Текст книги ""Фантастика 2025-59". Компиляция. Книги 1-29 (СИ)"

Автор книги: Кристина Римшайте

Соавторы: Дина Сдобберг,Никита Семин,Михаил Воронцов,Дэйв Макара,Родион Вишняков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 161 (всего у книги 335 страниц)

Глава 28

Лисёнок вроде начала выправляться. Последние кардиограммы наконец-то начали давать положительную динамику. Появились положенные ребёнку щёчки. Да и бледность уже не так бросалась в глаза. Девочку давно нужно было постричь, но мне было жалко, я только срезала длину, оставляя волосы внучки до плеч.

– Первый волос нужно состричь, в ноль! – ворчала мама.

В результате мы договорились, что делаем первую официальную фотографию Али, и сразу идём стричься.

– О! Это что за первый день призыва? – встретил нас Генка.

Всегда улыбающаяся внучка только хмурилась и молчала. От зеркала она старательно отворачивалась, а я чувствовала себя виноватой. Особенно, когда фотограф привёз готовые портреты. Мама, приехавшая к нам, как она сказала «доживать век» и за правнучкой присматривать, а то та, того и гляди, дедову кобуру напялит и пойдёт в военное училище поступать, постоянно что-то Альке рассказывала. И при этом не переставала аккуратно расчёсывать.

– Мам, ты зачем просто так гребнем водишь ей по голове? Там же и волос нет. Ёжик один, – улыбалась я, наблюдая за тем, как внимательно внучка слушает мамины рассказы.

– И чего? Сидит ребёнок спокойно, слушает, любопытничает. Я сейчас ей расскажу, а потом пойдём гулять, будем знакомые травки искать. Да, Алечка? – спрашивала она у Али.

– Да, ба, – кивала внучка. Ей такие игры нравились.

А потом в часть пришло пополнение. Новобранцев после карантина в обязательном порядке ещё раз стригли в ноль. Алька, как всегда бегающая по казарме, в этот раз успокаивала солдат.

– Не плачь, вырастут, – повторяла она смешно картавя.

Выговаривала она не все буквы, и ещё половина звуков западала, поэтому с полутора лет, мы уже ходили к логопеду. Благо, что у меня в садик пришла жена одного из офицеров. Вот она малышам выправляла речь и ставила дикцию.

– Аля, чего ты его успокаиваешь? Он теперь смотри какой красивый! А то лохматый ходил. Вот пока лохматый был и надо было плакать. А сейчас уже всё хорошо, – объяснял ей один из старослужащих. Вечером нам об этом со смехом рассказывал Генка. Внучку ещё долго убеждали, что после стрижки все солдаты становятся красивые. Мы с мамой резали салат, Гена дожаривал котлеты.

– Лисёнок, ты чего притихла? – крикнул Гена, сняв сковороду с плиты. – Иди к нам.

– Сяз, – звонко крикнула внучка и прибежала.

Начиная ото лба и почти до макушки, только-только отросший на пару сантиметров ёжик волос, был выстрижен почти под ноль.

– Гена, котлеты! – первой отмерла мама.

Генка опомнился и вернул сковороду на плиту, а то у него чуть котлеты не пол не посыпались.

– Алечка, а… Это ты зачем сделала? – сел он на корточки перед внучкой.

– Касота, – показала она рукой на свою голову.

– Ага, – посмотрел на меня Генка.

С этого дня всё, чем можно было остричь волосы было убрано. Но ситуации это не изменило. Стоило волосам закрыть уши, как внучка моментально умудрялась остричь себе волосы. Мама умудрялась заплетать ей какие-то невероятные косы, я в жизни бы не предположила, что на длине три сантиметра это возможно. Гена приносил ленты под каждое платье. Но внучка вбила в голову, что лысая голова это красиво, и всё. Мама только усмехалась.

– Узнаю породу, – выразительно смотрела она на меня. – Это ни одним воспитанием не выправить!

На лето к дедушкам и бабушкам привезли Оксану. Она своё имя выговаривала плохо. Но и это проблемой не стало. И почти сразу порядок по казармам наводили Аля и Ксана. Часто в гости приезжали Таня с Васей, четвёртый ребёнок у них родился мальчиком. В совхозном посёлке детская площадка была очень скромной и маленькой. Поэтому ребята были в восторге от детского городка у нас перед домом. И каждый раз, едва приехав в гости, утаскивали обеих девчонок на улицу. На лето к дружной компании присоединилась и Света, хоть и была старше девочек, но год разницы роли особо не играл.

Костя приходил в гости с сыном, но без снохи.

– Вот и не верь после этого в особую связь между близнецами, – кивнул на Руслана и Алю Генка. – Растут врозь, а смотри как он в сестру каждый раз вцепляется.

Это действительно было забавным зрелищем. Два маленьких ребёнка играли на ковре в кубики или фигурки животных. И более крупный и бойкий мальчик время от времени отвлекался от игры и чмокал сестру в щëку или висок, каждый раз всем сообщая, что это его Аля.

– Авка! – показывал он на фигурку собаки из подаренного внучке Геной набора «домашние животные».

– Бабака, – поправляла его Аля, тоже произнося неправильно.

А мы сдерживали смешки. Аля полностью копировала то, что делали мы. Я обычно показывала ей фигурку и несколько раз произносила название, потом она повторяла. Играя с Ксаной или Русланом, она повторяла те же самые действия.

Потом в гости начала ходить Аля. Её забирали на выходные Таня или Анатолий. После одних из выходных у других дедушки и бабушки, трёхлетняя внучка, вернувшись домой, выложила на кухонный стол рублей десять монетками.

– Алечка, а это ты где взяла? – спросила я.

– Запата, – гордо заявила мне внучка, регулярно видевшая, как Генка выкладывает на стол свою зарплату.

– А как же ты столько много заработала? – показательно удивилась мама. – Это за что такие деньжищи платят?

– За слова, – рассказала нам внучка.

По мере рассказа, мы с мамой переглядывались, а Генка ржал, как тот конь. Не зря видимо нас в начале его карьеры поселили в конюшне. Оказалось, Толя, «полечил зубки», как мы поняли просто выпил, и развлекался, отправляя внучку к своей жене с обзывательствами. Любовь Фёдоровна откуда-то вернулась и стояла среди соседок о чём-то разговаривая. В этот момент к ней подбегала внучка и громко говорила то, чему её учил Толя. Благодаря чему внучка выучила новые для себя слова. Такие как с@ка, старая бл@дь и прочие. За каждый такой поход к бабке с новым словом, Анатолий отдавал внучке рубль со словами, что она его честно заработала. А внучка, привыкнув, что её деда приходит и кладёт деньги на стол со словами, что принёс зарплату, гордо продемонстрировала нам свой первый заработок.

На следующий день у нас должен был приехать фотограф в садик, а потом фотографировать солдат у знамени части. Генка с утра наглаживал малиновое платье с аппликацией уточки на груди. А я старательно навязывала на коротких волосах внучки бант из такого же цвета ленты.

А потом, проводив фотографа в штаб, где он должен был фотографировать солдат, я увидела Анатолия.

– Анатолий Михайлович, а можно вас на пару слов? – позвала я.

– Не-не-не, Дина Тимофеевна, – подтянул он патронташ. – Мне уже на обход минут пять как пора.

– Да я надолго не задержу, – настаивала я.

– Сватья, не старайся. – Засмеялся Анатолий. – Я же с Украины, а наши мужики с детства знают, что когда их бабы так ласково зовут на пару слов, особенно чужие, то надо тикать. И побыстрячку. Тем более, что я заранее знаю, за что разговор будет.

– Отлично, – кивнула я. – Зачем?

– А чего? Ну, выучила внучка пару крепких, что с того? В жизни пригодится. – Засмеялся сват. – А то девчонка такая тихая и спокойная растёт, что вырастет и поволноваться не успеем.

Почему-то эта простая фраза заставила почувствовать неприятный холодок.

Светлым весенним днём мама зашла ко мне на работу, просто поговорить ни о чём.

– Пойду, подремлю после обеда, – улыбалась она, собираясь домой, и вдруг обернулась у самого порога кабинета. – Видел бы отец, какие вы выросли, какими вы стали.

Когда я пришла домой, в квартире было тихо и свет нигде не горел. Мама ушла тихо, во сне. Аля несколько дней ночевала у Вайниров. Мы не хотели, чтобы девочка видела все скорбные приготовления. И после похорон было очень сложно объяснить, куда делась её ба.

– Она очень долго жила и очень устала. И ушла туда, где её ждал мой папа и моя бабушка, – рассказывала я, вместо мамы расчёсывая волосы внучки.

– А ей там хорошо? – хмурилась Аля.

– Конечно. Там она снова молодая, красивая и полная сил, – успокаивала я.

Через несколько дней мы с сёстрами были на кладбище, а внучка была в гостях у родителей Ольги.

– Тётя Дина, тётя Дина! – с криком затормозила чуть не врезавшись в оградку передним колесом велосипеда Света, самая младшая сестра Ольги. – Там Альку на скорой увезли!

Мы сорвались следом, Вася, за которым помчался недавно вернувшийся с армии Володя, единственный сын Анатолия и его жены, отвёз нас в больницу. Едва мы появились, нам сообщили, что девочка в реанимации с ожогом гортани и верхних дыхательных путей. Ситуацию осложняла явная аллергическая реакция.

– Что произошло? – спросила я.

– Я виноват, – просипел почти чёрный Анатолий.

– А я сейчас расскажу, – с непонятным каким-то довольством и чуть ли не с улыбкой влезла его жена. – Этот алкаш, с утра попёрся в город, молодую зеленуху продавать на афганец. И когда обратно ехал, зашёл в рюмочную, деньги же при себе.

– Заткнись, стервь. Иначе богом клянусь, овдовею! – рявкнул на неё муж. – Хоть бы ради приличия свою улыбку жабью спрятала! Выпил я, пока автобус ждал, смотрю, девки стоят. Соплюхи, лет по пятнадцать-шестнадцать. И курят. И так это мерзко со стороны… Я никак из головы не мог выбросить. Приехал домой, чай сделал. Внучке шоколадку привёз. Она ручки помыла, сидит рядом со мной, чай пьёт. Я по привычке, курить же ещё лет в десять начал, когда партизанил, скрутил газетку, насыпал махорки. Я сигарет не признаю, только наш табак, украинский. В козью ножку вставил, сижу дымлю. А Аля берёт, сворачивает обёртку от шоколадки и тоже вроде как сигарету тянет в рот. Я давай ей объяснять, что это плохо. Вот я курю, и бросить не могу. А на самом деле и зубы желтеют, и вонь, и горькая гадость. Ты, мол, попробуй, какая это горечь, я тебе врать не буду. Протянул ей самокрутку и говорю, вдохни.

– Ты нормальный? – еле выдавила я.

– Она задыхаться начала, побледнела, вздох сделать не может. Валька наша прибежала, она ж в хирургии работает, хоть и медсестра, а всё медик. Она что-то там делать начала, скорую велела вызвать, – продолжал он.

Спасло Анатолия только то, что вышел врач, а потом я осталась с внучкой. Реанимация, больничная палата, потом Москва, где восстанавливались после произошедшего. Вернулись домой мы с Алей только летом, и не надолго. Нам предстояло пройти первую операцию на сердце. Внучка за прошедшие месяцы вытянулась и сильно похудела. С портретом, сделанным всего несколько месяцев назад, совсем стала непохожа. Зато научилась внимательно слушать врачей с таким серьёзным видом, что даже врачи начинали улыбаться. Возвращаясь домой, мы с Генкой заехали в фотоателье. Внучка как была в обычном жëлтеньком платье, вроде домашнего, и наскоро подстриженными обычными канцелярскими ножницами волосами, так и попала на фото. Зато, чтобы появился тот самый взгляд, я ей вслух читала назначение врачей.

В день нашего приезда разразилась очень сильная гроза. Командование части в таких случаях по тревоге поднималось на дежурство. Любой намёк на пожар нейтрализовали мгновенно. Я закрутилась по дому, и то, что Али нет дома, заметила не сразу. Я не могла вспомнить, испытывала ли я ещё когда-нибудь такой страх.

– Я верну! Щас найду! – заверила меня Ксана, ведь первым делом я побежала искать внучку к её подруге.

Оказалось, что две эти хитрюги, прознали о солдатском лазе под забором около Хитрого посёлка. По нему солдаты уходили в самоволку в соседние посёлки. А наши внучки, когда все думали, что они спят и старались не заходить в расположение, сбегали через поле к десятку огромных дубов, оставшихся от Романовских дубрав. Старые необхватные деревья, растущие на небольшом холме посреди поля действительно выглядели сказочно. А мы, находя по карманам резные листья и жёлуди ни разу не придали этому значения. В части тоже дубов хватало.

Не смотря на ливень, сменивший грозу, Генка как был в плащ-палатке, чуть ли не бегом сорвался на Романовское поле. Вскоре он вернулся с замёрзшей и промокшей внучкой на руках и весьма озадаченным видом.

Аля рассказывала, она хотела просто погулять под грозой, а не смотреть из окна. Она бегала, стараясь угадать с какой стороны сверкнёт. И решила, что дома и деревья мешают, поэтому, чтобы поиграть с грозой убежала на поле. А когда устала бегать, то спряталась от дождя под дубами. Почти сразу она услышала шипение и треск, а потом впереди увидела очень красивый шарик.

– Как костёр, только в воздухе. – Напугала она нас описанием. – У меня волосы стали шипеть и стояли вот так! А шарик знакомился, показывал разные цвета. Красный, оранжевый, жёлтый, розовый и много других. А потом ушёл. Спрятался в землю.

– Там рядом с дубом действительно пятно выжженой и пропечëной земли. И такой горячей, что когда я пришёл от неё пар шёл от разошедшегося ливня. – Рассказал Генка.

На следующий день мы ходили уже все вместе, чтобы посмотреть место ухода в землю шаровой молнии, как мы понимали.

А во всей части, пока внучка старательно изображала красками тот самый шарик, по периметру обновляли основание бетонного ограждения.

Впереди нас ждало первое хирургическое вмешательство.

– Удивительно, – сообщил мне врач после предоперационного обследования. – Так мешавшая нам плёнка видимо достаточно истончилась и порвалась. Нам нужно не удалять её, а зачистить, чтобы остатки не создавали эффект эха для сердечных шумов. Это если по простому и не научным языком.

Для этого в грудную клетку вводили во время операции специальные инструменты. После этого под грудью у внучки навсегда остались шрамы от проколов.

– Теперь нам нужно будет сердечко тренировать! Чтобы было сильное, крепкое и перестало болеть! – провожал нас врач.

Вот только радовались мы недолго. Руслан, сбегая со ступенек веранды в заводском детском саду на встречу маме, поскользнулся и упал. Во время падения, он проломил висок об угол ступеньки. Скорая довезти внука до больницы не успела. Сноха буквально сходила с ума. И обвинила она в произошедшем Алю.

– Это всё из-за неё! Она должна была умереть! Она родилась почти мёртвой! – давилась визгом и рыданиями Ольга. – Но вместо неё судьба забрала сына! Ненавижу! Никогда ей этого не прощу.

– Мам, пап, – уговаривал нас Костя. – Не слушайте её сейчас. Она не в себе. Поймите, ребёнок и на глазах…

– Кость. Это горе. Это страшно. И я в себя прийти не могу. Но набрасываться на девочку и кидаться такими обвинениями? Тебе жену может в больницу положить? – я была в ужасе. Горе не сплотило нас с семьёй младшего сына, а словно развело ещё больше.

Сын и сам был чернее ночи и словно постарел лет на десять. Поэтому мы с Генкой решили, что истерика снохи нас не касается. А к лисёнку мы её в таком состоянии не подпустим.

Глава 29

Жена младшего сына совсем замкнулась в себе, словно мира вокруг не существовало. Ни с кем не разговаривала, постоянно плакала, молча, глядя в стену. Перестала следить за собой и заниматься домом. В это время им с сыном как раз выдали от завода свою, отдельную квартиру. Но Ольга на это почти не обратила внимание. А появившаяся у неё привычка сидеть на подоконнике только пугала Костю.

Он пытался показывать жену врачам, отвозил её в Москву, на станцию метро «Динамо». Прямо говорить о психиатрических расстройствах было не принято, но при упоминании НИИ или больницы на «Динамо» все понимали о чём речь. Был период, когда сын просто делал вид, что ничего не происходит и всё нормально. Пытался жить обычной жизнью, надеясь вернуть у жены нормальное восприятие действительности. Но вскоре оставил эту затею, потому что Ольга не просто не начала возвращаться к жизни через повседневные дела и заботы, а вообще не могла даже точно вспомнить, когда она ела и что.

– Поставлю тарелку, она сидит и смотрит, словно сквозь неё. Говорю, ложимся спать, она просто из положения сидя, ложится на бок. Пытался… То ли с куклой, то ли с трупом. Она даже не реагирует. – Признавался в одно из нечастых появлений сын. – А она как?

Дочь он редко называл по имени. И смотрел на неё всегда то ли с грустью, то ли с чувством вины. Аля это замечала, но к отцу особенно не тянулась. Только иногда жаловалась нам с Геной.

– Опять он так смотрит, – хмурилась внучка.

– Как так? – уточнял у неё Генка.

– Как хулиган в мультфильме, после того как ему уши надрали и заставили извиняться, – отвечала Алька. – Вот! Как Буратино, когда понял, что он деревянный дурак и всё испортил!

Внучка очень рано научилась читать. И возле неё всегда была толпа ребятишек, которым она читала вслух или пересказывала прочитанное. Память у неё была хорошая. В четыре года она запоминала стихотворения после трёх-четырех повторений. Сказки в её рассказах мешались с мифами и историей. Мне казалось, да так наверняка и было в силу возраста, что она не отделяет историю от сказки.

Бывало порой, что уезжая в Москву по партийным делам, я оставляла девочку на работе у подруги, в архиве исторического музея.

– Бабушка, а ты знала, что были настоящие цари? Знала? Иван Грозный не из сказки. Он правда жил! – с восторгом рассказывала она однажды после очередной поездки. – И он был поэт, как Пушкин. Только тогда это называли псалмы. Он их сочинял! Я его письма видела, мне в руках дали подержать стекло с ними!

– Лёша, у Маринкиной башни останови в Коломне, – попросил солдата-водителя Гена, подмигнув внучке.

Когда мы приехали в город, он взял Лисёнка на руки, и пошёл к старому озеру внутри сохранившихся стен древнего Коломенского Кремля.

– Помнишь, у Грозного был помощник и ближайший соратник, тот, кто возглавлял личную охрану царя, – рассказывал внучке муж. – Малюта Скуратов. Говорят, что Григорий родился и вырос в этих местах. Точно это неизвестно, но его родственница, будущая жена Ивана Грозного и царица, Марфа Собакина, точно коломчанка. И по описаниям, недалеко отсюда стоял терем её отца, а сама она с нянями и служанками любила отдыхать на берегу Блюдечка. Так до сих пор называется это озеро.

– А почему тогда башня Маринкина, а не Марфина? – показала на торчащую башню внучка.

– Потому что Марфа не имеет к ней никакого отношения. А названа она по имени Марины Мнишек, жены двух царей Лжедмитриев. – Засмеялся Генка, неся внучку обратно к машине.

– Как это двух? Ей одного мало что ли было? – нахмурилась Алька. – И как это сразу два мужа? Она сразу обоим есть готовила?

– Нет, сразу двух мужей у неё не было. Это жён у одного мужчины в некоторых странах может быть несколько сразу, – объясняла уже я.

Но идея о нескольких мужьях плотно засела в голову ребёнка.

– Это удобно! Один работает, второй дома помогает, – доводила она до меня свои детские рассуждения.

– Они ругаться будут, – пыталась объяснять я. – И так нельзя, а то у кого-то будет много мужей, а кому-то не достанется.

Аля вообще часто задавала вопросы, которые ставили меня в тупик, а Генку веселили.

– Почему к Бабе-Яге все едут грязные, голодные и ночь? – спросила она как-то. – Днём за советом приехать нельзя? Тем более, если она такая страшная, днём же не так страшно, как в темноте, правда?

Генка чуть не поперхнулся чаем, а потом долго шутил, что видать не так страшна была Яга, что к ней советоваться с ночёвкой ездили, да всё богатыри и царевичи.

– Очень смешно, – хмурилась я. – Особенно если учесть, что девочка ассоциирует себя с отрицательными персонажами. У неё любимые герои Дюдюка, Шапокляк, Баба-Яга. Да она плакала когда посмотрела мультфильм про Горгону!

– Так она не просто так заступается, – отмахивался Генка. – Она же верно говорит, что жила Горгона на необитаемом острове, никого не завоёвывала, это к ней лезли всякие. Горгона защищалась. Справедливо.

Уезжая на Байкал, я оставляла мужу десяток указаний, но он только хмыкал и кивал, напоминая, что уж со своей Чернобуркой он точно справится, а нет, так у него в части пять полных рот нянек, а зарплата и должность позволяет купить внучке очередную книжку со сказками или мифами, а не грабить книжный магазин.

Именно в тот раз, в восемьдесят восьмом, во время отдыха на Ольхоне мы с сёстрами нашли трёх почти задохнувшихся котят.

– Девать их некуда, – вздыхала я. – Да и Аля давно просит. Они с подружкой уже всю живность в части замучили своим желанием поиграть.

– Да у Али по желанию целый зоопарк, хочешь конь, хочешь волк, – засмеялась Анна. – Даже скалятся по команде.

– Солдат, изображающий кого-то, это не то же самое, что котёнок или щенок, – пожала плечами Тося.

Встретив как-то сестёр, приехавших в гости, я зашла вместе с ними на почту. Всё равно было по пути. И мы дружно наблюдали, как солдат уговаривал Алю сходить в военторг, на лавочках у которого сидели молодые девчонки.

– Аля, пойдём в магазин. Шоколадку купим, – подкупал он внучку.

– Я с тобой идти не хочу, – улыбалась мелкая капризуля.

– А с кем хочешь? – спрашивал парень.

– С волком, с настоящим, чтобы рычал! – заявила ему внучка.

– Да ты знаешь, как я рычу? Ни один волк так не может! – засмеялся солдат.

Всю дорогу до магазина он изображал рычащего волка.

– Пойдём, – хохотала я. – Спасать беднягу.

– Пфф, – фыркала Аня. – Не думаю, что он нуждается в спасении. И спасибо тебе явно не скажут. Внучка у него похоже за козырь в общении с девушками.

Котёнка, названного Баюном за красивое и громкое мурчание, я везла в птичьей клетке. Рисковать, как Аня, неся на руках в толпе народа в аэропорту, я не стала. Впрочем, Аля уже в машине вытащила его к себе на колени. Ласки досталось и Аниному Лихо. Тот бедняга, неожиданно получив столько внимания сразу, воспользовался моментом и заполз к Ане на плечи, плотно закрыв глаза.

– Трусишка, – засмеялась Аня, погладив котёнка.

Зато Баюн похоже был доволен. Он выгибался и ласкался, громко мурча на всю машину. Вскоре наш ждала и радостная новость.

Невестка начала неожиданно полнеть. Сначала сын списал всё на её состояние, но потом всё-таки вызвал врача. Так как выросший живот шевелился сам по себе. Диагноз был недвусмысленный. Беременность, и по срокам в середине октября, то есть через два-два с половиной месяца, должен был появиться ребёнок. Эта новость смогла сделать то, чего не добился ни сын, ни специалисты от психиатрии. Сноху словно подменили. Уборка, ремонт, обстановка квартиры.

И лично ею связанные сарафанчик из ярко-оранжевой шерсти и синий свитер с высоким горлом для Али. Она даже стала приходить в часть и гулять с дочкой.

А в начале сентября Гене дали путёвку в Ялту, в санаторий имени Чехова. Мы сначала хотели отказаться, но Костя уговорил нас оставить Алю у него с Ольгой.

– Родится ребёнок, и неизвестно, как там будет. А пока хоть в гостях побудет. Вы же её уже почти два года никуда не отпускаете, после того, как она из гостей от тестя в больницу попала. – Убеждал он нас. – Ну что может случиться? Я точно самосад не курю.

Отпустив внучку к родителям, а квартиру оставив на кота и соседей, мы уехали. А когда вернулись, оказалось, что случиться может что угодно.

– А Аля не может уехать, – заметно переживая сказал нам сын. – Она в школу пошла.

– Зачем? – не поняла я.

– Учится она там, в первом классе. – Удивил нас Костя ответом.

– А как она там оказалась? Какая школа, ей восемнадцатого только пять будет, – не понял Генка.

Оказалось, что Алю именно отводили в садик дня три. А потом, как и все местные детки из старших групп, она ходила в сад и домой сама. Тем более, что и надо было от пятиэтажки пройти через двор школы и попасть прямо к воротам детского сада. Но Але в садике было скучно. Зато понравилось играть с ребятами со школьного двора.

– Они мне говорят, мы в школу, у нас уроки. – Рассказывала нам внучка. – Я их спрашиваю, а что вы там делаете. Они мне, мы учимся читать, считать и писать. Я их послушала и говорю, что я всё это умею, пойдём в эту вашу школу. Я раз пришла на уроки, второй. Потом Валентина Алексеевна отвела меня к директору, там ещё и другие учителя были. Меня попросили почитать, посчитать, что-нибудь написать. Сказали, что я пишу печатными буквами и не той рукой. Пришлось объяснять, что я и другой могу, просто левой удобно. Потом мы разговаривали о природе, почему есть времена года, какие признаки. Ну я им и объяснила, как мне дедушка, что есть бесконечное пространство, космос. Там есть звëзды, астероиды, планеты. Вот мы живём на планете Земля, которая вращается вокруг одной единственной звезды, Солнца. Но ещё ведь Земля вращается вокруг самой себя. Ну и до конца так. Когда я закончила рассказывать о полюсах, и о том, что не везде есть четыре времени года, директор и Валентина Алексеевна решили идти ко мне домой. Я им сказала, что пока они могут прийти только к моим родителям.

– Они пришли и сказали, что девочка прошла педагогическую комиссию, и мол, готова к школе. – Продолжил сын. – Я сказал, что мы не собирались отдавать девочку в школу. Что у неё проблемы с сердцем и скорее всего мы будем на домашнем обучении. Но в любом случае, раньше восьми лет вести в школу не собирались. А мне директор, Евгения Николаевна, говорит, что если только сразу в десятый. А пока ей уже в первом делать нечего, ей будет скучно, и это проблема. Мы решили попробовать. Если что, всегда можно снять с обучения.

Внучку мы конечно забрали. Гена сначала решил возить на своей машине, а потом пошёл узнавать, сколько в части школьников.

– Вот я не пойму, – возмущался он. – Допустим, что абсолютно всё, я контролировать не могу. Но родители могут прийти и сказать, у нас дети, столько-то человек, два раза в день, в любую погоду идут через лес в школу и обратно. Давайте решать что-то!

– Ну так всегда ходили. И наши мальчишки, – напомнила я.

– Так это когда было? Ты ещё Ломоносова вспомни. Тот тоже на учёбу аж из Архангельска в Москву ходил, – отмахнулся муж.

В итоге, отвозить и забирать детей стал небольшой автобус, приписанный к части. Форму для Али прислала Валя, младшая сестра Ольги, которая училась на хирургическую медсестру. Она вышла замуж за курсанта-танкиста и вместе с ним уехала служить в ГДР. Второй комплект, а также фартуки и целый десяток воротничков и манжетов, ей сшила Ирина.

Вот тут и вылезло воспитание ребёнка в казарме. Аля сама пришивала себе пуговицы, и воротнички с манжетами.

– Подшиву сложнее пришивать, – фыркнула внучка, откладывая форму.

– Чего? – переспросила я.

– Ну, бабушка, подворотничок! Ты что, не знаешь? – поинтересовалась Аля.

– Нравится тебе в школе? – расспрашивал её Генка.

– Конечно, – кивала Аля.

– Жаль, конечно, если придётся перестать, – хитрил Генка. – В школе же форма. И бантики обязательно. А ты волосы стрижёшь. Что делать будем?

– Будем отращивать, – тяжело вздохнула внучка.

Постепенно она привыкала к распорядку. К её занятиям, которые мы ввели, после операции, добавилась учёба. У неё не было ни одного свободного дня. Помимо школы были танцы, фехтование, верховая езда и игра на фортепиано. У неё идеально стояла рука, она легко запоминала ноты и соотносила их на клавишах. Но у внучки совершенно не было слуха. Уроки сольфеджио доводили её до слëз.

– Дин, зачем? – вздыхал Генка. – Ну, не хочет и не дано.

– А что ей дано? С тобой по полевым мотаться? – отвечала я. – Ген, сколько ты ещё пробудешь в армии? Уже все сроки прошли, не сегодня, так завтра передашь свою должность другому. И игры закончатся. А Аля научится усидчивости и поймёт, что нет такого понятия «не дано». Что она всего может добиться старанием и трудом. А упрямства ей и так не занимать!

Учения были настоящей головной болью. С трёх лет Чернобурка не пропускала ни одного полевого выхода. Впрочем, как и её подружка. У той даже был нарукавник с красным крестом и армейская медсумка. Лечила она правда сбитые колени и локти Альки, но как говорил наш замполит, пути были явно намечены, и в семья обозначился явный перевес в сторону медиков.

А после того, как ей позволили самой дать команду к залпу на учениях всего округа, так как командовал ими Генкин однокурсник и друг с генеральскими погонами, я думала, что вообще её из окопов не заберу. Поэтому, когда начинался полевой выход, по боку шло всё, и школа, и танцы, и фортепиано в первую очередь.

Зато мы подсказывали солдатам текст присяги, без ошибок называли детали автомата и бегали на занятия по оказанию первой помощи.

Двадцать пятого октября у младшего сына снова родился ребёнок. Косте исполнялось ровно тридцать лет. И родившегося мальчика, сноха назвала тоже Костей. Наблюдая за тем, как она буквально вьётся над внуком, я с обидой сказала, что если бы она хотя бы половину этого внимания уделила в своё время Але, то многое сложилось иначе.

К концу первого класса к нам начал приходить Анатолий с просьбой отпустить внучку с ним.

– Моя бабка просит, хоть раз живьём увидеть. Ей сто лет в обед, без преувеличения. – Просил он. – Сам отвезу, сам привезу обратно. До конца лета девчонка будет здесь.

А я, вспомнив вышитые пелёнки, переданные для внучки от той самой бабушки, не смогла отказать в просьбе.