Текст книги "G.O.G.R. (СИ)"

Автор книги: Анна Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 147 (всего у книги 198 страниц)

Услыхав о возвращении в Америку, Гопников испытал то чувство, которое в народе называют так: «Душа поёт…». Перед глазами сразу встала уютная комната в общежитии ГОГРа, лаборатория, научная работа. Всё будет, как раньше: он вернётся обратно и обо всём позабудет так, словно бы этих ужасных лет и не было… После обнадёживающего разговора с Росси, или с Мильтоном – он не знал, с кем конкретно разговаривает – Гопников отправился досыпать в бодром настроении. Он верил, что скоро… нет, очень скоро вернётся домой, и освободится от наглого Генриха Артеррана. А ведь Генрих Артерран так и смотрит на него жадными глазками: точно, собирается превратить в подопытного кролика, гориллу или мышь… Засыпая, Гопников улыбался, наверное, впервые за всё то время, которое прожил на чужбине. Он даже и не представлял себе, что Росси не спешил открывать для него «зелёный коридор» в Америку – у этого ушлого бывшего агента были свои планы насчёт него. Но Гопникова не волновали более ничьи планы: он видел сон про дом. На следующий день Генрих Артерран ворвался к нему без стука, едва Гопников, проснувшись, открыл глаза. Генрих Артерран был зол, словно голодный крокодил. Он набросился на Гопникова внезапно, схватил его за воротник пижамы и припёр к стенке. После того, как Гопников попробовал «зелье» - он временами чувствовал в себе богатырскую силу. Однако Генрих Артерран оказался настоящим громилой: Гопникову на минуту показалось, что на него наехал тепловоз, или даже атомоход. - Выдал… - рыкнул Генрих Артерран в ухо Гопникову. – Я знал, что ты выдашь. Ха-ха… Генрих Артерран отпустил несчастный, прорвавшийся от напора воротник Гопникова, и стал в стороночку. Размазанный по стенке Гопников стёк на пол, как кисель и теперь снизу вверх взирал, как на лице Артеррана появилась недобрая кривая усмешка хищника, который подкрадывается к жертве. Даже мурашки закишели по похолодевшей спине Гопникова – до того недоброй была эта усмешка. - Прекрасно! – пропел Артерран и даже три раза хлопнул в ладоши, изобразив аплодисменты. – Именно этого я ждал от вас. Именно для этого оставил вам этот чёртов телефон. И вы, наконец-то догадались пустить его в ход. Браво! - А? – пискнул Гопников, сидя на полу, не в состоянии проследить ход мыслей своего страшного визави. - Бэ! – отрезал Артерран, скосив на побеждённого Гопникова недобрый глаз. – Вы будете передавать Росси то, что Я вам скажу и при этом не подавать вида. Вопросы есть? - А? – снова пискнул Гопников, от страха, или изумления, или чего-то ещё так и не поняв, что хочет от него Генрих Артерран. - Вопросов нет! – довольно кивнул Генрих Артерран и удалился. И с тех самых пор Гопникову пришлось безбожно обманывать того, кто пообещал ему возвращение домой. Артерран подсовывал ему какие-то фальшивые планы несуществующих коридоров, липовые отчёты со лживыми цифрами. А Гопников должен был выдавать всё это за правду. Росси, безусловно, верил: как он там, в Америке мог догадаться о бессовестном подлоге? И помощника Гопникову прислал: Альфреда Мэлмэна. Генрих Артерран лишь хохотнул, узнав про Мэлмэна. Да, конечно, этот простой смертный человек никакая не помеха для того, кто наводит «звериную порчу» и обладает таинственной силой «прототипа». - Работайте дальше, - снисходительно кивнул Генрих Артерран, хотя Гопников ни словом не заикнулся о приезде Альфреда Мэлмэна. – Встретьте этого субъекта в аэропорту, привезите сюда, объясните его задачу. Валяйте, вам всё можно. Только осторожно, - предупредил он и завершил аудиенцию так, как завершал всегда: - Вопросы есть? Гопников уже давно усвоил, что задавать Генриху Артеррану вопросы – неблагодарное и абсолютно бесполезное дело. Он счёл самым безопасным для себя просто промолчать, позволить Генриху Артеррану выплюнуть своё любимое: - Вопросов нет, - и раствориться в густой тёмной тени, которая царила тут, в катакомбах, в каждом коридоре и в каждом углу. Да, Генрих Артерран, безусловно, попробовал одно из своих зелий – скорее всего, образец номер триста семь. Именно об этом образце он предпочитал молчать, и Гопников узнал о нём случайно от Эммы. Теперь Генрих Артерран щеголяет устрашающей возможностью каким-то образом мгновенно изменять молекулы собственного тела и в прямом смысле «превращаться в ТЕНЬ». Да, на языке Генриха Артеррана «работать дальше» означало для Гопникова – безбожно обманывать того, кто пообещал ему возвращение домой. Вот Гопников и обманывал Росси, невольно выгораживая Артеррана в обмен на собственную жизнь. Обманывал до тех пор, пока не осознал до конца СОБСТВЕННЫЕ возможности… ========== Глава 105. Охота на ведьм. ========== Гипнотизёр Ежонков бился и мучился, расколдовывая несчастного Кораблинского. Да, с Кораблинским произошёл тяжёлый случай: майор никак не мог отделаться от этой своей «скрипелки», которой и в природе-то не существует, и каждый раз непробиваемо дичал, когда сам себе говорил это непонятное словечко. Если Ярослав Семёнов полностью «выздоровел» и уже отправился домой к жене и детям, Синицын разделался с дикостью Гохи и вспомнил почти всю свою биографию, то майор Кораблинский пострадал куда больше их и до сих пор впадал в состояние Грибка, а то и просто в звериное варварство. Недобежкин давно уже хотел отдать его на попечение его семейству, но всё тешил себя надеждой на то, что Кораблинский скажет что-нибудь про того, кто его «попортил». Вот и заставлял милицейский начальник гипнотизёра Ежонкова возиться с этим, казалось, безнадёжным «пациентом». Ежонков даже вспотел – так он старался вернуть Кораблинскому облик человека и воскресить в нём потерянную память. Кораблинский то блеял, то бодался, то впадал в безразличную апатию и просто сидел на полу и молчал. Больше всего – до самых зелёных чёртиков и красных веников – Ежонков боялся того, что Кораблинский при нём расстанется с жизнью, как несчастный Филлипс. Кстати от чего он умер, Филлипс этот, вскрытие так и не установило. У Филлипса не нашли ни одной болезни, ни одной смертельной травмы – ничего, что могло бы стать причиной смерти. А Ежонков был уверен, что это работа того, кто навёл на него «звериную порчу»: этот неизвестный кто-то просто дал Филлипсу такую установку – умереть – и Филлипс умер… - Бе-е-е-е! – ревел Кораблинский, лёжа на боку на нарах, потому что Ежонков, желая обезопасить себя от виртуальных рогов, отключил «забацанному» майору двигательную активность. - Чёрт! – в который раз буркнул Ежонков и промокнул пот со лба обширным клетчатым платком. – Блин, сколько ты ещё будешь пробыковывать?? Проснись! – не выдержал он и освободил майора от транса. Кораблинский икнул и сразу же превратился в полудикого Грибка – сел на пол и начал гундосить свою любимую околесицу про некую Куздрю. Да, про эту Куздрю он много знает и охотно рассказывает, как она «утюжит» ему «печёнку» и «отбивает грызло», а вот про таинственного «чародея» не желает выдавить ни буковки… У Ежонкова сегодня на повестке дня висел ещё один «пациент» – Смирнянский. Смирнянский не очень-то и хотел, чтобы Ежонков его гипнотизировал, но поделать ничего не мог: Недобежкин пригрозил ему, что иначе выдаст все его «подвиги» с секретными архивами СБУ. Кстати, Недобежкин ни разу не зашёл в камеру к Грибку, пока Ежонков пытался его спасти… - Ежонков, хватит валять дурака! – заявил милицейский начальник, как только гипнотизёр открыл дверь и заполз в его кабинет. Кроме Недобежкина, в кабинете находился «стандартный набор» «суперагентов районного масштаба», которых Ежонков окрестил «Командой С»: Серёгин, Сидоров, Синицын и Смирнянский. Да, а как же без него, без Смирнянского? Стол Недобежкина был завален бумагами – они лежали как всегда, неопрятной кипой, а перед самим Недобежкиным выстроился аккуратный ряд некачественных компьютерных портретов. «Команда С» снова сличала фотороботы. Бандит Тень, Мильтон Серёгина, «милиционер Геннадий» в исполнении пьяницы Поливаева – снова сравнивают эти гипотетические личности и пытаются как-то связать их воедино… - Что мы имеем, - бубнил Смирнянский, делая вид, что ничего особенного с ним не произошло. – Этот тип, так, или иначе, в городе. А наши с вами чудики похожи, как тапки. Я предлагаю вот что: выловить его на живца. Услыхав сие рацпредложение, все оживились, включая даже унылого от безысходных поражений Недобежкина. - На живца? – переспросил начальник, подперев кулаком щеку и пронзая Смирнянского недоверчивым взором. – Это как? - Он уже приходил к нам в изолятор, - начал Смирнянский, изображая из себя опытного охотника. – Выкрал Зайцева, освободил Интермеццо, убил этого несчастного Филлипса, наконец… Кто у нас остался, спрашивается? – «охотник» обвёл всех – и топчущегося у двери Ежонкова тоже – взглядом экзаменатора. – Грибок один остался. На него и будем ловить. - Не Грибок, а майор Кораблинский, - угрюмо буркнул Недобежкин, уставившись в лежащие перед ним фотороботы рыбьими глазами. – Надо бы фантомов этих Интерполу, что ли, передать… Ты, Смирнянский, кажется, что-то там про американцев и немцев заливал? - Не заливал! – обиделся Смирнянский. – А… - Не заливал! – вмешался Ежонков. – Так и есть: тут фашистские агенты поработали. Только они могли наводить такую сильную «порчу». Сейчас бы Смирнянскому впору было сказать про «девятнадцатого барона», о котором он узнал из дневника неизвестного и, наверное, не выжившего узника… Но его мозг напрочь стёр всё, что касалось человека по имени Генрих Фердинанд фон Артерран Девятнадцатый, и поэтому Смирнянский о нём и не заикнулся, а начал говорить про ГОГР, и был перебит Недобежкиным. - Как бы тут международным скандалом не запахло, - буркнул милицейский начальник. – Как бы я ни старался не выносить ничего из избы, но видно придётся. Слишком уж далеко мы залезли… - Игорёк, - снова влез Ежонков, неоднозначно смерив Смирнянского взглядом оперирующего хирурга. – Твоя очередь. Гипнотизёр Ежонков уже успел смириться с необходимостью «диализировать» сознание Смирнянского и настроился на новый сеанс – скорее всего, тоже бесполезный. - Нет, - отрезал Недобежкин. – Хватит тут разводить это чернокнижие. Без толку всё это колдовство. Ты, Ежонков, ворожи – не ворожи, а оно и видно, что не знаешь ты «петушиного слова». Придётся нам таки, ловить его на живца – иного выхода нет. По крайней мере, я не вижу. - Ну я же сказал! – торжествовал победу Смирнянский. - Его даже камеры слежения не фиксируют, - проворчал Пётр Иванович, вспомнив, как виртуозно похитили из изолятора Зайцева. – Даже если он придёт – как мы его поймаем-то, когда и не увидим даже? Сидоров сидел молча и украдкой поглядывал на разложенные перед начальником фотороботы. Сержант невольно возвращался туда, в «подземелье Тени» и в катакомбы покинутой базы «Наташенька», туда, где водился тот, кто смотрит Горящими Глазами. Недобежкин говорил, что убит Гопников, рассказывал, что взорван гранатой некто Артерран… Ладно, пускай они убиты, но Сидоров точно знает, что обладатель Горящих Глаз жив и охотится за… - Придётся нам дежурить в изоляторе около Грибка! – заявил Смирнянский и даже встал со стула, разогнав тот липкий страх, что выбрался из темноты и собрался опутать Сидорова своими щупальцами. – Будем до тех пор дежурить, пока не поймаем! - Ну, тогда я буду живцом, - вдруг вставил Синицын и тоже поднялся со стула. – Кораблинский совсем плохой. Он не представляет опасности. А вот я помню практически всё про них. Они захотят убрать меня, а не Кораблинского. Синицын, несмотря на свою худобу, гордым колоссом возвышался над столом, над Сидоровым, над Ежонковым, даже над задумчивым Недобежкиным. И Пётр Иванович узнал того Синицына, с которым учился в институте – храброго и самоотверженного, как Озёрный Ланселот. - Да? – буркнул Смирнянский, искоса взглянув на Синицына, и задумался, засунув палец в собственный нос. – Значит, будем дежурить около тебя! – выпалил он, снедаемый жаждой действия. – Значит, план такой: Синицын будет живцом, а я – руководителем экспедиции… тьфу, то есть, операции! - Так, стоп! – обрубил план Смирнянского Недобежкин. – Ты, Игорёша, по-моему, уже наруководил, что Носиков захлопнул тебя в обезьянник? - Носиков твой… - пробурчал Смирнянский, почесав затылок. – Всю малину перегадил… Ну да, ладно! Я не сержусь! – просиял он. – Начинаем! - Ничего ты начинать не будешь! – запретил Недобежкин. – Не хватало ещё, чтобы ты влип в заварушку со спецслужбами! Тогда и меня вместе с тобой упрячут! Чёрт, я же начальник милиции… Пока они решали, кому какая роль достанется в этой дьявольской «охоте на ведьм», психиатр Ежонков отстроился от их горячей полемики и погрузился в глубокое раздумье. Недобежкин сказал, что он не знает «петушиного слова»… Петушиное слово, петушиное слово, петушиное слово… Что такое это «петушиное» слово? Почему «петушиное»? Стоп! А кажется, этот быковатый дуболом Недобежкин всё же, прав… Нет… Да… Если бы он был абсолютно быковатым дуболомом – он не продвинулся бы до начальника милиции… Хотя из СБУ его попёрли… Но не глупость, а за длинный нос. Очень возможно, что «петушиное слово» - это секретный пароль, с помощью которого «верхнелягушинский чёрт», или фашистский агент, или кто он там такой – заблокировал сознание тех, кого попортил «звериной порчей»! Ежонков не знает его, этот пароль, и поэтому не может снять выборочный гипноз! И слово никакое не петушиное, а вполне человечье! Тут и магии не надо, чтобы понять! Никакое это не чернокнижие, а вполне научный способ воздействия на психику человека! Чёрт, и почему это Ежонков сам не додумался до этого раньше? Теперь далёкий от гипноза и психиатрии Недобежкин спишет эту небольшую победу на себя… Ну да ладно – в условиях войны все средства хороши и не следует подводить всё дело из-за одной несчастной медали – пусть даже и золотой… - Я знаю! – взвизгнул Ежонков и подпрыгнул так, что задрожал пол. От его щенячьего визга вздрогнули все, даже «агент 007» Смирнянский и по-начальственному выдержанный Недобежкин. - Чего? – грохотнул милицейский начальник, повернув в сторону Ежонкова недовольное усатое лицо. - Петушиное слово! – воскликнул Ежонков. – Я знаю, что такое петушиное слово! - Ты что, Ежонков, какие петухи? – сморщился Смирнянский, досадуя на то, что Ежонков своими криками невпопад прервал его раздумья над «гениальным планом». – Мы тут обсуждаем дела, а он каких-то петухов пихает! - Заткнись! – обиделся Ежонков. – Ты, Игорь, амбал, а я – психиатр! Я открыл способ снятия выборочного гипноза! А вот твоя ловля на живца просто чушь собачья! - Да? – надвинулся на Ежонкова Смирнянский и даже стиснул костлявые кулаки. - Стоп! – разнял их Недобежкин. – Давай, Ежонков, выкладывай, что ты там открыл? - Кузи-кузи! – ехидненько протянул в адрес Смирнянского Ежонков, состроил ему «козу» и по-королевски чинно опустился в кресло Недобежкина. - Рррр! – озлобленно рыкнул Смирнянский и отвернулся к стенке. А вот Пётр Иванович сам не заметил, как проникся безотчётной радостью и выпустил на лицо достаточно дурацкую улыбку: если Ежонков не ошибается и не врёт, то сможет и его освободить от «мегекости»! - Так вот, - начал Ежонков, подбоченившись, словно уже всех победил. – Этот фашистский агент, который загипнотизировал тут всех, предположительно, это Зайцев, заблокировал сознание своих жертв паролем. Петушиным словом, как ты, Васёк, сказал. Я понял принцип его действия и теперь легко и просто освобожу всех от «звериной порчи». Я – гений! – вырвалась из Ежонкова похвала самому себе. - Ну, да, гений… - оскалился Недобежкин и согнал Ежонкова со своего кресла. – Тогда, гений, вот твой первый пациент: расколдуй Серёгина! Авось, получится? - Грубо так! – это Ежонков обиделся на то, что Недобежкин согнал его с кресла. – А Серёгина – раз плюнуть! Не такой он и крутой – этот Зайцев! Пётр Иванович по инерции собрался вставить словцо про монстра-тень, но его «словцо» непроизвольно получилось козьим. - Давай! – Недобежкин предоставил Серёгина в распоряжение Ежонкова. – Мели, Емеля, твоя неделя! - Сам ты Емеля! – огрызнулся Ежонков и подобрался поближе к Серёгину. – Емельян! Пётр Иванович ощутил на своей спине мурашки: при всей своей милицейской храбрости он подспудно, неявно побаивался всех этих «сверхъестественных» фокусов с мозгами. - Эй, Ежонков! – Смирнянский заставил себя позабыть обиду и обратить внимание Ежонкова на свою персону. – Если с Серёгиным выгорит – попробуй меня вылечить, а? - Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево, - саркастически усмехнулся Ежонков. – Ты ведь слесарь, Игорёша, а я – профессор психиатрии! - З-задуш-шу… - сквозь зубы прошипел Смирнянский.