Текст книги "Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Арчибальд Кронин

А затем произошло нечто ужасное. Когда они стояли на ступеньках ресторана в ожидании такси, разносчик газет сунул им под нос последний выпуск.

– Самоубийство актрисы! – крикнул он. – Полицейский рейд в интернат в Вест-Энде.

В заголовке на первой полосе значилось имя Айрин Даллас. Энн как завороженная не могла оторвать взгляда от огромных букв. Прескотт тоже обратил на это внимание. Он купил газету и поднес ее к яркому свету у входа. Вдруг он удивленно охнул и с состраданием посмотрел на Энн. Он еще ни слова не успел сказать, как у Энн возникло предчувствие беды.

– Это «Ролгрейв», – в нерешительности произнес Прескотт. – Боюсь, что там доигрались до серьезных неприятностей.

Не дав ему продолжить, она взяла у него из рук газету и торопливо пробежала глазами сообщение. Айрин Даллас, киноактриса, выпрыгнула из верхнего окна «Ролгрейва». Предполагалось, что она находилась под воздействием наркотиков. Полиция, наконец-то занявшаяся интернатом, сразу же провела там обыск. Миссис Салливан, главная медсестра и одновременно владелица данного заведения, была арестована вместе с медсестрой, которая, как стало известно, лично присматривала за погибшей. Имя медсестры – Люси Ли.

Энн не смогла сдержать крик ужаса. Люси, ее сестра, арестована, находится в камере, в полицейском участке! Потрясенная до глубины души, она, все еще сжимая в руках газету, повернула бледное лицо к Прескотту:

– Я должна немедленно увидеться с ней.

– Да, вы должны, – помедлив, согласился Прескотт.

Затем он сделал самый смелый шаг в своей жизни.

– Я пойду с вами, – сказал он.

Следующее утро застало Прескотта во Внутреннем Темпле[214]214
  Внутренний Темпл – один из четырех судебных иннов.


[Закрыть] в кабинете сэра Джона Лоу, королевского адвоката[215]215
  Королевский адвокат – в некоторых странах Содружества почетный титул, присваиваемый юристу в знак признания исключительных заслуг в профессии.


[Закрыть]. Было рано, едва пробило девять часов. Сидя в потертом кожаном кресле, Прескотт не отрывал глаз от ковра. Лоу расхаживал взад и вперед, подытоживая возражения, которые он излагал в течение последнего получаса.

– Ты ничего не добьешься – и можешь все потерять, пытаясь помочь этой Люси Ли. Если ты ввяжешься в такого рода дело, где придется разгребать грязь, что-то обязательно прилипнет и к тебе, какой бы безупречной ни была твоя репутация, мой дорогой Роберт. – Тонкие, резкие черты Лоу расплылись в дружелюбной, но сардонической улыбке. – Попомни мои слова, это дело не закончится в городском полицейском суде. Дело слишком крупное для мирового судьи, и он это знает. Он отправит его в Олд-Бейли[216]216
  Олд-Бейли – центральный уголовный суд в Лондоне.


[Закрыть]. Это означает, что дело получит еще большую огласку. И если станет известно, что ты в нем заинтересован, – а так и будет, – тебе даже не представить, какие слухи поползут по городу на сей счет, – и правительство шарахнется от тебя как от чумы. Все, на что мы надеялись в виде гранта для клиники, наверняка окажется пшиком.

Последовало долгое молчание. Нельзя было не оценить сполна весомость последнего аргумента – Лоу занимал исключительно высокое положение в коллегии адвокатов, – но взгляд Прескотта становился все тверже.

– Разве не понятно, – продолжил Лоу, – что, если ты включишься в это дело, тебя наверняка вызовут в качестве свидетеля защиты? Насколько я могу судить, за этой несчастной Даллас, которая покончила с собой, не ухаживали надлежащим образом. Она была протеже этой печально известной мадам Салливан. Это означает, что ни один врач в здравом уме не возьмется давать показания. И все же ты – ты, единственный из всех, – хочешь вмешаться и выступить свидетелем.

Прескотт упрямо выдвинул вперед подбородок.

– Прости, Лоу. Я прекрасно понимаю все, что ты говоришь. Прости, что я не могу объяснить. Единственное, что могу сказать: я дал слово помочь той медсестре. И я должен ей помочь.

Лоу вздохнул и бросил карандаш на стол.

– Что ж! – заявил он с деланым отчаянием. – Полагаю, мне придется быть рядом, пока не пройдет твое безумие. Вопреки твоим интересам и моим убеждениям я возьмусь за это дело. Не ради Салливан, заметь. А ради этой твоей неоперившейся медсестры.

Несмотря на резкость тона Лоу, Прескотту была очевидна щедрость его дружеского жеста. Мрачное удовлетворение охватило его. Каким бы ни был риск для него самого, по крайней мере он обеспечил для сестры Энн лучшего адвоката в Лондоне.

3 июля дело «Ролгрейва», как и предсказывал Лоу, было рассмотрено в Олд-Бейли. Когда Прескотт добрался до суда, еще не было половины одиннадцатого, но зал был заполнен до отказа. Он почувствовал глубокое облегчение оттого, что Энн там не было. Несмотря на все ее протесты, он настоял на том, чтобы она не приходила. Теперь, стоя перед этой шумной, разгоряченной ареной, он понял, насколько правильным было такое решение. Пробиваясь сквозь толпу, он нашел место рядом со скамьей, занятой адвокатом. Лоу, который только что пришел в суд, обменялся с ним несколькими репликами. Затем появился дородный, с нависшими бровями Дрюэтт, государственный обвинитель. Он бросил странный взгляд на Прескотта, которого довольно хорошо знал, и едва ему кивнул.

Гул возбуждения вдруг резко усилился – в суд доставили обвиняемых. Когда миссис Салливан и Люси заняли место для подсудимых, все вытянули шеи, все взгляды устремились на них. Прескотт, у которого любопытство толпы вызвало ненависть и презрение, поймал себя на том, что сам он с явным отвращением отворачивается. Но спустя какое-то время он все же посмотрел на Люси.

Она стояла замерев, уронив руки вдоль тела, голова была неподвижна, что придавало всему ее облику какой-то оцепенелый, кукольный вид. Казалось, внутри у нее все сжалось, как будто страх полностью парализовал ее, иссушил источник ее эмоций. Не то что миссис Салливан. Владелица «Ролгрейва», нимало не смущаясь, чувствовала себя как дома под ярким светом обрушившегося на нее внимания и откровенно старалась извлечь выгоду из этого.

Тут раздался призыв к тишине, и суд встал. Картинно, в развевающейся мантии и хорошо сидящем парике, появился судья. Присяжных быстро привели к присяге. Суд приступил к рассмотрению дела.

Встал секретарь, чтобы зачитать предъявленное обвинение, согласно которому подсудимые, находясь в интернате «Ролгрейв» по адресу: Вест-Энд, номер 1, и имея наркотики, без надлежащего на то разрешения, а именно сульфат морфина, героин и гидрохлорид кокаина, 10 июня совершили действия, которые привели к тому, что Айрин Даллас приняла одурманивающее вещество, вследствие чего выпрыгнула из окна и таким способом совершила самоубийство.

Обе женщины официально не признали себя виновными. Затем началось разбирательство. Прескотт слушал свидетелей, которых опрашивали, дабы установить природу наркотиков. Затем дал показания доктор Бери из министерства внутренних дел, заявив об обнаружении одного из наркотиков, а именно героина, при анализе органов покойной Айрин Даллас. После его показаний немедленно встал Лоу:

– Доктор Бери, анализ выявил смертельную дозу героина?

– Нет, сэр. Это была не смертельная доза.

Затем дал показания детектив-сержант Робертс, сообщивший, что он посетил интернат «Ролгрейв» и взял под стражу Салливан вместе с медсестрой, которая осуществляла уход за мисс Даллас. В этот кульминационный момент и пролился свет истины. При аресте Салливан отказалась давать показания, но медсестра Люси Ли заявила: «Я сделала подкожную инъекцию героина. Это была обычная доза. Я всего лишь сделала то, что мне было велено».

Это был именно тот повод к действию, которого так долго ждал Лоу. Когда сержант покинул трибуну, Лоу вскочил на ноги.

– Ваша честь, – сказал он, обращаясь к судье. – Я имею основания сообщить вам, что против медсестры Ли вообще не может быть выдвинуто никакое обвинение. С позволения вашей светлости я готов привести высококвалифицированное медицинское свидетельство, чтобы доказать, что любая медсестра в обстоятельствах, подобных описанным обвинением, была бы морально и даже юридически обязана выполнять инструкции, данные ей начальницей или хозяйкой интерната.

В зале суда сразу же запахло сенсацией. Всеобщее возбуждение передалось и Прескотту. Он увидел, какой Лоу сделал блестящий и внезапный выпад, и осознал, что, если таковой увенчается успехом, дело против Люси может быть в упрощенном порядке прекращено.

Прочие тоже пришли к такому выводу. Дрюэтт, как и подобало обвинителю, уже был на ногах, громко и решительно возражая. Мистер Коулз, адвокат Салливан, присоединился к перепалке. Последовал долгий профессиональный спор, в конце которого судья поднял руку, призывая к тишине. Он повернулся к Лоу:

– Очень хорошо, сэр Джон. Мы выслушаем ваше свидетельство.

Лоу снова склонил голову в знак почтительного согласия. Спокойно разгладив складки мантии, он вызвал доктора Роберта Прескотта.

Прескотт вздрогнул при звуке собственного имени. Внешне бесстрастный, хотя и с внутренней дрожью, он встал и вышел к трибуне. При этом он тут же невольно отметил журналистов-борзописцев, сидевших прямо перед ним, и сотни пар глаз, устремленных на него с галереи. На мгновение он подумал о том, какая дурная слава может на него свалиться.

После установления судом личности Прескотта Лоу с впечатляющей медлительностью задал свой вопрос:

– Скажите мне вот что, доктор Прескотт. Если бы вы, как врач, отдали медсестре поручение, полагали бы вы, что она его выполнит?

– Без всяких сомнений. Это самое главное, тот самый фундамент, на который опирается лечение в медицине.

– Вот именно. И если старшая медсестра или другое лицо, обладающее равными полномочиями, дает медсестре поручение, предполагается ли, что оно будет выполнено – точно так же, как если бы ей велел врач?

– Она должна выполнить такое поручение, – ответил Прескотт без малейшего колебания.

– А если она не выполнит его, то, значит, нарушит свой долг? Более того, она может быть уволена или даже наказана?

– Да.

– Доктор Прескотт, в вашей профессиональной карьере вам случалось поручать медсестре вводить наркотик – конкретно, тот наркотик, который обвинение изволило назвать одурманивающим веществом?

– Да.

– Знаете ли вы какую-либо старшую медсестру или лицо, обладающее равными полномочиями, кто поручал делать инъекцию такого препарата?

– Знаю.

– И предполагается, что медсестра, которой было отдано такое поручение, под страхом наказания и без лишних вопросов сделает инъекцию?

– Разумеется.

Лоу мягко улыбнулся и сделал совершенно намеренную паузу. Затем он сказал:

– Спасибо вам, доктор Прескотт.

Он подождал, пока Прескотт покинет трибуну и вернется на свое место. Затем, все еще чуть улыбаясь, он повернулся к судье и заключил взвешенно и рассудительно:

– Ваша светлость, в свете показаний, которые мы только что услышали, я утверждаю, что у стороны обвинения нет никаких доказательств вины моей подзащитной. В момент, когда ее задержали, сама медсестра Ли заметила, что делала только то, что считала своим долгом. Бремя ответственности полностью лежит на владелице дома.

Тут же раздался протестующий голос адвоката Салливан, которому судья не дал слово.

Вмешался и мистер Дрюэтт, королевский адвокат, которому Лоу спокойно дал отпор:

– Мой ученый друг предполагает, что такое место, как интернат «Ролгрейв», не может понравиться честной медсестре. Позвольте напомнить, что при нынешнем плачевном положении дел бедные медсестры не в состоянии выбирать. Им приходится браться за любую работу, которую только можно найти. С учетом этого, ваша честь, поскольку у меня нет желания тратить ваше драгоценное время, расписывая очевидное, я почтительно прошу прекратить дело против моей подзащитной.

Когда судья заговорил, Прескотт затаил дыхание. Все теперь зависело от судьбоносных слов, которые вот-вот должны были прозвучать. Бесстрастно и лаконично пожилой человек подвел итог аргументам сторон. Он серьезно предостерег Люси об опасных последствиях, к которым ведут дурные связи. Затем тоном спокойной решимости он объявил:

– Дело против медсестры Ли прекращено.

Первая мысль Прескотта была об Энн, а первое побуждение – немедленно сообщить ей новость. Он сорвался со своего места и, прокладывая локтями путь в толпе по переполненным коридорам, первым добрался до телефонной будки общего пользования. После паузы в трубке наконец раздался ее голос, звучащий совсем рядом, вмещающий в себя все напряжение, всю мучительную неизвестность долгого ожидания.

– Все в порядке, – быстро сказал он и услышал ее сдавленный крик. – Абсолютно все в порядке. Я немедленно забираю ее из суда. Напою ее чаем где-нибудь поблизости. А потом в шесть часов пришлю ее к вам. Пока вы на дежурстве, она побудет за пределами госпиталя.

– Спасибо. Благодарю вас от всего сердца, – запинаясь, выговорила Энн. – Я никогда не забуду, что вы сделали сегодня для Люси и для меня.

Прескотт почувствовал себя совершенно счастливым. Заслужить такую сердечную благодарность от нее – это стоило всех его усилий.

Вернувшись к служебному входу в суд, он вошел в приемную, и там его ждала Люси. Она сполоснула лицо и теперь выглядела немного лучше. Оцепенение ее отчасти прошло. Но в покрасневших глазах, в жалких скованных движениях еще читались следы перенесенных испытаний. Люси встала и пожала ему руку обеими руками. Говорить она не могла. Невольно он почувствовал внезапный укол сострадания к ней.

Взяв Люси за руку, Прескотт поспешил вывести ее из здания, поймал такси, и они проехали несколько кварталов до тихого кафе. Он не мог позволить себе сухой тон с ней. Не важно, что она сделала, не важно, чего ему стоило помочь ей, она была сестрой Энн. Он услышал, как говорит ей:

– Пожалуйста, не расстраивайтесь. Теперь все позади.

– Я ничего не могу с собой поделать, – всхлипнула она, прижимая промокший носовой платок к опухшим глазам. – Вы сказали правду, давая показания, – я делала только то, что мне было сказано. Но я была плохой медсестрой. Эту мысль я не могу выбросить из головы. В Шерефорде, где я начинала, со мной произошла ужасная вещь. – Внезапно рыдание подступило к ее горлу, заставив на пару секунд замолчать. – И вдобавок ко всему прочему этот страшный позор, из-за которого я могла оказаться в тюрьме, если бы не вы. Не следовало работать в «Ролгрейве». Я знала, что там не все чисто. Но я была глупа и эгоистична. Хотела легкой жизни.

– Почему бы вам не начать все сначала?

Она недоуменно посмотрела на него, затем опустила голову:

– Кто меня теперь возьмет?

– У меня есть идея. – Он сохранял ровный тон. – То есть предложение, над которым, пожалуй, стоит подумать.

Люси медленно подняла голову и снова посмотрела на Прескотта. В ее глазах блеснула слабая надежда.

– О, – страстно воскликнула она, – я знаю, что могла бы стать хорошей медсестрой, если бы постаралась! Когда я начинала как стажер у Энн, я действительно старалась. Я любила свою работу. А потом сбилась с пути.

– Могу подсказать вам, как снова его обрести, – проговорил Прескотт. – В долинах Южного Уэльса, в маленьком городке под названием Брингауэр, эпидемия спинномозговой лихорадки. Это некрасивое место, и это некрасивая болезнь. Но там нужны медсестры, в них очень большая нужда. Там плохо поставлено дело, и все разваливается из-за перегрузок. Вы бы им пригодились. Я могу это организовать. Единственный вопрос в том, действительно ли вам это нужно.

Движение на улице почти прекратилось. В кафе внезапно стало очень тихо. Казалось, что на весы поставлено будущее Люси, ее душевное благополучие, весь смысл ее жизни.

Затем, с решительным жестом, который сделал ее более похожей на Энн, чем когда-либо прежде, она ответила:

– Я хочу поехать в Брингауэр. Немедленно.

На следующее утро Прескотт проснулся со смешанным чувством победы и облегчения. Чего бы это ни стоило ему в профессиональном плане, он сделал то, что намеревался сделать. Теперь он чувствовал, что его усилия должны быть по заслугам вознаграждены. Он решил сказать Энн, что любит ее. Прескотт уже собирался позавтракать, когда зазвонил телефон. Это был Лоу.

– Доброе утро. – Лоу был краток. – Как ты себя чувствуешь? Есть какие-нибудь сожаления?

– Вообще никаких.

– Даже после сегодняшних утренних газет?

– Я их еще не видел.

– Ну что ж! – с мягкой иронией продолжал Лоу. – Это один из способов избежать дурных новостей. – Он сделал паузу, затем резко добавил: – Боюсь, я был прав, Прескотт. Видел Огилви вчера вечером. Твоя клиника исключена из правительственного меню.

Странно, но эта новость никак не повлияла на Прескотта.

– Ничего не поделаешь, мой дорогой друг, – ответил он. – Да и ведь ты меня предупреждал. Но это не отменяет моего долга перед тобой.

Настроение у Прескотта не упало. Он позавтракал с таким аппетитом, какого у него не было уже несколько недель. Затем он отправился в свой кабинет и сел за стол в ожидании первого пациента. Почти сразу же раздался звонок в дверь. Но это был не пациент. Это была Энн.

Застигнутый врасплох, он шагнул вперед, чтобы поприветствовать ее. Энн сияла. Она взяла его за руку и начала благодарить:

– Дело не только в том, что вы помогли Люси выпутаться из этой кошмарной истории. Вы помогли ей снова поверить в себя, начать все заново. Мысль о том, чтобы поехать в Уэльс, ее просто вдохновила!

– Я рад. – Прескотт перекладывал какие-то бумаги на столе. Красота улыбки Энн, сладость ее неожиданного присутствия заставили его необъяснимо занервничать. – Конечно, это будет тяжелая работа. И опасная. Ваша сестра должна быть осторожна. Спинномозговая лихорадка – это не шутка.

– Медсестры и не считают ее шуткой. – Энн громко рассмеялась, настолько она была переполнена счастьем, жгучим энтузиазмом.

Наступило молчание, затем, искоса взглянув на нее, Прескотт сказал официальным из-за смущения тоном:

– Не согласитесь ли вы сходить со мной сегодня пообедать? Это доставило бы мне огромное удовольствие. И я… я так много хотел бы вам сказать.

Ее лицо изменилось, и на нем появилась тень огорчения.

– Мне так жаль. Но поезд отправляется в Кардифф в половине второго, – ответила она.

– Это еще не слишком поздно. Мы можем встретиться, когда ваша сестра уедет.

– Но разве вы не поняли, доктор Прескотт? Я тоже уезжаю.

– Вы тоже? – в полной растерянности выдохнул он.

Она радостно и убежденно кивнула:

– Мисс Мелвилл отпустила меня – это было так мило с ее стороны.

– Но… – Говорить он не мог.

– Мне бы и в голову не пришло отпустить Люси одну. Ей сейчас нужен кто-то рядом, кто подбодрит ее в минуты усталости или уныния. Кроме того, – она снова улыбнулась, – как вы сами сказали, в Брингауэре небезопасно. Какой бы я была сестрой, если бы осталась здесь, а Люси справлялась бы там с трудностями одна?

Теперь выражение лица Прескотта стало действительно серьезным. Он открыто посмотрел ей в глаза:

– Пожалуйста, не уезжайте. У меня есть совершенно особая причина просить вас об этом.

– Но я не понимаю. – Голос Энн звучал озадаченно и встревоженно. – Какие у вас могут быть возражения?

Как он мог сказать ей обо всем прямо? Тем более что она ни о чем и не подозревала.

– Мне тяжело думать о том, что вы ухаживаете за больными лихорадкой, – пробормотал Прескотт.

– Это моя работа, – ответила она. – Это то, чему я предана всем сердцем и душой. Ничего иного я делать не хотела бы.

Он смотрел на нее, нахмурив брови:

– Вы больше ничего не хотите, кроме как ухаживать за больными?

– Конечно ничего. Это мой путь. Это моя жизнь. Разве вы не видите, как это меня радует? Чудесно поехать с Люси в Брингауэр. И все благодаря вам!

В комнате повисла гнетущая тишина. У Прескотта заломило виски, на сердце легла тяжесть. В одно мгновение вся его безотчетная утренняя радость испарилась.

– Да, – сказал он наконец. – Я вижу, что эта работа действительно делает вас счастливой. Сначала я этого не понимал, но теперь понимаю. – И тяжело, почти с горечью он добавил: – По крайней мере, позвольте проводить вас на вокзал.

Около шести часов вечера Энн и Люси добрались до Брингауэра и вышли из поезда на маленькую, продуваемую всеми ветрами платформу. Это был странный, заброшенный городишко, лежащий между горами, в узкой долине грязной желтой речки Гауэр. Отдаленный и пустынный, окруженный унылыми холмами и уродливыми выработками шахт, с рядами сгрудившихся домов, накрываемых дымом из шахтных печей, городок казался самым забытым Богом местом на земле.

Действительно, таково было впечатление Энн, когда она выезжала со станции вместе с Люси в допотопной развалюхе, которая, как оказалось, ждала их. Пока они ехали, Энн попыталась получить хоть какую-то информацию у водителя.

– Далеко ли до больницы? – спросила она.

– Около двух миль. Но это не больница.

– Не больница? – Энн удивленно воззрилась на него.

Он мрачно усмехнулся:

– Это старый оспенный лазарет. Построен пятьдесят лет назад. Вот и все, что у нас есть, и мы должны иметь с этим дело.

Первое впечатление Энн и Люси от этого временного сооружения было малообнадеживающим. Приземистое, с темной крышей, оно залегло на унылом участке грязной земли, как притаившийся зверь. К нему примыкала деревянная, но поновее, оштукатуренная постройка – дом медсестер. Они направились к этой убогой хибаре.

Помещение превзошло их самые худшие ожидания. В узкой каморке, которую им выделили, стены были из вагонки, окно с разбитым стеклом, а по жестяной крыше сейчас сильно барабанил дождь. На полу и стенах – пятна плесени от сырости.