Текст книги "G.O.G.R. (СИ)"

Автор книги: Анна Белкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 188 (всего у книги 198 страниц)

- Вопросов нет… - вяло отозвался на пароль Крючковец, и все вздохнули с облегчением: «петушиное слово» действует, «порча» побеждена, и сейчас «подопытный» выскажет свою историю. - Где ты был? – надвинулся на него Ежонков. Серёгин с Недобежкиным приготовились слушать, однако слушать оказалось нечего. Крючковец застыл с распахнутым ртом и не произнёс ни буковки. В воздухе повисло тяжёлое молчание, а потом – Недобежкин взорвал его валом возмущения: - Ну?? - Сейчас! – процедил Ежонков, подозревая, что его налаженная схема снятия «порчи» дала какой-то сбой. – Где ты был? – повторил он снова, обращаясь к отупевшему Крючковцу. Крючковец даже моргать перестал. Он сидел, неподвижен и глух ко всему. Сидел-сидел, а потом – пошевелил губами и изрыгнул всем ненавистное: - Бык-бык! – после чего свалился с кушетки на пол и принялся валяться на боку без движения. - Ежонков!! – подскочил Недобежкин, стиснув кулачищи. – Ты же говорил, что твоё «слово» снимает этот проклятый… проклятый… - Не кипятись! – спокойно посоветовал гневному начальнику Ежонков, потому что, кажется, нашёл ответ на загадку Крючковца. - Это ещё почему?? – громыхнул Недобежкин, вытирая кулаком свои усы. – Ты не умеешь гипнотизировать, устраиваешь цирк… - Его память не заблокирована, а просто стёрта! – авторитетно заявил Ежонков, не теряя достойного спокойствия. – Как у Хомяковича и Карпеца. Тут нечего считывать, из его головы всё это просто удалили. - Хм… хм… бррррум! – пыхтел Недобежкин, обрабатывая полученную от Ежонкова информацию, но кулаки не разжимал и не опускал, будто бы твёрдо решил кого-нибудь сегодня-таки поколотить. Врач Иван Давыдович и его санитары наблюдали за «цирком Ежонкова» с интересом, санитары прикрывали ручищами неприличные смешки. А Крючковец – тот продолжал лежать, глазеть точно вперёд и каждые полторы минуты выплёвывать постылый: - Бык-бык! - Р-расколдуй! – потребовал Недобежкин, обдумав всё, что услышал и увидел. – Хлестко пуши, а этого – потом ещё с Вавёркиным посмотришь! Пётр Иванович понимал Ежонкова, ведь Карпец до сих пор не сказал ни слова о том, где он находился, когда пропал из психушки и точно так же, как Крючковец, плевался «быками». С Хомяковичем – та же проблема – «бык» и молчание. Ежонков вернул Крючковца к жизни, но заниматься Хлестко не пожелал. - У этого тоже стёрли память! – заявил он. – «Бык» тебе скажет, и заткнётся, а ты только психовать будешь! Я же говорю тебе: память стёрта, её нет, считывать не-че-го! - Чёрт! – досадливо процедил Недобежкин и развернул корпус к Ивану Давыдовичу. - Кладите обоих в палату и смотрите – берегите как зеницу ока! – рекомендовал он врачу. – Если пробаранятся – звоните! В научном лексиконе врача Ивана Давыдовича такого жаргонного слова, как «пробаранятся», не водилось, и поэтому он сдвинул на кончик носа свои очки и уточнил у милицейского начальника: - А, «пробаранятся» - это как? - Да, вы же психиатр! – взвился Недобежкин. – Ну, там, пробыкуются… чёрт.. в общем, пройдёт у них этот ступор, понятно?? Всё, мы уезжаем, у нас работы невпроворот! - В воскресенье? – шёпотом съехидничал Иван Давыдович, а Недобежкину громко сказал: - Понятно. Сидоров проснулся поздно: часы на тумбочке сообщили ему, что близится полдень. День воскресный, и Недобежкин подарил выходной – рано вставать совсем не нужно, а можно даже поваляться всласть под одеялом и отдохнуть от жутких монстров и их жертв. За стенкой, в соседней квартире, установилась ватная тишина. С тех пор, как пропал Интермеццо – там никто так и не поселился. Квартира пустовала, там селились пауки, заплетая паутиной углы и окна. Сидоров не любил прислушиваться к этой тишине – она казалась ему могильной, и даже собирался отодвинуть свой диван от стенки, смежной с соседней квартирой. Ночью ему опять приснился какой-то кошмарный сон – не то про Генриха Артеррана, не то про страшные катакомбы… Да, наслушаешься воплей Кашалота и вой Сумчатого – и не такое приснится. Сидоров решил не валяться по одеялом – это же очень скучно – валяться. Сержант встал, натянул спортивные штаны и собрался было застелить постель, но вдруг… За стенкой, в пустой квартире явственно различался какой-то стук, словно бы там кто-то есть, кто-то ходит! Сержант застыл с одеялом в руке, не замечая, что оно, затянутое в белый пододеяльник, волочится по полу. Сержант весь превратился в слух, и его чуткие уши улавливали, как внизу, во дворе, беседуют о ценах на колбасу две его соседки. Кажется, показалось, грюкнуть мог кто угодно, чем угодно, где угодно, не обязательно за стенкой. Ведь дом-то как муравейник, повсюду люди… Кроме этой зловещей пустой квартиры, где раньше гнездились «верхнелягушинские черти». И почему Сидорову всегда так «везёт» в кавычках?? Там – черти, сям – привидения?? Даже дома нет покоя! Нет, это ипохондрия. Надо в отпуск, потому что мозги совсем запарились возиться с «порченными осликами», которые, казалось, заполонили собою весь город. Скоро голова у Сидорова вскипит, и от неё повалит сначала белый пар, а потом и сизый дым. Но разве сейчас Недобежкин расщедрится на отпуск, когда работа в самом разгаре?? Нет, не мечтай, закатай свою губу… Не удастся в этом году съездить в вожделенное Мелекино и понежится на тесном пляжике по соседству с чужими пятками. Хоть бы жара убралась куда-нибудь, а то вон, опять градусник буровит, что на улице плюс тридцать три. Делать яичницу не хотелось: не давала страшная лень и жуткая неохота. Пельменей в холодильнике попросту не было, и Сидоров не заметил даже, когда он их съел. Была только колбаса и чёрный хлеб – Сидоров и его убрал в холодильник, чтобы там не завелась противная картофельная палочка. Сержант наспех порубил хлеб и колбасу на ломти, сляпал три бутерброда и принялся жевать, запивая из кувшина холодной водой, потому что неохота было возиться с чайником. Свисток на чайнике сломался, и теперь этот предатель закипал тихонько, словно крадущийся лис. Сидоров уже пару раз прошляпил тот интересный момент, когда в чайнике заканчивалась вода, и чайник раскалялся на газу и чернел… Не хватало ещё устроить пожар. Пережёвывая холодную колбасу, Сидоров вновь услышал шевеление в соседней квартире. Да, именно в соседней, там, где никто не живёт, где скрывался Коля, где жил этот бесноватый Федя-Филлипс. Сидоров бросил второй бутерброд недоеденным. Ему стало как-то подспудно страшно, он не смог находиться дома и вышел в прохладный сыроватый подъезд, где в углах висела чёрная паутина, а на стенке кто-то накарябал неправильную свастику, закрученную в другую сторону. Дверь «призрачной» квартиры была наглухо закрыта. Сержант осмотрел её, заглянул в глазок и увидел в нём жутковатую мглу могил. Он стоял и подслушивал под дверью, словно сплетница, стараясь уловить хоть какой-нибудь звук, но ничего не слышал. Показалось. Да, точно, это кто-то другой грюкнул, а за стенкой у Сидорова никого нету. Или верхнелягушинский чёрт с Горящими Глазами?? Нет, их не бывает, Сидоров – мент, он не верит в чертей и никого не боится. - Эй, чего застрял на лестнице? – грянул за спиной сварливый скрипучий голос, и Сидоров отпрянул от соседской двери, как от пожара. - Ты что?? – изумился скрипучий голос. Сидоров открыл один глаз и глянул туда, откуда этот голос исходил. Перед ним стояла его пожилая соседка Анастасия Сигизмундовна. Свои пышные формы она затянула в ярчайшее платье цвета «вырви глаз», а на голову водрузила широкополую соломенную шляпку, похожую на глубоководную медузу. Анастасия Сигизмундовна взирала на Сидорова с таким изумлением, словно бы у него на голове вдруг выросли грибы. - Простите… - пролепетал сержант, не зная, как бы ему оправдать своё торчание у пустующей квартиры соседей. В массивных кулаках Анастасии Сигизмундовны были зажаты пухлые хозяйственные сумки, переполненные батонами и куриными ножками. Ей некогда было стоять в подъезде, и поэтому она фыркнула: - Ужас! – и проследовала к своей двери. Установив сумки на прохладный каменный пол, она отыскала ключи и завозилась с замками. Переведя дух, Сидоров вернулся домой. Какой-то он стал пугливый в последнее время… Конечно, если неподготовленный человек внезапно увидит Анастасию Сигизмундовну – ещё неизвестно, как он себя поведёт… Но всё же, милиционеру стыдно бояться мифических чертей. Сержант сел дожёвывать свои бутерброды с холодной водой и попытался отключить мозги от соседней квартиры и её мистических ужасов. Скоро туда кто-нибудь заселится, и всё это закончится… ЗЗЗЗЫННЬ – заголосил в прихожей телефон и мгновенно включил Сидорову мозги. Он едва не выронил на коленки последний свой бутерброд – так резко они включились. «Кто это ещё в воскресенье?» - удивился Сидоров, невесело подозревая, что нужно будет ползти на работу и снова возиться с «жертвами чертей». Сидоров страшно не хотел поднимать трубку, думал даже отсидеться, пока закончится время вызова и телефон перестанет звонить. Но честь и совесть не позволили: а вдруг это действительно звонят с работы? АОН сломался, поэтому трубку придётся взять… - Санчес! – взвизгнули там, в мембране, и в ухе Сидорова зазвенел тонкий колокольчик. – Санчес, ты знаешь?? Сидоров отодвинул трубку от уха: слишком уж громко там визжали. Сидоров узнал того, кто его побеспокоил: «Донецкий Ван-Хельсинг» Брузиков – давний друг, отличный парень, однако о-очень увлечённый сверхъестественным. - Чего? – недовольно пробурчал Сидоров, когда Брузиков наконец-то перестал вскрикивать. - Санчес, ты говорил, что у тебя у соседей никто не живёт?? – взвизгнул в ответ Брузиков, и Сидорову стало не по себе: снова квартира эта дурацкая… - Не живёт! – твёрдо сказал Сидоров, стараясь казаться железобетонно спокойным. - Живёт! – возразил Брузиков. Кроме его визга сержант слышал в трубке ещё какие-то щелчки и глухие удары, словно бы кто-то там рядом с Брузиковым колет щепу и забивает гвозди. – Я вчера… - начал он, а потом – резко передумал. – Санчес, я тут недалеко от тебя, сейчас, причапаю и расскажу, подожди! Отвязаться от Брузикова было невозможно: если он вознамерился «причапать» - сбить его с курса не сможет и айсберг. Придётся терпеть. «Причапал» Брузиков практически мгновенно, как будто бы стоял у Сидорова в подъезде и звонил с мобильного. Не прошло и десяти минут, как «Ван-Хельсинг» вовсю ляпал к Сидорову в дверь. Сержант мог бы не открыть, но Брузиков будет ляпать до посинения, и его услышат соседи. - У меня есть звонок! – Сидоров выдвинулся в подъезд и поймал руку Брузикова, которая по инерции собралась ляпнуть ему в нос. - Он у тебя не работает! – пискнул Брузиков и рывком вернул себе свою руку. – Поломаешь мне кости, Шварц! – обиделся он, разглядывая своё запястье. - Не развалишься! – проворчал Сидоров. – Давай, заползай уже! - Ура! – обрадовался Брузиков и проворно занял собой прихожую Сидорова. «Донецкий Ван-Хельсинг» всегда странно одевался. Сегодня он тоже не сделал исключения. Его костюм выглядел так: шорты цвета хаки, наделённые мириадами карманов, такая же жилетка и футболка чистого канареечного цвета с головой Даффи Дака спереди. Венчала «картину» зеленая бейсболка, что не сверкала новизной уже наверное, лет десять. За спиной же уфолога болтался его любимый рюкзак болотного цвета, набитый неизвестно чем. - У тебя в соседней квартире живёт какой-то чувак! – вывалил информацию Брузиков и прошествовал на кухню Сидорова, позабыв освободить ноги от кроссовок. - Эй, разуйся! У меня тут квартира, а не птичник! – закричал ему вдогонку Сидоров. - Прости, Санчес… - Брузиков вернулся и скинул кроссовки рядом с туфлями сержанта. Сидоров невольно сравнил их и определил, что размер ноги у Брузикова, наверное, сорок седьмой. - А насчёт чувака – ты, наверное, ошибся… - робко начал Сидоров, убеждая себя в том, что соседняя квартира пустует. - Нет! – возразил Брузиков и во второй раз откочевал на кухню Сидорова, схватил со стола его третий, не начатый бутерброд и отправил его к себе в рот. - Это мой… - пискнул Сидоров. - Спасибо! – поблагодарил Брузиков и продолжил стращать сержанта инопланетянами и вампирами: - Я вчера охотился, - увлечённо рассказывал Брузиков, уплетая бутерброд, который Сидоров ему уже подарил. – Сидел в засаде как раз возле твоей берлоги. И тут увидел, как в окне прямо рядом с тобой кто-то включил свет! Вон там! – Брузиков показал остатком бутерброда на ту стенку, что была смежной с дьявольской пустой квартирой. – У меня память – как у Штирлица. Я отлично запомнил, как ты сказал, что там никто не живёт! А тут – свет! Санчес, пожалуйста, ведь ты же мент! – Брузиков проглотил бутерброд и сложил свои ручки в молитвенной позе Мадонны. – Давай слазим туда и всё узнаем, а? - Миха, ты что? – изумился Сидоров. – Хочешь, чтобы я вскрыл чужую квартиру?? - Но она же ничья! – умолял Брузиков. – Тем более, там жил ваш жулик… Ну, ты же мент, скажи, что ищешь его следы… Там может быть вампир, Санчес! Ты живёшь по соседству с вампиром! - Ты – псих! – постановил Сидоров. – Ты к психиатру сходить не пробовал? - Все вы так говорите! – обиделся Брузиков. – А я столько их уже видел! Они всегда селятся там, где никто не живёт, или кто-то умирает, потому что в таких местах полно чёрной энергии! Я эксперт в этих делах, понимаешь, Санчес?? Я знаю, что ты – в опасности! Они же едят людей! Слушая эти сумасшедшие вопли, Сидоров старался выглядеть скептиком и взирал на беснующегося уфолога с высоты деланного безразличия, однако в душе был снедаем мистическим страхом. В дальнем углу за холодильником опять привиделись Горящие Глаза. - У меня есть план! – радостно заявил Брузиков, оглядываясь, очевидно, в поисках другого бутерброда. Нет, гражданин Брузиков, не найдёте: Сидоров уже всё съел. – Вампиры днём спят, и поэтому мы не рискуем пока что быть укушенными. Зайти в его квартиру надо прямо сейчас, пока не зашло солнце! - У меня тоже есть план! – Сидорову надоело возиться с сумбурным Брузиковым, он не собирался ни под каким предлогом влезать в соседнюю квартиру, и поэтому решил избавиться от уфолога. – Сейчас ты пойдёшь домой! Иди! Сидоров схватил друга за рюкзак и потащил в прихожую с целью дальнейшего выбрасывания в подъезд. Брузиков, естественно, сопротивлялся, что-то пищал и ныл, плескал ручками, но Сидоров был непреклонен и прямою наводкой буксировал его к входной двери. - Будешь мне ещё хоть раз в засаде сидеть – в обезьянник забью! – мрачно пообещал Сидоров, пихая Брузикова. – Пора лишить тебя лицензии на охоту, а то ещё поранишь кого-нибудь! Вон, сколько кольев настругал – под статью загремишь за оружие, но я тебя вытаскивать не буду! - Да я же спасаю тебя! – захныкал Брузиков, вырываясь. – Я уже давно за твоим домом наблюдаю! Сидоров молча распахнул входную дверь и пересадил Брузикова через порог. - Иди, отдохни! – сказал он, толкнув уфолога к лестнице. – И не забивай мне голову своими пришельцами – и так забита! Брузиков повернул к Сидорову донельзя униженное и оскорблённое лицо и плаксиво проныл: - Ну ты и бука! Не хочешь – без тебя справлюсь! После этого Брузиков поправил сбившуюся на затылок кепку и пополз вниз по лестнице. Сидоров дождался, пока он сползёт и выйдет из подъезда и после этого с победой вернулся домой. Достал его уже тот Брузиков с его «зелёными человечками». В чужую квартиру лезть… Ещё чего! *** Все соседи Утюга уже отправились назад, в не столь отдалённые места, откуда их и привозили на опознание Зубова. Утюг же всё оставался у Недобежкина в изоляторе, потому что допросить его у милицейского начальника не хватало ни времени ни сил. Утюг томился в камере по соседству со Свиреевым «Шубиным» и по ночам слышал, как последний надсадным волком воет песни: «Ты добычи не дождёшься, чёрный ворон, я не твой», «С вором ходила, вора любила. Вор воровал – воровала и я», «Не предавай – не предавал, не убивай – не убивал, не пожалей – отдам последнюю рубаху. Не укради – вот тут я дал в натуре маху». Утюг постоянно находился в «концертном зале», и из-за этого не мог уснуть. Тем более, что вокальные данные Свиреев имел весьма неказистые. Уехав из психушки, Недобежкин вдруг забыл про воскресный отдых и выказал непреодолимое желание работать. - Едем в отделение! – решил он. – Утюга будем крутить! Ежонков понял, что не попадёт сегодня домой до вечера и обиделся: - Ну, Васёк, подумай: я только с женой помирился… А ты? Она же думает, что я ей изменяю… Уже и по воскресеньям ухожу неизвестно куда! - На работу! – поправил Недобежкин. – Неужели ты в своём СБУ никогда не выходил на работу по выходным?? - Нет! – отказался Ежонков. – У меня железный график. И, если у профайлера нерабочий день – его никто не дёргает, а все ждут, когда профайлер выйдет на работу по графику! Пётр Иванович знал, что Ежонков врёт про график. СБУ – та же милиция. А когда это в милиции был «железный график»??