Текст книги "Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Арчибальд Кронин

Финлей наблюдал, как закрываются двери за носилками, которые торжественно катила сестра Кларк. Он знал, что теперь Пауль поправится.

Финлей обернулся, и ему навстречу шагнул Рид. Больше ни отстраненности, ни тревоги на его лице.

– Я признаю, Финлей, что ты был прав, а я ошибался, – сказал он с искренней сердечностью. – Я восхищаюсь тобой – тем, что ты сделал.

И он пожал Финлею руку.

Финлей поблагодарил Рида, но, выйдя из операционной, сам он от всего пережитого в изнеможении опустился на табурет.

Потом он осознал, что медсестра Ангус все еще в операционной. Она постояла, глядя на него, затем подошла к крану, открыла его, наполнила стакан и подала Финлею. Он выпил и с благодарностью посмотрел на нее.

– Я хочу сказать тебе спасибо, – пробормотал он, – за помощь, за совет. О, я бы никогда этого не сделал, если бы не ты.

Наступило молчание. Она отвернулась от него, но он успел увидеть, что в глазах ее стояли слезы. Наконец она сказала:

– Я знала, что вы справитесь. И вы это сделали. Это было великолепно.

От ее низкого, волнующего голоса его сердце бешено заколотилось.

Он почувствовал в ней вибрацию какого-то тайного чувства, которое вдруг опьянило его и наполнило светом понимания. Неужели он ошибался, думая, что он ей неприятен? Ее имя инстинктивно слетело с его губ. Но прежде, чем он успел что-то сказать, она быстро повернулась и ушла.

Финлей был влюблен – сильно и безнадежно. Он знал, что без Пегги Ангус рядом он не будет счастлив в этой жизни.

И все же он не смог подвергнуть свою судьбу решающему испытанию. Ибо на следующий день после такой драматичной операции произошло событие столь же неожиданное, сколь и заурядное. У Пегги начался летний отпуск, и она тихо и незаметно уехала в Данхилл – провести две недели с родителями.

Когда она уехала, у Финлея появилась отличная возможность оценить свое положение. С самого начала он отнесся к Пегги с подозрением – из-за ее семьи, ее происхождения и очевидного богатства. Он не поверил ей, поскольку считал, что ей ни к чему быть медсестрой и что, следовательно, с ее стороны все это фальшь и притворство. И, поступая вопреки своей широкой натуре, он сам создал между ними это болезненное непонимание, эту пропасть, которую, как он потом с отчаянием осознал, уже не преодолеть.

Но теперь он видел какой-то свет утешения.

Столь искренний и непосредственный интерес Пегги к его работе, проявленный во время минувшей операции, дал ему новую надежду. Может, в конце концов, он ей все-таки был небезразличен? При одной мысли об этом сердце его сжалось, и он испытал страстное желание задать ей при случае этот вопрос – спросить ее смиренно и открыто.

И такой шанс представился – раньше, чем он ожидал.

Через несколько дней после того, как Пегги ушла в отпуск, старшая медсестра Кларк в отличном настроении встретила Финлея в больнице.

– В следующую субботу они устраивают благотворительный праздник в Данхилле, – объявила она. – Мистер Ангус предоставил для этого свое поместье. Прелестное там у них местечко. А деньги пойдут на больницу. Разве это не великолепно? Медсестра Ангус все устроила.

При одном упоминании имени Пегги и мысли, что он может увидеть ее на празднике, у Финлея участился пульс.

– Отлично, – сказал он старшей медсестре, постаравшись, чтобы это прозвучало нейтрально. – Вы там будете?

– Несомненно, – энергично кивнув, подтвердила та. – И я рассчитываю, что вы меня подвезете, доктор.

Финлей в сомнении покачал головой.

– Вряд ли там захотят меня видеть, – ответил он, надеясь, что ему возразят. – На той территории я точно не в фаворе.

– Чепуха! – ответила старшая медсестра. – И, кроме того, это ваша обязанность – быть там, ведь речь идет о благотворительности для больницы.

Словно нехотя, Финлей улыбнулся:

– Ну что ж, раз так, то не стану отрицать, что я бы поехал.

С этого момента Финлей жил в предвкушении предстоящего мероприятия.

На следующий день, вернувшись домой, он обнаружил там письмо от старого Джона Ангуса, сердечно приглашавшего его на благотворительный праздник. Финлей молча изучал приглашение. Неужели Пегги говорила о нем, Финлее, отцу? Возможно, она по-доброму отзывалась о нем.

Преисполнившись чувством восторга и ожиданием, Финлей сел за стол и быстро ответил, что с благодарностью принимает приглашение.

Похоже, само Провидение дает ему такой шанс, сказал он себе, и по мере того, как приближался день праздника, все сильнее билось его сердце. В этот день он попросит Пегги стать его женой.

Наступила суббота, ясная и солнечная, и Финлей подготовился к тому, чтобы самолично отвезти старшую медсестру в Данхилл. Но в одиннадцать часов утра на верфи произошел несчастный случай. Боб Пакстон, сын старого Джона Пакстона, мастера литейного цеха, упал с верхней палубы аргентинского судна для перевозки скота, находившегося тогда в доке номер 5, где чистят днище, и был доставлен в больницу с серьезными внутренними повреждениями и скрытым кровоизлиянием.

Финлей, давний друг семьи Пакстон, отправился к Бобу, и состояние парня вызвало у него серьезные опасения. Настолько серьезные, что он счел невозможным надолго оставить пострадавшего без присмотра и, нахмурившись, дал понять старшей медсестре Кларк, что ему ехать в Данхилл нежелательно.

– Я боюсь, что это кровоизлияние, – добавил он. – Думаю, нам придется сделать переливание крови.

Старшая медсестра тут же взмахнула руками:

– Не стоит так торопиться, доктор. К тому же вам все равно не сделать это до сегодняшнего вечера.

Она была полностью готова к поездке и отказывалась принимать то, что могло помешать приятному времяпрепровождению.

Финлей колебался. Он тоже всей душой хотел поехать в Данхилл, но чувство долга в нем восставало против самой мысли бросить пострадавшего в такой критической ситуации.

Он отложил принятие решения до тех пор, пока еще раз не осмотрит своего пациента, и потому в два часа снова вернулся в больницу.

На сей раз он констатировал, что состояние парня более обнадеживающее. Боб пришел в себя и, хотя был очень бледен от внутреннего кровотечения, решительно заявил, что он в порядке.

Это и сняло вопрос, как поступить, тем более что старшая медсестра умоляла Финлея ехать. Он поручил медсестре Коттер, которая оставалась на дежурстве, следить за состоянием больного. Сам же пообещал непременно вернуться ровно в шесть.

Итак, сразу после двух часов дня старшая медсестра и Финлей отправились в путь. День был великолепный, поездка оказалась приятной, и тревожная озабоченность, с которой они покинули больничную палату, вскоре развеялась.

В конце концов, не мог же Финлей весь день напролет просиживать у постели пациента. Такой суровой службы нельзя требовать ни от одного человека.

Им было еще далеко до Данхилла, а Финлей уже уносился в мыслях вперед, к встрече с Пегги.

К трем часам они прибыли в Данхилл. Поместье Ангуса располагалось в красивом месте, к нему вела длинная извилистая дорога, с кустами рододендрона по обочинам и сторожкой у ворот.

Сам дом был построен из превосходного белого песчаника в баронском стиле[249]249
  Баронский стиль, или стиль шотландских баронов, – архитектурный стиль, зародившийся в XVI в., исполнением напоминает средневековый замок с рыцарскими башнями или французский замок эпохи Возрождения.


[Закрыть], с внушительными башенками и высокой зубчатой крышей.

Территория вокруг него была не менее хороша – залитая солнечным светом, в ярких пятнах цветов.

На лужайках с коротко подстриженной травой расположились ларьки, палатки и шатры, возле которых радостно толпился народ, получая удовольствие от разных зрелищ, как всегда сопровождавших местные благотворительные праздники. Здесь, например, можно было купить что-нибудь из рукоделия, домашнюю выпечку, конфеты и мармелад.

На различных аттракционах и конкурсах разыгрывались призы; одним из них был, в частности, превосходный сыр, который полагался счастливчику, правильно угадавшему его вес.

Посреди всего этого стоял большой шатер, где подавали мороженое и чай.

В начале подъездной аллеи Финлей сдал лошадь и двуколку ожидавшему его конюху и в сопровождении солидной, чрезвычайно взволнованной старшей медсестры направился к лужайке перед домом.

Еще не дойдя до нее, они увидели Пегги, и у Финлея замерло сердце. Он помнил ее лишь в униформе медсестры и в простом теннисном платье, но сейчас на ней был прелестный наряд из муслина в цветочек и шляпка с большими полями, из-под которых вокруг белой шеи вились локоны ее прекрасных волос.

Слегка раскрасневшаяся от солнца, радостная и беззаботная, она была с семьей и друзьями.

Обернувшись, она увидела Финлея и старшую медсестру Кларк, тотчас подошла и, обменявшись рукопожатием, представила их отцу, матери и младшему брату Иэну.

Затем, похоже не без легкого смущения, она повернулась и представила их молодому человеку, стоявшему рядом с ней.

Он и в самом деле выглядел весьма представительно: лет двадцати семи, красивый, стройный, с карими глазами и коротко подстриженными усами. Звали его Дик Фостер.

Совершенно ошеломленный, Финлей уставился на незнакомого и неожиданно появившегося Фостера с дурным предчувствием и с трудом ответил на непринужденное приветствие. Неловкость доктора, по-видимому, осталась незамеченной, хотя Фостер был экспертом в светском общении.

Последовали обычные разговоры и смех, и в конце концов Финлей оказался возле старого Джона Ангуса, величественного старика с красивым открытым лицом, – коренастый, широкоплечий, в очках, он был известен в округе как образцовый предприниматель и филантроп.

Старый Джон сказал Финлею несколько приятных слов. Он объяснил, что его дочь действительно хотела стать медсестрой, и добавил с лукавой усмешкой, что он не против этой профессии дочери, пока она не выберет что-нибудь более подходящее для замужества.

Слушая излияния старика, столь актуальные для данного дня, Финлей тупо смотрел на Дика Фостера, который с видом собственника галантно взял Пегги под руку и повел ее к одному из прилавков.

Ужасное чувство нахлынуло на него – смесь горечи и внезапного отчаяния. Тщетно он пытался прийти в себя. Повернувшись к старому Ангусу, он спросил, с трудом выговаривая слова:

– Значит, вы полагаете, что ваша дочь скоро выйдет замуж, сэр?

– О да, мы на это надеемся, – сказал старый Джон с любящим отеческим смешком. – А вам не кажется, что она слишком хороша для медсестры? – И, отметив одобрительным смехом собственную остроту, он похлопал Финлея по плечу и удалился.

Намек был куда более ясным – на счастливый союз Пегги и красавчика Фостера. Финлей до боли прикусил губу. И в этот момент, как будто чаша его несчастья еще не была наполнена до краев, к нему бочком подгребла старшая медсестра, заметившая, что Финлей смотрит вслед удаляющимся молодым.

– Разве они не прекрасная пара! – воскликнула она. – Я только что узнала об этом от жены пастора. Да ведь они практически помолвлены! Представьте себе, доктор, а мы ничего и не подозревали. Судя по всему, все в Данхилле надеются, что следующей весной они поженятся. О, это очень романтично. Разве он не хорош собой, доктор? Тоже, как мне сказали, выходец из богатой семьи. Учился в колледже в Эдинбурге, а теперь собирается заняться юриспруденцией.

Пока старшая медсестра продолжала петь дифирамбы Пегги и молодому Фостеру, не подозревая, какие удары она наносит Финлею каждым своим словом, сердце его превратилось в лед. Неужели это и есть результат всех его больших надежд? Вся жизнь ушла из него, все вокруг померкло, слова и смех едва доносились до его ушей.

Наконец он избавился от компании словоохотливой женщины и попытался затеряться в медленно кружащей толпе.

Засунув руки в карманы, он в отчаянии бродил по аллеям и лужайкам, надеясь еще раз увидеть Пегги хотя бы издалека. Даже это ослабило бы в какой-то мере боль в его сердце.

Но далее не обошлось без юного Иэна. Двенадцатилетнему мальчику с первого взгляда понравился Финлей, и, следуя за молодым доктором по пятам с настырностью индейского следопыта, он наконец прилип к нему и потянул к разнообразным ларькам и палаткам. Финлею было все равно – он не сопротивлялся.

Они испытали свою удачу в «Счастливой бочке» (что вытащишь наугад из бочки с опилками, то – твое), в угадывании веса сыра, в игре «Сбей кокос» и в других играх на ловкость. Затем Иэн, уже как друга, затащил Финлея в дом, к себе наверх, в свою берлогу, чтобы показать все свои драгоценные трофеи: пневматическое ружье, удочку, коллекцию бабочек.

Он оказался действительно отличным парнишкой, и Финлей, несмотря на свои горести, был тронут, и ему захотелось порасспросить Иэна.

– Это правда, – понизил он голос, – что твоя сестра помолвлена с мистером Фостером?

– О да, – небрежно ответил мальчик. – Думаю, да. Они скоро поженятся. Я думаю, он ужасная размазня. Он мне не нравится.

– Да брось, Иэн, – сказал Финлей, стараясь из последних сил оставаться справедливым. – Кажется, он славный парень.

– Да, думаю, неплохой, – неохотно признал Иэн. – Но я его просто терпеть не могу. Не будем больше об этом. Вот, я хочу показать вам свою катапульту.

День прошел, и вместе с ним, несмотря на веселую болтовню мальчика, настроение Финлея упало ниже нуля. Он чувствовал себя униженным, раненым, совершенно несчастным.

В половине пятого они спустились вниз, и Финлей очень надеялся, что ему удастся незаметно исчезнуть. Но в прихожей они встретили миссис Ангус, которая тут же заявила:

– Боже милостивый! Доктор Финлей, где вы были? Мы искали вас повсюду. Неужели мой вредный молодой человек, – она потянула Иэна за ухо, – все это время монополизировал вас? Пойдемте пить чай. Мы как раз направляемся туда.

Ничего не оставалось, как согласиться, и, собрав все свои силы, Финлей сделал самое приятное лицо и последовал в гостиную за любезной седовласой леди.

Там уже был народ – старый Ангус и несколько друзей, большинство из которых были знатными людьми округа. И как только миссис Ангус вошла, подали чай. Она сама проводила церемонию в добром старомодном стиле – из большого серебряного чайника разливала ароматный напиток в тонкие фарфоровые чашки, в то время как две служанки подавали пирожные.

Финлей ощутил благодатную атмосферу этого места – серебро, цветы, вышколенная прислуга, – атмосферу утонченности и очарования. В ней родилась и была воспитана Пегги. Она была частью этого, очаровательная, любезная и милая, а он, выскочка, в первую же их встречу осмелился унизить ее.

Что ж, теперь настала его очередь сполна испытать унижение! Он мысленно застонал и нервными пальцами поднял чашку. Он тупо гадал, где сейчас Пегги, хотя это и так было ясно.

Он интуитивно знал, что она с Фостером, что они наедине, что они, вероятно, где-то укрылись от толпы. Снедаемый этой мыслью, он еще больше разволновался, когда вдруг миссис Ангус как бы между прочим спросила мужа:

– А где Пегги? Она должна была прийти к чаю.

Прежде чем Джон Ангус успел ответить, неугомонный Иэн выпалил:

– Не волнуйся за них. Они где-нибудь воркуют!

– Иэн, что такое?! – укоризненно воскликнула миссис Ангус.

Но ее упрек потонул во всеобщем смехе, и Питер Скотт, один из друзей Ангуса, лукаво заметил:

– Сегодня самый подходящий день, чтобы задать этот вопрос.

Едва он произнес эти слова, как в гостиную вошли Пегги и молодой Фостер. Естественно, они сразу же стали объектом для всеобщих шуток.

Хотя Финлею от всего этого было больно, он поднял глаза и посмотрел на вошедших.

Пегги отвернулась, он не видел ее лица. Но у слегка раскрасневшегося и смущенного Фостера был вид получившего признание возлюбленного – так это мгновенно истолковал Финлей.

Единственное, чего теперь ему хотелось, – это немедленно уехать, исчезнуть сию же минуту и не видеть больше эту счастливую сцену.

Некоторое время Финлей неподвижно сидел в кресле, борясь со своими мыслями и чувствами. Слава богу, у него была работа! Он чуть ли не с благодарностью вспомнил о Бобе Пакстоне, которым должен был заняться в шесть часов в больнице.

И когда общий разговор снова вошел в привычное русло, Финлей, стараясь остаться незамеченным, поднялся и подошел к миссис Ангус.

– Я должен вас покинуть, – сказал он. – Мне нужно вернуться к своему пациенту в больнице.

– Но разве нельзя подождать? – пробормотала она, разочарованно подняв брови. – Сегодня вечером у нас будет костер и фейерверк.

Он сдержанно покачал головой:

– Мне очень жаль, но я должен ехать. Надеюсь, кто-нибудь отвезет старшую медсестру обратно. Что касается меня, то у меня работа.

Он понимал, что ведет себя невежливо и нелюбезно, но ничего не мог с собой поделать. Во рту у него пересохло.

На мгновение ему показалось, что миссис Ангус хочет что-то сказать, открыть во всей наготе его мучительную тайну. Но видимо, она передумала.

– Очень хорошо, – сказала она, – раз должны, значит должны.

Чуть улыбнувшись, она ласково пожала ему руку, придержав ее в своей теплой ладони, затем, повернувшись к дочери, объявила:

– Пегги, проводи доктора Финлея.

Выполняя эту просьбу, Пегги проводила его в холл. Он скорее чувствовал, чем видел ее рядом с собой, потому что снова не осмеливался взглянуть на нее.

Ощущение ее близости вкупе с осознанием того, что она никогда его не полюбит, наполнило его грудь удушающей болью. Но в дверях он повернулся к ней лицом, подавляя все невыносимые чувства, которые терзали его, и просто сказал:

– Спасибо, что пригласили меня. У вас тут чудесно. И вообще, это был изумительный день.

Она ответила не сразу. Ему и в самом деле показалось, что ее щеки побледнели, а голос слегка напрягся, когда она наконец сказала:

– Я рада, что вам понравилось. – Тишина. Затем она заметила с той же интонацией: – Все прошло очень быстро. Кажется, я вас почти не видела.

Он не ответил. Да он и не мог ответить. Вслепую он протянул руку, на мгновение коснулся ее руки и побежал вниз по ступенькам.

Дорога домой была сплошным мучением. Он чувствовал себя одиноким и покинутым в этом мире.

Работа – вот что ждало его в будущем, – и он должен будет работать один.

Прибыв в Ливенфорд, он направился прямиком в Арден-Хаус. Камерон присвистнул от удивления, увидев его так скоро.

– Ты рано вернулся! – воскликнул он. – Неужели тебе настолько ненавистен этот благотворительный праздник?

– Нет, – сухо ответил Финли, – праздник прошел нормально. – Он помолчал. – Мне нужно проведать Пакстона в больнице.

Камерон внимательно посмотрел на своего молодого коллегу, уловив в этих простых словах какую-то горечь, затем сказал:

– Кстати, полчаса назад о тебе справлялась по телефону сестра Коттер из больницы.

Финлей кивнул. Он ожидал чего-то подобного. По его опыту, беда никогда не приходит одна.

Задержавшись только для того, чтобы перекусить – в Данхилле он ничего не ел, – Финлей поспешил в больницу, вошел в палату, где лежал Боб Пакстон, и тут же нахмурился.

Склонившись над распростертым на кровати больным, Финлей сделал быстрый осмотр. Коллапс из-за кровоизлияния, подумал он и принял решение о немедленном переливании крови.

Его лицо прояснилось – ему предстояла битва за жизнь пациента.

Велев сестре Коттер вызвать Холлидея, грузчика, на которого, судя по предыдущему опыту, можно было положиться как на надежного и щедрого донора крови, Финлей поспешно прошел в боковую комнату, чтобы подготовиться к непростой, требующей специальных навыков задаче.

Проблема, понял он, будет в сестре Коттер. Она была неумехой, последний человек, которого он выбрал бы себе в помощники. Но вариантов не было, и он должен довольствоваться тем, кто есть, чтобы провести как можно лучше всю процедуру.

В каком-то смысле он и был виноват в данной ситуации. Пока он в Данхилле корчил из себя влюбленного кавалера, состояние Пакстона только ухудшилось.

Финлей направился в операционную, чтобы проверить свои инструменты, а все эти мысли крутились у него в голове, отчего на лице была гримаса боли и горечи.

В нервном нетерпении он распахнул створки дверей и внезапно застыл на месте, будто окаменев. В операционной, одетая в свою аккуратную униформу медсестры, методично раскладывала инструменты медсестра Ангус.

Он смотрел на нее, не веря своим глазам, лицо же его постепенно приобретало естественный цвет. Он вдохнул поглубже и, полный недоумения, спросил:

– Почему ты здесь?

Не глядя на него, она ответила:

– Мой отпуск заканчивается завтра. Я подумала, что вполне могу вернуться на дежурство сегодня вечером.

Ему, ошеломленному ее появлением, оставалось только стоять и смотреть на медсестру Ангус. И она, казалось, почувствовала его состояние, потому что тем же деловым тоном продолжила:

– Миссис Кларк, конечно же, рассказала мне о вашем случае, и, когда вы уехали, я подумала, что могу вам понадобиться.

И, аккуратно подняв поднос с инструментами, она невозмутимо прошла мимо него в палату.

Мгновение спустя он, как во сне, последовал за ней.

Холлидей уже стоял у постели больного с медсестрой Коттер, которая выражала всяческое удовлетворение тем, что вернулась медсестра Ангус и освободила ее от ответственности. Не мешкая, Финлей приступил к переливанию крови: смазал йодом мускулистую руку Холлидея, аккуратно проколол иглой сосуд и направил драгоценный поток жизни от здорового грузчика к неподвижному больному, распластанному на кровати.

И вот все было закончено. Стоя на коленях, Финлей наблюдал за переменой в состоянии Пакстона, который теперь, как по волшебству, наполнился новой жизнью и, спасенный, задышал спокойно и энергично.

Холлидей отправился к себе домой, сестра Коттер принялась в дальнем углу палаты возиться с картами больных, а Финлей все сидел, погруженный в свои думы.

Затем, глубоко вдохнув, он встал и прошел в боковую комнату, где Пегги заканчивала дезинфицировать инструменты.

Он начал говорить какими-то формальными фразами:

– Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты приехала. Без тебя я бы тут помучился. – Он потер пальцами лоб. – Похоже, получается, что ты всегда помогаешь мне! – Долгая пауза. Она не произнесла ни слова. Чуть ссутулившись, он продолжил наобум: – Хочу также поздравить тебя с помолвкой. Фостер – он, кажется, славный малый, надеюсь, вы будете счастливы.

Тут она подняла голову и пристально посмотрела на него. И голос ее тоже был ровным, когда она ответила:

– По-моему, вы ошибаетесь. Дик Фостер – всего лишь мой друг. Просто люди сделали свои глупые выводы. Но если вы мне не верите…

Она потупилась, и лицо ее зарделось.

– Сегодня он сделал мне предложение, а я ему отказала.

Финлея пробила дрожь – он не смел вдохнуть. Затем, чувствуя, как сердце колотится в горле, он подошел к ней.

И хотя он молчал, не мог произнести ни слова, но его любовь к ней столь открыто была написана на его лице, что, увидев это, она заплакала и прошептала, чуть не задыхаясь от слез:

– О, мой дорогой, разве ты не знаешь, что это ты… что это всегда был и будешь ты?

В следующее мгновение она оказалась в его объятиях.

Неизбывная нежность наполнила его душу, его сердце было напоено безумной, несравненной радостью. Он знал, что это вершина его жизни.