Текст книги "Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Арчибальд Кронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 248 (всего у книги 345 страниц)

4. Джанет вне себя

Полагаю, что читатели этих хроник с грустью или, по крайней мере, с легким сожалением отмечали постепенное ухудшение не только физической активности Джанет, но и того неопределимого качества, которое в Шотландии называют «ее нравом». Доктор Камерон был склонен снисходительно относиться к старой служанке, которая работала у него столько лет, но настал день, когда даже ему пришлось признать, что она хватила через край. В то утро его яйцо на завтрак было холодным, как камень, и, по словам доброго доктора, «твердым, как чертов кирпич».

В тот же день доктор Камерон предпринял шаги, чтобы поправить ситуацию.

– А тебе не кажется, что нашей Джанет не помешала бы какая-то помощь?

– Конечно, сэр. Только если удастся ее уговорить.

– Да в том-то и загвоздка, дружок. Но и в делах людских случается прибой[251]251
  Уильям Шекспир. Юлий Цезарь. Акт 4, сцена 3.


[Закрыть]. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Конечно, сэр. И без помощи Шекспира. Я согласен, что видеть свежее, жизнерадостное молодое личико вместо «печеной картофелины» Джанет, приносящей ваш завтрак, не будет переменой к худшему.

– Вот именно, дружок. Я сам не смог бы выразиться лучше. А теперь скажи мне, ты ведь всегда возле молодежи – и сам молод, – знаешь ли ты какую-нибудь подходящую в этом смысле молодую девицу?

Финлей задумался. Действительно, он всегда был возле юношей и девушек из гимназии, когда те играли в футбол или хоккей. И была среди них одна девушка, на которую он обращал самое благосклонное внимание.

– Бесс Бьюкенен, – сказал он.

– А, да, дочь парикмахера Боба Бьюкенена.

– Его единственная дочь, сэр. И великолепная девушка. Капитан женской хоккейной команды и одна из главных участниц детских зимних игр прошлого сезона. Должно быть, у нее последний семестр в школе.

– Да-да. Похоже, она могла бы выстоять против Джанет парочку недель. Я зайду к Бобу сегодня утром. Мне все равно надо побриться.

Весь день Финлей ходил по вызовам к пациентам, забыв о времени и не осознавая возможных последствий того, что затеял. За обедом Камерон не произнес ни слова, хотя его молчание было довольно зловещим. Однако в четыре часа, в конце учебного дня, в доме послышался звонкий, сильный молодой голос, и вскоре перед Финлеем появилась красивая улыбающаяся девушка с чайным подносом.

– Доктора Камерона нет дома, сэр, поэтому я сначала принесла вам.

– О, спасибо, Бесс. И пожалуйста, не называй меня «сэр». Для тебя, красавица, я всегда Финлей.

– Благодарю вас, сэр, то есть Финлей.

– Так-то лучше! Теперь налей себе чашку чая, возьми кусок пирога побольше и присаживайся. Доктор Камерон отправился навестить мисс Уокер, она его добрый час продержит.

Финлей постарался угодить ей и еще одним толстым куском пирога (фирменным блюдом Джанет) сумел подкорректировать ледяной прием, оказанный Бесс внизу, на кухне.

– Отец предупредил меня, что она старая карга, и велел не обращать на нее внимания!

Доктор Камерон долго шел к чаю, мудро решив вовсе опоздать на него. И его первые слова, обращенные к Финлею, были:

– С юной Бесс все в порядке?

Похоже, так и было. Внизу царила мертвая тишина, и Бесс весело и спокойно подавала обед. Но, увы, суп оказался холодным, картошка – твердой, как камень, а молочный пудинг – из одних комков.

– Если бы только она позволила мне самой приготовить обед, сэр, – сказала Бесс поникшему доктору Камерону. – Я часто готовлю дома. Она сделала это просто назло.

Камерон помолчал, но его лоб нахмурился от мрачных мыслей, и вдруг он встал:

– Наденьте пальто и шляпы, вы оба. Если она думает, что я позволю, чтобы вас, молодых людей, как и меня, заморили до смерти голодом, то она глубоко ошибается.

Одевшись, он первым вышел из дому на Хай-стрит, а затем публика с любопытством наблюдала, как он вваливается в прекрасный новый ресторан, известный в округе как «Суонк». Не обращая внимания на интерес, который он вызывал, Камерон смело занял столик и, направляемый тонкими подсказками метрдотеля, заказал обед, какого он и двое его гостей никогда не пробовали.

О, насколько все было восхитительно после ужасных блюд Джанет!

– Слушай, Финлей, – сказал Камерон, когда подали черную икру, – эти заливные потроха в горшочке – лучшее из всего, что я когда-либо пробовал.

– Тебе тоже нравится, Бесс, дорогая? – спросил Финлей, наслаждаясь ее обществом не меньше, чем трапезой.

– Это рядом с чем-то божественным.

– Я полагал, что это привилегированное место за мной, – пробормотал Финлей.

В ответ Бесс покраснела и опустила глаза.

Когда было подано следующее блюдо, ris de veau à la crème[252]252
  Телятина со сливками (фр.).


[Закрыть], к столу бочком подошел управляющий, а за ним молодой человек, в котором Финлей сразу узнал репортера «Тайнкасл таймс».

– Доктор Камерон, сэр, простите за мое вторжение, – начал управляющий. – Мы – новое заведение, стремящееся продвигать себя, рекламируя выдающихся персон, которые оказывают нам честь своим посещением. Например, на прошлой неделе здесь был герцог Аргайл и очень лестно отзывался о нашей кухне. Итак, доктор, вы так же хорошо известны, сэр, как и герцог, даже больше. Вы готовы молвить о нас доброе слово, как он?

– Ни один герцог меня не переплюнет, – с достоинством произнес доктор, выпрямляясь в кресле. – И я скажу вам начистоту, сэр: когда человека выгоняет из дому худшая в мире стряпня, представляющая собой намеренную порчу хороших, правильных продуктов и по вкусу напоминающая пойло для свиней, способное вас отравить, тогда такому человеку пора идти в самое лучшее ближайшее заведение, где каждый кусочек поданного на стол восхитителен, превосходен и одновременно очень питателен.

Обычно невозмутимое лицо опытного и сурового управляющего даже вспыхнуло от удовольствия.

– Ты уловил это, Вилли? – прошептал он.

– Каждое слово, сэр. И это будет заголовком в утреннем выпуске «Таймс»: ИЗВЕСТНЫЙ МЕСТНЫЙ ВРАЧ ПРЕЗИРАЕТ ДОМАШНЮЮ КУХНЮ И ПРЕВОЗНОСИТ КУХНЮ «СУОНКА» ДО НЕБЕС!

– Вот именно, Вилли! – Затем он повернулся к Камерону. – Доктор Камерон, я чувствую себя польщенным вашим великодушным неожиданным комплиментом, и в ответ позвольте мне в порядке любезности предоставить вам возможность и далее свободно и бесплатно обедать у нас с вашими спутниками.

– Включая сегодняшний вечер, – догадливо подсказал Камерон.

– Разумеется, сэр.

Когда добрый доктор и его сопровождающие вернулись домой, их ожидала обычная закуска из овсянки и пахты, но никто из присутствующих этим не заинтересовался.

– Даже не притронемся, – сказал бравый Камерон. – Это послужит ей хорошим уроком.

На следующее утро был подан обычный завтрак: каша с молоком, вареные яйца и сдобные шотландские булочки.

– Не будем набивать себе брюхо, – заявил Камерон. – Оставим место для сегодняшнего обеда.

За ланчем, состоявшим из свежего дуврского палтуса, хорошо прожаренного, с полной порцией хрустящей жареной картошки, никто и не вспоминал об умеренности.

– Мы преподали ей урок. Это не хуже, чем в «Суонке».

– Лучше, – негромко сказал Финлей. – Мы снова пойдем куда-нибудь сегодня вечером?

– Ну конечно, дружок. Нас пригласили, мы не можем отказать.

Затем, с наступлением вечера, не сказав ни слова Джанет, бравый доктор повел свою компанию в «Суонк», где для них был зарезервирован вчерашний столик. В отсутствие управляющего – он должен был находиться на частном обеде – их учтиво принял метрдотель, по акценту которого можно было догадаться, что он настоящий шотландец.

– Итак, доктор, сэр, с чего начнем сегодня?

– Что касается меня, то я не хотел бы ничего лучше этих ваших фирменных заливных потрохов.

– Черной икры, сэр?

– Вы это так называете?

– Да, название причудливое, сэр. Видите ли, на самом деле это всего лишь гнилые потроха русского осетра[253]253
  Речь идет о паюсной икре, поставляемой в основном из России, деликатесе, почти неизвестном европейцам.


[Закрыть].

Камерон так и застыл, ошеломленный, пока Финлей и Бесс заказывали томатный сок.

Вскоре официант вернулся:

– Поскольку вам это нравится, доктор, я принес вам суперпорцию, и имейте в виду, сэр, эта штука стоит целое состояние.

Камерон молча изучал черную массу на симпатичной белой тарелке.

«Стоит целое состояние! – подумал он. – Что ж, мне это нравится, так что не будем терять время».

Он храбро принялся за икру, но слова «гнилые потроха русского осетра» продолжали звучать у него в голове. И как ни странно, возможно, из-за отсутствия сопутствующего бренди, вкус блюда показался другим, действительно как у гнилых кишок. Официант же наблюдал за ним с большим интересом, так же как Финлей и Бесс. Он, Камерон, должен очистить тарелку во что бы то ни стало. Но нет, наконец природа запротестовала, Камерон икнул, потом вдруг выронил вилку и бросился через вращающиеся двери в прохладную темную ночь. Увы, ужасные звуки опорожнения желудка огласили воздух и донеслись до ушей парочки за столом.

– Мы должны пойти к нему, – прошептала Бесс.

– Ничего! Он найдет дорогу домой. Джанет позаботится о нем. Давай поужинаем вместе.

Так они и сделали, сразу перейдя к великолепному розовому ростбифу с картофельным пюре и брюссельской капустой.

– Не правда ли, здесь мило, дорогой доктор Финлей, – пробормотала Бесс.

– Милее не бывает, дорогая, – согласился Финлей, глядя ей в глаза.

Официант, наблюдавший за ними, вел себя по-отечески:

– Еще по куску говядины для вас обоих?

– Очень вкусно, Вилли.

– Да! От меня вы не получите потрохов русского осетра.

Бесс тихо вздохнула:

– Все было бы превосходно, Финлей, если бы не мой лучший друг.

– Я твой лучший друг, Бесс.

– Я хочу сказать, что почти помолвлена с Алексом Дугласом. Я даже вижу, как он сейчас смотрит на нас в окно.

– Я разберусь с ним, когда мы выйдем.

– Нет, нет, нет, Финлей! Я не хочу драки из-за меня на людной улице. Мои родители услышат об этом, и я буду навсегда опозорена.

– Тогда реши сама, кто тебе нужен?

Мертвая тишина. Затем тихим шепотом:

– Боюсь, я слишком далеко зашла с Алексом.

– Ты хочешь сказать, что он…

Еще тише она ответила:

– Да… и не раз.

«Боже! – подумал Финлей. – Гнилые рыбьи потроха, а теперь еще и это, и все в один вечер. И я – чуть ли не на волосок от гибели».

Спустя мгновение он твердо сказал:

– Ну что ж, Бесс, а теперь иди к Алексу. Он проводит тебя домой. Спокойной ночи, дорогая.

Когда она ушла, Финлей заказал себе бренди. Выпив, он пожелал Вилли спокойной ночи и в одиночестве пошел по пустым улицам.

В столовой горел свет. И там с добрым напитком сидели вместе доктор Камерон и раскаявшаяся Джанет. Финлей решил, что их лучше не беспокоить.

На следующее утро, ровно в семь часов, на столе появились каша и молоко, яйца всмятку, свежеиспеченные булочки и крепкий кофе.

Наблюдая за тем, как добрый доктор смиренно поглощает этот великолепный завтрак, Финлей не мог удержаться от того, чтобы оставить за собой последнее слово:

– Лучше, чем эта русская гадость, да, сэр?

5. Моральная дилемма

Теперь в доме доброго доктора Камерона царили радость и свет. Никогда еще достойный доктор не был так снисходителен к своим пациентам, так любезен с доктором Финлеем, так учтив со своей верной экономкой. Теперь, когда Бесс, в которой больше не было нужды, ушла, по-видимому по собственной воле, на кухне воцарился мир. А как засвидетельствует любой хороший шотландец, когда внизу все хорошо – у вас счастливый дом.

Только один из домочадцев, казалось, был сам не свой. Нахмуренный в тревоге лоб искажал благородный лик доктора Финлея; взгляд стал затуманенным и отстраненным. Не раз, когда доктор Камерон обращался к Финлею, тот, вздрогнув, бормотал извиняющимся тоном: «Что вы сказали, сэр?»

Опыт показывал, что потревожить Финлея в таком рефлексивном состоянии означало огрести неприятности. Если бы, например, какой-нибудь знакомый, встретив его на улице, спросил с доброжелательной улыбкой: «О чем задумался, Финлей, старина?» – то мог бы получить сердитый и совершенно неожиданный ответ: «О чем – это мое дело, а ты бы лучше думал о своем». Подобной грубостью Финлей оставлял за собой право самому решать свои проблемы и, когда представится возможность, действовать так, как он считал разумным и правильным.

Дней через десять Финлей вошел в заведение Роберта Бьюкенена «Стрижка и бритье» и спокойно уселся ждать своей очереди. Ждать особо не пришлось, так как Финлей был теперь признанной и уважаемой персоной в Таннохбрэ. Вскоре из своего кабинета выскочил сам Боб Бьюкенен и усадил Финлея в салоне в специальное кресло у окна.

– Как обычно, Финлей? Постричь и подровнять?

– Да, пожалуйста, Боб. Но сначала я хотел бы извиниться за то, как обошлась с твоей прекрасной дочерью наша ревнивая старая экономка. Она просто не могла вынести, что твоя милая девочка так легко исполняет все то, что у нее самой вызывало только стоны и жалобы.

– Да, Бесс – хорошая девушка, хотя в последнее время что-то с ней не так. Имей в виду, Финлей, ей нравилось работать у вас, и она надеялась, что ты научишь ее аптечному делу.

– И так бы оно и было, Боб. Я представляю себе мир твоей дочери и, конечно же, помог бы ей стать фармацевтом. А вообще, именно потому, что я так высоко ее ценю, мне хотелось бы, с твоего позволения, сегодня поговорить о ней. Что ты как отец, Боб, думаешь о детях – мальчиках и девочках, – получающих без согласия родителей полное, окончательное и неограниченное знание друг о друге?

Боб был так удивлен, что даже перестал стричь.

– Ну, Финлей, я… я думаю, что на самом деле это было бы гнусно, отвратительно и грешно.

– Мои взгляды точно такие же. Парню тут хоть бы что: он может жениться на девушке, а может и не жениться. Но для девушки – это крушение всего святого и может запросто закончиться катастрофой. Что подумают в Таннохбрэ о милой юной девушке, которая выйдет на улицу с маленьким бастардом в коляске?

Боб вообще перестал стричь:

– Финлей! Боюсь, у тебя что-то на уме. Давай-ка прямо сейчас перейдем в мой кабинет.

Он быстро причесал Финлея, сбросил накидку и направился в свой кабинет. Там двое мужчин молча сели лицом к лицу, колено к колену.

Наконец Финлей почувствовал, что должен заговорить:

– Боб, мой дорогой друг, которого я знаю всю жизнь, с тех пор как я был еще ребенком и мама приводила меня к тебе подстричь мои кудри. Боб, мне больно говорить тебе об этом, потому что я очень люблю твою Бесс… но это мой долг, и я должен его исполнить. Боб, твою дочь поимели, использовали, как обычную шлюху, и до сих пор дважды в неделю она ходит за дамбу, в лес, куда угодно, где ее оскверняет человек, которого мы оба знаем.

В маленьком кабинете воцарилась мертвая тишина, и Финлей мысленно молился о том, что принял правильное решение. Он выждал несколько мгновений и сказал как можно спокойнее:

– Итак, дорогой Боб, эту печальную информацию я получил в виде признания от твоей дочери. Я день и ночь ломал голову над тем, сказать тебе или нет, но в конце концов понял, что это мой долг перед тобой – и перед Бесс, которую я люблю всем сердцем.

И снова тишина заполнила маленький кабинет. Затем Финлей почувствовал, как, словно тисками, сжав ему правую руку, Боб медленно потянул его к себе, пока щека Финлея не коснулась мокрого от слез лица друга. Наконец из сжатых до скрипа зубов Боба прозвучало:

– Я убью этого подонка.

С трудом Финлей освободился от хватки.

– Успокойся, Боб. Будь сильным и спокойным. Ради Бесс, которую мы оба любим, никаких импульсивных действий. – Он помолчал несколько секунд, а затем продолжил: – Совершенно ясно, что эти двое любят не столько друг друга, сколько удовольствие, которое, как им кажется, они получают друг от друга. Иными словами, это чисто физическое притяжение друг к другу, и только физическая сила может его остановить.

– Если ты хочешь поколотить этого мерзкого юнца, я уже пробовал, Финлей. Я хорошенько вздул его, но она только еще больше привязалась к нему – скорее, из жалости.

После еще одной, более продолжительной паузы Финлей снова заговорил:

– Боб, я много думал над этой проблемой, и есть только один способ решить ее. Как я уже сказал, притяжение между этими двумя – оно чисто физическое, это просто легкий и доступный контакт. Поэтому их надо отделить друг от друга. – Он помолчал, чтобы все это осмыслить. – В моем университете в Глазго разработали план помощи сиротам испанской войны[254]254
  Имеется в виду Гражданская война в Испании 1936–1939 гг.


[Закрыть]. Целый пароход с ними только что прибыл в Брумилоу. Мой старый учитель, профессор Синклер, теперь призывает молодых людей помочь в приеме этих бедных маленьких бездомных детей. Послушай, Боб, я поддерживаю связь с профессором Синклером, и, если я сообщу ему о наших обстоятельствах, он даст Бесс работу, которая ей подойдет, а именно расселение детей по окрестным городкам. Такая работа тронет сердце Бесс и полностью займет ее. У нее будет своя койка – в общежитии для девочек, – и она будет так уставать, что и лишние мысли исчезнут.

В наступившей тишине Финлей снова почувствовал на своей руке хватку Боба.

– Тебя это устроит, Боб? Я полагал, что да.

Ответ не заставил себя ждать:

– Конечно я согласен, дорогой Финлей. Богом прошу, немедленно позвони своему профессору, просто сейчас же!

– Я уже позвонил ему, Боб, – быстро и твердо ответил Финлей. – Все готово. Можешь завтра же утром отправить Бесс. Скажи ей, чтобы прямо со станции она отправилась к профессору Синклеру в университет. Он действительно не остался равнодушным к ее ситуации и обо всем позаботится.

Шесть месяцев спустя, погожим осенним днем, когда Финлей только вошел в дом после короткой прогулки по вересковой пустоши, его окликнула Джанет:

– Сегодня такой чудесный день, что они на крыльце вас ждут.

Финлей положил ружье и связку куропаток, затем пошел к крыльцу с тыльной стороны дома. Тут же навстречу ему встал молодой человек и протянул руку:

– Простите, что беспокоим вас в такое время, доктор Финлей. Моя жена так хотела навестить вас, что мы прямо со станции отправились к вам, а не домой к моей дорогой жене. Кстати, моя фамилия Синклер.

Заслонив ладонью глаза от солнца, Финлей увидел, что молодой человек хорошо сложен, красив, одет в добротный твидовый костюм и с университетским синим галстуком. «Синклер?» – подумал Финлей, и тут же все прояснилось.

– Вы сын профессора Синклера?

– Да, конечно, сэр. Он шлет вам свои наилучшие пожелания. А эта леди – моя дорогая жена. Вы, разумеется, знаете ее?

– Бесс! Бесс Бьюкенен!

– Теперь Бесс Синклер, милый.

И, встав, Бесс нежно и тепло поцеловала Финлея в щеку, прошептав:

– Я стольким обязана вам, дорогой доктор. Сами догадайтесь, посмотрев на меня. Я так счастлива, мне так хорошо – наконец-то я по-настоящему влюблена!

На мгновение Финлей настолько растерялся, что потерял дар речи.

– Это все сироты сделали, – пробормотал он наконец.

– А разве не вы о них позаботились? – тепло возразила Бесс.

Это было уже слишком… Джанет, которая подслушивала у двери, ушла, хихикая, на кухню.

Наконец Финлей сказал:

– Как хорошо, что ты сначала заглянула ко мне, Бесс. Здесь попьете чай или отвезти вас домой?

– Домой, милый, – ответила Бесс.

Джанет, наблюдавшая из окна, как они садятся в машину Финлея, всплеснула руками:

– Ох уж этот Финлей! Я ему тут приготовила чудесный чай и его любимые лепешки с медом, а он уже понесся стремглав куда-то, и я не увижу его до вечернего приема. Ну! Не пропадать же такому прекрасному чаю – я просто сяду на кухне, разведу огонь и сама попью.

6. Аппендикс доктора Камерона

Прекрасная осенняя погода благословляла Таннохбрэ голубым небом и ярким солнцем, согревавшим ядреный прохладный воздух. Конечно, в это время года работы всегда было много, но, когда Финлей сел за отличный завтрак – овсянка и свежее молоко, а затем тосты и копченый лосось, – он почувствовал, что ему, возможно, удастся на часок после полудня заглянуть на вересковую пустошь со своим новым ружьем. Когда Джанет принесла ему вторую порцию копченого лосося, он вежливо заметил:

– Я удивлен, что доктор Камерон не явился к завтраку, ведь он любит такое утро.

– Нет, доктор Финлей, – официальным тоном ответила Джанет. – Наш шеф еще не спустился. По правде говоря, я сомневаюсь, что он вообще спустится. Когда я принесла ему утренний кофе и воду для бритья, он все еще лежал в постели, не говоря ни слова, и был в проституции.

– В прострации, конечно, дорогая Джанет, – со смехом поправил ее Финлей.

– Вам забавно, доктор Финлей. Но если бы вы его видели, то вам, думаю, было бы не до смеха.

Финлей, конечно, и не думал смеяться над недомоганием своего шефа, каким бы незначительным оно ни было. Он прекрасно понимал, что доктор Камерон необходим для их совместной врачебной практики – не только для того, чтобы брать на себя бо́льшую часть работы, но и для того, чтобы руководить, а также оказывать поддержку в принятии важных и непростых решений.

Помня об этом, Финлей, управившись со второй порцией копченой лососины и третьей чашкой кофе, поспешил наверх, в комнату шефа, ожидая застать его за бритьем – занятием, разумеется, долгим и серьезным, – с открытым лезвием в руке.

Доктор Камерон уже поднялся с постели и, хотя был немыт и небрит, пытался облачиться в свою рабочую одежду. Очевидно, что таково было его желание, но, увидев Финлея, почтенный старый доктор слегка пошатнулся и едва удержался на ногах, драматически ухватившись за большую деревянную спинку кровати.

– Нет, сэр, вы не должны вставать. Ни при каких обстоятельствах!

И, поддерживая обеими руками и тревожно всматриваясь в его лицо, Финлей уложил Камерона обратно на кровать.

– Мне очень жаль беспокоить вас, дорогой Финлей, но сегодня утром я далеко не в форме.

– У вас что-нибудь болит, сэр?

– Какие-то приступы боли внизу живота слева.

– Позвольте мне взглянуть, сэр.

Когда Финлей осторожно провел рукой по указанной области, его шеф заметно поморщился:

– Там некоторое напряжение, дружок?

Финлей осторожно прижал ладонь к его животу – в ответ дрогнула и напряглась мышца.

– Мне кажется, сэр, это аппендикс.

Страдалец испустил вздох, похожий на стон:

– Этот проклятый аппендикс беспокоит меня уже много лет.

– Вы наверняка считаете, что пора его удалить, сэр.

– Что? В такое время, как сейчас, в самый разгар сезона простуд, когда столько больных?

– Но, сэр, когда дело касается вашего здоровья…

– Неужели ты думаешь, что я сейчас, в самое напряженное время года, сдамся и слягу?

– Но, сэр…

– И переложу на твои плечи весь этот неподъемный груз – до тридцати вызовов в день к больным, да еще приемная, с утра до ночи битком набитая пациентами, а еще неотложная помощь в любое время суток! Никогда, Финлей! Уж лучше мне сразу в могилу.

Не обращая внимания на этот панегирик, Финлей достал термометр и вставил его в рот доброму доктору Камерону. Через минуту больной сам вынул его, громко вздохнул от досады и встряхнул:

– Я не покажу тебе температуру, дружок, иначе ты меня на неделю уложишь.

Финлей не ответил. Он взял термометр, вытер его носовым платком и положил обратно в футляр.

– Вы должны оставаться в постели, сэр, хотите вы этого или нет.

Затем он вынул ключ из замочной скважины, вышел, запер дверь снаружи и протянул ключ Джанет, которая, разумеется, подслушивала в коридоре, со словами:

– Джанет, дорогая, не выпускай нашего доброго доктора, пока я не вернусь с обхода. Давай ему только жидкую и легкую пищу. Я осмотрю его, когда приду. Скажи, а в приемной много народу?

– Она битком набита до самой двери, доктор. А из Андерстонской больницы только что поступило еще три вызова. Но послушайте меня, сэр, я вас не отпущу, пока вы не выпьете большую чашку крепкого горячего кофе и не съедите горячий тост с маслом. Я не даю ему остыть… – Слабый звон из комнаты больного остановил ее, и она поджала губы. – Так я и думала! Теперь целый день придется бегать вверх и вниз. Но сначала пусть подождет, пока я вас обслужу, согрею и накормлю.

Подкрепившись таким образом, Финлей вышел в переполненную приемную и почти два часа спустя отважился выскочить под холодный дождь, чтобы начать обход по вызовам. К полудню он еще не покончил с ними, но, поднажав, к половине третьего уже был дома. Его первыми словами, обращенными к Джанет, были:

– Как поживает наш больной?

– Сначала я хочу убедиться, что вы пообедаете, сэр. Я не дала еде остыть.

Замерзший, усталый и голодный, Финлей не сопротивлялся. Джанет с беспокойством наблюдала, как он жадно поглощает все, что она ставит перед ним.

– Теперь вам полегчало, сэр?

– Благодаря тебе, моя дорогая крошка Джанет, я чувствую себя лучше.

– Я боялась сказать вам, сэр, пока вы не поели, что еще три раза звонили из той же самой Андерстонской больницы.

– Черт! У них там обычная эпидемия гриппа! Ладно, это не важно. Как поживает наш собственный пациент?

Джанет плотно сжала губы:

– Настолько же уютно и удобно, насколько это возможно, благодаря моему выполнению его прихотей. У него в комнате чудесный камин, рядом, на прикроватном столике, фруктовый сок и свежие груши, а он лежит, опершись на подушки, и читает утреннюю «Кроникл», где, как я заметила, на первой полосе есть заметка о нем самом! «Наших читателей, несомненно, огорчит новость о болезни нашего самого достойного и любимого доктора Камерона. Во время вынужденного отсутствия его будет заменять молодой, деловитый ассистент доктор Файндлейтер». – Мрачно, сквозь зубы, Джанет выдавила: – Как вам это нравится, доктор Финлей, сэр? Клянусь на собственной Библии, я никогда в жизни не видела такой чертовой наглости!

– Это, возможно, просто опечатка, Джанет.

– Какая к черту опечатка! Он сам написал это, положил в конверт и вчера вечером велел мне отнести в редакцию «Кроникл». Если бы я знала, что там, то выбросила бы конверт в клозет. Потому что это часть его плана – самому возвыситься, а вас унизить.

Финлей выдавил из себя улыбку, но нижняя челюсть его не слушалась. Это было последней каплей под занавес, после шастанья под проливным дождем, да еще после этих больничных палат в Андерстоне.

– Бедный больной просил о чем-нибудь особенном?

– Как раз перед тем, как вы вернулись, он требовал мокрую выжатую горячую тряпку. Чтобы я положила ему на живот. Но когда через минуту я поднялась наверх, тряпка уже валялась на полу.

Финлей всерьез задумался:

– Джанет! Ты считаешь, что все это делается для нашего блага?

– Вы хотите сказать, для его блага, сэр. Это уже второй раз подряд, когда он вспоминает о своем проклятом аппендиксе, ну, в самое напряженное время года. Да, ты тут хоть в лепешку расшибись, а он будет уютно лежать в постели со всякими деликатесами под рукой. Хотите верьте, хотите нет, но он просит меня сбегать за горшочком лучшего заливного из телячьей голяшки.

Когда они вместе вышли из столовой, Финлей твердо сказал:

– Дорогая Джанет! Если проблема действительно в аппендиксе, его следует немедленно удалить. Если нет, то я хочу точно выяснить, что с Камероном!

– Он вбил себе в голову, что это аппендикс, сэр, что, дескать, в нем проблема. От этой мысли вы его не избавите.

– Тогда мы избавим его от аппендикса!

И Финлей направился прямиком к телефону. Закрыв дверь кабинета, он позвонил старому профессору, мистеру Николу, члену Королевской коллегии хирургов, одному из своих преподавателей в Королевской больнице Глазго. Финлей никому не рассказал о содержании своего разговора. Даже Джанет, которая внимательно прислушивалась снаружи, не разобрала ни слова.

Однако вскоре к Арден-Хаусу подъехала красивая блестящая машина «скорой помощи» с водителем в униформе, санитаром и медсестрой в белом, сидевшей возле кушетки, заправленной мягким одеялом. Тотчас же из машины с переносными носилками спустился санитар и в сопровождении Финлея направился в комнату больного, вероятно ведомый его громким храпом.

Три минуты спустя этот больной, которого Финлей и санитар на носилках доставили вниз, уже был в машине «скорой помощи» под присмотром медсестры, а Финлей и санитар в форме сели впереди рядом с водителем. Затем с глухим урчанием санитарный «роллс-ройс» покатил в Глазго.

О чем думал добрый доктор Камерон, лежа в комфортной обстановке и не ведая, куда его везут, мог сказать только он сам. Наконец он пробормотал, обратившись к медсестре, один-единственный вопрос, на который она ответила:

– В самую лучшую больницу Шотландии, сэр. Где вас осмотрит и вылечит лучший хирург Великобритании.

– Надеюсь, никакой операции, дорогая сестра, я не настолько плох.

– Вы в состоянии выполнять все свои профессиональные обязанности?

– Кто знает, сестра. Это зависит от того, как я с утра себя чувствую. – (Последовала пауза.) – Знаете, дорогая сестра, у меня зимой расшалился аппендикс. Небольшая боль в животе. Причем, заметьте, я могу хорошо поесть, но при этом, знаете, совсем нет ни сил, ни рвения работать.

– Ну а теперь постарайтесь немного поспать. Я разбужу вас, когда мы будем на месте.

Хотя добрый доктор и не спал, но далее хранил молчание, пока они не подъехали к огромному зданию больницы.

– Скажите Финлею, пусть останется со мной! – воскликнул он, когда его понесли в устрашающие глубины гигантской больницы.

Как только он благополучно оказался в боковой палате на операционном этаже, Финлей оставил Камерона и разыскал профессора Никола, который тепло приветствовал своего ученика, а затем внимательно выслушал описание симптомов болезни доктора Камерона.

– И все это происходит именно тогда, когда у вас наступает в работе самый сложный и тяжелый период?

– Да. За весь день у меня не было ни минуты для себя.

– Вы его не осматривали?

– Нет, сэр! Он поверит только специалисту.

– Ну что ж, – твердо сказал профессор Никол, – привезите его.

Через несколько минут больного вкатили в палату, полностью раздетого и накрытого простыней.

– Мои приветствия, братские приветствия, доктор Камерон. Как вы себя сейчас чувствуете?

– Очень хорошо, профессор. На самом деле абсолютно идеально.

– Готовы приступить к своим врачебным обязанностям сию же минуту?

– Это, профессор, при всей моей доброй воле я едва ли могу гарантировать. Видите ли, все дело в моем аппендиксе.

– Ах, как жаль, дорогой доктор. Вам больно?

– Это не совсем боль, профессор, это, сэр, своего рода слабость!

– Я все прекрасно понимаю, дорогой доктор. А теперь не позволите ли мне осмотреть вас?

– Именно для этого я здесь, сэр.

Профессор Никол быстро откинул край простыни и осмотрел область живота слева. Затем он осторожно положил руку на больное место. У пациента тут же напряглись мышцы и низ живота стал твердым, как кирпич.

– Именно этого я и опасался, – сказал профессор и слегка улыбнулся. – Ясный как день случай психотической фобии.

– Боже мой, профессор! Вы же не собираетесь вскрывать меня в ближайшее время!

Не удостоив его ответом, профессор Никол проследил за тем, как увозят пациента, а потом с мрачной улыбкой повернулся к Финлею:

– Ясный как день случай психотической фобии, сосредоточенной в аппендиксе. Разве ты сам этого не понял, Финлей?