Текст книги "G.O.G.R. (СИ)"

Автор книги: Анна Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 189 (всего у книги 198 страниц)

Ежонков всю дорогу до отделения куксился, а Недобежкин придумывал вопросы, которые будет задавать Утюгу. Отделение встретило их пустыми тихими коридорами, запертыми кабинетами и молчаливыми цветами на подоконниках. На службе сегодня были только два человека: дежурил Усачёв и Белкин охранял изолятор. - Ты добы-ычи не дождё-о-ошься! Чёрный во-орон, я не товоой! – неслось из «апартаментов» Свиреева «Шубина». Как же надтреснуто и заунывно звучит его песня, словно бы его незаслуженно волокут на расстрел. Как только Белкин его выдерживает? Утюг, напротив, вёл себя очень тихо и смирно, словно коровка на выпасе. Для него это тоже странно, потому что вспыльчивый Утюг, попадая в камеру, начинает стучать по решётке и громко вопить про милицейский беспредел. На вопрос Недобежкина о том, как дела в изоляторе, Белкин бодро ответил: - Тот вопит, а этот – молчит! - Открой-ка молчаливого! – потребовал Недобежкин, и Белкин принялся откупоривать камеру Утюга. Утюг сидел в углу камеры на краешке дальних нар и пялился на носки своих неэлегантных башмаков, которые достались ему в тюрьме взамен крокодиловых туфель. Когда к нему пришли «гости» - Утюг поднял опустевшие глаза и пискнул: - Кроты! – нет, не просто пискнул, а всхлипнул, с горькими слезами в охрипшем голосе. - Опять кроты! – фыркнул Недобежкин и подошёл к Утюгу поближе. - Кроты! – повторил Утюг и опять уткнул в пол свой потускневший взгляд. - Не нравится в тюрьме? – ехидно осведомился Недобежкин. - Нет! – сказал правду Утюг – наверное, впервые в жизни. - Придётся потерпеть! – отрезал милицейский начальник. – Ежонков, давай, колдуй! Серёгин, диктофон! Пётр Иванович присел на свободные нары и включил диктофон, приготовившись записывать показания, которые гипнотизёр Ежонков выдавит из Утюга. Гипнотизёр же Ежонков отогнал Недобежкина от Утюга подальше, мотивируя эту акцию следующим образом: - Твоя аура мешает раскрытию каналов памяти! - Тьфу, парапсих! – тихонько проворчал Недобежкин, но от Утюга отошёл – а вдруг, действительно, мешает?? И они все быкуют только потому что он около них стоит и не даёт их каналам памяти раскрыться своей аурой?? Да, с этой «порчей» тут во всё поверишь: и в зелёных человечков, и в синих, и в красных. Утюг не просил адвоката, а охотно согласился на гипноз. Неужели, это в тюрьме ему так «обломали рога»?? Ежонков заставил его рассказывать нудные параграфы географии, а когда соскучился слушать про грунты Украины – громко осведомился: - Вопросы есть? - Вопросов нет! – всплакнул Утюг. - Отреагировал! – обрадовался Ежонков, потирая ручки, словно бы собирался ограбить Лувр. – Давай, Васёк, пушим! - А аура моя не помешает? – съехидничал Недобежкин. - Барьер уже преодолён! – настоял Ежонков. – Иди сюда! - А, можно? – пробормотал Недобежкин и приземлился на нары рядом с отрешённым Утюгом. – Так, Утюжок… Утюжок… Давай, чревовещай про подземелье! - Подземелье… - повторил Утюг глухо, как Диоген из бочки. – В доме двадцать два по Университетской улице… Они… там. Кашалот отводил туда врагов, они не приходили назад, их уносили… гномы… тролли…черти… Я был, был… Мне приказали спустить дворника, я спустил. Кашалот договорился с Тенью… Он платил Тени дань людьми, чтобы Тень не трогал его бизнес. - Чёрт, кровожадный какой! – вырвалось из Недобежкина, когда он услышал про дань людьми. – Эй, что-то Кашалот ничего не говорил про дань людьми! Это что-то новенькое… Надо снова привезти его к нам на разговор! - Он не может брехать под гипнозом! – на всякий случай вставил Ежонков. - Я понял! – огрызнулся Недобежкин. – Давай, Утюг, продолжай! - Кашалот! – продолжал Утюг, но не кричал и не дёргался, потому что гипнотизёр Ежонков предусмотрительно лишил его двигательной активности, настроив лишь на считывание информации из долговременной памяти. – Кашалот обложил данью меня в лихих девяностых. Я платил, а потом – Кашалот сказал, что ему моя дань до лампочки и заставил пахать. Он моих киллеров использовал для себя. Вот это колется под гипнозом! И про киллеров вываливает, и про дань, и про девяностые! Да тут ещё ни одно дело придётся отдать на дознание! Вот, какой ценный кадр, а Недобежкин не хотел допрашивать его! - Кашалот заставил меня изловить дворника. И сказал привести её в подземелье. Я привёл. И оставил… Там темно и страшно, там водятся черти, которые пожирают. Я убежал, не хотел туда больше лезть. Потом – милиция, схватили меня. Утюг ни слова не сказал про Сумчатого. Теперь у него во всём был виновен Кашалот. Недобежкин твёрдо решил ещё раз «пригласить» «Большого Динозавра» из тюрьмы на допрос – узнать, что это за «дань людьми» была такая, и сколько людей он на неё угрохал. - Ладно, Ежонков, расколдовывай Утюга! – распорядился Недобежкин, курсируя по камере. – Тут у нас ещё работка появилась! Ежонков выпустил Утюга из лап гипноза, и тот вернулся в свою вялую апатию. Недобежкин досадовал на то, что по воскресеньям никто не работает, и выписать Кашалота из тюрьмы прямо сейчас он не сможет. Да, зря они дали его увезти – нужно было подержать ещё денёк. Но разрешение на Кашалота им дали всего на одни сутки… Чёрт, вся эта бюрократия так тормозит следствие! Недобежкин постучал в дверь камеры три раза, что для Белкина звучало как: «Открывай!». Белкин послушался, отвалил в сторону тяжёлую дверь. В другое время Утюг сорвался бы с места и обязательно побежал бы к двери с воплем: - Выпускайте честного человека!! А сейчас – Утюг вяло сидел на нарах и не проявлял ничего, кроме безразличия к жизни. Недобежкин ломал себе голову над тем, чем бы ему ещё заняться, пока нельзя встретиться с Кашалотом. Пётр Иванович надеялся на то, что начальник ничего не придумает и отпустит подобру-поздорову домой. Но ошибся: Недобежкин придумал. - Чёрный вооорон, я – не твоооой!! – собакой Баскервилей завыл в соседней камере Свиреев «Шубин», натолкнув Недобежкина на мысль. - Белкин! – воскликнул милицейский начальник, и его клич запрыгал гулким эхом под серыми сводами коридора. - А? – опешил Белкин, оглушённый начальственной громогласностью. - Давай, волоки сюда этого «ворона»! – распорядился начальник, загоревшись новой идеей. – Покажем его Утюгу и посмотрим, узнают они друг друга, или нет! Если начнут брехать – будут узнавать под гипнозом! Ежонков, устроишь? - Устрою, – нехотя согласился Ежонков, мечтая приехать домой под кондиционер и лечь на диван смотреть телевизор. Когда его дежурство выпадало на воскресный день – Белкину в изоляторе делать было абсолютно нечего. Он только стоял тут день до вечера и плевал в потолок. Поэтому «страж ворот» проникся энтузиазмом Недобежкина и живенько вывел Свиреева из камеры. - К Утюгу! – Недобежкин показал пальцем на незакрытую камеру Утюга. - Есть! – отчеканил Белкин и втолкнул «духа штольни» к Утюгу. Утюг на Свиреева даже не глянул – только забился в угол, как дикая мартышка. - Харэ придуриваться! – разозлился на него Недобежкин. – Ар-ртист, чёрт побери! Вылазь оттуда! - Чего ещё? – капризно заныл Утюг, повернувшись к «Шубину» Свирееву. - Уй, а я этого гуся знаю! – вдруг обрадовался «Шубин», присмотревшись к Утюгу. – Не, слышьте, начальники я его видал где-то! Чёрт, дай бог памяти! «Шубин» принялся скрести плешивую макушку, размышляя, где бы он мог видеть такого субъекта, как бандит Утюг. - Не, начальники, не помню! – гавкнул наконец Свиреев, закончив ворочать слабыми мозгами. – Пьяный я был, чи шо? - У «Шубина» - порча! – тихонько, вкрадчиво напомнил Ежонков, подсунувшись Недобежкину под руку. – Он может только под гипнозом вспомнить! - Пуши! – разрешил Недобежкин. Ежонков начал пушить, но Свиреев «Шубин» не вспушился. Он застыл, раскрыл глазищи и выплюнул только: - Бык-бык! - Чёрт! – плюнул Недобежкин. – Утюг! - Ну, что? – обиделся Утюг. – Я тут жить не хочу, а они мне пихают этого крота! Это он заставил меня дворничиху воровать! Он от Кашалота, на Кашалота пашет, кротовая зараза! Утюг скинул апатичные оковы и с рыком накинулся на загипнотизированного «Шубина», вцепившись скрюченными пальцами в его мятый воротник. - Ну, я тебе, фашист, накостыляю! – рычал он и дёргал Свиреева, пытаясь повалить на пол. Но Свиреев под гипнозом сделался несгибаем, как колосс. Сколько Утюг ни дёргал его – он прочно стоял на ногах и не шевелился. - Оттащить! – Недобежкину не понравился этот «рестлинг», и он решил разнять «титанов». Серёгин подскочил к Утюгу, быстро скрутил ему руки и оттянул от Свиреева. Утюг фыркал, пыхтел вырывался, и с него валил воображаемый пар, а вот Свиреев продолжал стоять, как стоял. Петру Ивановичу даже пришлось заключить Утюга в наручники, чтобы усмирить его. - Ну, Свиреев у них давно в обороте, - пробормотал Недобежкин. – И память они ему удалили. Всё, бросаем их… Испортили воскресенье вконец! Начальник тоже хотел домой отдыхать, и поэтому «распустил консилиум», а Белкину приказал водворить Свиреева «домой». Ежонков ускакал газелью и даже съехал по перилам, не побоявшись сорваться и стукнуться об пол. Пётр Иванович был куда осторожнее, и поэтому пошёл по лестнице пешком. Внизу, в дежурной комнате на первом этаже поднялось оживление: Усачёв передавал дежурство Казаченке. …Ночь окутала землю сизой таинственной мглою, пронизанной странными шорохами, что зарождались где-то в далёких закоулках и медленно угасали, пронёсшись над уснувшей землёй. Чёрные силуэты домов вырисовывались в тусклом свете уличных фонарей и отбрасывали длиннющие густые тени на асфальт и газоны. Свежий ветерок холодил, принося с собой загадочные ночные запахи, в разрывах серых туч сверкала полная луна, под которой стремглав носились летучие мыши. Всё спало и все спали – никто не хотел задерживаться на мглистых улицах, где за каждым тёмным углом могут подстеречь. И лишь храбрый охотник, ловец чудищ, спаситель мира Михаил Брузиков, «Донецкий Ван-Хельсинг», сидел в засаде в густом кусте около двухэтажного старого дома, что пристроился посреди тихого парка вдали от автострад. В доме тоже все давно спали, и все окна тонули во мгле. Но Брузикову не нужны были ВСЕ окна. Он наблюдал лишь за одним окном – за тем, свет в котором не зажигался никогда, за окном пустой квартиры, которая с недавних пор никому не принадлежала, в которой поселилось нечто чуждое. Этой ночью, в полнолуние, это чуждое ему и предстоит поймать или уничтожить. Иначе – Брузиков знал – оно может уничтожить не одного мирного слабого беззащитного человека… У Брузикова была верёвка – длинная, крепкая, с большим стальным крюком на конце. Сейчас, он закинет её на запылённый балкон этой дьявольской квартиры, влезет по ней и попадёт внутрь, в самое логово враждебного проявления дьявольской силы… Окно оставалось тёмным, Брузиков не спускал с него глаз, усиленных инфракрасными очками – всё смотрел и смотрел, выжидал, готовился к страшному бою. У него было всё для победы над монстром: осиновые колья, кресты, серебряный кинжал и чеснок. Ловец чудищ возносил молитву – чтобы господь защитил его от сатаны… Внезапно в тёмном окне вспыхнул свет! Брузиков замер, не отрывая глаз от этого окна. Охотник не ошибался: свет вспыхнул именно в пустой квартире, где никто не мог его включить. Сидоров не поверил ему, сухарь ментовский, ну и пускай! Брузиков сам поймает Зверя. Ему не нужна слава, ему не нужна известность и награды – он супергерой, который тихо патрулирует город и избавляет его от всяческих напастей… В дьявольском окне, в призрачном свете проплыл тёмный зловещий силуэт. Брузиков снимал его на видеокамеру. Покажет потом Сидорову – вот тогда милицейский сухарь похохочет… Призрачный свет в окне погас и сменился тьмою склепа. Всё, пора, больше нет смысла выжидать. Охотник снял с пояса верёвку, бесшумно вылез из куста и направился к двухэтажному дому. Установившись точно под дьявольским балконом, Брузиков размахнулся и метнул крюк. Бросок был точен: крюк зацепился за решётку. Брузиков подёргал верёвку: хорошо зацепился, не сорвётся, можно лезть. Вот Брузиков и полез, как альпинист. Этаж был второй – он быстро залез и оказался на балконе среди хлама, оставленного бывшими жильцами, которые делись неизвестно куда. Инфракрасные очки очень помогали: если бы не они, Брузиков обязательно наткнулся бы либо на вот эту ржавую стремянку, либо на батарею трёхлитровых бутылей, что выстроились на полу, и поднял бы циклопический шум. Проникнув на балкон, Брузиков осмотрелся в поисках лазейки в квартиру. Лазейки не было: окно и балконная дверь оказались задраенными и запертыми на щеколду изнутри. Открыта была одна лишь форточка. Брузиков худой, можно воспользоваться и этим лазом. Но пройдёт ли рюкзак? Протащим! Брузиков забрался на почерневшую от времени и сырости табуретку и полез в форточку… …Казаченко отреагировал на вызов немедленно: выскочил из отделения и уже был на месте. Дом, куда его вызвали ловить домушника был через дорогу от отделения. Домушник застрял в форточке. Оконная рама оказалась слишком узка для него и прихватила его как раз поперёк туловища, зажав за талию. Он дёргал ногами и руками, а за спиной у него болтался громадный тяжеленный рюкзак, который ещё сильнее сковывал его движения. Казаченко видел, как болтаются в форточке его ноги, засунутые в какие-то штаны с мешковатыми карманами. Чтобы выковырять незадачливого «Арсена Люпена» из плена форточки – нужно было сначала попасть в квартиру… - А, уже приехали? – Казаченко услышал за спиной голос пожилой женщины и обернулся. – Это я вас вызвала, я! В этой квартире никто не живёт, она закрытая стоит! Услыхав сии слова, Казаченко оставил надежды достучаться до хозяев и вызвал бригаду МЧС. Эмчеэсники справились с возникшей проблемой достаточно быстро. Они отжали домкратом дверь, сняли её с петель, проникли в ничью квартиру и оперативненько достали домушника из плена. Выглядел он странно – как какой-то охотник в лесу: весь в камуфляже, с ветками на голове, на щеках тёмно-зелёной краской проведены полоски. К тому же, парень был, кажется, не в своём уме: болтал, что пытается поймать вампира, а грабить квартиру не собирался. - Ну что, дружище, ты арестован! – сказал ему Казаченко, освободил воришку от рюкзака, заключил его запястья в наручники и вывел из потревоженной квартиры на улицу. Хозяев квартиры дома не оказалось, зато в подъезд вывалился разбуженный шумом сосед. Казаченко этого соседа отлично знал: соседом оказался Сидоров. Сидоров был сонный и сказал только: - Ба! Зато домушник при виде Сидорова оживился не на шутку. - Санчес! – заорал он диким голосом, дёргаясь в наручниках. – Санчес, скажи этому… этому… медведю, что я… Я ловил! - Саня, ты его знаешь? – удивился Казаченко. – Форточника этого? Тогда Сидоров наконец проснулся. Вот, что значили последние слова Брузикова: «Без тебя обойдусь». Он сам полез в проклятую квартиру, как вор. Чёрт, знал бы Сидоров… Хотя, что он мог сделать, когда Брузикова и танк не остановит, если что-либо втемяшится в башку?! - Знаю, - буркнул Сидоров, чувствуя стыд и позор. – Он не форточник, он – уфолог. Пришельцев всяких ловит… - И вампиров! – вставил Брузиков. – У Санчеса в соседях вампиры завелись, я сам видел! - Заткнись! – посоветовал ему Сидоров. – Хоть сейчас про своих вампиров не буровь, а то в психушку отвезут! Ты хоть знаешь, какая статья тебе светит, Миха?? - Та, я не собирался грабить! – оправдывался Брузиков. – Какая статья?? - Ну, да, не собирался! – хохотнул Казаченко. – С мешком таким! – и поднял на вытянутой руке не в меру объёмистый рюкзак «ловца чудовищ». – Лет пять дадут! Брузиков побелел, как известняк, даже поголубел немного и задрожал меленькой депрессивной дрожью. У него даже подкосились коленки, и он пошатнулся, издав нечленораздельный звук: - Ииннии-уу… - прямо, писк инопланетянина какой-то. Сидорову вдруг стало безмерно жаль незадачливого своего друга-уфолога. Пять лет тюрьмы он никоим образом не заслужил, тем более, что он действительно и не думал грабить. А потом – ещё обыщут его рюкзак и найдут все эти вампирьи колья… Чёрт знает, что ему за них пришьют… - Слушай, Казак, - заступился Сидоров за Брузикова. – Он действительно, не стал бы грабить. Квартира пустая стоит, а ему показалось, что там свет кто-то зажёг. Он повёрнут на этих пришельцах… Ты его не мурыжь, ладно? - М-да? – Казаченко схватился за подбородок. – Ладно, ночку в обезьяннике скоротает и оштрафую, чтоб неповадно было! Иди уже, планетянин! – он пихнул Брузикова в спину, и тот уныло зашагал вниз по лестнице.