Текст книги "G.O.G.R. (СИ)"

Автор книги: Анна Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 194 (всего у книги 198 страниц)

- Глянь, Васёк, всё сходится, - он ткнул пальцем в слово «идентичны». – Никанор Семёнов из твоего райотдела – тот же самый, который работал с нами! Ежонков, псих наш комнатный, прав насчёт образцов… - Ты только теперь это понял? – саркастически заметил Недобежкин и нажал на паузу, остановив воспроизведение записи Кашалота, потому что вопли толстого бандита с замечаниями Смирнянского сливались в один надсадный нервирующий вой. – Туго соображаешь, Игорёша. Слушай меня внимательно! – милицейский начальник отодвинулся от монитора и уставился на Смирнянского. – До того, как я связался с этим «чёртовым» делом, я был заядлым материалистом! А сейчас я поверил и в образцы, и в эти ваши «результаты». Что, по-твоему, влезло тогда в наш архив в СБУ?? Что такое ничья тень?? Знаешь, дружище, я много раз пытался пройти под камерой слежения так, чтобы она засняла только мою тень! И знаешь, чего я добился этим? - Чего? – осведомился Смирнянский, который был настолько толстокож, что умел пропускать мимо ушей все ругательства Недобежкина и оставаться при этом спокойным, словно Лондонский Тауэр. - У меня ничего не получилось, как бы я ни ходил, ни ползал, ни прыгал, ни бегал! – милицейский начальник хлопнул кулаком по столешнице и едва не вывернул свой кофе. – Камера слежения – нормальная камера слежения, которая привешена на нормальную стенку – не может снять человека так по-идиотски! Помнишь, что говорил Серёгин, когда Ежонков его гипнотизировал?? - Да много чего нёс… - проворчал Смирнянский. – Васёк, с каких пор ты стал верить Ежонкову? Он же сумасшедший, для него главное – доказать свой бред про нацистских агентов! Он и Серёгина так… - ТЕНЬ! – это слово Недобежкин вколотил, громко стукнув кулаком по столу и перебив все рассуждения Смирнянского, заставив его замолчать. – Серёгин говорил: «ТЕНЬ»! – СТУК! – и стол сотрясся. – Бизнес Кашалота сожрал некто по кличке ТЕНЬ! – СТУК! – Кашалот – сын Никанора Семёнова! – СТУК! – В фашистском плену Никанор Семёнов сидел у Генриха Артеррана на базе «Наташенька», и получил от него образец! Как ты думаешь, они из-за этого имели личные счёты? Когда человеку ломают жизнь и здоровье препаратом, изменяющим ДНК?? – Недобежкин навалился животом на стол, железно глядя в глаза Смирнянскому. – А если бы с тобой такое сделали – ты бы захотел отомстить?? Через годы, через века – всё равно, когда, лишь бы восстановить справедливость?? - Люди столько не живут… - скептически хмыкнул Смирнянский. – Васёк, мы же милиция, а ты навязываешь мне какую-то фантастику… будь реалистом, дружище! Я не верю в «бессмертных горцев». Я, конечно, занялся «Густыми облаками», но только для того, чтобы развенчать весь этот миф про их «образцы». Ну, не бывает «волшебного зелья», это не мультфильм про Астерикса, Васёк. Я удивляюсь, как Ежонков забил тебе голову! - Ты блеял! – не унимался Недобежкин, и продолжать обрушивать на полированную столешницу свой тяжёлый кулак. – Во-первых, блеял, во-вторых – не хотел лечиться! Генрих Артерран прикинулся Тенью, чтобы через Кашалота выйти на Никанора Семёнова! Генрих Артерран, затеял всю эту кашу с Зубром, чтобы найти какие-то свои документы! Вот они, кто главные «черти» – Генрих Артерран и Никанор Семёнов! Генрих Артерран отдал концы, и значит – методом исключения – главным чёртом остаётся Никанор Семёнов! Вот, кого мы должны поймать, а не Зайцева этого несчастного! - Куда мы денем Зубова? – спокойно осведомился Смирнянский, покусывая кончик ручки, которую он взял со стола. Синицын в этот спор не вмешивался. Ему страшно надоело скрываться в «теремке» Ежонкова, сидеть там, как партизан какой-то, в то время, как его семья живёт в трауре по нему. Вчера Синицын видел в магазине свою жену. Она набрала продуктов – из сумки выглядывали кукурузные палочки «Мак-Дак», молочные в синей пачке – такие, какие обожает их младший сын. Синицын хотел было подойти к жене и сказать ей, что он жив, однако рядом стоял Ежонков, который ухватил его за рукав и не пустил. - Ты что? – зашипел тогда Ежонков. – Хочешь, чтобы их всех из-за тебя провалили в забой?? «Черти» пока на свободе – тебе рановато семьёй рисковать! Синицыну захотелось отправить гипнотизёра куда подальше, ведь он ужасно скучал по жене и детям. Но, подумав, решил, что да, Ежонков прав – если Синицын высунется – проклятые «чёртовы» бандиты могут напасть на след его семьи и действительно, провалить их всех в какой-нибудь забой. Нет, лучше пока что оставаться мёртвым. «Чертей» уже осталось немного, скоро Недобежкин разберётся с ними, и Серёгин ему поможет и он, Синицын, обязательно сделает всё, чтобы все они уселись за решётку… - Зубова – в Москву! – постановил Недобежкин. – Мне из Москвы звонили сегодня утром и сказали, что завтра приедут опознавать твоего Зубова. Надеюсь, они увезут его с собой, потому что у меня изолятор не резиновый! И в этот момент позвонил Пётр Иванович. - О, делегация вернулась! – обрадовался милицейский начальник и распорядился, чтобы Серёгин срочно ехал в отделение. Не успел Пётр Иванович войти в кабинет начальника, как его оглушил вопросом Смирнянский. - Серёгин! – заорал он, вскочив со стула. – Скажи, ты веришь в чертей? - Не верю! – твёрдо ответил Пётр Иванович, который именно в ЧЕРТЕЙ действительно, не верил. – Василий Николаевич, вот, что мы нашли у Семиручки, - Серёгин протянул начальнику целлофановый кулёк, где покоилась обгоревшая тетрадь. Недобежкин алчно схватил находку, повертел в руках, вытащил из кулька, полистал. - Осторожнее, Васёк! – взмолился Ежонков, который тащился вслед за Серёгиным. – Не видишь что ли, как подпалено? - Так, в Киев, на экспертизу! Завтра же с утра отправлю! – постановил Недобежкин, поняв, что сам таинственных «иероглифов» не разберёт. - Видишь, Ежонков, не верит никто в твоих чертей! – втюхивал Смирнянский Ежонкову, пока Пётр Иванович знакомил начальника с деталями своей верхнелягушинской командировки. – Щелбан тебе, беллетрист! - Иди, прочищай водопровод! – огрызался Ежонков, лопая свои булки. – Не в чертей, а в фашистских агентов надо верить, потому что они бывают! А в чертей только софисты верят! - Ты хоть знаешь, кто такие софисты?? – не унимался Смирнянский и уже начинал махать кулаками. – И вообще, не путай понятия «софисты» и «фашисты»! - Девочки, не ссорьтесь! – разнял их Недобежкин, у которого уже была «вот такая голова». – Завтра Кашалота подвезут, я договорился, - это он Серёгину сказал. – А на сегодня хватит, а то чокнемся все и сразу. Правильно ты, Серёгин, сделал, что Сидорова отпустил. ========== 8. Конец тридцать седьмого дела. ========== Из Москвы по душу Зубова приехали трое. Они были наряжены в гражданскую одежду – обычные брюки и простые рубашки, а один даже был в шортах. Когда они ввалились в кабинет Недобежкина – милицейский начальник сначала и не разобрался, что за гости к нему пожаловали. Недобежкин хотел было возмутиться, ведь как всегда, он был занят, а они его отвлекли. Но гость в шортах показал документ, в котором явственно обозначилась его личность – майор Московского уголовного розыска Антон Антонович Кайдаш. Двое его спутников работали там же, на Петровке, только в Секретном отделе и занимались расследованием военных преступлений. - А… - пробормотал Недобежкин, узнав, кто такие эти трое в штатском. – За Зубовым? Оказалось, что Антон Кайдаш – невысокий и коренастый субъект, на голове которого успела зародиться лысинка – в «лихих девяностых» работал вместе с настоящим Денисом Зубовым и хорошо знал последнего в лицо. Двое его спутников – из секретного отдела как раз занимались засылом Зубова в банду «Динозавров» для… Этого они не могли сказать, потому что сами об этом не знали. Сверху, из Управления МВД, им опустили приказ подготовить Дениса Зубова к выезду в Донецкую область на поиски следов военного преступника – фашистского учёного, который изобрёл какой-то яд. «Яд» - вот, как назвал московский «секретчик» по фамилии Кузнецов образцы Генриха Артеррана. Ну, что ж, яд – так яд. Недобежкин не возражал им особо, а просто – повёл в изолятор, где в отдельной камере держали отбритого от клочков бородищи подпорченного «чертями» Дениса Зубова. Вместе с Недобежкиным на опознание пошёл и Пётр Иванович – его обязали писать протокол. Зубов был очень тихим. После сеанса психотерапии и гипноза с Ежонковым у него появились проблески разума, он осмыслил свою личность и занимался тем, что пытался вспомнить всё, что забыл, пока был диким Калугиным. Сейчас Зубов, закутанный в нелепый полосатый свитер с чужого плеча, сидел на нижних нарах, и на лице у него установилось выражение индийского йога. Свитер Зубову отказал Казаченко, потому что Зубов постоянно мёрз из-за пережитого стресса. Белкин, молча, отворил его камеру и пропустил туда Недобежкина, Серёгина и троих москвичей. Москвичи прошли вглубь камеры и застопорились напротив полосатого Зубова, вперили в него свои глаза и начали соображать, узнают они в нём кого-нибудь, или не узнают. - Здравствуйте, - тихим вежливым человеческим голосом сказал им Зубов. Да, «петушиная магия» Ежонкова повлияла на него благотворно: лишила дикости, тяги к запойному пьянству и пробудила в замороченной голове интеллект. - Здравствуйте, - москвичи тоже поздоровались, но по имени пока что Зубова не называли. Внимательный Пётр Иванович занёс этот факт в протокол. Недобежкин остановился у двери камеры, которую Белкин сразу же завалил и запер на ключ, и скрестил руки на груди, всей своей позой молчаливо говоря: «Давайте быстрее узнавайте его и увозите!». И прямо тут же можно ещё прибавить: «У меня вот такая голова!». Похоже, эти москвичи ждут, когда же Зубов узнает их – поэтому они стоят около него и не роняют ни одной буквы. Милицейский начальник разгадал намерения московских коллег, придвинулся к Зубову, показал пальцем на Антона Кайдаша и осведомился: - Зубов, вы кого-нибудь из них знаете? Зубов пожал плечами и выдавил с обречённым видом: - Может быть и знаю, а может быть и нет… Я никого не помню… Я не помню даже, как выглядела моя жена… И была ли у меня вообще жена… - Это – Зубов, - решил вдруг Антон Кайдаш, едва выдавливая слова от волнения, которое охватило его при виде внезапно нашедшегося друга. – Денис Зубов… - И что вы собираетесь с ним делать? – поинтересовался Недобежкин, который в душе страстно желал освободить камеру от Зубова. - Зубов поедет с нами в Москву! – обрадовал Недобежкина секретчик Кузнецов. – С ним ещё много работы. Как вы нашли его? – неожиданно спросил он не у Недобежкина, а почему-то у Серёгина, который на весу царапал в протоколе опознания слово «Узнали». Недобежкин сделал Серёгину незаметный для остальных знак «Молчи!», и Пётр Иванович притворился, что замешкался, составляя протокол, а милицейский начальник сказал: - Он был в плену у «Динозавров». Сидел в подвале. Удивительно, как они ещё не убили его? - Понятно, - кивнул «секретчик» Кузнецов. – Всё, мы забираем его. Зубов безропотно поплёлся туда, куда повели его эти москвичи. Он им безоговорочно верил, потому что страстно желал вновь обрести свою утерянную личность и стать тем, кем был до знакомства с таинственной и мистической «бандой Тени». Москвичи вывели Зубова на улицу и посадили его в свою машину. Кузнецов забрал у Серёгина копию протокола опознания, и – всё, они исчезли за поворотом улицы Овнатаняна. Почти одновременно с тем, когда забрали Зубова – был привезен несчастный Кашалот. Недобежкин, как только увидел его – так сразу распорядился, чтобы «Большого Динозавра» тащили в допросную. Кашалот похудел ещё больше – брюки на нём повисли парусами. - Вы угробите меня! – застонал он в лицо Недобежкину. – Сколько можно? Хотите расстрелять – давай, рази! – он бы начал бить себя в грудь, не будь его руки стянуты наручниками. - Успокойся, Кашалот! – отрезал Недобежкин, брезгливо морщась при виде разнюнившегося бандита, чьи усы повисли унылыми сосульками, как у вымокшего таракана. – Ты от нас кое-что скрыл, и теперь это всплыло! Придётся расколоться! - Да что вы от меня хотите?? – рыдал Кашалот на весь коридор, а Казаченко тащил его в допросную. Его крик всех пугал, из кабинетов то и дело высовывались большеглазые головы и провожали Кашалота изумлённым взглядом. Недобежкин пошёл к себе в кабинет и позвонил Ежонкову. - Приезжай, – сказал он гипнотизёру. – Кашалота подвезли. Расклеился, чёрт, возьми, как каракатица какая-то. - О’кей! – Ежонков согласился на редкость охотно, что за ним наблюдалось крайне редко. Обычно «суперагент» ныл, что занят, или хныкал про жену. – Жди меня, и я приду! – пропел он в трубку и скрылся в гудках. Очевидно – прыгнул на мопед и рванул по шоссе, нарушая все правила, которые только содержит свод ПДД. После поездки в Верхние Лягуши жена отобрала у гипнотизёра «Ниссан Патруль 4 Икс», отдала его в автосервис на покраску, а потом – закрыла в гараже и поменяла замки, чтобы Ежонков не добрался до роскошного автомобиля и не испортил его снова. Кашалот вконец скис, и на его лице чётко выделялись скулы. Он затравленно сидел на самом краешке стула и был похож на замученного лагерного узника, которого не кормят и стегают плётками. Скрупулёзный и дотошный Пётр Иванович снова был призван отвечать за протокол и теперь сидел за столиком в углу допросной над листом бумаги и ждал, когда Кашалот начнёт говорить. Недобежкин же восседал за письменным столом на середине допросной и тоже ждал, когда Кашалот начнёт говорить. А Кашалот говорить не спешил. Он только проклинал всё, что видел и всё, что слышал. А так же – дёргал скованными руками и шмыгал носом. Он пытался отказаться от «дани людьми» и обвинял Утюга в «запойной брехне», обзывая его «брехливым кротярой». Ежонков топтался на траверсе стола Недобежкина, заглядывал милицейскому начальнику в глаза и задавал немой вопрос: «Вспушить?». - Давай! – наконец-то санкционировал Недобежкин, опасаясь, что от нытья Кашалота у него опять станет «вот такая голова». Пообщавшись с Ежонковым и его маятником, Кашалот сразу же успокоился и начал рассказывать стихотворение «Бородино». Потом Ежонкову показалось, что «Бородино» - слишком длинное стихотворение, он попросил толстого бандита прервать декламацию и вопросил у него: - Вопросы есть? - Вопросов нет! – бодро отреагировал Кашалот. Он подёргивал скованными руками, а будь его руки свободны – принялся бы охлопывать свои карманы в поисках ручки. - Я приказывал своим «быкам» ловить бомжей… - пискнул Кашалот, заслышав вопрос о «дани людьми». – Это Тень… Взрывал мои заправки… Он сказал, что не будет взрывать за дань людьми. Своих врагов я тоже ему отдавал. Зачем – не знаю. Тень их ест. Всё, больше Кашалот ничего не мог сказать даже под гипнозом. Слова «Тень их ест» «Большой Динозавр» повторил раз шесть, или семь. - Запёрло! – вздохнул Недобежкин, а Пётр Иванович поставил в протоколе точку. Ну что ж, хоть так, а Кашалот всё равно, признался. Каких именно врагов он «отдавал» Тени «на съедение» - от Кашалота так и не добились. Он назвал фамилию Зубова, а потом – «пустил быка». Недобежкин дал добро на выведение Кашалота из транса и тот, услышав команду «Проснись!», свалился со стула на пол. Придя в себя, Кашалот заревел горючими слезами, что вокруг него одни волки. - Завёл пластинку! – буркнул Недобежкин и встал из-за стола. – Пора забить его в кутузку и больше никогда не выковыривать оттуда, пока не отсидит! Эксперты-графологи и переводчики в Киеве мучились с тетрадкой Семиручки почти что две долгих и нудных недели. Наверное, они там, у себя в лабораториях, пыхтели и потели, пока им удалось выделить текст на обгоревших страницах, разобрать не самый каллиграфический почерк. И плюс ко всему перевести написанное с немецкого на русский язык. Недобежкин звонил им через день, задавал вопросы, а они кормили его завтраками и рассказывали про небывалую сложность полученного задания. - Если бы она не обгорела – прочесть написанное было бы куда легче, – оправдывался всегда один и тот же киевский голос на другом конце телефонного провода, заставляя Недобежкина тихо злиться на бывшего председателя Семиручку, который не смог уберечь от возгорания вверенный ему верхнелягушинский архив.