сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 198 страниц)
- Му! – проявил недовольство Бежих, но всё же, подполз и взялся руками за решётку, не желая, чтобы эти самые археологи в своём далёком будущем записали его в кроты.
Брузиков потянулся вслед за Бежихом. Последним за решётку взялся Сидоров, и отдал генеральский приказ:
- Раз, два, взяли!
Все трое «подземных пленников» поднатужились, попытавшись спихнуть решётку в сторону и освободить себе путь. Но решётка оказалась неожиданно тяжела, отодвигаться и не думала, а только глухо стучала: «Стук-стук! Стук-стук!». Проходившие через мост девушки, обернулись и удивлённо уставились на «живую» решётку.
- Раз, два, взяли! – не сдавался Сидоров, напрягая все свои мышцы в попытке сдвинуть проклятую решётку.
«Стук-стук!» - повторила упрямая решётка, но не сдвинулась ни на йоту. Сидоров чувствовал, как с него градом сыплется пот. «Стук-стук!» - решётка и в третий отказалась выпускать людей из ловушки на свободу. А заинтересованные девушки остановились, с опаской глядя на шевелящуюся и стучащую решётку, а одна сказала:
- Слушай, Машка, там кто-то есть…
- Пошли, лучше, – поторопила вторая с явным испугом в голосе и толкнула подругу, призывая двигаться дальше.
- Да она тонну весит! – скрипуче крикнул Бежих, не желая больше толкать решётку. – Мы её и до конца жизни не сдвинем! Всё, прощай жестокий мир! – взвизгнул этот малодушный тип и повалился на бок, собираясь умирать.
- Васюха! – подпихнул его ногой Брузиков. – Подрывайся и айда толкать, если ты не хочешь застрять тут навечно!
- У меня не приёмный день – я умер! – огрызнулся Бежих и остался лежать.
Сидоров отцепил пальцы от холодного и грязного металла решётки и принялся думать, как бы им выбраться отсюда другим способом. Сдвинуть такую тяжесть, кажется, действительно, не удастся. Брузиков уже «умер» вместе с Бежихом: они оба валялись на боку в полном депрессивном отчаянии, и не шевелились. Солнце уже отправилось «на боковую», и Донецк зажигал вечерние огни.
Внезапно на голову сержанта упало озарение. У него же мобильник есть! Сидоров выхватил его из кармана, словно спасительную соломинку и позвонил Петру Ивановичу.
Серегин уже подъезжал к райотделу, когда его мобильный телефон потребовал срочного внимания к своей персоне, издав пронзительную трель.
- Алё? – взял трубку Пётр Иванович, в нарушение правил, не переставая вести машину.
Выслушав объяснения Сидорова, что принеслись с другого конца виртуального «провода», Серёгин едва не врезал служебную «Самару» в стенку ближайшего дома. Чудом увильнув от столкновения и съехав на обочину, Пётр Иванович в изумлении воскликнул:
- Я же тебя в кабинете оставил дежурить! Что ты делаешь в этой яме-то??!
Сидоров рассказал, как к нему ворвался Брузиков, и что случилось потом, а Серёгин только вздохнул в ответ:
- Сейчас, приеду, - и «положил трубку», чтобы сделать другой звонок и вызвать подъёмный кран.
Через полчаса решётка была сдвинута краном, и трое «диггеров» оказались на свободе. Сидоров помог выкарабкаться Брузикову, а потом – они втроём с Серёгиным выволокли на свет божий и Бежиха.
========== Глава 133. "Подземный Дракула" снимает маску. ==========
Спасённый от мистического подземного «вампира» Бежих изъявил непреклонное желание поехать в милицию и составить фоторобот того, кто его схватил.
- Только я вас предупреждаю: это был вампир, - загадочно шептал он всю дорогу до Калининского РОВД. – И глазищи у него горели, и когти были стальные. Вы не поймаете вампира без осинового кола. Ещё его можно на огне спалить, а ещё – он спирт не выносит, разлезается, и солнца боится. Он от солнца в этой яме и прячется. Знаете, какая легенда ходила? А такая, что жил тут, в Донецке, один помещик – злобный – батраков своих пожирал, как людоед. А потом – как коммунисты его раскулачили – в лес убежал, и там полесун его в упыря и обратил. И с тех пор он в подземелье живёт и пожирает тех, кто туда проваливается. А когда Донецк был оккупирован – он питался фашистами. Вот и меня чуть не утащил… - Бежих был достаточно косноязычен.
Серёгин и Сидоров старались не обращать внимания на бредни Бежиха – где он в ДОНЕЦКЕ-то лес видел?? Лес есть только возле Докучаевска, а так кругом одни степи… Да и с историей у него нелады – крепостное право отменили в 1865 году, а тогда ещё никаких коммунистов и в помине не было – разве что марксисты одни.
Пётр Иванович позвонил художнику Карандашу и попросил его немного задержаться «на посту», пока они с Сидоровым не привезут к нему Бежиха. Карандаш, как всегда, фыркнул, что ему некогда, но Серёгин знал, что кто-кто, а Карандаш всегда готов хоть до ночи работать, лишь бы оказаться полезным. Ну да, за это ему и платят премию!
Бежих, едва оказался за столом Карандаша – сразу же начал с огромным обилием подробностей описывать, как выглядел тот неизвестный, кто пытался похитить его в «подземелье Тени». У бедного Карандаша аж голова пошла кругом от стольких «гигабайт» информации. Не в силах обработать такое обилие данных, Карандаш «завис» и замахал рукой, выдав «звуковое сообщение»:
- Прошу вас, помедленнее.
Тогда Бежих сбавил обороты и, не спеша, обстоятельно, начал описание своего «похитителя» с носа:
- Нос у него был – уткой! Я ещё ни разу не видел такого вампира, у которого нос был – уткой! У них, обычно, арийские, или ассирийские идеальные носы, а тут – уткой! Нет, вы представляете?!
Карандаш старался отбрасывать «спам» про вампиров, чтобы не забивать себе «оперативную память». Он молча вызвал на компьютере специальную программу и начал подбирать из библиотеки похожий нос.
- О, вот такой! – подскочил Бежих, когда Карандаш явил на монитор неказистый, толстенький и курносый носик. – Ну, что я вам говорил? Разве у вампиров такие бывают?!
Карандаш возился с Бежихом около получаса, а потом Серёгин смог увидеть результат. Полученный фоторобот выглядел так: типичная причёска Дракулы – с бакенбардами и лобными залысинами; острые раскосые глазки, замалёванные красным фломастером; изо рта вылазят длиннющие и острые клыки; но вместе с этим – кругленький простоватый овал лица, и этот нос «уткой».
- Хих! Вот это засандалил! – хохотнул, жуя бутерброд, за спиной Серёгина проголодавшийся в подземелье Сидоров.
- Точно, что засандалил… - вздохнул Серёгин, и сказал Карандашу: - Попытайся приблизить эту личность к человеку. Авось, что и выгорит?
Карандаш принялся лишать фоторобот загадочного «диггера» признаков вампира, а Серёгин решил «потрясти» Бежиха.
- Скажите, пожалуйста, - серьёзно произнёс он, глядя на «вампиролова» в упор. – А каким образом вам удалось разглядеть лицо похитителя, когда в пещере было темно?
Бежих раздумывал над ответом не больше минуты.
- У него фонарик был! – выпалил он. – Он светил в меня, и на себя тоже, вот я его и увидел!
- Вампиры с фонариками не ходят, - заметил Сидоров, доев первый бутерброд и доставая второй.
- Это раз, - продолжил за Сидорова Пётр Иванович. – И вампиров не бывает – это два. В пещере поселился кто-то материальный – то есть, человек. И я думаю, что он схватил Бежиха только потому, что перепутал его с кем-то. Возможно, с тобой, Саня, - сказал Серёгин Сидорову, - а может, и со мной.
- Оп-паа, - выдохнул Сидоров, не донеся бутерброд до рта. – А что же…
- Не откликайся на зов! – посоветовал из своего угла «уфолог» Бежих.
- Ага, - кивнул с ехидцей Сидоров. – Так и поступлю! И чесноком намажу шею…
- Готово! – подал голос Карандаш. – Объект очеловечен по максимуму.
Серёгин взял только что распечатанный на листе фоторобот – ещё тёплый после принтера – и вгляделся в изображённое на нём лицо. Результат оказался ошеломляющим, словно взрыв, или известие о том, что ваш лотерейный билет сорвал джек-пот. С листа на Серёгина чуть глуповато глазела «Кашалотова креветка»!
- Да это же он в «Дубке» в Тень стрелял! – подпрыгнул Сидоров, едва не определив свой бутерброд на пол маслом вниз. – Это же Кашалотов киллер!
- Он, - кивнул Серёгин. – Придётся нам побеседовать с Кашалотом.
Бежих был отпущен домой, а Кашалот – приведен из изолятора и усажен на дырявый стул напротив Петра Ивановича. Услышав о своей «креветке», Кашалот поставил на Серёгина выкругленные глазки и разразился следующей тирадой:
- Откуда я знаю, с кем он ползает?! Я вообще, невкурсняк, откуда вылез этот крот! Знаю только, что его Русланом звать, и больше ничего! Я в осадке! Кроты, кроты! – взвизжал, наконец, Кашалот, задёргавшись на стуле в некоей невменяемой истерике.
«Кашалот сошёл с ума, - решил про себя Сидоров, наблюдая за поведением преступника. – Попортили бедного в проклятом подземелье!» Да, плохо, что Маргарита Садальская уволилась! Так бы попробовала «раскрутить» этого Кашалота! Хотя, не исключено, что и он будет блеять, мычать, или подражать тарпану – скорее всего, выборочному гипнозу подвергся каждый, кто каким-то образом общался с Тенью!
- Вы кроты! – не унимался Кашалот и подскакивал на стуле, заставляя беднягу всё больше расшатываться и трещать. Кажется, они там все заразились от Сумчатого «кротовой болезнью»! – Тень украл мой бизнес! А вы что – меня загребли и успокоились?! Да я – жертва, а не преступник!!
- Ой, Саня, избавь меня от него! – фыркнул Серёгин, морщась при виде этого распустившегося, полусумасшедшего толстяка, который тут доламывает и без того не очень то и целый стул своим катастрофически лишним весом.
Сидоров спихнул дёргающегося в истерике Кашалота со стула и потолкал в коридор – к изолятору.
«Спасибо!» - благодарно скрипнул спасенный стул, а Серёгин подшил в изрядно раздобревшую папку «Дело № 37» фоторобот «пещерного Дракулы» и подписал его: «Руслан?».
========== Глава 134. мышеловка захлопнулась. ==========
Зайцев уже третий день сидел дома. От работы его отстранили, Таинственный Голос новых указаний не давал – вот и не знал Зайцев, что ему делать: дожидаться решения полковника Курятникова, или же по быстрому делать ноги? Зайцев сидел, приклеившись к дивану, сонно жевал пиццу и таращился на телерекламу пустыми глазами, видя только макрокосм. Сергей Петрович Зайцев ещё не был осведомлён о том, что рука начальника Генпрокуратуры Донецкой области поставила жирную и размашистую подпись под ордером на его арест.
Все эти три дня Курятников напряжённо работал. Он изучил предоставленные Серёгиным документы, опросил бывшую секретаршу Чеснока и Сумчатого Ершову, нашёл свидетелей по делу об убийстве Лукашевича – Зубра, а так же – вызвал из мест заключения тех, кого Зайцев незаслуженно туда упрятал. Дружок парковщика из «Дубка», которого «гений от следствия» «случайно» перепутал с Интермеццо и навесил на него Зубра, выглядел, словно подбитый камнем воробышек. Конечно – ему, студенту-первокурснику вместо пяти лет учёбы «отвалилось» десять лет тюрьмы! С жалким выражением на измождённом несправедливым заключением лице он тихо подтвердил, что да, он заметил человека, который вышел из зала ресторана последним и спрятался в красные «Жигули». Он, как смог описал его, и получившийся фоторобот оказался донельзя похожим на физиономию Николая Светленко! Так же Курятников беседовал и самим Светленко, приезжал к нему в изолятор. Коля до сих пор нестерпимо хотел выдать милиции своего «заклятого друга» Генриха Артеррана. А когда к нему в камеру впустили следователя из Генпрокуратуры – человека серьёзного, чуть лысеющего и длинноногого – так просто вспорхнул ему на встречу и заявил, что готов во всём признаться. Коля подробно и с расстановкой рассказал, что он, действительно застрелил Лукашевича – Зубра, пересиливая нестерпимое желание закричать козой. Но, едва Коля раскрыл рот, чтобы разболтать, кто являлся заказчиком, как кто-то, кто сидел внутри него – противный такой, наверное, дьявол – заглушил его волю и навязал свою. Николай говорил так:
- Да, я́ застрелил Зубра, а не тот, кого вы вместо меня засадили. А заказал это всё… - и тут вмешался «дьявол»: вместо ключевых слов «Генрих Артерран» у Коли вырвалось безликое и не человечье: - Ме-е-е-е!!
- Что?? – изумился Курятников, вытаращив на Колю непонимающие глаза и отложив немецкую ручку фирмы «Staedtler ». – Вы что, издеваетесь??
- Да нет же! – оправдывался Коля, краснея от смущения – надо же выдать такое следователю из Генпрокуратуры! – Я хотел… Я должен сказать! Я в рабстве… Ме-е-е-е!!! – коварный «дьявол» снова не дал Коле выразить свои мысли и заставил спуститься по эволюционной лестнице на несколько ступеней вниз.
- Что?? – окончательно опешил Курятников, машинально смяв в кулаке бланк протокола. – В рабстве? У кого? Давайте же, продолжайте!
Курятников настаивал на том, чтобы Коля говорил, и говорил правду, но Коля уже не мог говорить. «Дьявол» окончательно поработил его ослабевшую личность и превратил в некое парнокопытное. Интермеццо свалился на пол со стула, на котором сидел, встал на четвереньки, опустил голову, будто бы собрался бодаться и, раскрывая рот, заверещал:
- Ме-е-е-е! Бе-е-е-е! Му-у-у-у! – даже не понятно стало, в какого именно зверя он превратился.
Курятников вскочил со своего стула, отбежал подальше – к двери камеры – и заскрёбся в неё, требуя, чтобы его выпустили из «загона» в коридор. А Интермеццо взвился на дыбы и «поскакал» на четвереньках прямо к нему, желая не то забодать, не то затоптать. Курятникову даже пришлось отпихнуть его от себя. Оказавшись в безопасном коридоре, полковник Курятников захлопнул железную дверь камеры, отгородившись от скачущего «в атаку» Светленко, и напустился на стоящего тут же, в коридоре, Серёгина:
- Что тут у вас происходит? Этот Светленко что, сумасшедший?!
- Выборочный гипноз, - уныло вздохнул Пётр Иванович, прислушиваясь к несущимся из камеры звериным воплям «Бе» и «Ме». - Тут почти все им «заражены». С ними уже два гипнотизёра занимались – и ничего, оба уволились. Светленко работал на «авторитета» по кличке Тень – вот этот Тень и «осчастливил» его такой вот, напастью…
- Вы говорите – Тень? – переспросил Курятников, забыв про «бешенство» Светленко и схватив свой подбородок.
- Тень, - кивнул Пётр Иванович. – Вы его знаете?
- Нет, - отказался Курятников. – Никогда не слышал про такого авторитета… А насчёт гипноза вы разберитесь, - распорядился он, глядя на Серёгина в упор. – Если нужно будет – я сам пошлю запрос в Киев – от имени Генпрокуратуры.
Ещё Курятников побеседовал с водителем грузовика, который, якобы, подбил джип Семенова.
- Я не сталкивал его с дороги, - говорил «пленённый» в колонии строгого режима дальнобойщик. – Он вывернулся прямо у меня из-под колёс и поехал дальше по шоссе. И я – тоже поехал дальше. Я вам говорю чистую правду, но мне, почему-то никто не поверил – и даже в суде засудили…
- Вы не заметили, сколько людей было в машине? – осведомился Курятников у немолодого начинающего седеть водителя.
Дальнобойщик задумался.
- Кажется, один… - протянул он. – А хотя нет, двое! – выкрикнул вдруг заключённый шофёр и даже привстал со стула. – Я, конечно, в кабине у себя был и рулил… Но видел, что там сначала двое их сидело, а потом… один, вроде, под сиденье повалился.
- Что?? – удивился Курятников и подвинул свой диктофон поближе к несправедливо «усевшемуся» дальнобойщику.
- Да, как сейчас помню, - продолжил тот, похлопав глазками. – Водитель повалился под сиденье, а пассажир подвинулся на его место. И вот, пока они возились – этот ихний джип едва под тягач ко мне не занесло. Ихних лиц я, естественно, не видел – слишком уж шибко они пронеслись. Вжик! – и выскочили. Я всё это первому следователю рассказал – Зайцеву. А он мне не поверил и сказал, что я пытаюсь, как он мне выдал, «увильнуть от ответственности за совершённое преступление». И как я ни распинался, что ни в чём не виноват – ему хоть кол на голове теши – передал дело в суд…
Потом ещё Курятникову пришлось повозиться со всеми малолетними скинхедами, которые, якобы, «охотились» на негра и по ошибке сожгли квартиру Ершовой. Всего их было семеро. «Великолепная семёрка» - так окрестил про себя Курятников этих не весьма благополучных оболтусов. Самый старший из них имел от роду семнадцать лет, а младшему стукнуло лишь четырнадцать. А Зайцев убедил суд «заточить» всех мальчишек в колонию и «впаять» каждому по три года строгого режима.
Желая обстоятельно во всём разобраться, Курятников опрашивал их по одному. Сленг заменил этим трудным подросткам русский язык, а на руках и головах у каждого синели татуировки со свирепой фашистской символикой.
Курятников с трудом понимал их «марсианский», засорённый паразитами лепет. Но, всё же, выслушав седьмого сопливого «гитлеровца», который распустил нюни прямо перед ним, полковник Курятников чётко уяснил себе, что сжигать негра никто не собирался, а собирались только «попугать», подкидывая ему в почтовый ящик злобные записочки. Содержание «депеш» было примерно следующим: