Текст книги "G.O.G.R. (СИ)"

Автор книги: Анна Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 167 (всего у книги 198 страниц)

Генрих Артерран никуда не сбежал – спустя секунду он появился у двери, повернувшись лицом в кабинет. Никанор Семёнов и Кораблинский тоже обернулись, приготовились стрелять, но Генрих Артерран громко и требовательно произнёс: - Стоять. Он не крикнул, не приказал, а просто сказал, с минимальными эмоциями и даже не так громко, как мог бы. Но и Никанор Семёнов, и майор Кораблинский – оба застыли с поднятыми пистолетами, так и не выстрелив. С их лиц мигом исчезло всякое выражение, а потом – оба одновременно выронили пистолеты, опустили руки и превратились в безмолвные живые статуи. Не успел Пётр Иванович подумать о том, каким образом сюда к ним проник майор Кораблинский, и кто такой этот второй, который проник вместе с ним – как Генрих Артерран сказал обоим: - Присядьте, - сказал таким мягким, добрым голосом, каким обычно разговаривает Дед Мороз. Никанор Семёнов и майор Кораблинский, наверное, перестали отдавать себе отчёт в том, что творится вокруг. Обдуваемые свежим ветерком из разбитого окна, они проследовали на середину кабинета и уселись прямо на пол у ног Серёгина. Генрих Артерран молча кивнул головой и тоже прошёл на середину кабинета. - Что здесь происходит?? – это, напуганные непонятной стрельбой и звоном разбитого стекла, прибежали Казаченко и дворник Карпухин. Дворник Карпухин прибежал с метлой, потому что не имел другого оружия, а Казаченко выцарапал из кобуры пистолет. - Василий Никола… - начал, было, дворник Карпухин, взмахнув для острастки метлой. - Присядьте, - кивнул обоим Генрих Артерран. Казаченко уронил пистолет, а Карпухин – лишился метлы. Они вдвоём прошли на середину кабинета к Кораблинскому с Никанором Семёновым и молча уселись на пол рядом с ними. К сожалению, этим погожим субботним утром в Калининском РОВД никого больше не было. Генрих Артерран сделался тут безраздельным хозяином. Он даже не подумал возвращать на место выбитую дверь. Он только обошёл её и уселся на свободный стул, дожидаясь приезда Ежонкова, Синицына и Смирнянского. Сейчас они приедут, будут посажены на пол, а когда Генрих Артерран бесследно исчезнет – все выйдут из этого кабинета со «звериной порчей» последней стадии. И неизвестно ещё, сохранят ли они после этого рассудок, или сбомжуются, как тот Грибок, или Гоха. Пётр Иванович понимал это прекрасно, но сделать ничего не мог. Понимал это и Сидоров. Сержант стискивал зубы, сжимал всего себя в тугой виртуальный кулак, пытаясь хотя бы шевельнуть мизинцем… Стоп, кажется, у него получается – Сидоров уже может поёрзать на стуле… А Генрих Артерран каким-то образом понял, что Сидоров вылезает из-под его тотального контроля, повернул к нему свою голову. Но Сидоров вдруг соскочил со стула, метнулся к столу Недобежкина и схватил его пистолет. Не раздумывая ни секунды, сержант выстрелил в «верхнелягушинского чёрта». Генрих Артерран, конечно, и от этой пули увернулся. Однако Сидоров внезапно обнаружил в себе какие-то суперсилы: чудесным образом простой милицейский сержант увидел это молниеносное, незаметное простому человечьему глазу движение, проследил его траекторию и выстрелил второй раз. Выстрел был точен, как у снайпера: «золотая» пуля угодила подземному монстру прямо в правый висок. Неотвратимый свинцовый удар развернул «нечеловека» лицом к Сидорову, сорвал с его лица очки, отшвырнул его к стене. Брызнула кровь, Генрих Артерран навалился на стенку спиной и медленно осел вниз на пол, срывая обои своими скрюченными пальцами. Его глаза были широко раскрыты, Сидоров случайно встретился с ним взглядом и – застыл, пронзённый диким, давящим ужасом. Глаза «верхнелягушинского чёрта» не имели ни белков, ни радужек, ни зрачков, они оказались абсолютно чёрными – такими, как иногда рисуют в журналах у инопланетян. Генрих Артерран разок зыркнул на Сидорова этими страшными глазами, как показалось сержанту, с испепеляющей злобой. Но секунду спустя эти глаза закрылись, и «верхнелягушинский чёрт» растянулся на полу. А Сидоров – от страха попятился и тоже сел на пол. - Бррррумм! – это приходил в себя Недобежкин. - Ууууу, - оживал Серёгин. - Да хай йому грэць! – выпутывался из лап гипноза Казаченко. - Чертовщина… - «включился» майор Кораблинский. А дворник Карпухин только чихнул. Никанор Семёнов ничего не сказал. Он просто поднялся на ноги и не спеша приблизился к тому, кого боялись десятилетиями, кого называли «чёртом», кто похищал людей, наводил «звериную порчу», кто заварил всю эту смертельную кашу с проектом «Густые облака». - Готов, клиент! – определил он, пихнул неподвижное и кажется, мёртвое тело носком своего ботинка. Генрих Артерран не шевельнулся, а так и остался, неподвижно лежать на полу. Сейчас он был совсем и не страшный, а какой-то жалкий, побеждённый. Стенка, что возвышалась над его бренным телом была уделана кровавыми подтёками, с неё свисали лохматые клоки разорванных обоев. Недобежкин наблюдал за всем этим с выпученными глазами, и в который раз не заметил, как навалился животом на стол. Он попытался бросить какой-нибудь комментарий, но не смог: слова не выдавливались, они застряли поперёк горла. Дворник Карпухин – тот вообще отскочил в дальний угол и закрылся ото всех своей растрёпанной метлой. Ветерок из разбитого окна обдувал могучий торс Казаченки, чья голова адски болела после гипноза. Казаченко моргал глазками, переводя взгляд с Генриха Артеррана на Недобежкина и тоже отупело молчал. Майор Кораблинский встал с пола, подошёл к Никанору Семёнову и спросил у него: - Что с ними делать? - Рассказать правду, - просто ответил Никанор Семёнов. – Ведь мы с вами раскрыли самое страшное преступление века. Пётр Иванович продрал глаза и обнаружил себя на стуле, а вокруг себя – всю эту странную и страшную катавасию. Белая стена кабинета заляпана кровью, перед носом Серёгина ходят какие-то незнакомые люди, а около правой ноги валяются разломанные тёмные очки. Один из этих незнакомых людей повернулся лицом – он был уже не молод, седой и в очках. - Меня зовут Дмитрий Семенцов, Интерпол, - представился незнакомый человек. Второй незнакомый человек подошёл ближе, и Пётр Иванович узнал в нём майора Кораблинского. - Мы очень долго работали над делом «Густых облаков», - сказал этот самый Дмитрий Семенцов, который по-настоящему был Никанором Семёновым. – Проект советских учёных был перехвачен террористами, а это, - он показал в сторону убитого Генриха Артеррана. – Это их главарь. - Но… кем он был? – едва выдавил Серёгин - О-очень опасный преступник, - сказал Никанор Семёнов. – Мы следили за ним очень давно, а вы помогли нам обезвредить его. Я с самого начала подозревал, что взять его живым не удастся. И не ошибся. Ваш сержант сумел уничтожить его, и… Только теперь они обратили внимание на Сидорова. Сидоров сидел на полу, привалившись спиной к столу Недобежкина, глупо взирал вокруг себя и молчал. Недобежкин над ним всё ещё лежал животом на столе и делал то, что с недавних времён называлось «быковать». Казаченко медленно подошёл к Генриху Артеррану и разглядывал его, схватив себя за подбородок. - Ну, что, отгружать надо… - заключил он. - Это успеется, - не возражал Семёнов-Семенцов. – Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал. Мы с майором Кораблинским сами увезём его. Это была секретная операция, и поэтому – никаких протоколов. Недобежкин что-то бормотал, ворковал и не спешил убирать со стола свой живот. - Серёгин! – выкрикивал он. – Сидоров! Карпухин, а вы откуда тут взялись?.. Пётр Иванович придвинулся ближе к Сидорову и тронул его за плечо. - Саня? Сидоров вздрогнул, поднял голову, раскрыл рот и громко изрёк: - Ме-е-е-е-е! Пётр Иванович вздрогнул и попятился. Попятился и Кораблинский. Даже Никанор Семёнов, который повидал на своём веку слишком много – и тот отпрянул назад. - Гэй, шо то с ним? – удивился Казаченко. А дворник Карпухин отмахивался метлой от нечистого. - Ме-е-е-е-е! – повторил Сидоров и затряс головой, как молодой козлик. - А как ваша секретная операция ЭТО объясняет??? – Недобежкин, наконец-то избавился от ступорозного замешательства, обрёл дар речи и начал ругаться. – У сотрудника МОЕГО отделения «звериная порча»! Это что – тоже часть вашей операции?! Никанор Семёнов растерялся, потому что не знал, что отвечать этому дубоватому милиционеру, который брызжет тут слюной и стучит кулаками. - Видите ли… - начал, было, Никанор Семёнов, сложив руки на груди, как император Бонапарт. - Я вижу только то, - прорычал Недобежкин, расшатывая стол тяжёлыми ударами могучего кулака. – Что в моём кабинете труп, и у моего подчинённого «звериная порча»! И ещё: это вы звонили мне и требовали, чтобы Серёгин встречал этого вашего «агента», да? Никанор Семёнов снова замялся: он не звонил Недобежкину, и не знал, кто ему звонил. А, взвесив все «за» и «против», ответил так: - Нам надо было заманить его. Он часто притворялся агентом Интерпола и других спецслужб, у него множество разных документов, и мы даже не смогли установить его настоящее имя. - Плохо работаете! – ехидно заметил Недобежкин. – Как мне теперь стенку отмывать? Да и вообще: покажите мне разрешение на то, чтобы заманивать террористов именно ко мне в отделение! Есть у вас такое разрешение? Пока Недобежкин вёл дурацкую перепалку с Никанором Семёновым, Пётр Иванович, Казаченко и майор Кораблинский собрались около Сидорова. Сидоров не приходил в себя: он сидел на полу, дёргал головой и, не переставая, блеял, блеял и блеял, перекрывая даже басовитый рык Недобежкина. - Надо Ежонкова звать, - заключил Пётр Иванович, видя, как Сидоров дик и невменяем. Сержант не реагировал на внешние раздражители: ни похлопывания по плечу, ни голоса его не трогали. Сержант продолжил блеять даже тогда, когда майор Кораблинский залепил ему оплеуху. И тут на пороге возникли призванные Недобежкиным по приказу Генриха Артеррана Ежонков и Смирнянский. Они заклинились на пороге, Ежонков потрогал коротенькой толстой ножкой покалеченную выбитую дверь, а Смирнянский присвистнул. - Васёк? – пробормотал Смирнянский с лёгким испугом. – Тебя… бомбили? Ежонков и Смирнянский стояли так, что не видели пока, что в кабинете Недобежкина лежит застреленный «верхнелягушинский чёрт». Недобежкин не замечал того, что они пришли, потому что рычал на Никанора Семёнова. Никанор Семёнов был более внимательным. Он услышал из коридора голоса и обернулся на них. У Смирнянского подкосились колени, когда он увидел своего бывшего коллегу Никанора Семёнова. - Ни… ка… - пролепетал он и едва совладал с собой, чтобы не сесть на пол. - Ты его знаешь? – осведомился Ежонков, пихнув Смирнянского в бок. – Я вижу, что Сидорова надо пушить. - Это же Никанор Семёнов! – взвизгнул Смирнянский так громко, что Недобежкин услышал его сквозь собственный рык. - Чтооо? – вопросил милицейский начальник. - Надеюсь, Игорь, ты сохранил мой дневник? – осведомился Никанор Семёнов у Смирнянского. Смирнянский был твёрдо уверен в том, что дневник Никанора Семёнова до сих пылится у него под кроватью в картонке из-под обуви, и поэтому ответил утвердительно: - Да, Никанор Станиславович. - Прекрасно, - улыбнулся Никанор Семёнов. Смирнянский сделал шаг в кабинет Недобежкина, и тут его взгляду предстало лежащее на полу кабинета тело. - Вот это новости… - буркнул он, заглянув в лицо убитому. – Вау… - выдохнул Смирнянский, поняв, кто лежит перед ним, а вернее – перед кем он стоит. - Эй, ребята! – это медведем ввалился Ежонков, отпихнул Смирнянского и ткнул застреленного Генриха Артеррана носком ботинка. – Вы прикончили фашистского агента! - Ежонков… - зарычал, было Недобежкин, но Ежонков его перебил: - Васёк! – затараторил он, подбежал к Недобежкину и опёрся обеими короткими и толстыми руками о его стол. – Это же Генрих Артерран! Тот чувик, который начинал «Густые облака»! Я пробил его и получил его портрет – и вот, это ОН! Васёк, когда его в морг потащат – ты прозвони им и скажи, чтобы быстрей крутились и вскрыли его без очереди – он же образцов своих накушался, и может быть, уже не человек! - Ме-е-е-е-е! – подтвердил Сидоров. Недобежкин ещё долго шумел, пока его, наконец, успокоили. Милицейский начальник сдался только после того, как Смирнянский рассказал ему о том, что пришедший к ним в отделение человек и есть тот Никанор Семёнов, который работал вместе с ним в СБУ и серьёзно занимался делом «Густых облаков». Милицейский начальник, наконец-то слез со стола и вклинился обратно в кресло. Ежонков бродил вокруг убитого Генриха Артеррана и разглядывал его с солидной долей опаски, ведь даже мёртвый, «верхнелягушинский чёрт» внушал благоговейный ужас. Майор Кораблинский и Никанор Семёнов приземлились на свободные стулья напротив Недобежкина, Пётр Иванович и Казаченко подняли с пола Сидорова и усадили на кожаный диван для посетителей. - Ну, я труповозку-то вызову? – осведомился Казаченко, кивнув в сторону поверженного «демона». – А то неудобно как-то… - Нет, - возразил Никанор Семёнов. – Мы сами его заберём. О нём никто не должен знать. - Ме-е-е-е-е! – это Сидоров вставил своё «веское слово» и едва не свалился с дивана. Пётр Иванович придержал его, и поэтому сержант остался сидеть. - Ну, если вы такой суперагент, так долго изучали все эти ваши «Облака» - вы должны знать, как спасать от «порчи», - заметил Недобежкин, придя в себя. – Или слабо́? Никанор Семёнов покосился на Сидорова, как он блеет и бодает что-то виртуальное, что видел перед собой (наверное – новые ворота) и сказал: - Этот тип имел фантастические способности к гипнозу. Снять эту «порчу» трудновато будет. Даже для меня. Я и Кораблинский долго следили за этой группировкой, и за этим человеком. Это террористы. Они нашли подвалы секретной базы, и делали там биологическое оружие. Ещё бы недельку подождали – и террористы бы применили его. Этот тип прикидывался чёртом – но это для того, чтобы нагнать страху… Никанор Семёнов врал. Он прекрасно знал о том, кем был по настоящему «верхнелягушинский чёрт» - но не расскажет же он об этом простой смертной милиции? Но простая смертная милиция видела и знала слишком много, и поэтому Недобежкин внимательно выслушал Никанора Семёнова, а потом – авторитетно заявил ему: - Всё это прекрасно, гражданин Семёнов. Или Семенцов? Как вам удобнее? Но вы задержаны до установления личности. Больше половины из того, что вы тут рассказали – чистейшее враньё. Я не такой дурак, гражданин Семёнов – Семенцов. Никанор Семёнов вспорхнул со стула, хотел что-то возразить, но Недобежкин отрубил: - Казаченко, отведи его в изолятор. А с Кораблинским мы ещё побеседуем. И – вызывай труповозку – пускай отвезут этого гаврика в морг. А то – действительно, неудобно. - Есть, - ответил привыкший к милицейским коллизиям Казаченко и, придвинувшись к Никанору Семёнову, сообщил ему: - Пройдёмте, гражданин. Никанор Семёнов недовольно дёрнулся, мол, как вы смеете хватать меня – я же всех вас спас?? Но Казаченко обладал смертельной хваткой – он вцепился в локоть Никанора Семёнова и отконвоировал этого «агента 007» а изолятор. - В отдельную его посади, - распорядился милицейский начальник. - Есть! – послышался из коридора голос Казаченко. Никанор Семёнов мог бы отделать их всех, как говорится, «под орех» - по одному удару на каждого хватило бы. Но он был умён и осторожен. Пускай, этот мент-дуболом ковыряется, выясняет, кто он такой. А когда выяснит – сам же и извиняться будет! Майор Кораблинский выждал паузу и хотел вставить словцо, но Смирнянский не дал ему и рта раскрыть. - Ну и зачем ты, Васёк, посадил в кутузку Никанора Семёнова? – осведомился он у Недобежкина. - Да эти «Облака» все сговорились! – отрубил Недобежкин. – Ты что, не видишь – они же из одной шайки! Сидоров одного зажмурил, а второй – юлить начал, чтобы отбояриться! Если бы не Сидоров – нам всем бы тут был «бык», а вернее – каюк! - Ме-е-е-е-е! – кричал в это время бедный Сидоров. Ежонков пытался расколдовать его, но, кажется, тщетно – слишком уж часто гипнотизёр повторял слово «чёрт». - Серёгин, - сказал милицейский начальник Петру Ивановичу. – Давай, пиши протокол. Мол, бандиты, ворвались, угрожали и т.д. Я решил тридцать седьмое дело сдать по форме. Слишком уж много народу пострадало и погибло из-за этих «чертей» - пускай теперь получают! - Ме-е-е-е-е! – подтвердил Сидоров. Однако он, скорее, подтвердил профнепригодность Ежонкова, нежели слова Недобежкина. - Чёрт! – чертыхнулся Ежонков. Пётр Иванович сел калякать протокол, а два санитара из больницы Калинина тем временем выносили из кабинета побеждённого «верхнелягушинского чёрта», накрытого с головой сероватой – уже неновой – простынёй. Недобежкин успел испортить выходной судебному эксперту и теперь наставительным тоном требовал от него: