сообщить о нарушении
Текущая страница: 190 (всего у книги 198 страниц)
Сидоров ещё стоял и смотрел им вслед, видел, как массивный Казаченко толкает грустного, закованного в наручники уфолога перед собой. Допрыгался «Ван-Хельсинг» до обезьянника. Повезло ещё ему, что Сидоров вышел, а то бы загремел по полной. Вызвала Казаченку Анастасия Сигизмундовна. У неё частенько бывает бессонница, и она просто глазеет в окно. Она заметила, как Брузиков карабкается по верёвке на соседний балкон. Она выпросталась из квартиры на улицу и теперь шумно разговаривала с Казаченкой во дворе. Сидоров был очень сонный, разговор особо не разбирал, понял только, что Казаченко старается побыстрее отбояриться от неё и скрыться.
Зевнув, Сидоров поплёлся досыпать, ведь завтра – гнусный понедельник, и надо будет с утра пораньше корчиться в машине, ехать в постылые Верхние Лягуши.
А в соседней квартире, которая считалась пустой у окна, прячась за пыльной занавеской, высился некий тёмный человек. Он слегка отвернул краешек занавески и выглядывал, наблюдая за тем, как Казаченко уводит в милицию возмутителя спокойствия Брузикова. Когда эта «сладкая парочка» скрылась за поворотом – он отошёл от окна и исчез в темноте.
========== 6. Верхние Лягуши завтра и послезавтра. ==========
Деревня Верхние Лягуши – богом забытое местечко, ютящееся в далёкой стороне от туристических маршрутов, железной дороги и крупных автострад. Верхние Лягуши так бы и прозябали в темноте, без электричества, до скончания веков. Но во Вселенной вдруг что-то резко изменилось. Неизвестно, откуда взялись рабочие, поставили новые каменные столбы и провели в Верхние Лягуши электричество. Во всех домах засияли лампы, заговорили годами молчавшие телевизоры и запели радиоприёмники, динамики которых десятилетиями покрывали слои серой паутины. Потом в деревеньку неожиданно понаехали асфальтоукладчики и покрыли асфальтом каждую улочку. Так что, жители не плавают больше в болоте, стоит пройти дождику, и ходить по деревне можно даже на шпильках. Да уж, что ни говори, а чудеса галактического масштаба, словно бы где-то взорвалась сверхновая звезда.
То, что осталось от рухнувшего опорного пункта милиции – в один прекрасный погожий денёк погрузили в кузов самосвала и вывезли в небытие, куда-то на далёкую свалку. А на расчищенном месте возвели новенькое здание с пластиковыми стеклопакетами в окнах. Полковник Соболев назначил-таки в Верхние Лягуши участкового. Но не кого-нибудь чужого со стороны, а возвратившегося с того света Вовку Объегоркина. В кабинете у Вовки стоит новая мебель, на столе – компьютер, а на стенке – новый календарь на 2010 год.
Не остался без внимания и рассыпавшийся по кирпичику памятник архитектуры, в котором все, кто бы ни зашёл, видел гостей из иных миров. Над ним тоже потрудились: отстроили из руин и превратили в музей. И сколько посетителей в нём побывало – ни один из них ни разу не узрел ни чёрта, ни призрака, ни тракториста Гойденко. А чёрт и правда, больше ни разу нигде не появился. Люди посудачили о нём ещё полгодика, а потом – и вовсе забыли. Раз нету – значит сгинул, а раз сгинул – жизнь наладилась, чёрная полоса закончилась, и можно расслабиться. Правда, расслабились далеко не все – из-за того, что в сельсовете провели глобальные реформы. Во-первых – отремонтировали здание: сменили окна, перекрыли крышу, установили отопление, освещение и компьютеры. А во-вторых – вышибли Семиручку. А новый председатель – в свою очередь – тоже внёс некоторые коррективы в монотонную жизнь верхнелягушинских кабинетных работников: он удалил готичную Клавдию Макаровну. Клавдия Макаровна, правда, не пожелала покидать своё насиженное непыльное местечко, обивала порог председательского кабинета, носила взятки, умоляла, упрашивала. Однако тот, кто занял место Семиручки остался глух к её слёзным мольбам, причитаниям и лживым историям про трёх голодных дочек. Он посоветовал ей ограничиться пенсией, на что Клавдия Макаровна разгневанно пискнула:
- Вы что?? Мне только сорок пять!!
И на следующий день её уже никто не видел, потому что она переехала в другую деревню.
Пётр Иванович и Сидоров, когда ехали в Верхние Лягуши в новой служебной машине, естественно, обо всех этих изменениях и знать не знали. Пётр Иванович, который как всегда был за рулём, удивился только, почему всё не начинается грунтовка, а продолжается ровный, аккуратно заасфальтированный автобан. Да и асфальт тут, пожалуй, даже лучше, чем где-либо и, кажется, новый…
На заднем сиденье развалился вечно едящий гипнотизёр Ежонков. Рядом с ним стоял рюкзак красного цвета, наполненный съестными припасами, которые он взял с собой из дома, чтобы ненароком не проголодаться в дороге. Гипнотизёр то и дело запускал в рюкзак свою пухленькую ручку и вытаскивал то пирожок, то булочку. Он всё ныл, что ему не нравится музыка, которую передают по радио, Пётр Иванович, в конце концов, зарядил ему диск Бетховена. Ежонков любил классическую музыку, потому что считал, что она повышает умственные способности и поэтому остаток дороги уплетал, с умилением купаясь в благородных звуках. Сперва решили ехать в Красное за родственниками Зайцева. Это решил Серёгин, уверенный в том, что родственники скажут, что Зайцева не знают. Тогда можно будет покинуть их и ехать собственно в Лягуши – по Семиручку. Ежонков же ещё хотел заехать к Соболеву и порасспросить его кое о чём, используя «петушиное слово».
В селе Красное всё было по-прежнему. Краснянское РОВД возвышалось над частными домиками двухэтажной «громадой», довлело над ними, как законы довлеют над обществом. Во дворе, около «доски почёта» с надписью «Их разыскивает милиция», стояли и покуривали знакомые всем Хомякович, Кошко и Пёстриков. Эти трое сразу же узнали серебристую «Деу» из Донецка, выронили сигаретки и застопорились, глядя на то, как Пётр Иванович деловито паркуется на тесной парковке возле какого-то поцарапанного «Москвича». Приезд донецких коллег для них ассоциировался со страшными бандами и необходимостью лезть в «призрачные» подземелья – поэтому они и выкатили глазки, думая, что в Верхних Лягушах снова совершилось жуткое злодеяние.
Узнав о том, что на этот раз спуск в подземелья отменяется, все трое как-то расслабились и глянули веселее. Оказалось, что Хомякович даже знает, где проживают эти зайцевские родственники. Фамилия у них была не Зайцевы, а смешная – Переглуховы. Недобежкину как-то удалось выкопать их из пучины безвестности, а Хомякович сообщил Серёгину, что люди с такой фамилией в Красном проживают лишь в одном доме, двадцать третьем по улице Советской, и к тому же успели засветиться в милицейской базе. Переглухов-младший по имени Искандер – никто не знает, почему родители избрали для сына такое нестандартное имя, ведь в семье никогда не водилось мусульман – и по кличке Мойдодыр один разочек с пьяных глаз расколотил камнем и палкой витрину ларька и похитил оттуда семь шоколадок. Пока Хомякович рассказывал Серёгину и Ежонкову про похождения Искандера Переглухова – Сидоров стоял на солнышке и разглядывал тех, кому не посчастливилось угодить на «доску почёта». Там было всего трое «отличников», один из которых – Искандер Переглухов – паренёк лет семнадцати с большой, похожей на лампочку головой, что торчала из узких неспортивных плечиков. Двое других – воры-гастролёры, которые ухитрились обобрать местный продуктовый магазин. Никого интересного на «доске почёта» Сидоров не увидел. Наверное, полковника Соболева мало волновала проблема «чертей» в деревне Верхние Лягуши, и он даже не думал разыскивать пропавшего по их вине Объегоркина.
- Соболев у себя? – настаивал Ежонков, которому всё не терпелось применить к краснянскому начальнику «петушиное слово».
- У себя, - ответил Хомякович, как показалось Серёгину, без энтузиазма уныло. – Закрылся и сидит, как кур на яйцах.
- Ага! – обрадовался Ежонков. – Мы тут как раз к нему идём!
С этими словами гипнотизёр пропихнулся между Хомяковичем и Пёстриковым, поставил одну ногу на нижнюю ступеньку крыльца.
- Соболев сказал, чтобы мы говорили всем, что у него неприёмный день! – крикнул вдогонку Ежонкову Кошко, выбрасывая окурок в мусорный бак. – К нему тут тип какой-то приходил, так он даже через дверь с ним не болтал.
Серёгина заинтересовал этот «тип», и он спросил о том, как он выглядел.
- Та! – отмахнулся Хомякович. – Снова эти, уфологи! Они тут табунами топчутся после того, как Чёртов курган завалился. Всё выклянчивают у шефа санкцию на раскопки, а он их куда подальше всех отправляет. Достали уже, вчера целых шесть штук было.
- Ясно, - кивнул Пётр Иванович, который, как и Соболев, желанием связываться с сумасшедшими уфологами абсолютно не горел. – Попробуем пробиться к Соболеву…
Серёгин вежливо постучался в дверь кабинета краснянского начальника, но ответом ему была тишина. Не хочет полковник Соболев общаться, значит – что-то неладно. Пётр Иванович подозревал, что он каким-то образом завязан с «чертями», потому что, обитая в этих краях, да ещё и имея законную власть, просто невозможно остаться от них в стороне – всё равно завербуют, так или иначе.
Сидоров топтался в сторонке у заросшего паутинами окошка, а Ежонков – нетерпеливо сучил ногами и грыз булочку. Когда же Серёгин второй раз постучался и опять-таки не был удостоен ответом – гипнотизёр запихнул свою булочку в рот целиком, сделал солидный шаг вперёд и схватился за ручку двери.
- Пора входить, - сообщил он. – Соболев надеется отсидеться, но я ему не дам!
Ежонков распахнул дверь, прежде чем ему кто-либо успел сказать: «Постой!» и вставился в кабинет Соболева с наглостью бульдозера.
Соболев сидел, ссутулившись над своим столом, и что-то грыз. Когда Серёгин вошёл в кабинет вслед за «проходчиком» Ежонковым и подобрался к Соболеву ближе – он увидел, что тот грызёт ногти. Увидав незваных гостей, полковник Соболев нехотя отковырнул опустевший, какой-то рыбий взгляд от пустоты и уставился почему-то на Сидорова.
- Замучили… - простонал он, бессильно свесив руки вдоль туловища.
Пётр Иванович заметил, что краснянский начальник похудел: милицейская форма свисала с него пузырями.
- Добрый день! – выпалил Ежонков, не дав никому больше раскрыть рот. – СБУ! – он придвинул к курносому носу Соболева своё удостоверение агента.
Соболев в ответ икнул: видимо, у него кроме СБУ поднакопилось энное количество других серьёзных проблем.
- У нас к вам дело! – деловито продолжал Ежонков, довольный реакцией Соболева на своё удостоверение. – Скажите, знаете ли вы что-нибудь про банду из деревни Верхние Лягуши?
Ежонков сразу же задал Соболеву вопрос в лоб, и Соболев растерялся, потому что о том, что делается в Верхних Лягушах он знал очень смутно. Соболев предпочитал вообще не соваться в эти Лягуши, потому что там очень плохие дороги, а у него – новая машина…
- Я сегодня не принимаю! – Соболев попытался натянуть грозную маску и выпроводить из своего кабинета всех гостей. – И вообще, в Верхних Лягушах есть участковый – к нему и идите! Его обязанность знать всё, что твориться в Верхних Лягушах, а не моя!
- Да? – удивился Ежонков, обладая устаревшей информацией о том, что Верхние Лягуши перебиваются без милиции годами. – Мы были в Верхних Лягушах в прошлом месяце и не нашли там и следа участкового. Чего вы врёте?
- Да назначил я участкового! – плаксиво проныл Соболев, уткнувшись носом в свою столешницу. – Чего вы все от меня хотите?? Другие кофе пьют, а я тут с уфологами проклятыми воюю! У меня уже вот такая голова!
Надо же, и у этого голова «вот такая»! В чём-то раскисший Соболев смахивает на Недобежкина… Такой же издёрганный, скорее всего, замучился со «звериной порчей», которая внезапно поразила обитателей его изолятора. Кстати, о птичках… надо бы применить к этим голубчикам гипноз Ежонкова…
- Повыкидал я их всех! – проворчал Соболев, когда Пётр Иванович пожелал посетить изолятор. – Алкашня. Допились уже, совсем скозлились! Я им – слово, они мне – «БЕ!», я им – слово, они мне – «МЕ»! Чёрт, чёрт бы их подрал! Корми бесплатно, чёрт!
Да, Соболев окончательно развинтился, и в кабинете у него стоит душная жара. Хоть бы вентилятор какой подключил, а то пот с него бежит водопадами… Или хотя бы пусть снимет пиджак…
Когда же Пётр Иванович поинтересовался Переглуховыми – Соболев буркнул, что он – не учасковый – и отправил всех к лейтенанту Матвею. Серёгин был не против того, чтобы идти к лейтенанту Матвею. У Соболева, кажется, истерика, может быть, Матвей поспокойней будет? Но Ежонкова пришлось оттаскивать за уши – так уж вознамерился он применить гипноз. Соболев глазел на этого Ежонкова, как тот упирается и не хочет идти к лейтенанту Матвею, и с новой силой грыз свои бедные ногти.
Да, лейтенант Матвей, несмотря на то, что сам побывал в «чёртовых» катакомбах, был куда спокойнее начальника. Он что-то писал, сидя у себя за столом, и про Переглуховых охотно рассказал следующую историю.
Переглуховы были небедны. Они обитали в глубине села, на центральной улице в коттедже, который, как и Краснянское РОВД, был двухэтажен. Кем работал Переглухов-старший – лейтенант Матвей не вникал, опасаясь за собственное здоровье. Пётр Иванович прекрасно понимал его: порой связываться с некоторыми «деятелями науки и культуры» бывает хлопотно и очень больно. Лучше не подходить к ним вообще – целее будешь.
Госпожа Переглухова являлась домохозяйкой, и выходила из апартаментов только к гаражу, чтобы поехать в Донецк в гипермаркет. Старший сын Переглуховых давно проживал в Киеве и имел непыльную должность где-то в управлении юстиции, а вот младший… На Искандере природа отдохнула. Во-первых, он не вышел ростом – в восемнадцать лет всего метр пятьдесят семь. Во-вторых, мозгов ему тоже было отпущено не шибко: школу едва закончил, папины финансы спасли его от провала на выпускных экзаменах. В университет ДонНТУ так же попал, въехав в приёмную комиссию на родительской крупной купюре. Первый курс перебивался на взятках за зачёты, на сессии выплыл, благо Переглухов-старший подарил ДонНТУ компьютерный класс… Кроме того, Искандер был склонен к алкоголизму, частенько нализывался до веников и чёртиков, и тогда начинал буйно дебоширить, драться и портить урны и скамейки. В драках ему перепадало в глаз и в челюсть, так как бычьей силы он не имел, за искалеченные скамейки платил папа, а вот за ларёк и кражу шоколадок он получил условный срок и попал в милицейскую базу. Родство с Зайцевым у Переглуховых было весьма зыбкое: господин Переглухов приходился сводным братом матери Сергея Петровича.
Серёгин даже не знал, как ему быть. С одной стороны, обеспеченные, со связями в Управлении юстиции Переглуховы могли бы послужить отличной крышей «чёртовой банде». С другой стороны – обеспеченные Переглуховы могли просто высокомерно не общаться со сводными родственниками. А с третьей стороны – обеспеченные Переглуховы могли просто не пойти на контакт и спустить на докучливого Петра Ивановича прожорливую цепную собаку. Что делать? Сидоров настаивал на том, что нужно обязательно поехать к ним и «подпушить Ежонковым», лейтенант Матвей – опасливо предостерегал о некой скрытой угрозе и советовал к Переглуховым не соваться. Пётр Иванович был дотошен, как истинный следователь. Взвесив все «за» и «против», он постановил, что Переглуховых всё-таки, надо навестить. А осторожного Матвея мысленно отнёс к «робкому десятку» - слишком уж он осторожен, перестраховщик какой-то.
Покинув лейтенанта Матвея, Пётр Иванович Серёгин и его отряд отправились прямиком на «резиденцию» Переглуховых.
«Резиденцию» Переглуховых увидели задолго до того, как подъехали к ней. Над россыпью частных домиков собором Парижской Богоматери возвышалась двухэтажная, покрытая всевозможными надстроечками, спутниковыми антеннами и кондиционерами вилла, на крыше которой возились рабочие, пристраивая третий этаж. Обилие островерхих башенок и два мезонина, увенчанных флюгерами, придавали ей сходство с известным замком Бран, где в пятнадцатом веке гнездился кровожадный Влад Дракула. Сидоров смотрел на этот «замок» и невольно опасался, что и тут тоже гнездится кто-либо, подобный Дракуле, например, Верхнелягушинский Чёрт. К слову сказать, Переглухова-старшего зовут Владислав…
Наконец, серебристая милицейская «Деу» приблизилась к массивному кирпичному забору, что отделял «замок» Переглуховых от внешнего мира. Пётр Иванович затормозил у монолитных железных ворот, которые стеною высились метра на два с половиной и имели сверху толстую пружину из колючей проволоки. Даже ворота Сумчатого, пожалуй, уступят этим в непроницаемости… вот это родственнички у Зайцева! Возможно, они и подсуетились, подкинув последнему диплом из Киево-Могилянской академии…
Рабочие на крыше были загорелые до африканской черноты. Намотав на свои головы рубашки в виде тюрбана, они деловито укладывали кирпичи, создавая «замку» третий этаж. Всё, больше из-за забора никто ничего увидеть не мог, только, то тут, то там торчали зелёные макушки садовых деревьев с поспевающими плодами. Да, солидно, очень солидно… Подходя к задраенным воротам, Пётр Иванович подбадривал себя и убеждал в том, что Переглухов-старший, в конце концов не лев и не сожрёт… хотя, кто знает?
