сообщить о нарушении
Текущая страница: 94 (всего у книги 198 страниц)
- Как ваш сотрудник подсадил к нам с товарищем полковником арестованную преступницу, - по-человечески ответил Сёмкин, ничего не жуя. – А потом – всё, наступила темнота. Очнулся здесь. Меня что, ударили по голове?
- Можно и так сказать, - согласился Недобежкин
- Сёмкин, будешь теперь в обглоданной фуражке ползать! – подал голос Девятко, чья фуражка была не менее обглодана. – Новую не выдам!
- Что? – неподдельно удивился Сёмкин. – Что значит – «обглоданной»? Кто мог обглодать фуражку? – он явно не понимал, о чём сейчас идёт речь и твёрдо знал, что фуражка несъедобна.
- Ты своими бивнями и обглодал! – рыкнул Девятко. – Сидел тут, лопал! Вкусно?
- А? – не понял Сёмкин.
- Всё, отставить! – вмешался засыпающий Недобежкин. – Пойдёмте досыпать, а завтра разберёмся, у кого тут бивни и кто тут что обглодал!
========== Глава 33. Подбираемся к тайне. ==========
А тем временем в Донецке Коля ждал, когда же к нему вломится группа захвата и утащит его в милицию. Но никакая группа к нему не вламывалась, тащить его никуда не собирались, да и Генрих Артерран задерживался с визитом и не приходил за добытой Колей синей папкой. Николай держал её под замком в своей тумбочке, которая изнутри была железной и по-настоящему являлась сейфом. Так Коля оберегал «сокровище Робокопа» от своего назойливого «родственника» Феди, который постоянно подруливал к нему с какими-то глупыми вопросами. Однажды он так достал, что Коля в сердцах засадил ему в лицо кулак. Потом, конечно, жалел, извинялся и прикладывал кусок замороженного мяса к его распухшей щеке. Выяснить личность Феди и его настоящее имя Коля не мог – он не говорил. А когда Коля сказал, что его зовут Николай Светленко, а никакой не Владлен Евстратьевич, этот Федя никак не отреагировал, а спустя время – обратился к Коле: «Владлен Евстратьевич». Видно, застопорил ему мозги проклятый Генрих – ничего не понимает, бедняжка!
Но после того, как Федя получил тяжёлую оплеуху от Коли, он начал временами выпадать из реальности, падать на пол и с очумелым видом звать какую-то Наташеньку.
- Наташенька, Наташенька!.. – хрипел этот тип страшным полушёпотом и извивался так, словно бы его укусила змея.
Его невозможно было ни ущипнуть, ни позвать, ни отлить водой – на внешние раздражители он не реагировал, а успокаивался сам. Посмотрев на Федины «припадки» пару раз, Коля вспомнил бомжа по имени Грибок, который, говорили в изоляторе, так же «камлал». После того, как Федя «закамлал» в третий раз, Николай дождался ночи и, когда из соседней комнаты раздался Федин храп, извлёк из тумбочки-сейфа синюю папку и заглянул в документы, которые она хранила и прятала. Большая часть документов была на незнакомом и нелюбимом Колей немецком языке. Но вот, в самом низу попалась бумажка и по-русски. «Отчёт об экспериментах по безопасности в рамках проекта «Густые облака». Это просто феноменально! Их ничего не остановит! Они реагируют лишь на свинцовые перегородки метровой толщины – только через них они не могут пробраться!».
«Кто такие эти «они»? - удивился про себя Коля. И что это за проект такой «Густые облака?»». Николай присмотрелся и увидел на русской бумаге дату «01.06. 1957». А на немецких документах – вообще, сорок первый – сорок второй годы!
Утром Николай Светленко вышел из своей квартиры, замаскированный под старичка Владлена Евстратьевича, а в пакете у него лежала синяя папка. Он пошёл не куда-нибудь, а в ближайший гипермаркет, где есть копировальный аппарат и скопировал себе все документы – и немецкие, и русские – что нашлись в его папке. Возвращаясь домой, Коля всегда смотрел: нет ли поблизости Сидорова – боялся, а вдруг Пончик узнает Интермеццо? Коля, конечно, хотел, чтобы его арестовали, но только не Пончик! Это уже перескочило на уровень «Дела чести». Сидоров куда-то уехал – Коля определил данный факт по газетам, которые скопились у него в ящике – почтальон уже силой пихает их туда. Уехал – и ладно, так даже лучше. Зайдя в квартиру, Николай обнаружил Федю «камлающим». Федя, как обычно, лежал на полу, извивался, но к его обычной Наташеньке прибавилась ещё и какая-то Эмма.
- Эй, Федька! – Коля позвал этого странного субъекта, но не рассчитывал на то, что он откликнется.
Федька, действительно, не откликнулся, зато произнёс несколько новых слов: «Гогр», «найти» и «дихьтенволькен». Последнее слово он повторил несколько раз, однако оно было явно не русское, и Коля не понял, что имел в виду этот «Федя»… и ли даже не Федя.
Желая превратить Николая в своего универсального солдата, Генрих Артерран обучил его азам гипноза. Коля мог загипнотизировать кое-кого, например мента Карпеца, который вынес его дело из Областного ОВД. Николай дождался, пока «камлание» Феди закончится, и он станет вменяем. Когда же наконец у Феди закончилась тряска и он, как ни в чём не было, поднялся на ноги, Николай Светленко вспомнил, чему научил его Генрих Артерран, и на время превратился в Вольфа Мессинга. Николай усадил «родственничка» на диван и принялся вводить его в гипнотический сон. Федя никак не хотел засыпать, и постоянно спрашивал у Коли:
- Что вы делаете, Владлен Евстратьевич? – хотя Коля разгуливал перед ним без фальшивой лысины и без накладной бороды.
Николай принёс маятник – снял с ванны затычку вместе с цепочкой. Спустя около часа Федя прекратил задавать свои глупые вопросы и заснул с открытыми глазами.
- Фух, вышло! – выдохнул Коля. – А ну, Федюнчик, давай, вываливай, что такое это твоё «Гогр»?
«Федюнчик» не сказал ни слова. Вместо этого он выкруглил свои и без того кругленькие глазки, дёрнул своим носиком-уточкой, а потом – соскочил с дивана, встал на четвереньки и разразился заливистым лаем, словно небольшой весёлый пёсик.
- Эй, да что с тобой?! – перепугался Николай.
- Ваф! Ваф! – «ответил» ему Федя, а потом – не успел Коля и глазом моргнуть – как этот «щенок» напрыгнул на него, повалил на ковёр и давай вылизывать Колины нос и щёки!
- Слезь, слезь с меня! – Коля начал спихивать с себя семидесятикилограммового «мопса», уворачиваясь от его капающих слюней. – Брысь!.. Кыш!.. Пшёл!!
Насилу Коле удалось освободиться от своего назойливого «питомца» и отползти в дальний угол комнаты.
- Ваф! Ваф! – весело завизжал Федя, решив, что хозяин с ним играет.
Федя подскочил к Николаю, встал «на задние лапки», поджав руки к подбородку, высунул язык и задышал ртом по-собачьи, желая, чтобы Коля бросил ему мячик, или палочку.
- Да иди отсюда! – отказался Коля, отпихнув «собачку» ногой. – Амёба слюнявая!
Реакция Феди была неожиданна: из игривого щеночка он вмиг превратился в разъяренного ротвейлера и накинулся на Николая со львиным басовитым рыком, оскалив зубы. Коля струсил, ринулся в прихожую и выскочил в подъезд, захлопнув дверь у самого носа «свирепого чудища». «Собака Баскервилей» оглашала подъезд ужасающим лаем и бросалась на непрочную дверь, сотрясая её, стремясь выбить своим мощнейшим торсом. Коля привалился к двери спиной, чтобы хоть как-то спасти себя от клыков «ликантропа». Вырвись он – и Коля загрызен! Из квартиры напротив выпросталась немолодая и нестройная соседка. Заметив вжавшегося в трясущуюся дверь Колю, она сдвинула на нос толстенные очки и проронила:
- Сынок… ты чего это у квартиры Владлена Евстратьевича делаешь?
Коля обмер: забыв о мудрой осторожности, он вылез из квартиры на свет без маскировки!
- А-а, у-у, э-э… - пролепетал Коля, не найдя, что же ему ответить. – Владлен Евстратьевич собачку завёл… Вот, кормлю…
- А, Федя! – подслеповатая соседка обманула сама себя и Коля облегчённо вздохнул, удерживая на своих слабеющих плечах расшатывающуюся дверь.
Соседка спустилась вниз по лестнице, оставив Колю наедине с порождённым им самим чудищем. Монстр сотрясал дверь минут пять, а потом – пару раз довольно тявкнул и отполз вглубь квартиры. Поняв, что хищник бросил добычу, Николай осторожно приоткрыл дверь и засунул в квартиру один только нос.
- Наташенька! Наташенька! – раздавалось из кухни.
Коля осознал, что «озверение» прошло, и Федя опять «камлает». Федор валялся на полу кухни и ныл про свою потерянную Наташеньку. Да уж, хорошо над ним поработал Генрих Артерран – если сам Коля только безобидно блеет, то этот субъект – настоящий оборотень!
- Да ну тебя в баню! – фыркнул Николай и ушёл смотреть телевизор…
… Когда Эммочка очнулась во второй раз – она увидела вокруг себя непроглядную темноту. Она поняла, что находится в помещение – воздух был неподвижен и сух. Эммочка лежала на чём-то мягком – кажется, это было тряпьё. «Уложили на подстилку, будто я водосвинка какая-нибудь!» – со злостью подумала Эммочка, и тут же глаза её различили у самого пола недлинную и узенькую полоску света, словно бы свет проникал из соседней комнаты в щёлку под дверью. «Интересно!» Стараясь не шуметь – пускай думают, что она без сознания – Эммочка подползла к этой щёлке и попыталась заглянуть в неё. Не вышло: щёлка оказалась слишком узка. Тогда Эммочка затихла и превратилась в слух: авось что услышит? Там, куда вела эта щёлка, вначале было тихо, а потом – раздались чьи-то шаги и голоса.
- Бу-бу-бу!
- Гу-гу-гу! – они были далеко, говорили полушёпотом, поэтому до Эммочки долетало лишь невнятное бормотание.
«Чёрт!» - ругнулась про себя Эммочка, досадуя на то, что ничего не слышит – ведь один из этих голосов на сто процентов принадлежит пройдохе Гейнцу! Эммочка придвинула ухо к щёлке настолько близко, насколько смогла, но всё равно слова не понимала.
- Бу-бу-бу!
- Гу-гу-гу! – и хоть ты тресни!
Но потом, они кажется, подошли поближе, что ли, и до Эммочки стали долетать отрывки неких фраз. Кажется, они там о чём-то спорят… Надо бы подслушать и запомнить как можно больше.
- Ты обещал, что откроешь… - недовольно ворчал один голос, не Гейнца, а чей-то ещё.
- Я подумал и решил, что тебе это ни к чему! – парировал Гейнц.
- Мне необходим этот образец! – настаивал голос другого человека.
- Спускаться ниже этого уровня небезопасно, - предупредил Гейнц, а потом сказал что-то ещё, но уже шёпотом, и Эммочка услышала только «Шшшш!».
Но всё же, из этой короткой беседы Эммочка кое-что поняла. «Спускаться ниже этого уровня…» - так сказал пройдоха Гейнц. А значит – она на «Наташеньке»! Раз Гейнц затащил её сюда… Уж не наведёт ли он на неё «звериную порчу»? Нет, этого допустить нельзя – Эммочка решила, что обязательно должна выбраться из ловушки, иначе ей достанутся «большие кранты»…
Дождавшись пока Гейнц выпроводит своего дружка и «вымоется» сам, Эммочка попыталась легко и ненавязчиво толкнуть дверь – а вдруг её оставили незапертой? Ага, жди! Дверь не поддалась – Гейнц, наверное, на неё навесил семь электронных замков и один амбарный! Позвать на помощь? Тоже отпадает – позовёшь, а тебя никто под землёй не услышит, зато припрётся Гейнц и наведёт «звериную порчу»… Нет, этот вариант тоже не катит… Надо пользоваться мозгами. Есть ли у Эммочки мозги? Эммочка считает, что есть. И вот, она попыталась ими пошевелить. Если дверь заперта на замок, то можно её выбить. А если она толстенная, как люк на подводной лодке? Нет уж, набивать синяки и шишки неохота, нужна хитрость.
- Э-эй! – Эммочка «каркнула во всё воронье горло», намереваясь призвать Гейнца и постараться перехитрить его.
Но на её призыв отозвалось только звонкое эхо пустоты – наверное, Гейнц куда-то умотал – далеко и надолго. А она осталась тут – голодная и холодная, запертая в подземелье, из которого и без замков-то выхода нет… Хорошую же смерть он ей уготовил – вот это Гейнц так Гейнц! Ну, ничего – Эммочка выкарабкается, ещё не такие двери открывала!
Когда Эммочка убегала от деревенских сумасшедших – она не успела одеться и предстала перед всеми – в том числе перед Сидоровым и пройдохой Гейнцем – в одной пижаме. Однако сейчас Эммочка обнаружила на себе некие чужие штаны и какую-то, скорее всего, мужскую рубашку: слишком уж она была большая. Переодели, значит! Но пижаму не забрали: чужую одёжу кто-то натянул ей прямо на пижаму.
Только Эммочка собралась измыслить новую хитрость, как услышала, что в её темнице, только чуть дальше, наверное, у стенки, кто-то заворочался и застонал. Эй, да она тут не одна сидит! Гейнц засунул её в «общую камеру»! Ещё кого-то заморить удумал… Ну, ему это даром не пройдёт – ох и бит будет пройдоха Гейнц!
- Кто здесь? – спросила Эммочка в пустоту темноты, обернувшись в ту сторону, где тихо жалобно ныл второй пленник.
- Ы-ы-ы! – ответил тот.
Эммочка осторожно, чтобы ни за что не зацепиться в темноте отползла от двери и поползла на этот слегка дикий голос. Её глаза уже привыкли к мраку, и она различала у стены контуры человеческого тела. Человек сидел, привалившись к стене спиной, иногда пытался ворочаться и шевелить ногами. Его руки были заведены за спину, и кажется, связаны. Интересно, как тот несчастный сюда попал? Когда Эммочка спросила его об этом – пленник покрутил головой и снова сказал невнятное:
- Ы-ы-ы!
- Эй, вы перевернитесь, а я попробую вас развязать, - предложила Эммочка .
Но её сосед будто бы не слышал, а ныл на своей волне:
- Ы-ы-ы!
«Вот непутёвый чувак! – подумала про себя Эммочка. – Это же надо – угодить в плен к Гейнцу! А Гейнц он такой противный – живым же не выпустит!». Эммочка хотела жить, и поэтому она решила действовать. Не дожидаясь, пока этот «меланхолик» раскачается, Эммочка силой перевернула его на живот и принялась распутывать толстую верёвку, что стягивала его отощавшие руки. Пленник уткнулся носом в холодный бетонный пол и безлико скулил букву «Ы». Наконец-то Эммочка победила упрямую верёвку и отшвырнула её в тёмный угол. Освободившись от верёвки, второй пленник даже не попытался ни встать, ни хотя бы перевернуться. Он даже руки из-за спины не выцарапал – а так и лежал, носом вниз, с заведенными назад руками.
- Да какая муха тебя укусила?! – вспылила Эммочка.
Перевернув бессловесного соседа с живота на спину, она прислонила его к стенке. Сосед был достаточно тяжёл: килограммов под семьдесят живого веса, когда сама Эммочка весила пятьдесят. Эммочка взмокла, а разозлившись окончательно на его тупорылое мычание – залепила звонкую пощёчину. Пощёчина возымела на «зомбированного» узника эффект: он мигом проснулся, шумно вопросил, где он, и уставился на Эммочку в упор, хоть и почти не видел её в темноте.
- Очухался, чувик? – осведомилась Эммочка, отодвигаясь от таращащегося на неё соседа. – Ты во мне дырку просверлишь! - ей не понравилось то, что он так на неё таращится.
- Я не чувик… - прохрипел «чувик». – Я… а-а…
Он замолк, затряс башкой по лошадиному и зажал руками свои уши.
- Ну, кто?! – выплюнула Эммочка, оторвав правую руку «чувика» от его правого уха.
- Я… не знаю, - пролепетал он и забрал свою руку у Эммочки.
Эммочка ждала любого ответа – пускай, он окажется ментом, или наоборот, вором, или каким-нибудь там трактористом из деревни… Кем угодно, но только не «не знаю»… И поэтому Эммочка от внезапно нахлынувшей на неё студенистой беспомощности просто опрокинулась назад и уселась на пол.
- Ну же, думай, рассуждай! – Эммочка быстро взяла себя в руки и напёрла на своего амёбного соседа, что растёкся по полу, словно желе и не желал включаться в человеческую жизнь.
- Бы-бы… - пробубнил ей сосед и вперился в некую точку, что парила над Эммочкиной головой.
- Блин! – злобно рыкнула Эммочка и залепила соседу вторую пощёчину.
- Полегче! – обиделся тот, потирая в темноте свою щеку. – Я действительно, не помню, кто я… И не знаю, как сюда попал… Вы словно разбудили меня…
- Так, хватит соплежуйства! – отрубила Эммочка. – Будем выбираться из этой могилы, а то тут и сгниём!..
С этими героическими словами Эммочка встала на затвердевшие ноги и мужественно двинулась к запертой двери.
========== Глава 34. В гости к Люциферу. ==========
А тем временем «полководец» Недобежкин снова повёл свой небольшой «полк» из трёх человек в жаркий бой с верхнелягушинским чёртом. Протиснуться в «каверну» под третьей казармой никто так и не смог – радиатор не давал просунуть и голову. Пришлось снова «атаковать» заколоченную комендатуру. Девятко топтался под ногами и робко отговаривал Недобежкина от решительного шага в бездну, но Недобежкина так просто не отговоришь.
- Вас я не прошу идти с нами, - сказал Девятке Недобежкин. – А то фуражек не напасёшься, - добавил он с едкой примесью сарказма. – Но препятствовать работе СБУ я вам тоже не советую…
При слове «СБУ» Ежонков съёжился, словно его облили ледяным уксусом, и буркнул так, чтобы никто не услышал его, особенно Недобежкин:
- Ох, и вспушат меня!..
Пока Недобежкин и Девятко решали организационные вопросы, Пётр Иванович и Сидоров делали «фонарокепки» – к обычным солдатским кепкам, что великодушно выделил им полковник Девятко, приклеивали скотчем карманные фонарики. Так будет удобнее, чем держать фонарики в руках.
- Готово, Василий Николаевич, - сообщил Серёгин, когда последняя «фонарокепка» была готова и легла на заплесневелый от сырости ободранный подоконник.
- Прекрасно! – просиял Недобежкин. – Начинаем «погружение»!
