Текст книги "Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Арчибальд Кронин

Юридические документы, допускающие Финлея Хислопа к равноправному партнерству с доктором Камероном, были подготовлены, и Хислоп, преисполненный искренней благодарности к вспыльчивому, но добросердечному старому доктору, представлял свое будущее в радужных тонах и готов был отдавать всего себя избранному делу.

Часто, оглядываясь назад, он видел себя таким, каким приехал в Ливенфорд, – нескладным юношей, только что окончившим университет, болезненно осознающим свои недостатки, чего бы они ни касались – манер, гардероба или медицинских навыков. И хотя у него не было гордыни, он обладал явным чувством собственного достоинства. В традиционной шотландской манере, он «улучшил себя», но мало изменился. Он остался тем же самым – спокойным и неразговорчивым, пожалуй, немного упрямым, но его можно было легко растрогать, воодушевить на что-то большое, и он ненавидел всяческое лицемерие.

Как это ни нелепо, данная история начинается с рыбьей кости и кончается едва ли менее нелепо. Впрочем, вы сами увидите, чем все это закончится.

Однажды рыбья кость застряла в горле у мистера Джорджа Маккеллора, и весенним вечером, около девяти часов, Хислопа вызвали в особняк Маккеллора, расположенный по дороге от Ломонд-Вью.

Маккеллор испытывал сильную боль, хотя и не поднимал особого шума, поскольку был человеком молчаливым и замкнутым. Холостяк по своему складу, он имел вкус к деньгам и, хотя был торговцем зерном, к тому же успешно играл на фондовой бирже, сколотив, по слухам, немалое состояние.

Неприятность случилась с Маккеллором во время одинокого ужина в ярко освещенной столовой, обставленной красивой мебелью. Хислоп быстро осмотрел его. Затем одним ловким движением с помощью пинцета он удалил эту возмутительную кость, застрявшую глубоко в мягких тканях глотки.

Маккеллору сразу же стало легче – он раз или два неловко сглотнул, затем медленно, словно неохотно улыбнулся.

– Видимо, вам было больно, – заметил Хислоп, осматривая колючую кость.

– Да, – ответил Маккеллор, – ощущение было не из приятных. Я должен сказать, что признателен вам за столь быстрый визит. – Он сделал многозначительную паузу. – А теперь… сколько я вам должен, доктор?

– О, мистер Маккеллор, мне ничего не стоило забежать к вам и немножко помочь. Давайте обойдемся без платы.

Маккеллор с любопытством посмотрел на Хислопа:

– Вы это серьезно?

– Конечно, – сказал Хислоп. – С моей стороны это была просто небольшая любезность. Допустим, когда-нибудь вы сможете сделать для меня то же самое.

Наступила тишина. Маккеллор задумчиво погладил свой двойной подбородок и наконец воскликнул:

– Присаживайтесь! С едой я уже закончил. Давайте выпьем по капельке виски и подымим. – Маккеллор налил виски, они закурили трубки, и он продолжил: – Я довольно много слышал о вас, доктор, так или иначе, и далеко не все было вам в ущерб. – (Сухая улыбка.) – Я не склонен к внезапным симпатиям, но скажу вам прямо, что у меня сложилось некое представление о вас. Кроме того, как вы выразились, одна любезность заслуживает другую. Скажите, вы когда-нибудь слышали о «Роан Влей»?

– Никогда, – сказал Хислоп. – Полагаю, это какие-то акции?

– Да, – ответил Маккеллор. – Это акции, все верно, – золотодобывающего рудника Каффир, если быть точным. У некоторых из нас, знаете ли, есть служебная информация об этом руднике. Мы сформировали пул. Рудник на большом подъеме. Доктор, я советую вам купить несколько акций «Роан Влей».

Хислоп рассмеялся:

– Это очень любезно с вашей стороны, мистер Маккеллор, но… Ну, это не мое дело.

– Примите мой совет. – Маккеллор выразительно постучал по столу. – Обещаю, вы не пожалеете об этом.

В тот же вечер Хислоп, вернувшись домой, расспросил Камерона о Маккеллоре:

– Что он за человек? Должен сказать, он мне очень понравился.

– Да, он один из лучших, этот Маккеллор, – ответил Камерон. – Может быть, чересчур привязан к деньгам, но прямолинеен и честен и слов на ветер не бросает. И раз уж мы заговорили о деньгах, то он умеет их мариновать.

Хислоп был впечатлен отзывом Камерона. Поначалу у него не было ни малейшего желания следовать совету Маккеллора. Он никогда не придавал большого значения деньгам, пока их было достаточно для его нужд, но теперь у него возникла заманчивая мысль, что это шанс, от которого было бы глупо отказаться.

Мысль о выгоде продолжала стучать в его голове. С тех пор как он начал сотрудничать с Камероном, у него было накоплено около пятисот фунтов. Что удерживает его от удвоения, а может быть, и утроения этой суммы?

В ту ночь он почти не спал. Самые разные золотые фантазии продолжали мелькать перед его мысленным взором, и утром, встав, он сразу же направился к телефону.

Застав Маккеллора дома как раз перед отъездом в офис, Хислоп сказал ему, что готов купить пятьсот акций «Роан Влей» при низкой цене одной акции.

– Правильно! – сказал Маккеллор и добавил: – Вы мудрый человек, доктор. Свяжитесь с Макфарлейном, моим брокером, на Ингрэм-стрит. Он позаботится о вас.

Хислоп без труда установил контакт с Макфарлейном, и важнейшая сделка по телефону же была завершена.

Следующие несколько дней Хислоп провел в возбужденном состоянии. Но ничего не произошло! В газетах не было никаких новостей, Маккеллор молчал. Цена этих несчастных акций держалась на несколько пенсов ниже той, за какую их купил Хислоп.

Но однажды утром, ближе к концу второй недели, Хислоп развернул газету, и его сердце учащенно забилось. Акции «Роан Влей» подскочили на четыре шиллинга. За ночь он заработал почти сто фунтов.

Он бросился к телефону и позвонил Маккеллору.

– Я только что узнал новости, – понизив голос, пробормотал Хислоп. – Это здорово, не так ли? Должен ли я… должен ли я продать их?

– Что? – словно не поверив услышанному, ответил Маккеллор. – Продать в самом начале? Ни в коем случае! Ждите, пока я вам не скажу.

Раскрасневшийся и ликующий, Хислоп вошел в приемную и попытался сосредоточиться на работе. Там его ждала очень бледная и нервная Бесси Даллас, явившаяся на обычный осмотр, которого требовало ее состояние.

Бесси была на сносях и поскольку ожидала своего первого ребенка, то очень беспокоилась, чтобы все прошло хорошо. Бесси, швея в Маркли, была женщиной достойной и толковой, но ей, сорокалетней, было, скорее всего, суждено остаться старой девой, когда, к всеобщему удивлению, Даллас, один из садовников в Маркли, вдруг взял да и женился на ней.

Бесси была счастлива в браке и тихо торжествовала, что вскоре утрет нос злопыхателям, подарив своему мужу, как она надеялась, сыночка. Но из-за ее возраста роды обещали быть трудными. По этой причине Хислоп прилагал особые усилия, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Этим утром осмотр, хотя, возможно, несколько поверхностный, прошел без происшествий, и Хислоп успокоил Бесси.

– Не волнуйтесь, миссис Даллас, – посмеиваясь сказал он. – У вас все идеально. Примерно через неделю вы вручите Далласу бравого сыночка и наследника.

И, похлопав ее по плечу, он поспешил избавиться от нее.

На самом деле в течение следующих нескольких дней Хислоп довольно торопливо обходился с большинством своих пациентов, дабы сэкономить время для себя самого, чтобы следить за ходом своих денежных операций. На этот раз цена акций «Роан Влей» взлетела как ракета.

Действуя по совету Маккеллора, Хислоп увеличил свою долю ценных бумаг, покупая их с оплатой части суммы за счет кредита до тех пор, пока у него не оказалось около тысячи двухсот акций рудника «Роан Влей».

Его прибыль уже превысила семьсот фунтов, и жизнь действительно представлялась чудом!

То, что он так легко заработал деньги, ударило ему в голову, как вино. Он начал думать о всех благах жизни, которые могло принести ему богатство. А что, если у него будет коттедж в Маркли для рыбной ловли, новая удочка на лосося, двуколка и отличная верховая лошадь – все его личное?

Его работа страдала все больше и больше. Когда он не был поглощен бюллетенями фондового рынка, то продолжал подсчитывать свою прибыль. Она становилась все больше и больше. По прошествии еще четырех дней она составляла почти девятьсот фунтов стерлингов. Взвинченный донельзя, Хислоп ждал от Маккеллора последних инструкций, которые сделают его обладателем этого богатства.

Молча, исподтишка наблюдая за молодым доктором, Камерон день ото дня становился все мрачнее, на его лице появилось неодобрительное выражение. Раз или два он хотел что-то сказать, но сдержался. Однако на второй неделе, за ужином в четверг, когда Хислоп пришел поздно после встречи с Маккеллором, старика все же прорвало.

Он пристально глянул на Хислопа и проворчал:

– Опять опоздал, а? Что с тобой происходит в последнее время? – И раздраженно добавил: – Ты даже сидеть не можешь спокойно. Даже не ешь. И у тебя такой вид, будто и уснуть не можешь.

– Скоро все будет в порядке, – извиняющимся тоном произнес Хислоп.

– Скоро?! – воскликнул Камерон. – А почему не сейчас?

– Ну, – ответил Хислоп, – сейчас мои мысли заняты кое-чем.

Камерон встал из-за стола, каждая черта его лица выражала упрек.

– Да, – сердито проговорил он. – Я прекрасно понимаю, о чем твои мысли, и, видит Бог, они мне не нравятся. Позволь мне прямо сказать, что ты не тот человек, которого я взял в партнеры. Ты меняешься на глазах, ты теряешь представление о настоящих ценностях. Более того, ты плохо выполняешь свои обязанности. Я недоволен тобой и разочарован.

Камерон повернулся и вышел из комнаты.

Упрек Камерона задел Хислопа за живое. Он почувствовал укол совести. Неужели он действительно плохо работает? В подавленном настроении он отправился спать.

Около шести часов утра его разбудил давно ожидаемый звонок от миссис Даллас из Маркли. Уязвленный тем, что сказал Камерон, и жаждущий оправдаться, Хислоп с готовностью откликнулся на вызов. Он натянул одежду, предупредил конюха насчет двуколки, взял саквояж с инструментами и отправился в далекий Маркли.

Утро было таким чистым и прекрасным, что, по контрасту, буквально полоснуло Хислопа по сердцу. Хотя Джейми, конюх, пару раз пытался завести разговор, молодой доктор был не в настроении беседовать. Ссутулившись, он сидел рядом и молчал.

«Плохо выполняю свои обязанности, – терзался он, то возмущаясь, то сокрушаясь. – Не тот человек, которого взяли в партнеры. Я ему покажу!»

В таком настроении примерно через два часа он добрался до коттеджа Далласов, где получил возможность проверить, насколько он готов что-то кому-то показать.

У миссис Даллас уже начались схватки, и было ясно, что роды будут тяжелыми. Рядом с ней в маленькой спальне была ее мать, миссис Тхом. Снаружи, у задней двери, не находя себе места от волнения, расхаживал сам Даллас.

Без лишних слов Хислоп снял пальто, закатал рукава и принялся за дело. Дел, как и ожиданий, было предостаточно. Утро пролетело незаметно и превратилось в день. Стоны роженицы стали громче и продолжительнее. Хислоп, полный решимости, делал все, что от него зависело, его разум, все его существо были поглощены задачей спасти мать и еще не появившегося на свет ребенка.

В полдень Хислопу пришлось прибегнуть к крайним мерам. Взяв маску и хлороформ, он избавил миссис Даллас от мучений, усыпив ее. Но это было только начало. Целый час у него ушел на то, чтобы с помощью инструмента достать плод. И тогда оказалось, что его усилия напрасны. Ребенок появился на свет бледный и неподвижный. С губ старой миссис Тхом сорвался вздох:

– Спаси нас Боже, доктор, ребенок мертв!

Пот струился со лба Хислопа, и в его глазах плескалась нешуточная тревога, поскольку и сама роженица была в ужасном состоянии.

Сорвав маску с ее лица, он дал ей тонизирующее средство, и наконец ему удалось привести ее в чувство. Когда за ее жизнь можно было уже не опасаться, он поспешно занялся ребенком.

– О боже, о боже! – простонала миссис Тхом. – Подумать только, доктор, что он мертворожденный, да еще и мальчик.

– Принесите горячей воды! – крикнул Хислоп. – И холодной тоже!

Тут же он начал делать искусственное дыхание этому на первый взгляд безжизненному существу.

Когда миссис Тхом вернулась с двумя полными тазиками, он поднял хрупкое тельце и погрузил его сначала в горячую воду, а затем в холодную. Снова и снова он повторял этот процесс, пытаясь оживить ребенка шоковой терапией.

Так он и продолжал, и, когда уже казалось, что все бесполезно, младенец вдруг сделал слабый, судорожный вдох.

Хислоп удвоил усилия. Еще один слабый вдох и еще один, теперь уже не такой слабый. Затем новорожденный неглубоко, но регулярно задышал. Торжество охватило доктора, а миссис Тхом с благодарностью воскликнула:

– Он дышит, доктор! Вы вернули ребенка к жизни!

Два часа спустя Бесси Даллас, бледная, но счастливая, с младенцем, прижатым к груди, прошептала Хислопу:

– Позвольте нам, доктор, назвать ребенка в вашу честь, поскольку мы навсегда ваши должники.

– Ваше право, – кивнул он.

Было почти пять часов вечера, когда Хислоп отправился обратно в Ливенфорд, и почти семь, когда он добрался до окраины города. Он чувствовал себя на удивление спокойным и умиротворенным. Но когда двуколка затарахтела по Хай-стрит, он подумал о своих акциях «Роан Влей» и о том, насколько они подорожали сегодня.

Он остановил двуколку и, спешившись, велел Джейми ехать домой. Пройдясь по Черч-стрит, он на углу купил газету. А далее, когда он просмотрел финансовую страницу, его глаза чуть не выскочили из орбит. Через всю верхнюю часть страницы тянулся яркий заголовок: «Остатки акций „Роан Влей“ выпадают из оборота».

Хислоп постоял с минуту, глядя на это невероятное известие, затем дрожащими руками сунул газету в карман и направился к дому Маккеллора.

Оказалось, что Маккеллор ждет его в холле, сияя от удовольствия.

– Ну, доктор! – воскликнул он. – На этот раз мы все сделали правильно, а?

Хислоп растерянно уставился на него:

– Как это? Что вы имеете в виду?

– Вы все продали, не так ли, как я вам говорил?

Тишина.

Затем Хислоп пробормотал:

– Нет, я ничего не продал.

– Что?! – возопил Маккеллор. – Вы не продали? Господи, почему нет, дорогой мой? Я позвонил вам сегодня в девять утра и оставил сообщение. Я велел вам продать все и осенью играть на понижение. Если бы вы сделали, как я вам сказал, вы бы удвоили свою прибыль.

Последовала еще одна тяжелая пауза, во время которой Хислоп обдумывал произошедшее.

– У меня были дела в Маркли. Я не получал вашего сообщения. Меня не было целый день.

– Не было целый день! Разве я не просил вас поддерживать со мной связь?! – вышел из себя Маккеллор. – Разве это было не важнее ваших несчастных дел?

– Не знаю, – медленно произнес Хислоп, помолчал и добавил: – Я так не считаю.

– Вы хороший человек и не заслуживаете неприятностей, – ворчливо сказал Маккеллор. – Но я не скоро смогу дать вам еще какой-нибудь полезный совет.

– Мне это не нужно, мистер Маккеллор, – тихо ответил Хислоп и вышел.

Он медленно возвращался домой, лицо его было мрачным, все его мечты о богатстве рухнули.

Камерон сидел у камина в столовой, когда вошел его молодой партнер и устало опустился в кресло.

– У тебя был долгий день, – заметил Камерон.

– Да, – ответил Хислоп и рассказал Камерону, как прошли роды.

– Что ж, – с прежней дружеской теплотой отозвался Камерон, – ты правильно сделал, что просидел там весь день. – Он помолчал. – А может, и неправильно. Пока тебя не было, тут начался такой переполох. Тебе все утро пытались дозвониться из Глазго. Что-то там о покупке и продаже. – Он снова многозначительно помолчал. – Но мне пришлось сказать им, что ты занят.

– Верно, – медленно произнес Хислоп. – Я был занят.

И вдруг его охватила необычайная легкость: он вспомнил лица Бесси Даллас и ее мужа, старухи, ее матери, и прежде всего личико маленького ребенка, в которого таинственно вошла жизнь.

В течение следующих нескольких дней Хислоп много размышлял о случившемся. Когда на бирже наступил расчетный день и Хислоп получил чек, с остатком в десять фунтов на своем счету вместо первоначальных пятисот, он лишь улыбнулся. Из банка он направился прямо к Дженкинсу, ювелиру с Хай-стрит.

Сделав заказ, он сказал Дженкинсу:

– Она должна быть из лучшего серебра и стоить десять фунтов.

Неделю спустя в коттедж в Маркли была доставлена красивая крестильная кружка. При виде нее глаза Бесси Даллас заблестели от восторга. Эту кружку она с гордостью показала ребенку, которого держала на руках.

На кружке было написано имя:

ФИНЛЕЙ ХИСЛОП ДАЛЛАС

Ниже были слова:

То, что не купишь за деньги.

Напоследок можно добавить, что банковский счет Хислопа никогда не был большим, но ребенок в семье Даллас благоденствовал и рос не по дням, а по часам.

Доктор Финлей Хислоп возвращался домой по дороге на Овертон-Террас после позднего визита к больному. Поскольку в этой части города прокладывали новые водопроводные сети, то он ступал осторожно, чтобы не попасть ногой в грязь.

– Прекрасный вечер, доктор.

Хислоп остановился и взглянул на ночного сторожа, который сидел в маленькой будке, окруженный наваленными лопатами, кирками и волокушами.

– Да, прекрасный.

Доктор перешел на другую сторону дороги – из холодной темноты октябрьской ночи к дружелюбному свечению от полыхающего в жаровне угля. Протянув руки к теплу, он заметил:

– Вам тут уютно, дружище.

Ночной сторож рассмеялся:

– Господи, а вы правы, доктор. Никогда в жизни мне не было так уютно.

– Значит, вам нравится новая работа?

– Нравится! Тут у меня все по делу. Считаю, что наконец-то мне повезло.

– Повезло! – не удержался от восклицания Хислоп, а затем спросил: – Но разве вам не одиноко всю ночь одному, с непривычки?

Ночной сторож удовлетворенно покачал головой:

– Тут столько всего, что вы и не поверите, доктор. Такого, на что я раньше и внимания не обращал. Это ведь очень интересно – немного подумать о самом себе под звездами. Прежде я никогда не думал ни о чем, кроме как о цене пинты или кто там выиграет. Но теперь я думаю о другом: отчего выпадает роса и почему цветы так сладко пахнут ночью. Об этом человеку стоит подумать, доктор. И господи, это так интересно! Вы бы видели, как я готовлю себе ужин в два часа ночи. Поджариваю бекон и кипячу чай, как какой-нибудь цыган. Вкуснее бекона и чая, приготовленных на этом маленьком огне, у меня еще никогда в жизни не было.

– Да вы стали философом, дружище, – подковырнул его доктор. – Вот что с вами не так.

– Может, вы и правы, доктор, – криво усмехнулся ночной сторож. – Но могло быть и хуже. Поначалу, заметьте, было не очень-то просто. Было время, когда мне хотелось послать все к черту, напиться, сделать что-нибудь ужасное, лишь бы все забыть. Если бы полгода назад кто-нибудь сказал мне, что я не пожалею…

Его голос затих, словно он что-то вспомнил, точнее – увидел. Сидя под звездами, он смотрел в направлении Лэнглоан-Хилл. И доктор Хислоп, проследив за его взглядом, посмотрел туда же.

Лэнглоан-Хилл лежит к западу от Ливенфорда, голый, невзрачный хребет в кольце низкорослых деревьев у его основания, словно это бахрома волос на лысом черепе. Но деревья в данном случае ни при чем – холм ценен тем, что у него внутри. Карьер Лэнглоан, глубоко врезавшийся в южную часть скалы, создал откос из мелкого песчаника, что и сделало холм с карьером широко известными.

Раз в неделю – обычно по вторникам, – когда вы поднимаетесь по узкой тропинке, идущей от Ардфилланской дороги к холму, вам преграждает путь красный флажок и щит, на котором красными буквами написано: «ОПАСНО – ВЗРЫВНЫЕ РАБОТЫ». На самом деле находиться в этом месте почти безопасно, и если вопреки предостережению вы решите продвинуться еще на несколько ярдов, то окажетесь в поясе карликовых дубов, откуда со всеми удобствами можно наблюдать за этими взрывными работами.

В тот конкретный вторник, двенадцатого марта, подготовка к взрывным работам началась до полудня. Было ветреное утро; над головой в чистой синеве небес неслись облака. В двухстах ярдах далее отвесно вздымался огромный красный склон каменоломни. У его подножия работала бригада бурильщиков.

Возглавлял эту команду Дэн Тейнш. Дэн не был бригадиром на этой каменоломне; он был слишком безответственным, слишком ненадежным для такой работы. Невысокий, смуглый, с толстой шеей, вспыльчивый, как порох, и бодливый, как бык, Дэн плохо подчинялся приказам. Вот почему на работе Дэна по негласному уговору признавали главным.

Дэн действительно мог бы стать главным, если бы в свои сорок с лишним лет обрел наконец хоть толику здравого смысла. Он слишком много пил, и его беспокойный, буйный нрав вечно приводил его к неприятностям – и да, даже в тюрьму.

– Дэн опять припозднился! – Это замечание стало привычным среди его приятелей в каменоломне, когда он не появлялся на работе в начале недели.

– Почему? – мог спросить кто-нибудь.

И получал ответ:

– О, как обычно! Подрался с клепальщиком в баре «У слесаря». Чуть не убил беднягу, а потом набросился на полицейских. Потребовались трое, чтобы дотащить его до тюряги, как есть пьяного.

Таков был Дэн, скорый на язык и на расправу – осатаневший, угрюмый и нетерпимый, – человек, не получавший от жизни ничего, что, казалось, могло бы его удовлетворить.

Тем утром, в частности, он был особенно мрачен. Он свирепо вонзал в скалу бурильный молоток, а его язык еще более свирепо костерил юношу по имени Грин, напарника Дэна и новичка в этой работе.

– Из тебя никогда не выйдет каменоломщика, – огрызался он на парня, который и без того нервничал. – Брызни сюда, черт побери! Ты что, хочешь, чтобы я проглотил ведро пыли?

Грин поспешно поднял банку с водой и сделал, как ему было велено.

– А теперь принеси коробку с мылом! – прорычал Дэн. – Она там, за будкой.

Молодой Грин осторожно принес «коробку с мылом» – так Дэн называл ящик с динамитом – и встал рядом, пока Дэн аккуратно вставлял в пробуренные дыры палочки взрывателей и тщательно утрамбовывал динамитом. Всего было около двадцати дыр – взрыв должен был быть сильным. Затем Дэн отрегулировал подрывное устройство, и вся группа вернулась в будку у подножия, примерно в ста ярдах ниже.

– Все готово, Дэн? – спросил его в будке Коллинз, прораб, который вел табель учета рабочего времени.

– Да, все готово, – проворчал Дэн. – Иначе, как ты думаешь, зачем мы здесь?

– У тебя все налажено с ограждением, Джо? – спросил Коллинз у другого человека, стоявшего рядом с бригадой.

Джо Фрю, в чьи обязанности входило вывешивать флаги и предупреждения и информировать сторожа на переезде, кивнул.

С сознанием важности своего официального статуса, Коллинз взял свисток и трижды громко свистнул. Затем он посмотрел на Дэна. Дэн повернул рычаг и дал ток в провода.

За сильным глухим ударом последовала быстрая серия крошечных всплесков из подножия скалы, а затем раздался глубокий продолжительный грохот. Никакого грандиозного выброса камней в воздух, к сведению и разочарованию непосвященных. Ничего особенного. Часть скалы просто отвалилась и упала одной сплошной массой, как снег, соскальзывающий в оттепель с крыши дома.

Это выглядело так просто, что казалось почти нелепым. И все же прямо на глазах от скалы отделились и рассыпались по склону сотни тонн твердого камня. Поднялось ужасное облако пыли и все еще висело в воздухе, когда затихло последнее гулкое эхо.

– Хороший взрыв, а? – воскликнул довольно близорукий Коллинз и посмотрел сначала на каменоломню, а потом на Дэна.

– Это чертовски плохой взрыв! – недовольно произнес Дэн.

– Глянь на ближнюю сторону, – показал рукой Фрю. – Там все подрезано.

– Подрезано к чертовой матери, – согласился Дэн и в ярости повернулся к Грину. – Это ты во всем виноват, безрукий недоумок! Это все из-за последнего отверстия, которое я дал тебе пробурить. Ты залез слишком глубоко и свел все дело на нет. Шею тебе свернуть мало.

Грин сжался под гневным взглядом Дэна.

– Я сделал все, что мог, – угрюмо пробормотал он. – Вы же знаете, я только учусь.

– Это и на твоей глупой роже написано!

– Дэн, потише, приятель, – примирительно сказал Коллинз. – Мы сходим и посмотрим, что там.

Он вышел из будки, и все они направились к скале.

– Между прочим, это небезопасно, – заметил Фрю, когда они приблизились к каменному выступу. – Надо будет сделать парочку взрывов над козырьком, чтобы он обвалился.

А случилось так, что, то ли из-за неумелого бурения Грина, то ли из-за какого-то разлома в слое песчаника, с ближней стороны склона взрывом лишь подрезало скалу. То есть взрыв обрушил лишь нижние массы камня, не тронув верхние. Таким образом, над землей навис большой выступ, с полостью под ним.

Дэн вместе с остальными остановился в десяти ярдах от выступа и нахмурился, глядя на результат неудачной работы. По своему долгому опыту он знал, что приближаться опасно – в любой момент эти лишенные опоры тонны камня могли рухнуть вниз.

– Ну и хрень! – выругался себе под нос Дэн и повернулся к Коллинзу.

В этот момент молодой Грин, переживая, что его несправедливо обвинили, и горя желанием оправдаться, вошел прямо в полость, чтобы определить, где именно он пробурил отверстие.

Крик группы мужчин заставил Грина обернуться.

– Выходи! – взревел Дэн. – Ты что, не понимаешь, что делаешь?

Грин тупо смотрел на Дэна.

– Выходи, проклятый дурак! – снова крикнул Дэн.

И он бросился вытаскивать оторопевшего парня. Именно в этот момент и произошло обрушение. Огромная каменная плита, похожая на надгробие, полетела вниз. Дэн увидел это и под раздавшийся грохот с огромным усилием дернул Грина на себя.

Затем, отпрыгнув в сторону, он попытался не попасть под камни, но опоздал на долю секунды. Глыба весом десять тонн упала ему на правую ногу и превратила ее в месиво. Дэн рухнул лицом вниз. Он застонал и попытался приподняться, но не смог. Его изуродованная нога была придавлена камнем. Дэн оказался в ловушке.

С криками, в которых звенели ужас и страх, несколько человек, включая Коллинза и Джо Фрю, бросились к Дэну.

– Убирайтесь, черт возьми! – простонал Дэн. – Там еще не все свалилось.

– Тише, приятель, тише! – чуть не прорыдал Коллинз свою привычную умиротворяющую фразу, попытавшись вытащить Дэна за плечи.

Дэн снова застонал:

– Ты меня и с места не сдвинешь. На мне сверху целое чертово кладбище.

Джо Фрю опустился на колени, чтобы помочь Коллинзу, но все было тщетно. Камень намертво придавил ногу Дэна.

Для того чтобы установить надежную лебедку и приподнять эту глыбу, места не хватало, и в любую минуту оставшийся навес мог рухнуть на них.

– Ради бога, дайте воды глотнуть! – попросил Дэн, облизывая губы.

Поспешно достали бутылку, а Коллинз повернулся к Грину.

– Беги! – велел он. – Беги со всех ног и приведи врача, не важно кого – позови кого угодно, хоть Камерона, хоть Хислопа.

Перепуганный парень бросился бежать.

А получилось так, что в одиннадцать часов утра Финлей Хислоп вернулся в Арден-Хаус, поскольку забыл взять свой стетоскоп. Если бы не этот несущественный факт, он был бы на обходе, когда прибежал Грин. Так или иначе, доктор прямо на крыльце наткнулся на бледного, тяжело дышащего юношу. В следующую минуту Хислоп уже сидел в двуколке и катил по дороге в Лэнглоан.

Над карьером, когда Хислоп прибыл туда, повисла та странная, непривычная тишина, которая на улице, на верфи или в доме всегда ассоциировалась у него с катастрофой. Взяв сумку с инструментами, он соскочил с двуколки и поспешил к Дэну. Забравшись под навес, он провел быстрый осмотр. Правая нога бедняги ниже колена превратилась в кровавое месиво. Оставалось только одно – ампутация.

Он посмотрел на Дэна, на сером лице которого выступили крупные капли пота, а Дэн посмотрел на него. Из-за боли и виски – до приезда доктора целая бутылка ушла на Дэна – он был немного не в себе.

– Давай! – сказал он. – Я знаю, что ты должен сделать – отрезать эту чертову штуку. Но смотри поосторожнее, а то получишь камнем прямо по затылку.

Хислоп ничего не ответил. Он сбросил пальто, закатал рукава и открыл саквояж. Ножницами он разрезал на Дэне молескиновую штанину, а затем полностью удалил ее. Он вылил полбутылки йода на бедро выше израненного колена, пропитал маску хлороформом и накрыл ею лицо Дэна.

– Я вытащу тебя отсюда, – прошептал он. – Просто вдохни и забудь обо всем.

Когда анестетик подействовал, Хислоп положил рядом с Дэном бутылку с хлороформом, затянул на ноге жгут и надел резиновые перчатки. Затем он взял нож и принялся за дело.

Времени привередничать не было – либо пан, либо пропал. Лежа на животе под низким сводом скалы, Хислоп работал как одержимый, делая широкие разрезы, последовательно накладывая щипцы на рассеченные артерии и время от времени поворачивая их, чтобы добраться до кости.

Но, когда он приставил к кости пилу, маленький осколок камня с навеса упал на бутылку с хлороформом. Бутылка разбилась, и анестетик пролился на землю.

Хислоп вскрикнул от неожиданности, но останавливаться было уже невозможно. С бешеной скоростью он принялся за перевязку кровеносных сосудов.

Коллинз, не сводя глаз с навеса, продолжал уговаривать его поторопиться.

Хислоп вставил две дренажные трубки, наложил последние внутренние швы и начал зашивать ткани глубокими стежками. Делая последний стежок, он вдруг оглянулся и обнаружил, что Дэн, округлив глаза, смотрит на него.

– Вы проделали отличную работу, доктор, – пробормотал Дэн сквозь стиснутые зубы, – хотя я видел только самый ее конец.

Наркоз перестал действовать пять минут назад.

Когда Дэна вытащили из полости, он снова попытался что-то сказать, но вместо этого потерял сознание.

* * *

– Как я уже говорил, – задумчиво продолжал ночной сторож, – если бы кто-нибудь полгода назад сказал мне, что я не пожалею о том, что лишился ноги, я бы врезал ему в челюсть – таким я был мрачным, сварливым дьяволом. Но почему-то с тех пор я стал смотреть на вещи иначе. Я не знаю почему и как, но теперь я могу сидеть и отдыхать, а не яриться. Я могу вести себя тихо. Да, в том-то и дело. Я могу быть спокойным и в мире с самим собой – таким, каким я никогда не был раньше. Это странно, но я, кажется, получаю больше удовлетворения от жизни с одной ногой, чем когда был с двумя.

Наступила тишина, а затем доктор сказал:

– Я полагаю, смысл в том, Дэн, что все происходит к лучшему, хотя это трудно вовремя осознать. То есть я имею в виду наши потери и находки. Одно каким-то образом теряется, другое каким-то образом обретается.

Снова воцарилось молчание. Наконец Дэн встал, опираясь на костыль, и подбросил еще угля в огонь.

– Сегодня гранд… грандиозная ночь, – сказал он, втягивая ноздрями свежий воздух. – Я предпочитаю быть здесь, а не в баре «У слесаря».

Они постояли немного, объятые недвижной красотой ночи. Затем Хислоп посмотрел в сторону города.