Текст книги "G.O.G.R. (СИ)"

Автор книги: Анна Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 168 (всего у книги 198 страниц)

- Дактилоскопируйте этого субчика, и результаты в срочном порядке ко мне на стол! – милицейский начальник страстно желал заполучить в своё распоряжение отпечатки пальцев Генриха Артеррана, и как можно быстрее. ========== Глава 119. "Звериная порча" не отступает. ========== Недобежкин в который раз заставил Ежонкова и Смирнянского работать – обязал этих двоих не шибко работящих товарищей написать полный и исчерпывающий отчёт о выборочном гипнозе, чтобы потом подшить его в тридцать седьмое дело. Пётр Иванович тоже работал: переносил на бумагу все диктофонные записи допросов «секретных узников», превращая их в протоколы. Перед Серёгиным уже скопилось штук пятнадцать таких протоколов, однако написать ему предстояло, наверное, раза в два больше. Вот он и писал, не покладая ручки. Недобежкин тоже – работал. Он не отпускал майора Кораблинского – последний всё ещё сидел тут же, в его кабинете, на стуле для посетителей, а милицейский начальник дозванивался до Областного ОВД. Недобежкин так и не дал Кораблинскому и пикнуть. Милицейский начальник так ему сказал: - Вот что, супергерой! Про это ваше похищение, или исчезновение ещё бабка надвое сказала. Притворялись тут Грибком, а сами, я посмотрю, крот! - Вы не имеете права меня задерживать! – сообщил Кораблинский, пытаясь казаться сурово-уверенным, хотя и сам начал подозревать, что ввязался в некую авантюру, которая может стоить ему карьеры, а то и свободы. А может быть, даже здоровья и жизни. - А это мы ещё посмотрим, - фыркнул Недобежкин, слушая монотонные гудки, которые раздавались ему в ухо из телефонной трубки. – Вы, кажется, отказались от курса психологической помощи? - А это тут причём? – удивился Кораблинский, чувствуя, как холодеют пальцы у него на ногах: да, кажется, он действительно крупно влип. - А вот, посмотрите! – Недобежкин кивнул в сторону Сидорова, который сидел, растёкшись по дивану, и изредка пускал хрипатую козлиную ноту. Ежонков сказал, что ещё займётся им, однако Недобежкин не был уверен в том, что Сидорову, вообще, что-либо поможет. Кажется, у него не выборочный гипноз, а уделали беднягу-сержанта по полной программе, раз и навсегда… - Кажется, у вас, дружище, то же самое! – пробурчал Недобежкин и швырнул трубку на рычаг. Когда он позвонил в третий раз – Областное ОВД почему-то ответило ему следующим образом: «Набранный вами номер не существует». Кораблинский промолчал. Поглядев на Сидорова он растерял весь боевой пыл… Нет, боевой пыл майор Кораблинский растерял ещё раньше, когда понял, что последние полтора года своей жизни он, вообще, не помнит. Милицейский начальник, в который раз зажал телефонную трубку между плечом и ухом и яростно тыкал пальцем в клавиши, пытаясь добиться ответа от Областного ОВД. Второй рукой он тыкал в клавиатуру компьютера, разыскивая по всем доступным ему базам данных данные на человека по имени Никанор Семёнов. Недобежкин так увлёкся поиском, что не замечал, как вместо номера Областного ОВД набирает номер своего домашнего телефона. Майор Кораблинский перевёл взгляд с «камлающего» Сидорова на Смирнянского и Ежонкова, которые что-то усердно писали, а потом зачёркивали, опасливо глянул на Недобежкина, который продолжал вместо Областного ОВД названивать к себе домой… Да, кажется, всё это куда серьёзнее, чем он думал. Ещё утром он думал, что идёт на службу, творить благое дело, но сейчас – кажется, никакого «благого дела» нет и в помине, а сам он – не заметил, как оказался замешан в каких-то тёмных делах… - Смирнянский! – загремел Недобежкин, швырнув трубку на рычаг, потому что так и не смог дозвониться до Областного ОВД. – Чёрт, что это за ментура такая – спят они там, что ли?.. Смирнянский! Смирнянский оторвал взгляд от экрана ноутбука и ленивым движением поднял голову. - Чего тебе, Васёк? Недобежкин глянул на часы: до полудня оставалось меньше получаса. - Смирнянский, ты говорил, что знаешь этого, Никанора? Знаешь? Смирнянский задумался, почесал затылок правой пятернёй и пробормотал: - Никанор Семёнов ушёл на пенсию ещё в лихих девяностых. Этот чувак похож на него… - Свяжись мне быстро с Интерполом! – потребовал Недобежкин. – Надо разобраться со всем этим сегодня же! - Стоп, стоп, стоп! – замахал руками Смирнянский. – Разобраться сегодня же не получится никак. Надо установить личность этого голубца, узнать, где он живёт, с кем тусуется и т.д. - Это был Никанор Семёнов, или нет?? – грозно надвинулся на Смирнянского Недобежкин, перегнувшись через стол. – Ты, же, кажется, с ним работал, да? - Ну, работал! – буркнул Смирнянский. – Ладно, я кукарекну Мурзику, он пробьёт по базе… - Какому Мурзику? – оскалился Недобежкин, сминая первую же бумагу, что попалась ему под руку. – Я тебе поручаю серьёзное дело, а ты мне каких-то Мурзиков суешь! Может быть, ещё Тузика предложишь? - Мурзик там, в больших кругах вертится! – загадочно прошептал Смирнянский, сделав на лице шпионскую гримасу. – Он знает даже больше, чем я. Я тебе его фамилию не скажу – это в целях конфиденциальности. Но завтра, послезавтра максимум, будет тебе полный отчёт на тему «Никанор Семёнов и его изотопы»! - Ладно, давай своего Мурзика! – устало вздохнул Недобежкин. – Только вот, что с Кораблинским делать… Майор Кораблинский не знал, «что с ним делать», и поэтому просто кротко промолчал. - В обезьянник забей, к Никанору! – посоветовал Смирнянский. – Я вообще, не уверен, что этот гаврик – Никанор Семёнов! Настоящий Никанор Семёнов, с которым я работал, уже бы столетний юбилей гулял! Его в сорок первом уже на Отечественную забрили! - Не могу я Кораблинского в обезьянник забить! – отказался Недобежкин. – Нечего предъявить ему! Не Кораблинский же того липового агента зажмурил! Отпустить придётся Кораблинского под честное слово! - Я его вспушу? – осведомился Ежонков. – А то про выборочный гипноз мы уже почти что всё написали. Я долго его изучал, и всё про него знаю! - Сидорова вылечи! – указал Недобежкин, краем глаза поглядывая на монитор своего компьютера. База данных выдавала ответ на его запрос по Никанору Семёнову. Субъектов с такой фамилией уже набралось девятнадцать человек, а поиск ещё не закончился. Ежонков почесал лоб и крепко-накрепко задумался, скукожившись на стуле. - По идее, - пробормотал сей преемник Кашпировского, сморщив нос. – Сидоров должен был прокамлаться сам в тот момент, когда этот Генрих крякнул. Так всегда бывает: когда умирает гипнотизёр – проходит гипноз, потому что воля гипнотизёра больше не действует на жертву… А тут что-то не так… - Ну, и ваше мнение, профессор? – потребовал от Ежонкова Недобежкин. - Выходит, что Сидорова уделал не Генрих! – неожиданно заключил Ежонков. – Иначе никак нельзя! - А кто? – удивился Недобежкин. - Зайцев! – буркнул Ежонков. – Серёгина Зайцев уделал? Зайцев! Вот и Сидорова – тоже! - Теперь всех собак будем валить на Зайцева… - прошипел Недобежкин. – Борисюк тут быков рисует, а виноват во всём Зайцев… Как Зайцев-то сюда проник? Пётр Иванович переносил на бумагу первый допрос «Гохи» Синицына – когда Синицын пробухтел гугнивым голосом, что его зовут «Гоха Гоха». Он слышал, о чём Недобежкин спорил с Ежонковым и решил снова попробовать рассказать про существо-тень – авось, теперь получится? Серёгин наспех продумал слова, которые скажет, набрал побольше воздуха – готовился выпалить все эти слова на одном дыхании и не запнуться. Он открыл рот с явным намерением произнести именно нужные слова, но никак не: - Ме-е-е-е-е! – да, это единственное, что Серёгину удалось сказать. Недобежкин и Ежонков вмиг замолкли и уставились на Серёгина. Смирнянский тоже отвлёкся и негромко выплюнул: - Ну-ну! Сидоров – тот пошевелился на диване, куда его усадили, и ответил Серёгину в том же ключе: - Ме-е-е-е-е! Смирнянский не смог подавить смешок, а Недобежкин зыркнул в сторону Ежонкова до того гневным глазом, что «великий психиатр» пригнулся под стол и залопотал, словно зайчонок пред охотником: - Я не знаю, что… Нет, вернее, знаю! – поправился он и вылез из-за столешницы. – Это Зайцев уделал Серёгина! И когда Серёгин хочет сказать об этом – у него врубается «звериная порча»! - Серёгин… - буркнул начальник, подёргав рыжий ус. – С «порчей» твоей… ========== Глава 120. Молчание... козлят?? ========== Пётр Иванович Серёгин, как и любой живой человек, морги не любил. Но раз начальник отправил его туда – поинтересоваться, как обстоят дела с изучением останков Генриха Артеррана – Серёгин собрался и поехал в обитель усопших, разговаривать с «последним врачом». Около мрачного серого морга, чей фундамент покрывал неприятный липкий мох, были насажены неприлично весёлые и яркие клумбы, над которыми кружили беззаботные бабочки. Деревянная дверь морга была приоткрыта и сиротливо болталась над низким унылым крыльцом. Поднявшись на это крыльцо из двух стоптанных ступенек, Пётр Иванович толкнул плечом приоткрытую дверь и сделал уверенный шаг в липкий, почти могильный сумрак. Двигаясь по коридору, Серёгин услышал некий странный звук, словно бы где-то там, в зеленовато-серой мгле, блеет коза. - Что за чёрт? – удивился Серёгин и даже потряс головой, чтобы вытряхнуть из неё всё лишнее. Наверное, это блеяние уже ему мерещится – до такой степени закрутился с этой проклятущей «порчей»! Но нет – ему не удалось ничего вытряхнуть: блеяние никуда не исчезло, а даже наоборот – усилилось, стало громче, отчётливей, словно бы Серёгин приблизился к его источнику. Эй, да тут блеет не одна коза, а целых две, или даже, так: коза и козёл. Пётр Иванович замедлил шаг, шёл теперь медленно, осторожно, смотрел под ноги и старался не заглушать гулом своих шагов те козлиные звуки, которые неслись неизвестно откуда и разносились по коридору зловещим эхом… Пётр Иванович вдруг остановился. Он посмотрел вниз, на пол, и увидел, что у него под ногами валяется белая простыня. Переступив через неё, Серёгин сделал ещё несколько шагов и тут – заметил в мужском туалете уборщицу. Уборщица сидела в ведре, за наполовину прикрытой дверью с большой синей буквой «М». Время от времени она разевала рот и испускала крики: - Ме-е-е-е-е! Ме-е-е-е-е! Ме-е-е-е-е! При виде этой жутковатой «картины маслом» Петра Ивановича даже затошнило. «Звериная порча» была на лицо, и она оказалась так сильна, что не позволяла уборщице даже покинуть ведро. Серёгин не вошёл, а ворвался в этот окаянный мужской туалет, спихнув с дороги дверь ногой, и тронул «болезную» уборщицу за плечо. Та истерически взмемекнула – нет, это был не человеческий голос – и повалилась на бок, опрокинув ведро. В ведре была вода, и теперь на кафельном полу образовалась разлапистая мутная лужа. - Ме-е-е-е-е! – продолжала вещать – нет, не вещать, а верещать – уборщица, не замечая, что плавает. - Чёрт! – чертыхнулся Пётр Иванович и метнулся на поиски других живых людей. По обеим сторонам коридора торчали неодинаковые двери, Пётр Иванович поочерёдно дёргал за ручку каждую из них. Он на полном скаку ввалился в первую попавшуюся открытую дверь и застыл на пороге. Серёгин попал в препараторскую, и прямо перед ним на каталке под простынкою возлежал, ожидая вскрытия, некто неживой и остывший, отмеченный бирочкой на большом пальце правой ноги. Но это ничего, это в порядке вещей. Однако под пустым операционным столом сидел прямо на выдраенном с хлоркой кафеле пола вполне живой врач, одетый по-врачебному, во врачебной марлевой повязке. Сидел и, вращая нечеловечески безумными глазами, издавал такие звуки, какие мог бы издавать нестарый козлик. Пётр Иванович медленно обогнул каталку и приблизился к врачу. Врач был слишком забацан, чтобы видеть что-либо вокруг себя, он оставался на своей волне и блеял, пялясь куда-то в космос. Серёгин не стал беспокоить врача – всё равно бесполезно. Он просто достал мобильный телефон и позвонил начальнику. Ответ Недобежкина походил на рык изголодавшегося велоцираптора. Пётр Иванович отодвинул телефонную трубку подальше, спасая себя от глухоты на левое ухо. - Так! – авторитетно заключил Недобежкин, когда излил эмоции. – Сейчас я приеду сюда с Ежонковым – пускай пушит этих врачей-недоучек! Я узнаю, кто его украл! «Украл» - да, эта простая и прагматичная формулировка оказалась для Серёгина в новинку. Он поддался мистическим веяниям Сидорова и поверил в то, что этот Генрих Артерран воскрес, как настоящий верхнелягушинский чёрт… Потом он запортил «врачей-недоучек» «звериной порчей» и преспокойненько устроил отсюда ноги на все четыре стороны. Серёгин сел около «камлающего» врача и стал дожидаться прибытия «отряда Альфа» в составе Недобежкина и Ежонкова. - Ме-е-е-е-е! – выводил «эскулап» и не шевелился. - Ме-е-е-е-е! – отвечала ему из коридора уборщица. Пётр Иванович вынужденно прослушивал их «концерт» и его мозги уже порывались выскочить из черепа и присоседиться к сидящему на полу врачу… Недобежкин и Ежонков приехали достаточно оперативно – минут за десять. - Серёгин! – послышался в коридоре рокот Недобежкина. - У, вот это – уделали! – оценил голосок Ежонкова. Наверняка Ежонков нашёл уборщицу. - Я тут! – подал голос Пётр Иванович, отковырнувшись от пола и покинув врача. Врач же признаков интеллекта не подал – только взмемекнул так же, как уборщица. Недобежкин распахнул дверь и ворвался в препараторскую, как какой-то пароход. - Серёгин! – выдохнул он и приподнял простынку над хладным лицом ушедшего из жизни незнакомца с бирочкой. – Чёрт! – пробормотал милицейский начальник и бросил простынку на место. – Ну, что? – и вперил сверлящий взор в блеющего врача. - Вот… - буркнул Серёгин, кивнув в сторону «попорченного» врача. – Уборщице не лучше. - Чёрт… - повторил Недобежкин и развернул могучий корпус к двери. – Ежонков!! – призвал он психиатра. – Колеси сюда – тут у нас «козлёнок» завёлся! Ежонков вплыл в препараторскую, не спеша и жуя пончик. У него в руке был целый пакет пончиков. «Суперагент» съедал пончик за четыре укуса и доставал следующий. Пётр Иванович сегодня только позавтракал в половине седьмого утра. Стрелка часов зашкаливала уже далеко за полдень – было часа два – но есть Серёгину почему-то как-то не хотелось: видимо, была не та обстановка. Глянув сытыми глазами на врача, Ежонков прогулялся по препараторской, доел пончик и потянулся за следующим. - Хватит! – осадил его Недобежкин. – Уже десятый точишь! Знаешь, что в пончиках пятьсот калорий на сто грамм?? - А когда это ты диетологом заделался? – осведомился Ежонков, глянув на начальника исподлобья. – Давай, лучше, пушить их будем, а то уже вечер! Моя жена и так думает, что я ей изменяю! А я у тебя тут воюю с козликами и с осликами! - А твоя жена хорошо видит? – поинтересовался Недобежкин, плюясь сарказмом. - А что? – не понял Ежонков, съедая пончик. – Серёгин, не хочешь? – он протянул Петру Ивановичу свой пакет. - Нет, спасибо, - отказался от жирной пищи Серёгин. - А то, - рыкнул Недобежкин Ежонкову, - что если бы она у тебя хорошо видела – никогда бы не подумала, что ТЫ ей изменяешь! Посмотри на себя: ты же колобок на ножках! Работай, давай, а то на глазах жиреешь! - Бе-бе-бе! – огрызнулся Ежонков, высунув язык. – Не забывай про быка, Васёк… - пробубнил он себе под нос и подошёл к врачу на мягких лапах. – Давай-ка посмотрим… Неудобно сидит! – оценил Ежонков позу «пациента». – Васёк, потрудись? Ежонков хотел, чтобы Недобежкин усадил врача вон на тот приземистый стул, который торчал у самой стены. Врач был тщедушен, не весил и семидесяти килограммов, но Недобежкин отказался поднимать его и тащить на стул. - Внуши ему, и он пойдёт! – огрызнулся милицейский начальник и занял тот самый приземистый стул своей персоной. Пётр Иванович тихо хихикнул, а Ежонкову ничего больше не оставалось, как прекратить питаться пончиками и начать работу. Под действием гипноза врач замолчал. И всё. Он сидел на полу и молчал, как рыба и не проронил ни словечка, несмотря на все пассы Ежонкова. Недобежкину довольно быстро надоело смотреть, как Ежонков тут танцует в мертвенном свете бестеневой лампы. Милицейский начальник поёрзал на стуле, который оказался достаточно скрипуч, и вынес вердикт: - Бросай и волоки уборщицу! - Но он уже почти раскололся! – возразил Ежонков, который не хотел утруждать себя «волочением» уборщицы. Кстати, последнюю назвать стройной можно было бы, да. Но с большой натяжкой, закрыв глаза на пару троек/четвёрок/пятёрок лишних килограммов. А врач смотрел в одну и ту же никому не известную точку пространства, и выражение его лица напоминало морду судака. Варёного судака. - Ну, да, - скривился Недобежкин, бросив быстрый взгляд на несчастного врача. – Не блеет – значит, раскололся. Волоки уборщицу, увалень! - Точно внушу тебе, что ты – бык! – огрызнулся Ежонков.