Текст книги "G.O.G.R. (СИ)"

Автор книги: Анна Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 143 (всего у книги 198 страниц)

Но писал он не про что-нибудь, а именно о проекте «Густые облака», и писал так, словно видел всё это своими глазами. «Я сижу, - повествовали неровные строчки. – А они ходят вокруг. Пятеро избранных, кого допустили сюда, на эту фабрику зла. Я пока что, в клетке, но того, кого привезли вместе со мной, уже выволокли за ноги и… я не видел, что делали с ним, но слышал, как он кричал… А после этого – его вынесли на носилках, накрытым простынёй». Смирнянский даже перехотел откусывать толстоколбасый бутерброд – записи того, кто давно канул в пучину забвенья, породили на его спине сонмы ледяных мурашек, что так и впивались в кожу острыми зубами страха. Смирнянский прямо видел самого себя, сидящим в клетке, в фашистской лаборатории, где проводились жуткие эксперименты в рамках проекта «Густые облака». Но самые страшные вещи этот неизвестный человек писал о руководителе проекта. Дойдя до того места, где упоминается о нём, Смирнянский не заметил, как упустил свой бутерброд на пол. «Барон Генрих Фердинанд фон Артерран Девятнадцатый» - вот, как автор прыгающих, извилистых строк называл того, кто заправлял опытами на людях. Надо же – почти, что полный тёзка и однофамилец этого «подземного фантома», который расхозяйничался в Верхних Лягушах! Бутерброд увалился маслом вниз и обляпал Смирнянскому брюки, но он не замечал этого, поглощённый чтением. Интересная личность, да, этот «фон-барон» мог бы сойти за бандита Тень, если бы не то, что жил и творил он в сороковых годах прошлого столетия. Чёрт, вот какой Смирнянский раззява – давно надо было достать этот конверт! А он соплю жевал тут с этими порчеными! Чёрт, плохо, что личико «фон-барона» остаётся в тайне, а то бы отнёс Недобежкину – пускай сличает со своими фотороботами и радуется… А хотя кто там из тех «мочёных учёных» фотографировался? Проект был секретный, вот и держали «фон-барона» в «густых облаках»… Этот узник, или кто он там был, до того ярко и красочно описал, как «фон-барон» вытаскивал мозги, выжимал из тел кровь и заставлял людей кричать козлами, что на Смирнянского напала жуткая икота. Стоп! Снова – стоп. Заставлял людей кричать козлами! Барон наводил «звериную порчу»! Смирнянский мигом собрал все жёлтые страницы из дневника неизвестного мученика, сложил их в барсетку и рванул в прихожую. Он решил как можно быстрее попасть к Недобежкину и показать ему наследие Никанора Семёнова. В прихожей Смирнянский задержался: впопыхах натянул туфли не на ту ногу, и к тому же ещё и упал, запнувшись о порог. Обычно Смирнянский, когда выходил на улицу – всегда осторожно отодвигал цветастую шторку на окне в сенях и смотрел, не стоит ли кто-нибудь во дворе. Он не страдал ипохондрией – просто сохранилась давняя профессиональная привычка быть начеку. Но на этот раз, впечатлённый «бароном Генрихом Фердинандом фон Артерраном Девятнадцатым», он забросил такую полезную привычку в долгий ящик и выскочил из дома, не проверив обстановку «за бортом». Захлопнув дверь на английский замок, Смирнянский побежал к калитке, но вдруг услышал у себя за спиной чей-то голос: - Смирнянский? – он не сказал, а отрезал, интонация его была железная, тембр – могильный. Смирнянский замер и медленно обернулся. За своей спиной он обнаружил некого человека. Человек был Смирнянскому незнаком. Высокий, подтянутый гражданин, одетый в добротный серый костюм, аккуратно причёсанный, прячущий глаза за тёмными очками. - Простите? – пробормотал Смирнянский, лихорадочно соображая, откуда данный субъект мог знать его фамилию. - Всё в порядке, - улыбнулся субъект улыбкой крупного хищника. – Вы мне не нужны. Мне нужно лишь то, что вам не принадлежит. Смирнянский не успел ничего придумать в ответ на сие неожиданное заявление. Сила и воля внезапно оставили его. Он безропотно протянул субъекту в очках свою барсетку, отдавая всё, что когда-то подарил ему Никанор Семёнов. - Благодарю! – гражданин снова улыбнулся и исчез из виду, словно бы растаял в утренней прохладе. Смирнянский очнулся и обнаружил себя, сидящим на заборе. В голове билась лишь одна мысль: он должен ехать к Недобежкину. Зачем, для чего, почему – он не знал. Знал только, что должен ехать. Милицейский начальник в это время пыхтел. А вместе с ним пыхтели Пётр Иванович, Сидоров и гипнотизёр Ежонков. Работка им на сей раз попалась не из лёгких: пришёл, потревоженный повесткой, сосед Черепахи, который сказал Серёгину «Бе». Он и сейчас говорил только «Бе», как бы Ежонков не старался «прочистить» ему мозги. Кроме того, войдя в гипнотический транс, этот тщедушный, бражничающий гражданин обратился в дикого зверя. Он срывался со стула, опускал голову и скакал вперёд, словно бы собирался кого-то забодать. При этом он не выбирал цель, а упорно скакал лишь вперёд, словно бы видел эту цель перед собой в мире собственных грёз. Он уже перевернул корзину для бумаг, задел кадку с большим столетником и едва не влетел своим оглуплённым лбом в стену. Сидоров вовремя поймал его поперёк туловища и вернул на стул. Теперь сержант изо всех сил фиксировал дикаря на стуле, удерживая от новых попыток размозжиться о кирпич стены. - Бе-е-е-е-е! – отчаянно ревел «свидетель» и дёргался в руках Сидорова, пытаясь поскакать вперёд. Ежонков уже не знал, что с ним делать. Он даже отключил ему двигательную активность, как когда-то отключал «кукольнику» Троице. Однако и эта мера не помогла: «подопытный» всё равно вырывался от Сидорова и стремился вперёд. Даже пришлось заковать его тощие руки в наручники. Ежонков потоптался на месте, покрутил пальцами пуговку на рубашке, а потом – отдал «подопытному» команду: - Проснись! Пропитой мужичок мигом обмяк и, отпущенный Сидоровым, свалился со стула на пол, икнув: - Бе! Недобежкин сидел за столом Серёгина и молча наблюдал за «цирком», а Пётр Иванович писал протокол. Написал немного: «Бе», и всё. Он уже привык к такой форме отчётности. Сосед Черепахи, обнаружив себя в наручниках, впал в панику и завопил на всё отделение: - Замели!! За чтоооо??? Я не крал! Это Зюзьков с приятелями! А я – Козельский! - Сидоров, отомкни его, - устало вздохнул Недобежкин, затыкая свои исстрадавшиеся уши пальцами. Сидоров освободил бражника от железных браслетов и спрятал их в карман. Тот мигом пришёл в себя, оживился и весело спросил: - Я могу идти? - Да, только скажите, что произошло в квартире ваших соседей? – потребовал от него Недобежкин, желая узнать, что он скажет без Ежонкова и его гипноза. - Бе-е-е-е-е! – ответил мужичок, сотворив на пропитом лице выражение простого барана. - Чёрт! – буркнул Недобежкин и только теперь услышал, как пищит его мобильник, возвещая о том, что хозяин пропустил звонок. - Кого там принесло? – проворчал милицейский начальник, вытащил телефон из кармана и увидел, что пропустил звонок от Смирнянского. Недобежкин очень редко перезванивал: он же начальник, как-никак. Но вот Смирнянскому надо перезвонить. - Я у тебя под пожарным выходом уже полчаса чалюсь! – взревел телефон голосом Смирнянского, оглушив Недобежкина на одно ухо. – Давай, впускай! - Ладно, подожди, сейчас спущусь, - буркнул Недобежкин, встав из-за стола. – Смирнянский, - сообщил он Серёгину, Сидорову и Ежонкову, подумав, что его ушлый бывший коллега мог что-либо накопать. Недобежкин отпер дверь запасного выхода и впустил Смирнянского под сень райотдела. - Ну, зачем пришёл? – осведомился он, как только Смирнянский переступил порог. Смирнянский повёл себя более, чем странно. Он заклинился на месте, вперился в Недобежкина недоуменными, даже животными глазами, разинул рот и испустил крик: - Ме-е-е-е-е! ========== Глава 103. Продолжение очевидного-невероятного. ========== Смирнянский сидел на нулевом этаже, в коридоре пожарного выхода, на списанном столе, который собирались выбросить, и блеял вместо того, чтобы говорить. На него напала такая сильная «порча», что бедняга не мог ответить даже на примитивный вопрос «Как тебя зовут?». Недобежкин выпихнул вперёд Ежонкова и приказал ему, словно Кутузов – рядовому: - Работай! - Бесполезно! – обречённо развёл руками гипнотизёр Ежонков, осмотрев подпорченного товарища. – «Звериная порча» не лечится. Ты же, Васёк, сам прекрасно знаешь! - Ме-е-е-е-е! – ревел Смирнянский, тупо выкатив из орбит опустевшие глазки. Сверху ему вторили разъярённые вопли: прямо над головой Смирнянского находилась камера, где сидел Грибок-Кораблинский. Временами Кораблинский приходил в себя – становился даже не Грибком, а именно – майором Эдуардом Кораблинским. Он узнавал Сидорова, пытался что-то рассказать о Рыжем. Но когда с его уст слетало злополучное слово «Скрипелка» - он делался сущим зверем. Кораблинский выгибал спину, оскаливал зубы, ощетинивался весь и начинал злобно реветь и бросаться на стены. Даже Ежонков не мог сообразить, каким образом действует на Кораблинского эта «Скрипелка» - слова такого даже нет в русском языке. А Кораблинский говорил «Скрипелка» спонтанно – даже мог просто сидеть и сказать: «Скрипелка». Вот и сейчас, наверное, сказал, раз ревёт носорогом… Пётр Иванович был больше, чем уверен, что такое поведение – результат того, что Кораблинского избили неформалы в обезьяннике у Мирного. Отбили ему мозги, а сам Пётр Иванович должен каждый день разговаривать с его женой и врать ей, что Кораблинский пропал без вести из психбольницы, и вся милиция ищет-ищет его, но не найдёт. Сидоров взирал на блеющего Смирнянского и пятился от него в угол. Какое же потрясение нужно было пережить, чтобы так свихнуться? А ведь Сидорова самого похищали – Тень вёз его в своей машине, его держали в подземелье базы «Наташенька»… Сидоров не помнит, чтобы его выводили куда-либо из камеры. И считает, что ему повезло, что не выводили: он ничего толком не увидел, не узнал, но и не получил эту страшную «порчу»… Возясь со Смирнянским, ни Недобежкин, ни Серёгин, ни Сидоров даже и не подозревали, что вот сейчас, в это самое время, происходило вот, что. Человек по имени Генрих Артерран зашёл в дом Смирнянского. Нет, он не сломал замок, не влез ни через окно, ни через подвал. Он знал другой способ проникать через закрытые двери, ведь он и был «монстром-тенью» - почти невидимым, не знающим преград. Попав в примитивное жилище бывшего агента СБУ Смирнянского, он даже не удосужился принять человеческий облик. Так и скользил он из одной полутёмной комнаты в другую страшным серым призраком и лазил по шкафам, тумбочкам, ящикам. Он открыл ноутбук Смирнянского и стёр оттуда все данные, которые считал опасными для себя. Генрих Артерран оставался в доме не более минуты – он двигался раз в двадцать быстрее человека, да и соображал так же. За столь короткое время «верхнелягушинский чёрт» успел найти всё, что могло бы заинтересовать его, и собрался покинуть дом. - А, шаришь, Гейнц? – внезапно раздался из кухни неприятный скрипучий голос. Генрих Артерран замер на месте – практически прозрачный, невесомый, едва различимый на фоне мрачных стен и старой мебели. Из кухни, не спеша, по-хозяйски, выдвинулся… Гопников. - Значит, жив? – осведомился Генрих Артерран, и его голос больше походил на шипение змеи, нежели на человеческую речь. - Я бессмертный! – выплюнул Гопников, высокопарно подбоченившись. – Ты изолировал меня от проекта, но я всё равно нашёл способ испытать на себе одно из твоих зелий, Гейнц. - Ты подкупил дурочку Эмму… - вздохнул Генрих Артерран, постепенно обретая плотность и превращаясь в простого человека. - Да! – согласился Гопников. – Это – раз. И два – я остаюсь руководителем операции. А значит – ты должен выдать ГОГРу прототип и триста седьмой образец, Гейнц. ГОГР мне платит и даст убежище. А за это я от тебя мокрого места не оставлю. Ведь я знаю, что ты по-настоящему из себя представляешь. Генрих Артерран проигнорировал последнюю реплику Гопникова. Он уже утратил расплывчатые черты призрака и полностью принял человеческий облик. - Смирнянский служил в СБУ, - холодно произнёс он, стоя к Гопникову спиной и глядя в пространство. – И рыл про «Густые облака». Он нарыл порядочно, и я устранил его. Но он работал не один – с ним был некто Ежонков. Ежонков как раз по тебе работал. Меня лично он никаким боком не касался, так что, я не стану его трогать. Хочешь – пройдись по нему, а не хочешь – как хочешь. Всё, лимит исчерпан. Я сам руковожу СВОЕЙ операцией. Вопросы есть? Гопников раскрыл рот, собравшись скрипуче и сварливо возражать, но Генрих Артерран невозмутимо отпарировал: - Вопросов нет. А потом – мгновенно утратил объём, сделался обычной тенью и исчез где-то в полумраке, оставив Гопникова одного в чужом доме. Генрих Артерран подозревал, что Росси обязательно будет готовить ему ловушку. И поэтому – решил поймать Росси первым. Он тщательно уничтожал все свои следы перед тем, как выманить своего давнего противника на решающую битву. Все, кто видел Генриха Артеррана – мычали и блеяли, остальные же даже не подозревали о нём. Нет, Генрих Артерран не собирался выдавать ГОГРу ни прототип, ни триста седьмой образец. Да, он делал вид, что пошёл на сотрудничество с ГОГРом и Гопниковым. Но только для того, чтобы забрать прототип и образец себе… ========== Глава 104. Гопников. ========== Гопников был озадачен и даже немного испуган. Он давно уже покинул ненадёжное убежище бывшего агента Смирнянского и ехал теперь в неновом минивене «Фольксваген» по проспекту Ильича, направляясь в центр. Ежонков, который, со слов Артеррана, работал по нему, не давал Гопникову ни минуты покоя. По заданию ГОГРа Гопников должен был инкогнито и тайно разыскать всё, что осталось от нацистских экспериментов со сверхсолдатом, а тут вклинился какой-то Ежонков… Да и ментята эти достали. Едва ушёл от них. Надо будет раскрутить этого Ежонкова да «нейтрализовать», чтобы не вертелся под ногами… Раньше Гопников был далёк от разведок, секретных проектов и шпионских баз. Большую часть своей жизни он посвятил наукам. Получил два высших образования, имел степень доктора наук по биохимии и микробиологии и даже считался ведущим учёным. После Второй Мировой он работал в Генеральном управлении генетических исследований, занимался изучением генома человека. У него была своя лаборатория, кафедра, штат помощников, проекты, научные работы… Однако вскоре у профессора Гопникова появилась ещё и тёмная тайна: от нехватки денег на свои передовые проекты он грешил тем, что прирабатывал на советскую разведку и потихоньку сливал им секреты Соединённых Штатов. Коммунисты в те времена бились над злополучными «Густыми облаками», однако результаты у них выходили только нулевые. Гопников ничего не знал тогда ни о прототипе, ни о сверхсолдате, ни о Генрихе Артерране. До тех пор, пока однажды вечером к нему в лабораторию не зашёл человек. Гость был высок, подтянут, и нёс в правой руке длинную крепкую трость. - Можете звать меня Адамс! – изрёк этот гость, придвинув к себе тростью свободный стул. Гопников испугался: незнакомец, одетый в слишком дорогой костюм и тёмные очки казался похожим на федерала. А вдруг они пронюхали о связи русского эмигранта Гопникова с советской разведкой??? - Го-гопников… - пролепетал Гопников, случайно выпустив на пол подопытную крысу. - Я знаю! – отрезал этот Адамс, поместив своё тело на выбранный стул. – ЦРУ. Вы нужны нам для дела, и мы пока что не устраним вас. Настоящее имя Адамса было – Росси, и с его приходом Гопников потерял покой и сон. Адамс – Росси поведал ему, что ЦРУ действительно пронюхало о его связи с Советами, и теперь даёт ему задание: пробраться на секретную военную базу и следить за ходом проекта «Густые облака». Коммунисты с «Густыми облаками» терпели неудачу за неудачей. У них там чего-то не хватало, из-за чего рушились все их исследования. Они решили высунуть нос из-за железного занавеса и связались с Америкой, а именно – с ГОГРом. Был у коммунистов такой Никанор Семёнов – он сам приезжал в Вашингтон, ночью разговаривал с шефом ГОГРа и просил его выделить толкового специалиста. Гопников знал, что в СССР поедет именно он – Адамс – Росси уже предупредил его об этом счастье, или горе? Гопников «сушил сухари» и прощался с карьерой, жизнью и самим собой – а что ещё могло его ждать ТАМ? Проживший всю жизнь в Америке Гопников был уверен в том, что железный занавес приподнимется перед ним и захлопнется раз и навсегда, как гильотина… Гопников понимал, что ГОГР ой, как завязан с федералами, что эта его поездка – всего лишь ловкий шпионский ход, организованный для того, чтобы стащить у коммунистов какой-то их секрет. Гопников никогда бы не поехал в Союз, но деться ему уже было некуда…