с ревизиями во многие села езжу, а в такую глухомань попадаю впервые.
– Не говорите, – согласилась Мария, – одно спасенье – работа, не то закисла бы. Люди, правда, здесь хорошие живут. А сколько песен знают, только диву даешься!
«Ишь ты, заливается, – неприязненно думал Нечай, – голову в заклад даю, вертит хвостом».
Вчера Нечай предложил сделать у Марии обыск. С гибелью связника все ниточки к тайнику были порваны, и только тот, кому предназначалась «почта», мог приоткрыть его тайну. Что таким человеком была Мария, Нечай не сомневался. Иначе б не ходила к мельнице через день – два.
Малеванный не согласился. Он изложил свои доводы. Что даст обыск? Практически ничего. После боя с бандитом те, к кому он шел, насторожены, наверняка уничтожили все улики. Схватить их за руку не удастся. Какие подозрения против учительницы? Прогулки к мельнице? Ну и что? Разве не может она гулять, где вздумается? Если Мария Шевчук действительно связана с бандеровцами, она рано или поздно не только себя – других выдаст. О том, кто на самом деле Малеванный, знают лишь «ястребки». Они предупреждены, болтать не станут. Фининспектор – парень молодой, почему бы ему не заинтересоваться красивой девушкой. Вот и можно для первого знакомства сходить к Марии Григорьевне в гости.
– Ты понимаешь, горячая твоя головушка, – убеждал Василь Нечая, – какой шум произведет обыск у учительницы? Все село о нем узнает – ей после этого здесь не жить. А если она не виновата? Мало ли случайных совпадений бывает! Кстати, мы проверили: в ту ночь, когда вы засаду устроили на кладбище, Марию Григорьевну действительно видели на дальних хуторах.
Нечай вынужден был признать соображения Малеванного существенными. Он вновь и вновь вспоминал встречи и разговоры с учительницей – обычная девушка, может быть, несколько изнеженная для здешних мест. Нечай попытался поставить себя на ее место: чужое село, малознакомые люди, маленькая комнатушка, в которую рано вкрадываются сумерки, одинокие вечера. И наверное, страх – напугана разговорами о зверствах бандеровцев. Недавно приехала, а уже слышала выстрел в Данилу, была на похоронах Леся… «Слишком подозрительным становлюсь, – ругнул себя Нечай. – И правда, плохой это союзник – неверие в людей».
Марию – Зоряну встревожило посещение Малеванного и Нечая. Где, в какой мелочи ошиблась? На хуторе Скибы ее никто не видел – это точно. Не было за нею слежки и в другое время – проверяла. На особенно ответственные встречи ее сопровождал Остап, тот самый, что приходил как-то ночью в эту комнату; кличка – Блакытный. У Остапа была тройная задача: оберегать Марию от своих и от чужих – мало ли в какую оказию она могла попасть на лесных дорожках; тщательно следить за каждым шагом курьера; служить «визитной карточкой» Зоряны во время переговоров с вожаками националистических бандитских группок. Некоторые проводники не очень доверяли паролям, предпочитали старый, проверенный способ опознавания: среди пришедших должен быть человек, которого они или кто-либо из их приближенных знали бы лично. Остап Блакытный, уроженец этих мест, был известен многим.
Обычно он шел в стороне, за сотню шагов от учительницы, редко выходил на тропинки и дороги. Зоряна почти никогда не видела, где он в данную минуту. В одном была уверена: стоит позвать, как бандеровец мгновенно окажется тут как тут. Нет, Остап обязательно заметил бы слежку, если бы прицепился «хвост». Тогда где же ошибка?
Обо всем этом думала учительница, оставаясь радушной хозяйкой, обмениваясь шутками с Малеванным и Нечаем. Мария искренне жаловалась на трудности в школе, рассказывала о забавных сценках во время посещения сел.
Малеванный между тем внимательно осматривал комнату, прикидывая, где бы мог находиться тайник. Но в глаза бросались второстепенные детали: гвозди для одежды, неумело забитые женской рукой, спицы для вязания, резиновые сапоги, забрызганные грязью. Взгляд остановился на неплотно пригнанной половице. Василь прошелся по комнате – половица скрипнула. Мария равнодушно сказала:
– Беда с полом, рассохся, трещит…
– Сейчас посмотрим, что можно сделать.
– Нет, что вы, не надо. Я уже договорилась с плотником, завтра придет, починит… – Мария подошла к лейтенанту, и доска, на которую она ступила, скрипнула опять.
Теперь Василь не мог поднять половицу, для этого пришлось бы просить хозяйку отойти в сторону.
– Кстати, – сказала Мария, – не нашли тех, к кому шел бандит, убивший Леся?
– А ты откуда знаешь, что это был связник? – быстро, вопросом на вопрос, откликнулся Нечай.
– Люди говорят…
– Пусть их ищут те, кому положено.
Мария подошла к столу, переложила стопку тетрадей так, что стала видна фотография в причудливой рамке. Лейтенант внимательно всмотрелся в нее: Средних лет мужчина, жилистая шея, равнодушные глаза.
– Кто это?
– Так, знакомый…
– Видно, хороший мастер снимал – отличная работа. Не знаете, в какой мастерской?
– Посмотрите, там, кажется, написано.
Лейтенант отодвинул крышку. На белом фоне четкая надпись золотой вязью: «Фотоателье Ф. И. Возного». У владельца ателье от частого употребления испортился штамп – буква «Ф» стерлась и едва просматривалась.
– Буду во Львове, обязательно сфотографируюсь у этого Возного.
– Вряд ли удастся. Насколько я знаю, пан Возный уже давно закрыл свою мастерскую…
Когда Василь и Нечай возвращались от учительницы, инструктор райкома комсомола возбужденно говорил:
– Ну и штучка, эта Мария! Видел? Хитрая какая, словами сыплет, а ухватиться не за что.
– Дивчина как дивчина, – равнодушно ответил ему Василь. – Красивая – вот это верно.
Нечай недовольно насупился.
