сообщить о нарушении
Текущая страница: 127 (всего у книги 198 страниц)
- Нет, зачем мне врать? – всплакнула она и смахнула слезу, подавив охоту сделать этому Ежонкову едкое замечание: «Зубила-то почисть!». – Я и так уже стою на пороге смерти – они меня схватили, а вы помогли мне убежать, но это ненадолго. Я слишком много знаю. Я работала с Артерраном… Я очень гордилась этой работой… Я гордилась тем, что они взяли меня туда сразу после института, - она лепетала так жалостливо, что доброму Петру Ивановичу даже стало жаль её. – Но потом – случилось несчастье. У нас в лаборатории была подопытная горилла по кличке Тарзан. Она… она была смирная, я кормила её с рук, она рисовала картинки. А Артерран – вы знаете, какой он был? Он считал себя гением и никого вокруг себя не замечал. Артерран был авантюристом – считал, что сможет вывести «Гомо Дивизуса »…
- Кого?? – перебил милицейский начальник, который не понимал по-латыни и никогда не слышал такого сочетания: «Гомо Дивизус».
- Гомо Дивизуса, - повторила Садальская – Эмма, размазывая по худым щекам слёзы. – Уберменша , сверхчеловека. Он проводил над Тарзаном эксперименты – хотел, чтобы он поднялся по эволюционной лестнице… Однажды к нему в руки попал этот проклятый триста седьмой образец. Ему приказали испытать его, и Артерран решил испытать эту дрянь на Тарзане. А я в тот день… я покормила его и забыла закрыть клетку на замок… Я уже говорила, что Тарзан всегда был мирным… А тогда – Артерран подошёл к нему с пробиркой, и Тарзан вырвался из клетки…
- И разорвал Артеррана в меленькие кусочки! За это они тебе и мстят? – закончил за Эммочку «суперагент» Ежонков и вскочил с нар. – Я же говорил? Говорил? – пристал он к Недобежкину, выражая на пухленьком личике щенячий восторг. – Америкашку Артеррана сожрала горилла! В архиве Синицына так и сказано! Я – гений, гений! – и запрыгал от радости, как пацан, которому подарили компьютер исключительно для игр.
- Эй, это не мой архив! – вмешался Синицын. – Я не знаю, откуда ты всё это выцарапал!
- Нет, - неожиданно слабым голоском возразила Садальская – Эмма. – Они так написали, что Тарзан убил Артеррана, но это неправда. Артерран жив, и теперь охотится за мной. Артерран разбил пробирку с препаратом, они захотели скрыть всё это, потому что «Образец 307» стоил очень дорого. Они написали, что его убил Тарзан, а меня уволили на следующий день и лишили всего: дома, имущества, гражданства. Я слонялась по бывшим школьным подругам, по квартирам, работала, где попало. А Артерран – он стал какой-то странный после всего этого. Он убивает всех, и он не остановится, пока не убьёт меня. Он где-то здесь, в Верхних Лягушах, он не покинул «Наташеньку»… Он сумасшедший, спасите меня от него!
Садальская – Эмма начала впадать в истерику, рыдать, застучала кулачками по жёстким нарам.
Услыхав сие сногсшибательное признание, Ежонков остановил восторженное вращение на одной ножке и едва не повалился на спину. Синицын, молча, хлопал глазами. Даже сам прагматичный милицейский начальник застыл на время, огорошенный сенсационным заявлением этой странной особы. Только Пётр Иванович, имевший трезвый ум настоящего следователя, не растерялся, а схватил истеричную Садальскую – Эмму за плечи, встряхнул, чтобы сбить истерику и задал ей один-единственный вопрос:
- Как звали профессора Артеррана?
- Его звали Генрих, - пролепетала та чуть слышно. – Он не американец, а австриец, или немец. Гражданство у него было американское, но приехал он откуда-то оттуда, из Европы… Он всегда был похож на верволка…
«Да, у страха глаза велики, - отметил про себя Серёгин. – Ей теперь хоть что покажи… И слизняк станет похож на верволка!». Но всё-таки, одно большое рациональное зерно Серёгин всё же выудил из этого сумбурного рассказа. Фальшивомонетчик по кличке Троица говорил, что Светленко рассказывал ему про какого-то Генриха. И теперь Пётр Иванович, кажется, понял, про какого – про Артеррана! Вот кому служил «король воров»! Недобежкин и Ежонков подумали то же самое, но распространяться об этом вслух при этой Эмме не спешили.
- У него ещё поговорка была… - начала Эмма, желая рассказать всё, что знает. – Я хорошо запомнила её… Он говорил так…
Внезапно со стороны двери послышались два тихих хлопка. Оба глаза Эммы вмиг превратились в две страшные дыры, из которых потекла кровь. Кровь брызнула на стену за спиной несчастной, и заляпала её. Эмма дёрнулась и молча, повалилась на нары.
Ежонков при виде крови упал в обморок. Недобежкин, Серёгин и Синицын, все вместе, они рывком повернулись к двери. Они успели увидеть, как в щёлку между этой тяжёлой стальной дверью и полом скользнула ничья тень.
- Стоять! – Недобежкин сорвался с места, подскочил к этой двери, собрался рывком распахнуть её, но она оказалась заперта снаружи. – Откройте, откройте! – завопил милицейский начальник и забарабанил по металлу двери кулаками, сотрясая её.
Серёгин и Синицын тоже вскочили и мигом оказались у двери.
Флегматичный охранник изолятора не спеша отомкнул замок, приоткрыл дверь и вставился в образовавшуюся щель.
- Что? – сонно осведомился он.
- Брысь! – Недобежкин отшвырнул его, как куклу, и понёсся по длинному пустому коридору, оглашая всё вокруг могучим рыком: - Стоя-ааа-ять!!!!
«Мэлмэн!» - вдруг стукнуло в голову Серёгину, и он выкрикнул это слово, заглушив рык Недобежкина.
- Точно! – милицейский начальник затормозил и стукнул себя по лбу. – К Мэлмэну, чёрт! Чёрт!!!
Серёгин и Недобежкин во всю прыть поскакали к Мэлмэну, а Синицын обнаружил флегматичного охранника в камере убитой Эммы – он стоял и обалдело глазел на её несчастное тело, растеряв флегматичность. Синицын схватил его за воротник и потребовал:
- Ключи!!!
- Ой-вой-вой-вой! – заблеял охранник, перепуганный всем происходящим. – Я я я я я сам открою…
- Быстрее! – Синицын потащил его к той камере, куда был посажен лысый бандит Альфред Мэлмэн.
Недобежкин и Серёгин уже топтались у этой самой двери, и милицейский начальник с нездоровым остервенением тянул на себя ручку, надеясь открыть эту запертую дверь.
- Да, разойдитесь вы! – охранник протолкался к замку и быстро отомкнул его ключом. Недобежкин наконец-то распахнул эту дверь и ворвался в камеру. Альфред Мэлмэн лежал на полу с простреленным лбом, а его сокамерники сидели на нарах с отупевшими лицами и с животными глазами.
- Чёрт! – выплюнул Пётр Иванович, поняв, что они лишились и этого важного свидетеля.
Недобежкин схватил за мятый ворот первого попавшегося обитателя камеры – отпетого и отпитого тощего мужичка – притянул его к себе и заревел ему в лицо:
- Кто это сделал???!! Кто здесь был??!!
Мужичок заплескал «ложноножками», раскрыл рот, наполненный жёлтыми и коричневыми зубами, и заревел в лицо Недобежкину:
- Бе-е-е-е-е!
- Чёрт! – Недобежкин отшвырнул этого «лжесвидетеля» в сторону и вопросил сразу у всех:
- Ну, кто???
«Сельские бандиты» хлопали безумными глазами, раскрывали рты и все наперебой кричали:
- Ме-е-е-е-е!
- Бе-е-е-е-е!
- Му-у-у-у!
- Бесполезно, - констатировал Пётр Иванович. – «Звериная порча».
- Как он сюда попал?? – не унимался Недобежкин, топая ногами и перекрикивая весь ревущий «зверинец».
- Фашистские агенты… - это Ежонков пришёл в себя и притащился сюда на ватных ногах.
- Идёмте к Соболеву, - заключил Синицын, тоже понимая, что допрашивать этих «козлов» и «баранов» бесполезно.
========== Глава 84. Соболев хватается за голову. ==========
Соболев был занят: пытался выпроводить Семиручку из своего кабинета. Семиручко уходить не собирался, а всё сулил полковнику какие-то золотые горы, молочные реки да кисельные берега.
- Выметайтесь, я взяток не беру! – отказывался Соболев. – Или я вас запру вместе с этим вашим… как его?
- Потапов, Потапов, - заспешил Семиручко. – Гаврила Семёнович Потапов. Эти донецкие его несправедливо обвинили! Они схватили его вместо кого-то другого! – настаивал председатель Верхнелягушинского сельсовета, прочно закрепившись на шатком стульчике для посетителей. – А Гаврила Семёнович ни в чём не виноват, он просто наш деревенский плотник. Я могу поручиться за него…
- Не знаю, - процедил Соболев, кося глазом в сторону толстенького Семиручки. – Мне никто ничего не говорил ни про какого Потапова…
И в этот момент кое-как покрашенная в белесый цвет дверь кабинета распахнулась, издав скрип, и из неизвестности возникли те самые «донецкие». Кроме того Недобежкин слышал, как Семиручко расхваливает этого самого Потапова. При виде трёх грозных лиц и одного помятого, Семиручко спорхнул со стульчика для посетителей и собрался ретироваться куда подальше.
- Стоять, вы задержаны! – пригвоздил его Недобежкин, вдвинувшись в дверной проём и расправляя плечи так, словно бы готовится к поединку не на жизнь, а на смерть.
Семиручко булькнул и застыл на месте. А Недобежкин, сопровождаемый Серёгиным и Синицыным, с Ежонковым в арьергарде, приблизился к столу Соболева и потребовал от него:
- Объясните мне, что у вас здесь происходит!
Соболев вперил в Недобежкина недоуменные глазки и смог выдавить лишь одно слово:
- Н-ничего…
- Ничего?? – взвился Недобежкин и едва не огрел кулаком по столу Соболева. – Пройдёмте в ваш изолятор – посмотрите, что это за «ничего»!
- А? – Соболев совсем растерялся, потому что даже и не представлял, что могло произойти в его тихом изоляторе, где сидели несколько тихих алкоголиков и один неудачливый вор.
- Идёмте! – настоял Недобежкин, и Соболеву ничего не оставалось, как отлепиться от кресла и потянуться туда, в изолятор.
Семиручко снова предпринял попытку исчезнуть, но Недобежкин эту попытку пресёк.
- Ежонков, сторожи его! – приказал Недобежкин и вышел в коридор.
Ежонков хотел было возразить – у него давным-давно была заготовлена дежурная речь о том, что он «не амбал, а психиатр». Но, подумав, не стал выдавать эту речь на-гора, а кротко согласился сторожить неопасного на первый взгляд Семиручку, потому что совсем не хотел смотреть на «море крови и горы трупов» в изоляторе.
Полковник Соболев понял, что произошло что-то неладное, услышав, как из изолятора несутся ужасные животные звуки.
- Ме-е-е-е-е!
- Бе-е-е-е-е!
- Му-у-у-у! – ревело некое стадо, которое, кажется, поселилось там, в изоляторе.
- Что происходит? – прошептал начальник Краснянского РОВД, застряв на полдороги.
- Вот пойдите и посмотрите! – буркнул Недобежкин. – Вам, наверное, это уже знакомо – ведь рядом с Лягушами живёте?
Нет, в изоляторе у Соболева никто никогда не блеял и не ревел быком. У начальника Краснянского РОВД прямо волосы на голове зашевелились, когда он заглянул в камеру «Потапова – Мэлмэна». Сам «Потапов» был убит, лежал на полу с дырой в голове, и под ним уже натекла лужа крови. А его сокамерники вели себя более чем странно: четверо стояли неподвижно, открывали рты и изрыгали животный рёв, а двое – те опустились на четыре точки, ползали по полу и бодали лбами стены.
- Узнаёте почерк? – осведомился Недобежкин.
Соболев просто схватился за голову, потому как ему показалось, что несчастная его голова сейчас просто возьмёт и отвалится – так сильно она закружилась.
- Я… я не представляю… - заблеял Соболев, едва удерживая голову на плечах. – Я не представляю, как я смог допустить такое… Я… Я…
- Последняя буква в алфавите! – фыркнул Недобежкин. – У вас судмедэкспертиза есть?
- Н-нету, - выдавил Соболев. – Всё на область посылаем…
- Чёрт, как медленно! – Недобежкин почесал затылок, придумывая план дальнейших действий.
- Василий Николаевич, - подал голос Серёгин, вспомнив о Семиручке и Потапове. – Мы с Сидоровым видели этого Потапова…
- Да?? – перебил Недобежкин, мгновенно оживившись. – Ну-ну…
- Потапов, - продолжал Серёгин, стараясь абстрагироваться от вселенского «хорового» блеяния. – Был плотником в Верхних Лягушах. Он всегда в такой чудовищной бородище ходил, как лешак какой-то… Он всё чёрта боялся: крестился, по церквям ходил. Когда мы с Санькой пришли к нему – он нас солью засыпал, а в гопниковское логово – вообще ехать не хотел, еле заставили…
- Так, всё! – Недобежкин обрадовался плану, что возник у него в голове, и сразу же начал отдавать команды:
- Соболев, займитесь изолятором! – потребовал он. – Всё, что нужно отошлите на экспертизу, и попытайтесь хоть кого-нибудь тут допросить. А мы пока Семиручкой займёмся.
Семиручко дрожал на том неудобном стуле, куда заставил его сесть «суперагент» Ежонков. Кажется, Ежонков пытался его гипнотизировать, а может быть, и пытать по-СБУшному. Председатель Верхнелягушинского сельсовета был так затравлен, словно бы попал в гестапо.
- Спасите меня, - пролепетал он, едва Недобежкин переступил порог соболевского кабинета. – Этот палач – он кивнул пухлой головой на расположившегося в кресле Соболева Ежонкова. – Он меня убьёт! Он чуть не переломал мне хребет…
- Ежонков! – ощетинился Недобежкин, услыхав про бесчинства последнего. – Ты что тут с ним делал??
- Да ничего! – фыркнул Ежонков, поёрзав в кресле. – Я только сидел… Ну, папки немного пошерстил. Я его не трогал, он же брешет!
- Ясно, - согласился Недобежкин и надвинулся на Семиручку. – Вы хоть знаете, за кого только что ручались? – вопросил милицейский начальник, заглянув в его побелевшее личико.
- Га-гаврила Семёнович, - заблеял председатель сельсовета. – Плотник, честнейший, бескорыстнейший, верит в бога… А вы его схватили…
- Хорошо, - кивнул Недобежкин. – А теперь говорим правду. Где настоящий Потапов?
Семиручко подался назад, мигом изменился в лице и, вместо правды издал коровий рёв.
- Мы уже допрашивали его в Вавёркиным, - заметил Пётр Иванович. – Ничего не вышло – мычит.
- Ясен перец, - вздохнул Недобежкин, бросив быстрый взгляд на дичающего на глазах Семиручку. – Пускай этот кадр пока тут, в изоляторе посидит, а мы с вами, ребята туда, к этому Потапову скатаемся.
- А я? – осведомился Ежонков, украдкой листая бумаги в одной из папок на столе Соболева.
- С нами, Ежонков, с нами! – настоял милицейский начальник. – Я тебе ещё за Смирнянского начищу уши!
- Ну! – обиделся Ежонков. – Я же не виноват, что твой заместитель…
- И Смирнянскому начищу уши! – грозно пообещал Недобежкин. – Всё, едем! Ещё надо глянуть, кого там Самохвалов наловил.
========== Глава 85. Эхо "Наташеньки". ==========
1.
Хата плотника Гаврилы Семёновича Потапова ничуть не изменилась с тех пор, как Пётр Иванович и Сидоров впервые приезжали в Верхние Лягуши. Низенькая, покосившаяся лачужка, которая вросла в огород по самые свои подслеповатые окошки. Вокруг этой небогатой избухи висел такой запах, что к ней не подойдёшь, не поморщившись и не зажав нос. Нет, пахло не гнилью, не мусором, а ладанным дымом и чесноком. По общепринятому мнению плотник, таким образом, сохранял свою персону от верхнелягушинского чёрта.
- Стойте! – выдохнул Синицын, едва завидев издалека жилище Потапова. – Когда Смит привозил меня сюда в девяносто девятом – я жил именно в этом доме… Как сейчас помню!
- И что – один жил? – удивился Пётр Иванович. – А как же плотник?
- Не было никакого плотника, Петька! – настаивал Синицын. – Хата была, мебель кое-какая – тоже была… А вот, плотника не было. И ещё, вы знаете? Тут, в хате есть подвал – так он прямо туда, в эти катакомбы чёртовы ведёт!
- Исследуем! – храбро решил милицейский начальник, выпрыгнул из кабины «Ниссана» и направился прямо к этой хате.
Пётр Иванович тоже считал, что подвал надо исследовать – тем более, что этот Гопников погиб. А вот Ежонков почему-то застрял за рулём и прохныкал вслед удаляющимся товарищам:
- Эй, а там фашистские агенты!
- Ползи сюда, Ежонков! – приказал ему Недобежкин. – Хватит тут лепить горбатого!
- Блин! – обиделся Ежонков и нехотя покинул тёплое местечко за рулём. – Я его предупреждаю, а он?
Хата стояла тихой и тёмной, словно в ней не водилось ни души. На огороде торчали какие-то побеги, но Недобежкин не был садоводом-огородником, и поэтому не различил, что это растёт такими ровными рядами – сорняки, или овощи.
Милицейский начальник проследовал по пыльной тропинке к деревянной двери и поднял руку, собираясь в неё постучать. И тут Пётр Иванович, который двигался следом за Недобежкиным, заметил, что эта самая дверь приоткрыта.
- Василий Николаевич, - прошептал он, показав подозрительную щель между дверью и луткой. – Смотрите!
- А? – Недобежкин опустил руку и отступил назад. – Так… - он тоже заметил щель. – Тихо, тут кто-то может быть…
Серёгин и Синицын притаились у побеленной извёсткою стены, Недобежкин приблизился к двери и навострил уши, пытаясь услышать внутри хаты какой-нибудь шум, а Ежонков тот просто попятился назад.
- Синицын, обойди-ка эту избёху сзади! – прошептал Недобежкин. – Позаглядывай в окошки! Серёгин, со мной заходишь.