Текст книги "Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Арчибальд Кронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 146 (всего у книги 345 страниц)

– И это все, что вы можете?

– Больше ничего и не нужно, – сказал он. – Как вы его примете – всухую или запьете водой?

– Я запью его бокалом хереса. Будьте ангелом, найдите графин в буфете.

– Херес и аспирин. Это не слишком хороший завтрак.

Но он пошел и принес для нее то и другое.

Спустя некоторое время Натали стала менее нервной и повеселела. Встав, она налила себе еще один бокал хереса и взяла бисквит.

– Мне уже лучше, – сказала она. – Теперь вы мой врач, а также мой друг. – Она взяла его за руку. – Ведь вы мой друг, верно?

– Почему бы нет, – улыбнулся он.

– Тогда давайте не будем здесь торчать. – Она встала и, все еще не отпуская его руки, повлекла за собой. – Мы пойдем в коттедж. Я распоряжусь, чтобы нам принесли туда ланч. После этого нам надо будет отправиться в город. Доктор да Соуза – это еще один друг – пригласил вас к себе.

Пять минут спустя они направились к пляжу, следуя по аллее, затененной цветущими палисандровыми деревьями. Повсюду цвели жасмин и цезальпинии. В воздухе витал сладкий аромат ванили. По дороге Мюррей показал ей камешек.

– Вы когда-нибудь видели что-то подобное?

Она впилась в камешек глазами, затем посмотрела на Мюррея:

– Где вы это взяли?

– Подарок от вашей старой служанки – той, что сидит наверху.

– Тиа Люсия! – воскликнула Натали. – Она, должно быть, хорошо о вас думает. Это, наверное, самое ценное, что у нее было.

– Что это?

– Инталия. Природный оберег, если хотите, – от сглаза. Предполагается, что он защитит вас от несчастий, болезней и внезапной смерти. Его можно получить только в подарок – его нельзя продать, и он бесполезен, если его украдут.

Мюррей не мог поверить, что она говорит серьезно, хотя, судя по выражению ее лица, она не шутила. Он спросил, много ли на острове суеверий.

– Да, особенно среди карибов. Не то чтобы Тиа Люсия была одной из них – она их ненавидит.

– Кто такие эти карибы?

– Южноамериканские индейцы, их племя происходит из Мату-Гросу. Слово «кариб» означает «чужеземец».

Теперь они были недалеко от пляжа. На внешнем рифе бушевал сильный прибой, но тропинка, повернув, привела их в защищенную бухту, окаймленную серебристым песком, где на спокойную голубую воду смотрела бревенчатая хижина на два помещения, крытая пальметто. Внутри нее были душевые кабины, бар и вдобавок телефон. В своей части хижины Мюррей нашел пару плавок и, переодевшись, спустился к воде.

Они остановились на берегу, и Натали вдруг сказала:

– Хорошо, что есть с кем поговорить. Кстати, перестаньте называть меня «мисс Дефрис» – меня зовут Натали. Так или иначе, я замужем – или была замужем. – Она помолчала. – Похоже, это не очень-то получилось.

Казалось, она ждала, что он что-то скажет.

– Вы разведены?

– Просто разошлись. Мы католики – в некотором роде. Вы, может, слышали о Чарли Каллагане – кошмарном Каллагане, как раньше его называли? Он все еще в Рейн-Мари, валяет дурака. Я иногда вижу его – прохожу мимо него на улице. Странное ощущение.

– Вы говорите так, будто вам это не слишком неприятно.

– Мы слишком много ссорились. Давайте выпьем хорошего сухого мартини.

– Уже?

– Почему бы и нет… друг?

– Мартини подойдет к хересу? – спросил Мюррей, все еще пытаясь сохранять дистанцию между ней и собой.

– Хересу оно в самый раз. – Она взглянула на него с некоторым вызовом. – Я не могу сидеть на этом острове без каких-то эмоций.

– Вам здесь не нравится?

– Нравилось, когда я была маленькой, когда была жива моя мать. Теперь я ненавижу его. Вам бы хотелось сидеть взаперти в таком богом забытом месте?

– Вы никогда не покидаете его?

– О, время от времени мы совершаем поездку в Штаты. Обычно в Майами – именно там я подцепила Чарли. Но отец маниакально привязан к этому месту. Мы, Дефрисы, самые старые поселенцы здесь, и он чувствует, что у него есть долг перед островом, особенно с тех пор, как… – она заколебалась, продолжать ли, – с прошлого года. – Внезапно она рассмеялась. – Я должна развлекать вас, объяснять, как мы все любим солнце, море и наш милый старый дом. И Рейн-Мари – как-нибудь вечером приглашу вас потанцевать там. А теперь почему бы вам не поплавать?

– А вы разве не собираетесь?

– Никогда. Я приготовлю напитки.

Вода была прохладной после горячего песка. Мюррей довольно долго плавал, покачиваясь на больших волнах за пределами бухты. Внутри бухты, в спокойной воде, он мог видеть полосатых рыбок, шныряющих среди розовых кораллов. Он сделал глубокий вдох и нырнул, следуя за ними сквозь кущи разноцветных водорослей. Океанское дно было похоже на сад.

Вынырнув, он увидел, что Натали машет ему, зовет на берег. Принесли еду – стол был накрыт на веранде хижины. Перед Натали был стеклянный миксер, и она помешивала какой-то напиток длинной деревянной палочкой.

– Вы должны попробовать местный напиток. – Она наполнила высокий бокал. – Коктейль из папайи.

– Этот сок из папайи действительно хорош, – сказал Роберт. – У меня в спальне стоит графин с ним.

– Как у всех нас. – Она улыбнулась. – Помимо всего прочего, у отца в Белике есть сококонсервный завод. Мы пьем их вместо воды, которая здесь солоноватая, практически соленая. Но тут я добавила еще кое-чего.

Это кое-что оказалось ромом, что было довольно непривычно для Мюррея, но в качестве дополнения к купанию все прошло довольно хорошо.

– Пейте еще, – сказала она, – и я тоже.

Она уже выпила пару бокалов, а когда он отказался, налила себе еще.

– Не многовато ли спиртного для юной барышни? – спросил Роберт.

– Кого это волнует?

Ланч прошел весело – всего лишь легкие закуски, салат, сэндвичи и фрукты, – но на свежем воздухе и за компанию с Натали большего и не хотелось. В ней была какая-то суровость, но, как и ее нарочитое безразличие, все это казалось ему напускным. Она ему нравилась, и он чувствовал, что тоже ей нравится.

После ланча она переоделась в бикини. У нее была очень красивая фигура, не прямая и худощавая, как у Бенчли, а более выразительная, со множеством плавных линий, а темный медовый тон ее кожи мог бы послужить рекламой лосьона для загара. Растянувшись на песке, она со слегка провокационной улыбкой посмотрела на него. У него перехватило дыхание. Было бы так легко перевернуться на бок, обхватить руками эту мягкую, опаленную солнцем плоть, крепко прижаться губами к этим карминным губам. И в самом деле, так просто. В ее напряженном ожидании было что-то сбивающее с толку, чуть ли не печальное.

Не без труда он сказал себе резкое «нет». Он не хотел принимать в этом никакого участия. Одиночество, неудовлетворенность – только поэтому она была так отчаянно несчастна. Ответить на это безрассудное приглашение было не лекарством, а, наоборот, усугублением проблемы, за что он бы горько презирал себя.

– А как насчет нашей поездки в город? – спросил Мюррей, поднимаясь на ноги.

Она довольно долго лежала, не отвечая, с закрытыми глазами. Затем потянулась и встала.

– Хорошо, – сказала она, не глядя на него. – Мы отправимся на катере.

Он подождал, пока она переоденется в хижине, затем оделся сам. Когда он вышел, она заводила мотор пришвартованного к причалу катера.

– Отвяжите конец, – крикнула она сквозь рев мотора. – И прыгайте.

Когда он сел, оттолкнув катер от причала, она дала задний ход, затем включила переднюю передачу. Они быстро пересекли бухту и направились к длинному низкому мысу, покрытому мангровыми зарослями и карликовыми пальметто.

За пределами бухты их начало качать на неприветливых волнах, но Натали продолжала бесшабашно гнать катер на максимальной скорости. Как только они оказались в более спокойной воде, она сбросила скорость.

– Это был Бас-Тер-Пойнт, – сказала она. – Там всегда весело – никогда не знаешь, перевернешься или нет. Там протекает Черная река. Дурное болото. Затем идет Саванна-дель-Мар. – Она кивнула. – У да Соузы там пляжный дом; то ли есть, то ли был – сейчас он заброшен. Вы можете просто увидеть его среди тех деревьев.

– Выглядит довольно солидно, – сказал Мюррей.

Она кивнула:

– Это старый форт Либерте. Да Соуза привел его в порядок. Но сейчас там запустение.

Пока Мюррей оглядывал унылое, пустынное болотистое пространство, поросшее кустарником, его мысли остановились на семейном враче.

– Расскажите о нем, – попросил он. – Где он учился?

– В Бразилии. Университет в Рио-де-Жанейро. Также еще где-то – он говорит на нескольких языках.

– Да Соуза, – подумал он вслух. – Разве это не португальское имя?

– Да, но он не португалец. Во всяком случае, он чрезвычайно умный и трудолюбивый врач. Здесь его действительно высоко ценят. Некоторые называют его, – она бросила быстрый взгляд на Мюррея, – святым целителем.

– Что ж, – улыбнулся Роберт, – я уверен, что он многих тут исцелил. Это, вероятно, дает ему право на нимб.

В поле зрения появились низкие очертания Рейн-Мари, и десять минут спустя она направила катер в гавань и пришвартовалась у внутреннего причала. Они сошли на берег.

После свежести залива жара показалась удушающей, но город был более оживленным, чем когда Мюррей впервые увидел его. Вокруг сновали группы местных жителей, рабочие устанавливали на главной улице длинные полосатые шесты, увешанные яркими транспарантами. На Гранд-плас из-под большого навеса перед собором раздавался громкий стук молотков.

– Марди Гра[77]77
   Марди Гра (фр. Mardi gras, букв. – «жирный вторник») – вторник перед Пепельной средой и началом католического Великого поста, последний день карнавала.


[Закрыть], – прокомментировала Натали. – Это ежегодное столпотворение. Через неделю все должно быть готово.

У старого, но хорошо сохранившегося высокого каменного дома с рифленым портиком она остановилась.

– Вот он, дом да Соузы. Когда закончите, найдете меня в «Фонсека». – Она кивнула в сторону отеля. – Я освежусь на веранде с бокалом чего-нибудь прохладного. Можете не торопиться.

Она зашагала прочь и мгновение спустя скрылась за распашными дверьми с опущенными жалюзи в кафе «Фонсека».

Мюррей поднялся по каменным ступеням и позвонил в дверь дома доктора. Да Соуза сам впустил его. За исключением того, что на нем был длинный белый халат вместо сюртука, он был таким же импозантным, как и раньше, и даже более дружелюбным. Он пожал гостю руку:

– Вы отлично выбрали время, доктор. Я только что закончил прием. Пожалуйста, проходите.

Он провел Мюррея в гостиную, расположенную справа от холла, обставленную старинной мебелью из красного дерева – стулья были обиты темно-красным плюшем, широкие половицы натерты воском.

– А теперь, чего бы вам хотелось? Чай… кофе… или что-нибудь покрепче?

Когда Роберт сказал, что он не против чая, да Соуза одобрительно улыбнулся, и почти сразу же высокий слуга в простом черном костюме из альпаки внес поднос со старинным серебряным сервизом. Плоское, бронзового цвета лицо слуги было так изуродовано шрамами от лба до подбородка, что казалось, будто его пропустили через резательную машину.

Да Соуза сделал стоявшему в позе почтения и внимания слуге несколько знаков пальцами и объяснил, когда тот вышел:

– Кастро – глухонемой. И не красавец. Но он полезен – и послушен. Я склеил его заново после боя на мачете.

Хозяин начал разливать чай.

– Надеюсь, это придется вам по вкусу, сэр. – Он протянул Роберту чашку. – Это индийский. Мы выращиваем здесь кофе и какао-бобы, но не чай. Вам лимон или сливки?

Мюррей сказал, что предпочтет лимон, и тот, украшенный бантиком, тут же был принесен.

– Знаете, меня удивляет, что в ваших великих Соединенных Штатах пьют так мало этого освежающего напитка. – Очевидно, он принял своего гостя за американца – Роберт не стал его поправлять. – Я верю в «чашу, которая веселит, но не опьяняет», как выразился поэт. Печенье, сэр?

– Не сейчас, спасибо.

– Говоря о напитках, доктор, о разновидностях алкоголя, не могу не сказать, с каким удовлетворением я получил известие о недавнем воздержании мистера Дефриса. Я поздравляю вас.

– Он получил свой урок, – ответил Роберт. – Теперь, я думаю, он предпочитает сок из папайи.

– Я искренне верю в это, сэр. Это продлит его дни. Я предан этой семье. Мадам – очаровательная женщина, образованная, прекрасная пианистка, но, увы, такая чрезмерно возбудимая. – Его лицо стало озабоченным. – Признаюсь, она вызывает у меня некоторое беспокойство. Возможно, вы уже заметили, доктор, ее склонность к седативным средствам. Я делаю все возможное, чтобы избавить ее от этой привычки, хотя бы ради ее мужа. Он прекрасный человек, который много сделал для Сан-Фелипе.

Да Соуза начал рассказывать об острове, его обычаях и своей работе среди аборигенов. Ему было что поведать интересного, и он явно произвел впечатление на Роберта, который теперь заметил:

– Это большая ответственность – быть единственным врачом в таком отдаленном месте.

– Мне повезло, – неторопливо кивнул Да Соуза. – Хотя иногда мы сталкиваемся с неприятностями. Иногда тут случается брюшной тиф, а время от времени, к сожалению, бывают случаи эпидемической холеры. Но мы делаем все, что в наших силах. Не хотите взглянуть на мою приемную?

Приемная, находившая в другом конце коридора, поразила Мюррея. Первоклассная и, очевидно, совершенно новая – выложенная белой плиткой, хорошо оборудованная, с двумя кабинками экстренной помощи и небольшим, но отличным рентгеновским аппаратом – установка его, должно быть, обошлась в очень значительную сумму. Наблюдая за Робертом, да Соуза прочитал его мысли и улыбнулся.

– Вы правы, сэр. Врачебной практикой я бы на это не заработал. Это благодаря шахте.

– Какой шахте?

Да Соуза понял, что Мюррей не в курсе дела, и объяснил:

– Двенадцать месяцев назад на острове были обнаружены бокситы. Этим занимается бразильская компания. Не могу сказать, что мы в восторге от этих новоприбывших, но, поскольку они, похоже, были не прочь поделиться прибылью, я из гуманитарных соображений не мог им в этом отказать. Деньги, – он внезапно осуждающе улыбнулся, – мы их, естественно, презираем. И все же от них есть своя польза, если их правильно употребить.

Пока он говорил, Роберт оглядывал приемную. Ему все понравилось, и он сказал об этом. В конце помещения была еще одна дверь.

– Там ваша аптека? – спросил он.

– Нет, это просто мой шкаф, где я храню все, что нужно при переломах – всякие шины и аппараты для костей. Аптека находится здесь, слева.

Он показал аптеку, затем повел Мюррея обратно в гостиную, где, посмотрев на часы, Роберт сказал, что ему пора идти. Проводив его до двери, да Соуза положил руку ему на плечо и сердечно попрощался, выразив желание, что будет иметь удовольствие увидеть его снова в ближайшее время.

Снаружи, на Гранд-плас, Мюррей прищурился от яркого света, высматривая Натали. Улица в этот час была почти пуста, что, без сомнения, сделало заметным внезапную материализацию двух мужчин, которые вышли из офисного здания в дальнем конце площади и направились к собору. Внимание Роберта привлек внешний вид мужчин – оба приземистые и коренастые, одинаково одетые в темные европейские костюмы с прямыми полами, в широких развевающихся брюках. На каждом была черная фетровая шляпа, и каждый нес коричневый атташе-кейс.

По мере того как они приближались, Мюррей не сводил с них глаз. Перед собором они остановились, словно для того, чтобы полюбоваться его обветшалым барочным великолепием. Затем они продолжили свой путь, но снова остановились перед Дворцом правосудия, которым также повосхищались, на этот раз подкрепив свои чувства жесткими, но выразительными жестами. Затем их внимание привлек джип, припаркованный под старым деревом мапу, и этот джип вызвал у них такой интерес, что, наклонившись, они заглянули внутрь и внимательно осмотрели приборную панель.

Между тем Роберту надоело следить за ними, поэтому, когда они двинулись дальше, он отвернулся. Только позже он осознал, что ни у одного в руках больше не было атташе-кейса.

Пора было найти Натали. Он уже двинулся через площадь, когда она появилась из распашных дверей отеля с каким-то молодым мужчиной. Лица его было не видно – он стоял спиной к Роберту – высокий, крепко сложенный, очень бедно и неряшливо одетый. На нем были рваные веревочные сандалии, грязные американские армейские штаны и старая кожаная куртка. Они с Натали стояли и разговаривали под верандой – похоже, спорили. Внезапно мужчина не церемонясь обнял ее. Хотя поначалу она сопротивлялась, в конце концов, казалось, уступила. На какое-то мгновение она крепко прижалась к нему, затем, вздрогнув, вырвалась из объятий.

Хотя Мюррей сделал вид, что ничего не заметил, когда она подошла к нему, поскольку якобы смотрел в сторону базара Дамбалла, ему не удалось ее обмануть, и она одарила его своей странной понимающей улыбкой, в которой были и дружелюбие, и какой-то вызов. Они молча дошли до причала и отправились в обратный путь. Натали отрешенно управляла катером, глядя прямо перед собой. Наконец она прервала молчание:

– Что вы думаете о «святом целителе»?

– В этой причудливой натуре скрываются прекрасный ум и огромная сила. И все же… Мне не удалось полностью раскусить его. Я чувствую, что мог бы восхищаться им, но вряд ли полюбил бы.

– Вы не единственный, – сказала она.

– Похоже, он верный поклонник вашей матери.

– Скорее наоборот. Она полностью зависит от него. В последние недели он часто бывал в Гранд-Лимбе. Теперь, когда отец вернулся, это должно прекратиться. – Помолчав, она добавила: – Пожалуйста, не называйте ее моей матерью. Мне даже слово «мачеха» трудно произнести. Для меня она всегда «мадам».

– Она вам не очень-то нравится?

– Да, – решительно сказала Натали. – И я боюсь ее. Когда она не получает свои уколы, она бывает ужасной.

Наступило молчание. Он изучал ее профиль.

– Не заставляйте меня думать, что и вы в такой же зависимости.

– Совсем нет. Я попробовала уколоться раз или два, но у меня было такое чувство, будто голова набита мокрой ватой. Только и всего.

– Надеюсь, что это так, – ответил он.

Затем она подвела катер к пристани плантации и, не глядя на Мюррея, сказала:

– Кстати, ничего не говорите мадам обо мне. Это был Чарли – тот, с кем вы меня видели. Может, он и бродяга, но, несмотря ни на что… он все еще мой муж.

Внезапно, когда они уже собирались выйти на пристань, издалека, со стороны Рейн-Мари, донеслось эхо жуткого взрыва.

Мюррей резко остановился:

– Что это, черт возьми, такое?

На миг она оцепенела, затем пожала плечами:

– Возможно, из шахты. Они там вечно что-то взрывают или делают какую-нибудь гадость.

– Но это прогремело в городе.

Она с сомнением посмотрела на него:

– Возможно, гром. В это время года у нас часто бывают внезапные грозы.

Объяснение показалось вполне убедительным, и, поскольку ничего необычного больше не происходило, они двинулись обратно к дому.

Было около шести часов вечера, когда они вернулись – позже, чем предполагал Роберт. Как раз перед домом, под сенью палисандровых деревьев, Натали внезапно остановилась и, повернувшись к своему спутнику, поцеловала его в щеку.

– Это за все, что вы сделали для меня сегодня – и за то, чего не сделали.

В следующую минуту она исчезла.

Это произошло слишком внезапно, чтобы Мюррей успел смутиться. Кроме того, он прекрасно понимал, что она имела в виду, и от этого ему было хорошо. Он тут же поспешил наверх, чтобы найти Бенчли, не без укора самому себе осознав, что его слишком долго не было. Снова поплутав, он нашел ее комнату. Бенчли сидела у окна и читала.

– Ну и как дела? – приветливо воскликнул он.

Не улыбнувшись, она подняла на него глаза:

– Вполне прилично. Мистер Дефрис в течение часа утром был в своем кабинете, отдыхал после ланча, как обычно. В два часа дня я дала ему дикумарол. Пульс и температура были в норме. Во второй половине дня он ездил во Дворец правосудия. Сейчас он отдыхает перед ужином.

Ее официальный тон, сдержанный и вежливый, усилили в Мюррее чувство вины. Он не должен был оставлять ее одну на весь день.

– А как вы сами? – спросил он. – Плавали?

– Нет.

– А что тогда?

– Выходила прогуляться.

– Далеко?

– Не особенно. Было очень жарко. – Ее лицо оставалось безучастным. – Хорошо провели день со своим новым другом?

– Да, – единственное, что ответил он.

– Прекрасно.

Ледяная интонация, с которой Бенчли произнесла это слово, задела его за живое.

– Почему вы так смотрите на меня? – сорвался он, забыв о своем образе невозмутимого профессионала.

– Я смотрю на вас? – Она слегка приподняла брови.

– Да, холодно.

– Если вам нужно что-то потеплее, полагаю, вы знаете, где это найти.

Мюррей почувствовал, что краснеет от возмущения. Он направился к двери, но, поскольку в некотором смысле он действительно чувствовал себя виноватым, то попытался исправить ситуацию:

– Я загляну еще раз перед ужином. Вместе спустимся.

– Не беспокойтесь, – сказала она. – Впредь я буду принимать пищу только в своей комнате. По предложению мадам Дефрис.

– Этого нельзя допустить. Я немедленно поговорю с ней.

– Пожалуйста, не надо. Я предпочитаю, чтобы все было именно так.

– Что ж, – ответил он спустя минуту, – раз вы так считаете…

Он подождал, надеясь, что она заговорит, но, так как она молчала, он сказал:

– Теперь мне надо пойти умыться.

– Давайте, – сказала она. – По крайней мере, смойте эту помаду со своего лица. Выглядит довольно гадко.

На следующий день была суббота, и, хотя все началось без происшествий – если не считать того, что телефон не работал, – Мюррей начал испытывать то чувство напряжения, о котором говорила Бенчли. Александр уехал на машине около половины десятого. За ланчем мадам, хотя и сохраняла свои величественные манеры, делала это с явным усилием.

Что-то назревало в знойном воздухе, что-то тайное и темное, начинавшее давить на Роберта. Он пытался убедить себя, что во всем виновата погода, потому что стало невыносимо жарко. И с Бенчли проблемы. Со вчерашнего вечера она надела броню отчужденности.

Ближе к пяти часам Дефрис вернулся и сразу же позвал Мюррея в свой кабинет. Сидя за столом, он некоторое время рассматривал Роберта, затем сказал:

– Доктор, я думаю, ты согласишься, что сейчас я чувствую себя достаточно хорошо.

Мюррей слабо улыбнулся:

– Вы здоровее положенного.

– Другими словами, нет особой необходимости в постоянном медицинском наблюдении.

– Строго говоря, нет.

– Хорошо, – сказал Александр. – Послезавтра от северного побережья должно отойти грузовое судно «Гавана». Оно везет важный для меня груз и отчаливает на рассвете. Через три дня оно будет в Колоне, который, как вы знаете, находится в девяти часах езды от аэропорта Ла-Гуардиа. Я предлагаю вам и сестре Бенчли отплыть на этом судне.

– Почему? – спросил Роберт.

Александр провел рукой по лбу. Прошла целая минута – он, казалось, о чем-то думает, – а затем он начал:

– Последние полвека Сан-Фелипе был мирной, тихой заводью в этом неспокойном мире. Наши работники, нанятые на постоянной основе, были счастливы и довольны. В прошлом году иностранный изыскатель обнаружил здесь бокситы – обширные залежи минерала, который, как тебе известно, является основой для электролитического производства алюминия. Концессия была продана владельцем земли, и не успели мы понять, что к чему, как к нам присоседилась иностранная компания. Она якобы бразильская, но это не более чем прикрытие для чисто коммунистического предприятия, финансируемого на коммунистические деньги.

Он сделал паузу.

– Это произошло незадолго до того, как начал распространяться их обычный яд – проверенный метод «освобождения трудящихся от эксплуатации». Сначала несколько показных жестов великодушия, затем обвинения в насилии, с обещанием льгот для широких масс, что неизбежно заканчивается порабощением оных. Большинство наших людей – креолы. Они как дети, их легко обмануть, и кто-то поддался на пропаганду. На самом же деле дала себя знать специфика карибов. Таких людей немного, но среди них существует квазирелигиозный культ, разновидность вуду, нечто неописуемо порочное. Этот культ и является стержнем смуты. Все это настолько секретно, что мы многого не знаем, но я могу сказать, что этого следует опасаться. Я сам и мой друг Хуан Рибера, начальник полиции, были их главными целями.

Он снова сделал паузу.

– Вчера пытались ликвидировать Риберу. Его джип и шофер превратились в пыль. По чистой случайности он задержался в своем кабинете – и скрылся. Прошлой ночью в Ла-Тортю сгорел сахарный завод. Это только начало. Вот почему я чувствую, что тебе следует уехать.

Мюррей помолчал, вспомнив о зловещей паре мужчин в дешевых костюмах из магазина, с бесстрастными лицами и аккуратными коричневыми атташе-кейсами.

– Я не могу говорить за сестру Бенчли, – сказал он, – но уверен, что она будет чувствовать то же, что и я. Нам было велено оставаться с вами в течение месяца. В любом случае, если вас разнесет на куски, я понадоблюсь, чтобы собрать вас снова.

Последовало еще одно долгое молчание.

– Что ж, – слабо улыбаясь, Александр протянул руку, – если у тебя есть родственники, скажи им, что я тебя предупредил.

Когда Мюррей покинул кабинет Дефриса, уже начало смеркаться, но ему хотелось поплавать, чтобы остыть. Вскоре он уже плыл в открытое море. Только что взошедшая луна проложила сверкающую дорожку на черном бархате воды. Внезапно в этом серебристом сиянии он разглядел еще одного пловца, недалеко впереди. Приблизившись, он увидел, что это Бенчли.

Очевидно, она направлялась к рифу, и они поплыли рядом. В молчании они забрались на плоский выступ скалы.

– Так вот когда вы купаетесь, – сказал он.

– Да, мне нравится, когда тихо.

На несколько минут воцарилось молчание. Потом она вдруг произнесла:

– Мне жаль, что я наговорила лишнего вчера вечером. Это было совершенно непростительно.

– Господи, – быстро проговорил он. – Это вообще пустяки. Но… чем вы были расстроены?

Она отвела взгляд.

– Я не была расстроена. Просто… у меня довольно вспыльчивый характер, и иногда он дает себя знать. Впредь я буду более сдержанна.

– Это ни к чему… пожалуйста, – перебил он ее. – Вам здесь очень тяжело, и когда-то мы должны давать выход своим чувствам.

– Должны? – тихо переспросила она.

– Конечно. Было бы неестественно, если бы мы этого себе не позволяли.

– Да, – казалось, она подбирает слова, – смею признаться, что так и есть.

– Тогда между нами все в порядке, – сказал он и, как однажды, на «Королеве острова», протянул ей руку, чтобы закрепить слова дружеским рукопожатием. Но, к его удивлению, она быстро отдернула ладонь.

Мюррей так и не понял, в чем тут дело. После паузы он произнес:

– Александр беспокоится о нас.

И он передал ей их разговор.

– Если вы хотите уехать, то это ваш шанс.

Она решительно покачала головой:

– Я останусь. Сначала я этого не хотела. Но теперь… Я чувствую, что должна остаться.

Она задумалась, и в ее свежем молодом лице, в ее стройной фигуре читалось что-то растерянное и печальное. Внезапно она нарушила молчание странным вопросом:

– Вы никогда не были в Вермонте?

– Нет, – удивленно ответил он. – Почему вы спрашиваете?

– Потому что я думаю о нем, как будто вижу его перед собой, прямо сейчас, – я имею в виду свой городок.

Он услышал в ее голосе тоску по дому, уловил ее настроение.

– Скажите, что вы видите?

– Ну… пожалуй, ничего необычного: просто единственную улицу с кленами, магазинчик, обшитый вагонкой, маленькое почтовое отделение, кузницу со старыми санями, стоящими снаружи, и станцию автозаправки. Там есть ручей с крытым деревянным мостом, а за ним белая церковь со шпилем и дом священника рядом с ней. Это белый дом в колониальном стиле, ему больше ста лет. – Она тихо добавила: – Это мой дом.

Он молчал, видя больше, чем небольшой эскиз, который она набросала, и находя в нем неожиданный ключ к разгадке ее характера. Прежде чем он успел заговорить, она резко выпрямилась:

– А давайте немножко поныряем.

Они спустились со скалы и следующие полчаса ныряли и плавали в глубокой, неподвижной воде. Бенчли не была опытной пловчихой, но ныряла хорошо и умело. Она предпочитала молчать, и он тоже. Затем они направились к пляжу, где оделись и пошли по аллее к дому.

Роберт почувствовал, как между ними возрождается чувство товарищества, и его это обрадовало больше, чем он мог себе представить. Выйдя на лужайку перед домом, они увидели мадам Дефрис, уже одетую к ужину. Она стояла на веранде и поприветствовала Мюррея, похлопав его по плечу веером из слоновой кости, которым обмахивалась.

– Где вы были, негодник? Натали искала вас повсюду. Вы совсем вскружили голову бедной девушке. Приходите на коктейль. – И, словно только что заметив Бенчли, снисходительно добавила: – Вы тоже, сестра.

Роберт почувствовал, как Бенчли напряглась.

– Нет, спасибо. Извините меня, пожалуйста.

И она пошла к себе.

Мадам всплеснула руками:

– Она не такая уж паинька, ваша медсестра. Всегда, как вы говорите, помнит старые обиды. – Она взяла Роберта за руку. – По крайней мере, вы очаровательны… Уж позвольте мне это сказать, de la famille[78]78
   По-свойски (фр.).


[Закрыть].

Они вошли в большой зал, где Дефрис, Ламонт и Натали привычно собрались на аперитив. Мадам была игривей обычного. Затем, поскольку до ужина еще оставалось время, она внезапно направилась к роялю в гостиной, села и исполнила серию вальсов Штрауса с собственными вариациями и потрясающим brio[79]79
   Итальянский музыкальный термин, означающий «живо», «весело», «возбужденно».


[Закрыть]. Мюррей не мог бы сказать наверняка, что скрывалось за этим необычным настроем. Его мысли были заняты Мэри Бенчли и этими быстрыми, сбивающими с толку переменами в ее отношении к нему.

Следующий день выдался очень жарким – ни малейшего дуновения ветерка, замершие листья пальметто. Неподвижно было и море. Во второй половине дня Мюррей совершил долгую прогулку по пляжу. Было тяжело идти по мягкому песку, но ему хотелось побыть одному и дать мышцам нагрузку. Однако от этого стало не намного лучше. Полный неясных сомнений, он в довольно угнетенном состоянии повернул к дому. На подъездной дорожке стояла машина да Соузы. Войдя в холл, он услышал взволнованные голоса. В холле была мадам с Ламонтом и да Соузой, которые поддерживали ее с двух сторон. Увидев Мюррея, она окликнула его и, когда он подошел, схватила за руку.

– Доктор… доктор… quel affolement…[80]80
   Какой ужас (фр.).


[Закрыть] Я никогда… никогда не оправлюсь от этого!

– Мадам, я прошу вас сохранять спокойствие. Ради вашего же блага… – Это был да Соуза, который почему-то выглядел растерянным, что было на него совершенно непохоже.

– Что случилось? – спросил Мюррей.

– Несчастный случай – весьма прискорбный, но никто не пострадал.

– Да… да… Слава богу! – всхлипнула мадам. – Quel Malheur… quel mauvais chance! [81]81
   Какой кошмар… какое несчастье! (фр.)


[Закрыть]

Ламонт, в свою очередь, попросил ее успокоиться.

Но она его не слушала. Все еще держась за Мюррея, она выложила ему на торопливом французском суть произошедшего.

Анри вполголоса объяснил:

– Это было сделано, чтобы порадовать мужа, когда он вернется, – освежить и украсить его комнату.

Роберт не понял, что имелось в виду. Тем временем мадам снова разразилась рыданиями, после чего успокоилась – ее хватка ослабла, веки начали опускаться.