Текст книги "G.O.G.R. (СИ)"

Автор книги: Анна Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 198 страниц)

Лисичкина никто не бил – так же, как и Борисюка с Соколовым. Ни у кого из них не осталось никаких побоев, и головки у всех троих оказались здоровые и чистенькие. То есть, их не оглушили, а просто заставили заснуть. Серёгин скрипел мозгами, а гипнотизёр Лисичкин в это время, несмотря на то, что сам оказался потерпевшим – сидел в свободном кабинете и пытался добиться от Борисюка, Соколова и Никольцева каких-нибудь показаний. Плохо, что он не умеет гипнотизировать сам себя… Пётр Иванович подпёр голову двумя руками и уже глядел на разложенные перед собою на столе бумаги, как на каких-то проклятых врагов, которые не дают ему полноценно жить и работать. Надо же такое – привидения проказничают… Вдруг где-то в коридоре внезапно зародился некий гвалт, началось хлопанье дверей, затопотали шаги, загудели голоса. Потревоженный Серёгин вздрогнул, вскинул голову, и тут же гвалт из коридора ворвался к нему в кабинет, начавшись с громкого скрипа двери. Порождал его гипнотизёр Лисичкин. Столкнув с дороги дверь, он неожиданно вырос на пороге и, размахивая руками, начал кричать: - Да что же это такое, господи, боже мой?! Я уже ничего не понимаю! Я уже ничего не могу! Он подскочил к столу Серёгина и шваркнул некую захватанную и мятую бумагу прямо на результаты экспертизы из палаты Шубина. - Что случилось, Лисичкин? – опешил Пётр Иванович, привстав из-за стола. - А вы посмотрите! – пискнул Лисичкин, сделав такое лицо, словно бы наелся протухших яиц. Серёгин осторожно взял бумагу Лисичкина и поднёс её к глазам. С одной стороны листа шариковой ручкой нацарапан корявенький рисунок: свинюшка с лисьим хвостом и подпись: «Лисичкин». Серёгин не нашёлся, что сказать, и только вопросительно уставился на взмокшего гипнотизёра. Лисичкин принялся отчаянно объяснять, выкрикивая и жестикулируя. Пётр Иванович понял его с трудом. Оказалось, что «Мефистофель Фаустович» пытался заставить Борисюка под гипнозом нарисовать того, кто заходил в палату пропавшего Свиреева – Шубина. А Борисюк изобразил вот эту карикатуру. - А теперь переверните её! – потребовал Лисичкин, скрестив руки на груди, словно император Бонапарт. Пётр Иванович послушно перевернул и увидел, что с другой стороны листа Лисичкин плохим, пропускающим стержнем нацарапал заявление об уходе. - Но?.. – попытался спросить Серёгин, но Лисичкин опередил его, издав такую речь: - Я здесь уже совсем выдохся! Я похудел на восемь килограммов! Я не могу понять, что с ними сделали, я не знаю, почему они исчезают! У меня теперь кошмары! Этот ваш Интермеццо только блеет, а меня едва не убили из-за вашего бомжа! Я увольняюсь, потому что не могу работать в таких условиях!! Пётр Иванович пытался объяснить Лисичкину, что он не рассматривает заявления об уходе, что с таким заявлением нужно идти к начальнику. А ещё – посоветовал обиженному гипнотизёру переписать заявление хорошей ручкой на чистый лист. Начальник райотдела Недобежкин страдал дальнозоркостью, читал в очках и не переносил блеклые чернила. Но Лисичкин никак не хотел внимать голосу разума в лице Серёгина, а твердолобо настаивал: - Подпишите, я больше не могу! Серёгину ничего больше не оставалось, кроме как накарябать под косолапым текстом Лисичкина витиеватую безликую козюлю и выдать её за свою подпись. - Я вас уволил, – пробормотал Серёгин, возвращая невменяемому гипнотизёру «подписанное» «заявление». – Но, всё равно, когда успокоитесь – вы должны будете написать второе заявление на имя начальника отделения. Пётр Иванович был уверен, что, успокоившись, Лисичкин одумается и не станет более писать заявлений, а примется за работу. Взяв свой мятый лист, Лисичкин уковылял обратно в коридор, из которого возник, а Серёгин снова склонился над результатами экспертизы из палаты и принялся искать рациональное решение в океане небывалых «уфологических» гипотез. А ведь Шубин так и не сказал – ни Серёгину, ни Лисичкину – куда он задевал исчезнувшего пропойцу Кубарева. Сидоров опаздывал на работу уже на полчаса, и Серёгин собрался звонить ему и спрашивать, куда он запропастился. Пётр Иванович только протянул руку к телефонной трубке, как телефон ожил самостоятельно и выдал звонкий весёлый звонок. Серёгин от неожиданности даже испугался и отдёрнул руку от телефона, словно тот, действительно, сделался живым и начал прыгать по столу. Взяв трубку, Серёгин поинтересовался: - Алё? Звонил Петру Ивановичу не Сидоров, а Мирный. Участковый с Гладковки рассказал Серёгину интересную историю. «Макромицет» Грибок, которого Мирный до сих пор держал у себя в обезьяннике, надеясь вытрясти из него правду о «чертях» из штольни, начал вести себя крайне странно. Временами он впадал в некий транс и начинал цитировать Уголовный Кодекс. - Уголовный Кодекс? – изумился Серёгин. - Ага, - подтвердил из телефонной трубки Мирный. – И знаете, что? Когда он цитирует, он не гугнявит и не использует «паразиты», а болтает, как Цицерон – у него слова песней льются! А когда прекращаются у него эти «припадки» - снова: «бэ – мэ», как бык какой-то. - И давно с ним это происходит? – поинтересовался Пётр Иванович. Оказалось, что недавно. В обезьяннике Грибок сидел в одной камере с двумя агрессивными фашистоподобными рокерами – потому что больше не было места. Эти два мандригала частенько «стучали» бомжику по «тыкве». Вот и «камлания» у него начались с тех пор, как рокеры, не рассчитав силушки, залепили Грибку так, что лишили его сознания на полчаса. - Я его уже отсадил от них, чтобы не покалечили совсем, - говорил Мирный. – Но вот, с тех пор, он и «шаманит» потихоньку. Пётр Иванович заинтересовался неадекватным поведением полудикого бомжика Грибка. И поэтому взял служебную машину и поехал к Мирному. Бородатый Грибок сидел в отдельном зарешеченном закуточке, словно африканский примат в клетке зоопарка. Сейчас он выглядел вполне нормально – для бомжа – и шумно сёрбал из алюминиевой миски «Швидкосуп» из пакетика. - Вот, - сказал Мирный, указав на кушающего Грибка. – Смотрите: он обычно, где-то в полдень «шаманит». Из соседнего «загона» хищно зыркали и скалились два покрытых пирсингом неформала. Один был брит налысо, а второй – имел косицу, как у Варвары-Красы. Кожаные куртки у обоих трещали на могучих плечах – такие любят «таскать железо» под тяжёлую музыку. Интересно, каким образом совсем не крупный участковый Мирный ухитрился их изловить? Грибок съел весь растворимый суп и отставил миску в сторонку прямо на пол. Потом – встал с лавки и потоптался на месте с ноги на ногу. - Уух! – сказал он, увидев Серёгина около своей «клетки». – Кормёж – у! – и выставил вперёд большой палец, мол, круто. – Это те не мутанты, горькие, как змей! – Грибок похлопал «передней лапой» по впалому животу, завешенному грязноватой рваной футболкой и такой же курткой. - Хайль Гитлер! – гавкнул «на своей волне» один мандригал из соседнего загона. - Зиг Хайль! – излаял второй, подняв вверх правую руку. - Тоже «шаманят», - пояснил Мирный, кивнув на соседей Грибка. – Они тут все двинутые – кто на чём. - У, репу разнесу! - пригрозил неформалам отгороженный решёткой и коридором Грибок. – Ещё хлебало раззявишь – развалю грызло! Грызть не будешь, а только блеять и соплю гонять, сайгак мороженный! Неформалы разъярились, зарычали, затрясли решётку, собираясь высадить её и добраться до Грибка, который из своей камеры крутил им дули. - Цыц! – прикрикнул на всех троих Мирный. – А то парочку краж пришью и упрячу далеко и надолго! Мандригалы сразу же приструнились, умолкли и отползли от решётки к дальней стенке своего «загона». - Во, во, ползи! – одобрил Грибок, издав отрыжку. – А то грызло… Потом он раскрыл рот, собираясь, видно, ещё что-нибудь сказать, но вдруг подкатил глазки, рухнул на пол, раскидав ручки с ножками, и изрёк каким-то не своим голосом: - Часть первая статьи сто пятой Уголовного Кодекса: «Убийство» - от пяти до двадцати пяти лет… - потом он как-то весь затрясся на полу, пару раз мукнул и снова продолжил изрекать: - Часть четвёртая статьи сто одиннадцатой Уголовного Кодекса: «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека» - от пяти до двадцати пяти лет… - Вот, видите, – пробормотал Мирный, разглядывая лежащего на полу Грибка. – «Шаманит». - Действительно, - Серёгин почесал голову. – И говорит так… Не по-бомжицки… Неформалы опять приблизились к решётке и молча, наблюдали за переменившимся Грибком. - Снова быкует! – прокомментировал один. - Козлит! – подтвердил другой. - Цыц! – буркнул Мирный, прислушиваясь к речам Грибка. - Часть вторая статьи двести двадцать восьмой Уголовного Кодекса: «Незаконное изготовление, приобретение, перевозка, либо сбыт наркотических средств» - от двух до пяти лет, - снова проявил свои знания Грибок. Серёгин уже не ведал, что и думать. Человек не может рассказывать то, чего никогда не знал. Грибок имеет некий секрет – это уж точно. - А кем он раньше был? – осведомился Серёгин у Мирного, в то время, как Грибок от уголовного кодекса перешёл к цитированию юриста Кони. - А я и не знаю, - пожал плечами Мирный. – Он вообще-то недавно у меня на участке появился – года не прошло…Я пытался добиться от него, кто он и откуда. А он что-то мычит и мычит – не поймёшь. То ли – «ку-ку», - участковый повертел указательным пальцем у виска. - «Нет такого падшего, в котором был бы безвозвратно утерян человеческий образ», - выскочило из Грибка заумным тоном настоящего юриста. Пётр Иванович только выкруглил глазки и думал о том, что надо бы показать этого субъекта Лисичкину. Грибок вдруг замолк. Мирный сказал, что он сейчас выйдет из транса, но бомжик почему-то не вышел. Он продолжал лежать на полу, сучил ногами и дёргал руками, крякал, как какой-то дикий селезень, потревоженный охотником. - Не везите меня в Верхние Лягуши! – прорвалось вдруг сквозь кряканье. – Нет, нет, не хочу, оставьте меня в покое… Что происходит… Кто вы такие?! Я не поеду в багажнике – это нарушение прав человека!.. Меня возили в Верхние Лягуши… Возили! – орал Грибок, явно превратившись в кого-то другого, чей словарный запас был в несколько раз больше, чем тот, какой был у стандартного Грибка. Услыхав слова «Верхние Лягуши», Пётр Иванович лишь укрепился в своём желании показать его Лисичкину. Эта деревушка уже столько раз «засветилась»: и Шубин, и Грибок, и… Зайцев! Между тем Грибок приходил в себя. Он опять затих, потом – сел, захлопал глазками и выплюнул свое типичное слово: - Уух! - Раскозлился! – встрял со своим замечанием лысый неформал. - Ага, пробыковал! – подтвердил имеющий косицу. - Цыц! – цыкнул на них Серёгин, а потом сказал Мирному: - Я его к себе, в райотдел отвезу. Там у нас гипнотизёр есть. Похоже, что этот твой Грибок под гипнозом, как и Шубин. А у нас «галдовальник » толковый – из Киева пригласили – может, расколет. Серёгин чуть ли не сгрёб Грибка в охапку – так усердно он конвоировал бомжика из обезьянника в коридор. Под гыгыканье мандригалов, мол, «на зону отправляют козлика», бомж Грибок в наручниках покинул ОПОП и уселся на заднее сиденье «Самары» Серёгина. Комментарий к Глава 118. Грибок под соусом "Наскоста(1)" 1 (ит.) "Тайная причина" ========== Глава 119. Задан новый поиск. ========== В изолятор Грибка не приняли. Охранник по фамилии Белкин, критически осмотрев нового «постояльца», нашёл его непригодным к жизни в коллективе и позвонил в медпункт. Из медпункта притащился габаритный доктор Виталий Агафонович и тоже критически осмотрел издающего обезьяньи звуки Грибка. - Его необходимо постричь и побрить: вшивый он. Весь изолятор от него запаршиветь может! – пробормотал доктор, завершив предварительный осмотр, и поставил Грибку диагноз: - Педикулёз! Заклейменного диагнозом Грибка поволокли в медпункт, а Серёгин решил пока разыскать Лисичкина. «Врача-оккультиста» нигде не было. А потом оказалось, что Лисичкин написал настоящее заявление об уходе, ему успели выдать обходной лист и он уже отправился в «экспедицию». - Эх! – уныло вздохнул Пётр Иванович, жалея об утерянном гипнотизёре, и поплёлся к себе в кабинет. Придётся, наверное, другого «оккультиста» вызывать, раз этот такой слабонервный… Сидоров, слава богу, пришёл на работу. Он в гордом одиночестве сидел за компьютером и просматривал электронную почту. Своё опоздание он объяснил очень просто: - Проспал… А проспал вот, почему. Оказалось, что вчера Сидоров встретил своего друга – «вампиролова» Михаила Брузикова. «Донецкий Ван-Хельсинг» затащил Сидорова с собой на «потустороннюю» охоту. Сначала они, обвешанные биноклями, фотоаппаратами и чесноком, обутые в огромные валенки-бахилы, почти что, до полуночи болтались в балке, лазали там, в сугробах да под корягами. Вампиров не было, Сидоров замёрз. А вот его друг «Ван-Хельсинг» наоборот, был бодр и весел в своей сумасбродной уверенности в том, что вампиры обязательно найдутся. Сидоров бурчал и хотел идти домой, но Брузиков всё просил его остаться. И тут вдруг из-за сугроба выпростался некто живой. - Я же говорил! – обрадовался «Ван-Хельсинг». – Они здесь водятся! «Вампир» шатающейся походкой плёлся со стороны улицы Овнатаняна в самую балку, оставляя за собой змеящуюся цепочку следов. Брузиков сначала сфотографировал его цифровым фотоаппаратом, а потом – выскочил из засады и набросился на «объект», словно на голубя. Сидоров понял, что его друг может быть побит неизвестным – а вдруг этот «Дракулита» - вооружённый преступник?! Сержант тоже выскочил из засады и помог «Ван-Хельсингу» повались «упыря» и скрутить ему руки. «Дракула» слабо ворочался, глотал снег и мычал по коровьи. Сидоров поднял его за шиворот, а «вампиролов» Брузиков – осветил фонариком. При ближайшем рассмотрении оказалось, что «упырь» по настоящему – всего лишь поддатый панк, и из кармана его широченной цветной куртки торчит розовая дамская сумочка. Сидоров конфисковал у «вампира» его «улов», а потом – они вместе с Брузиковым сдали его в райотдел дежурному. - Он в нашем обезьяннике сидит, - сказал Сидоров. – А сумочку мы Казаченке отдали – он дежурил. Да, Пётр Иванович видел сегодня утром – приходила какая-то заплаканная девица, строчила Казаченке заявление. Наверное, её сумочка была… - Это всё понятно, - буркнул Серёгин, просматривая электронную почту через плечо Сидорова. – Ну почему ты на работу опоздал? - Так я домой пришёл только в три часа ночи, - виновато оправдывался Сидоров и теребил в руках остов от сломавшейся ручки. – Лёг спать, а проснулся на три часа позже… - Проспал, значит, - проворчал Пётр Иванович. – А тут во-первых Лисичкин уволился, а во-вторых – Грибок у нас тоже «зачарованный». - Да? – изумился Сидоров. - Да, УК цитирует, - кивнул Серёгин и уселся за свой стол, не найдя среди электронной почты ни одного интересного письма – писали из разных отделений, что «милиционер Геннадий», похожий на их фоторобот, у них не работает. - Кто – Грибок?? – подпрыгнул Сидоров и задел стол, от чего монитор компьютера закачался и едва не повалился «носом вниз». - Грибок, - подтвердил Пётр Иванович. – При мне даже – в обморок какой-то свалился – и давай статьи перечислять. Я его от Мирного к нам притащил. Думал, Лисичкину покажу, а Лисичкин уволился… Так вот, кроме УК, Грибок ещё говорил, что его кто-то возил в Верхние Лягуши в багажнике. - В Лягуши – это… к Зайцеву, что ли?? – выдохнул Сидоров, забыв об Интернете и компьютере и уставившись на Серёгина. - К нему, родимому, к Зайцеву, - вздохнул Пётр Иванович. – Думаю, придётся снова в Киев трезвонить и другого гипнотизёра выпрашивать. И ещё вот, что. Помнишь, где мы с тобой Карпеца нашли? – вдруг спросил Пётр Иванович, листая справочник по кодам в поисках кода Киева. - Ну, в распределителе для бомжиков, - ответил Сидоров – А что? Серёгин, наконец, отыскал код Киева и выписал его себе на бумажечку – чтобы не рыться лишний раз. Кажется, придётся ещё не раз беспокоить Киев поиском нового гипнотизёра… - А то, - сказал Пётр Иванович. – Что Карпец побывал в нашем «подземелье ведьм» и вернулся в распределитель, лишившись памяти. Я думаю, что они могут так же и Синицына выбросить. Карпецу ещё повезло, что его Муравьёв заметил по телевизору. А вот наш Синицын может томиться там с бомжами да с пьянью, а потом – и правда, сделаться бомжём… Как Грибок… - добавил Серёгин после небольшой паузы, задумавшись над тем, кем же раньше был Грибок, и какие изменения в сознании он претерпел, что превратился в такого одичавшего бродягу? - Ну, раз УК цитирует – значит, был милиционером, – предположил Сидоров. – Или там, адвокатом каким-нибудь. Надо в сводках на пропавших без вести порыться – авось нароем?