Текст книги "Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"

Автор книги: Арчибальд Кронин

Погода по-прежнему стояла отличная, и юный Боб Макфарлейн каждый день ловил рыбу в ручье Гиелстоун, где доктор Финлей регулярно присоединялся к мальчику, поскольку вызовов было не много. Несколько раз они уходили дальше к пустошам Дэрроха, где в озере водилась морская форель. Обычно они возвращались с несколькими крупными рыбинами, а однажды им – точнее, Финлею – попался семифунтовый молодой лосось. Когда они вышли с вересковых пустошей на дорогу в Таннохбрэ – рыбину нес молодой Боб, – то заметили молодую женщину, быстро шагавшую им навстречу. И вдруг Боб воскликнул:

– Господи, это же моя мама!

В пяти ярдах от них она остановилась, оглядела их, затем с восхищением и удивлением произнесла:

– Боб! Не могу поверить, что это ты! И Финлей! Ты выглядишь не старше моего сына. И оба такие загорелые и здоровые, шагаете по пустоши, как будто и не прошли десять миль ради этой чудесной рыбины.

Она обняла и крепко поцеловала сына, потом, не в силах сдержать порыв, повернулась к Финлею и, прижавшись губами к его пылающей щеке, прошептала:

– Почему не ты это сделал, дружок? Почему не ты? – Наступило долгое молчание, затем, придя в себя, она обратилась к сыну: – Я приехала в Таннохбрэ, думая, что ты бледный как полотно, а ты тут загорелый и свежий как огурчик, таким я тебя никогда и не видела. – Она повернулась к Финлею. – Его дедушка сказал мне, что все это благодаря какому-то чудесному лекарству, которое дал ему доктор Камерон, и оно действует как по волшебству. Весь город только об этом и говорит.

Боб, взволнованный встречей с матерью, до неприличия громко расхохотался:

– Мама, дорогая мама, я должен тебе кое-что сказать.

– Эй, Боб, помни о своем обещании.

– Можно я расскажу маме, Финлей? Дальше это не пойдет.

Взявшись за руки, они втроем направились в город, до которого было неблизко.

– Ну так вот, дорогая мама… – начал Боб, а мать внимательно слушала его, время от времени вполоборота поглядывая на застывшее лицо Финлея. – Вот видишь, мама, я легко прошел много миль, потому что во мне течет добрая кровь Финлея, а вся слава достается этому старому обманщику за бутылочку с лекарством, которое я не принимал, а просто вылил в унитаз. Если бы не переливание крови, я бы до сих пор ползал, как дохлый призрак.

Мать Боба не ответила, но несколько раз посмотрела на Финлея, потом крепче сжала его руку и тихо, но решительно сказала:

– Еще никогда мне не доводилось слышать о таком низком и отвратительном мошенничестве. Вот, мой дорогой Финлей, ты поставил диагноз моему сыну и добровольно отдал свою кровь, чтобы спасти его, чтобы он снова шагал по вересковым пустошам, вместо того чтобы ползать, как призрак отца Гамлета, а этот надутый старый Камерон, которому не нужно выкачивать кровь из своей бычьей задницы, заставляет весь город кланяться и облизывать его.

– Полегче, Грейси. Следи за своим языком.

– Если бы ты жил с таким человеком, как мой муж, то набрался бы и не таких словечек. Эх, Финлей, почему ты не стал моим после того последнего танца на встрече выпускников? Я по тебе просто с ума сходила и знала, что нравлюсь тебе.

– Ах, Грейси, любовь моя, – вздохнул Финлей, – это уже старая история. Я был так молод – никакого врачебного опыта, жалкий ассистент. Я тогда говорил с Джанет, и она сказала, что в доме нет места для жены. У меня не хватило смелости сказать тебе, что я люблю тебя.

– И ты оставил меня Уиллу Макфарлейну, достойному человеку, по мнению его соседей, но грубому и равнодушному к женским чувствам. Я была в шоке, и он мне стал отвратителен еще до окончания медового месяца. О, Финлей, как я скучала по тебе и мечтала вернуть назад то время. В ту ночь, когда мы были вместе, когда ты обнимал меня, я чувствовала, что ты меня любишь.

– Вот что я тебе скажу, Грейс, дорогая, с той чудесной ночи я ни разу не смотрел на женщин и не прикасался к ним.

– Это только доказывает, что ты любил меня, дорогой Финлей. Разве я не могу теперь видеть тебя почаще?

– Приезжай навещать своего большого сына.

– Мой большой сын! Теперь он такой же твой, как и мой. Ладно, дорогой, мой поезд отправляется через час. Ты не проводишь меня до станции?

– Обязательно, Грейси. Побудь здесь несколько минут, в кабинете меня ждет пациент.

Финлей ушел, а Грейс осталась стоять в комнате перед кабинетом, угрюмо поглядывая в окно.

Внезапно чей-то голос заставил ее резко обернуться.

– Стало быть, сегодня вечером ты отправляешься домой, к своему дорогому муженьку. А я думала заглянуть к тебе и пожелать доброго пути.

Грейс узнала этот голос. Ее лицо окаменело.

– От тебя, шпионка, замочная скважина, мне не нужно никаких добрых пожеланий. Это все ты нагадила, старая двуличная стерва, не дала Финлею жениться на мне. Как, дескать, на это посмотрит твой господин и хозяин, которому ты будешь пятки лизать до последней капли своей тухлой крови. Ты боялась, что я буду готовить лучше тебя, бегать вверх и вниз по лестнице быстрее, чем ты на своих старых тощих обрубках. Значит, это ты спугнула моего любимого. Все ради божества этого дома. Ну так послушай, что я тебе скажу. Это не он, с его бутылкой дерьма, вылечил моего сына. Это Финлей поставил правильный диагноз, отвез моего бедного бескровного мальчика в больницу и перелил ему свою кровь. Перемена наступила тут же. И теперь, когда Боб полностью выздоровел, благодаря крови Финлея, и проходит по вересковым пустошам много миль, кто тут у нас в почете? Твой господин и повелитель, чье лекарство выбросили на хрен, а он теперь расхаживает по городу, как всемогущий бог. И кто хранит эту тайну? Тот самый Финлей, которого ты забрала у меня. Он предупредил моего сына и меня, чтобы мы молчали как рыбы, а то ведь твой старый герой станет посмешищем всего Таннохбрэ!

При этих словах у Джанет резко изменилось лицо. С него просто смыло чопорное, самодовольное выражение. Безмолвная и ошеломленная, она смотрела на Грейс. И по этому немому взгляду Грейс поняла, что она поквиталась с эгоистичной старухой, которая навсегда уничтожила ее единственный шанс на счастье.

В прихожей послышались чьи-то шаги, однако слишком медленные для Финлея. Спустя несколько мгновений в комнату быстро вошел Финлей. Не обращая внимания на Джанет, он сказал:

– Прости, Грейси, что заставил тебя слишком долго ждать. У меня там вместо одного оказалось два пациента.

Взяв за руку, он вывел ее из комнаты.

– Твой внеочередной пациент дал мне возможность сказать Джанет несколько слов, которые накопились у меня в душе за много лет. Думаю, они пойдут ей на пользу.

Ужин в тот вечер прошел в молчании. Доктор Камерон казался озабоченным, Финлей все еще размышлял о визите Грейс, а Джанет, поджав губы, не проронила ни слова. Когда с едой было покончено и они пили кофе, доктор Камерон глубоко вдохнул и повернулся к Финлею:

– Мой дорогой, уважаемый коллега, я попросил Джанет приносить тебе по утрам чай в спальню, как она это делает для меня.

– О, в самом деле, сэр, это очень любезно с вашей стороны. А то столько суеты ради первого глотка вкусного чая – вставать, умываться, бриться, одеваться и спускаться вниз. Надеюсь, Джанет не будет возражать?

– Джанет сделает то, что ей скажут, – коротко ответил Камерон, затем, помолчав, казалось, собрался с духом и громко произнес: – Сегодня вечером, войдя в прихожую, я случайно услышал то, что не должен был слышать и чего, безусловно, не хотел бы услышать. От Грейс, которая обращалась к Джанет, причем очень сердито. Я слышал все, то есть обо всем, что ты сделал, чтобы полностью вылечить сына Грейс. Я слышал также весьма справедливую критику моего абсурдного предположения, что это я вылечил мальчика, тогда как именно ты своим правильным диагнозом и великолепным самоотверженным переливанием крови немедленно восстановил его здоровье. – Он помолчал. – Я слышал также о твоем достойном всяких похвал уговоре молчать, избавившем меня от мучительнейшего унижения перед всем городом. Дорогой Финлей, я всегда уважал и любил тебя, как сына, и теперь с благодарностью и восхищением буду относиться к тебе как к своему партнеру. Близок тот день, мой дорогой, когда я положу руку тебе на плечо и объявлю: «Финлей! Ты больше не мой ассистент. Сегодня перед лицом небес я объявляю тебя своим партнером».

Внезапно из дверного проема донесся дикий взрыв смеха. Джанет, которая все это услышала, прокричала:

– Да никогда такого дня не будет, Финлей! Можешь мне поверить. Пока ты будешь выполнять все самое трудное и тяжелое, он будет держать тебя в рабах. Вот точно как меня. Много лет назад, когда я была молода и красива, он все намекал, что лучшее у меня впереди. И что? Я по-прежнему раба и служанка, только и занята тем, чтобы ему было удобно и сытно.

Когда кухонная дверь с оглушительным стуком захлопнулась за ней, доктор Камерон выпрямился во весь рост и, благожелательно глядя на Финлея, высказал краткий моральный постулат:

– Всякому терпению приходит конец!

В Таннохбрэ и за его пределами была хорошо известна любовь доктора Финлея к физическим упражнениям на свежем воздухе. Егерь «Каледонии» всегда приглашал его на пару дней пострелять в конце сезона охоты. Действительно, порой Финлей уходил далеко за пределы частной территории отеля и возвращался со связкой куропаток или с лососем, когда рыба заходила в верховья реки. Даже в разгар лета, если не было ни рыбалки, ни охоты, а часы врачебной практики сокращались, Финлей, в ботинках на толстой подошве, в вельветовых брюках и серой шерстяной фуфайке да с яблоком в кармане, отправлялся на весь день в синие дали – бродить по вересковым пустошам.

Во время одной из таких вылазок он впервые столкнулся с Вилли Семплом. Финлей сидел у ручья, после долгого и тяжелого перехода выйдя за болота на высокую неровную полосу земли с жесткой травой, хрустел яблоком и щурился на мелкую рябь у противоположного берега, когда голос позади него произнес:

– Не убивайте его. Он полон молоки, к озеру плывет.

Финлей бросил кусочек яблока в сторону ряби, и тотчас же в воде медленно перевернулась, обнажив весь свой бок, крупная рыбина. Финлей резко обернулся. Рядом с ним стоял странно одетый молодой человек, бородатый, с непокрытой головой, с длинными лохматыми волосами – под мышкой он держал молодого ягненка.

– Простите, что вмешиваюсь в ваши дела, доктор Финлей.

– Так ты меня знаешь?

– Вы тут хорошо известны, доктор. Я нередко видел, как вы сюда заглядываете, и надеялся, что вы, может, зайдете ко мне. Я Вилли Семпл.

Это имя высветилось в памяти Финлея.

– Так ты тот парень, которого называют пастухом с дальних холмов?

– Я не знаю, как меня называют, доктор, мне это все равно. Я живу здесь, наверху, со своими овцами.

– Совсем один?

– Нет, доктор. С матерью. Вот почему я взял на себя смелость заговорить с вами, а вообще-то, у меня нет привычки разговаривать с незнакомцами.

– Твоя мать больна?

– Очень сильно, доктор. Мне бы хотелось, чтобы вы взглянули на нее.

Естественно, Финлей не мог отказаться. И этот странный юноша заинтересовал его. Они отправились вверх по склону вместе.

– У тебя на руках заблудившийся ягненок?

– Да! Моя дорогая крошка Джинни – странница. Но она бежит ко мне, когда я протрублю в рог.

Теперь Финлей заметил изогнутый бычий рог, свисавший с плеча юноши.

– А можешь сейчас потрубить?

– Да, я дам гудок, чтобы мать знала, что я иду.

Придерживая одной рукой ягненка, он поднес другой рукой рог к губам и извлек из него протяжный, глубокий, мелодичный звук.

Вскоре они поднялись на вершину холма, и там, в широкой круглой ложбине, стоял низенький бедный жилой дом, окруженный загонами для овец. Вилли опустил ягненка, легонько похлопав его по спине и сказав:

– Больше так не делай, Джинни!

Они вошли в дом, и Финлей был поражен бедностью и запущенностью жилища, представлявшего собой только кухню и спальню.

– Я дома, мама. И я привел к тебе доктора Финлея.

Финлей вошел в спальню, вся мебель которой состояла из большой кровати и узкой койки, притулившейся у дальней стены. На кровати лежала полуодетая старуха, которая, с трудом переводя дыхание, попыталась встать.

– Лежите спокойно, дорогая, – сказал Финлей.

С первого взгляда ему стало ясно, что старуха серьезно больна. Когда она снова опустилась на постель, он попытался нащупал пульс на старом иссохшем запястье. Безуспешно. Не имея стетоскопа, он наклонился и приложил ухо к груди старухи. Ее сердце еле трепетало, а дыхание было слабым и поверхностным.

– Как вы себя чувствуете, матушка?

– Чувствую, доктор, что я все сделала для своего мальчика, все, что могла, но больше ничего не могу.

Секунду-другую Финлей обдумывал возможность перевезти ее в больницу, но потом отбросил эту мысль. У старой женщины все уже было слишком запущено. Она отдала все ради сына. Ничего не осталось.

– Я пришлю к вам сиделку. Просто присматривать за вами какое-то время.

– Ни одной сиделке я и пальцем не позволю ко мне прикоснуться, доктор. Мой сын может сделать все, что требуется.

– Но надо будет принимать лекарство, которое я пришлю. И позвольте заглянуть к вам на следующей неделе, когда я буду в горах.

– Заходите когда хотите, доктор. Но я в жизни не принимала и не буду принимать лекарства.

Финлей еще немного постоял над старухой, поглаживая ее бедную исхудавшую руку, потом вошел в кухню:

– Вилли, твоя матушка была хорошим бойцом, но теперь бой окончен. На мой взгляд, она долго не протянет. Все может закончиться в любой день. В любую минуту. Я мог бы прислать сиделку, но, скорее всего, поможет она разве что только с похоронами.

Финлей почувствовал железную хватку на своей руке.

– Вы хороший человек, доктор. Я прочел это в ваших глазах.

– Но что ты будешь делать, Вилли? Когда останешься совсем один?

– Как-нибудь перебьюсь, доктор.

– Нет, Вилли. Ты слишком молод, чтобы быть отшельником в горах. Я позабочусь об этом, когда придет время.

И время пришло очень скоро. Через две недели бедная старуха обрела вечный покой и была похоронена на кладбище Таннохбрэ. Вилли уговорили продать скот соседнему фермеру, который также купил дом вместе с утварью для собственного временного проживания. Но Вилли упорно отказывался продавать любимую овечку Джинни, которая так привязалась к нему, что, подстриженная, ходила за ним по пятам, как собачонка.

Финлей счел разумным внести некоторые коррективы во внешность Вилли, прежде чем выставить его на всеобщее обозрение в Таннохбрэ. Он вручил ему безопасную бритву и проинструктировал, как ею пользоваться. Вилли отказывался стричься, но позволил слегка подровнять себе волосы. И он с благодарностью принял один из костюмов Финлея, из мягкой коричневой ткани, который Финлей не носил как слишком броский для него самого.

Выбритый, в костюме, который идеально сидел на нем, Вилли Семпл, с его темными глазами, развевающимися волосами и тонкими чертами выразительного лица, даже без овечки выглядел потрясающе. Финлей почувствовал гордость за свое творение и храбро выбрал подходящий момент, чтобы представить его остальным жителям городка. Однажды в воскресенье, далеко за полдень, когда церкви опустели, а улицы были полны народу, разбившегося на кучки для разговоров и медленных прогулок туда-сюда, в центре появились Финлей и Вилли. Неспешно следуя за ягненком, они медленно двинулись по главной улице, пересекли ее, обогнули площадь Виктории, затем вернулись и спустились в дальний конец города, где исчезли в тихой, уединенной жилой части Таннохбрэ, известной местной элите как Виллы Дунбертона. Напротив одной из таких вилл Финлей остановился и осторожным движением левой ноги указал Джинни на большую травянистую лужайку, где разумное животное, чей завтрак несколько припозднился, принялось за дело. Финлей поднялся по трем широким ступеням и осторожно нажал на кнопку звонка.

Улыбчивая горничная, маленькая и одетая для выхода на улицу, открыла дверь и без расспросов впустила двух прекрасно одетых молодых людей в просторную гостиную, где с большим искусством в камине поддерживался огонь.

– Мистер Кэрнс сейчас спустится, сэр. Я должна сказать, что он обдумал ваш телефонный разговор и, возможно, даст вам ответ.

Оглядевшись по сторонам, Финлей решил, что Кэрнс, торговец зерном в Таннохбрэ и окрестностях, и его взрослая дочь неплохо устроились. В этот момент в комнату вошел хозяин дома, пожал руку Финлею и после пристального взгляда – Вилли.

– Простите, сэр, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, особенно в воскресенье, но, когда я звонил вам вчера вечером, вы сказали, что я…

– Не извиняйтесь, Финлей, – улыбнулся Кэрнс. – Судя по тому, что я вижу на лужайке перед домом, дело чрезвычайно срочное.

Он взял трубку с каминной полки, набил ее из кисета, закурил и, сделав несколько удовлетворенных пыхов, убедился, что она хорошо тянет.

– Итак, – продолжал он, – из того, что вы мне рассказали, совершенно очевидно, что ваш юный друг никогда не удовольствуется работой в городе. Я прекрасно знаю, при каких обстоятельствах умерла его мать и как много и хорошо он работал на своей овечьей ферме. Он здешний, тут родился и вырос. – (Еще одна пауза для пых-пыха трубки.) – Я просмотрел список своих клиентов. – (Пауза.) – И есть только одна ферма, которая отвечает всем требованиям. Дом старого Макрея, недалеко от моста. Возможно, вы его знаете.

– О, я знаю, сэр, потому что уже минуло…

– Вот именно, – перебил его Кэрнс, не желая обсуждать свой выбор. Затем – после нескольких пыхов: – С тех пор как умер старый Джок Макрей, все пошло наперекосяк. Вдову это не очень-то волнует, потому что у нее много денег, но у них все еще есть овцы и картофельное поле, а остальные земли полностью истощены. Там нет сына, только в какой-то модной школе дочь, которая дома и не показывается. Но о чем я думаю? Позвольте предложить вам кофе. Я и сам хочу немного.

Он с силой дернул за висевший на стене колокольчик, и по всему дому разнесся оглушительный звон.

Почти сразу же в гостиную вошла хорошенькая молодая женщина.

– Что ты делаешь, отец? У меня аж уши заложило. Разве ты не знаешь, что Кэтлин ушла в церковь?

– Прости, дорогая, – смиренно произнес Кэрнс, – я совсем забыл. Как и я, эти двое молодых людей мечтают о чашечке кофе. Ты, кажется, знаешь Финлея.

– Конечно знаю. Он не раз пытался поцеловать меня на балу выпускников. А другой парень – его брат?

– Нет, Джесси. Это Вилли Семпл, прекрасный молодой человек, который только что потерял мать и ищет работу. Я подумал, что он мог бы работать на ферме Макреев.

– На этой свалке! Там нет ничего, кроме захудалой картофельной грядки, мать вечно сидит с бутылкой, а дочь – заносчивая стерва. Этот прекрасный молодой человек пропадет там понапрасну. – Она подошла и села рядом с Вилли. – Это твой маленький ягненок только что зашел на кухню? Я дала ему большую миску кукурузы и молока. Он сейчас спит у кухонной плиты.

Вилли покраснел и улыбнулся:

– Искренне благодарю вас, мисс Кэрнс. Вы так же добросердечны, как и красивы.

Он наклонился вперед, взял ее руку и поцеловал. Действие было настолько простым и естественным, что никто не счел его странным. Но Джесс Кэрнс долго и пристально смотрела в глаза Вилли, и от того, что она там увидела, ее строгое личико сначала густо покраснело, а затем сильно побледнело. Потом она, в свою очередь, взяла Вилли за руку и после долгой паузы повернулась к отцу:

– Папа! Ты же не пошлешь этого прекрасного молодого человека чахнуть и хиреть в этом Богом забытом месте. С первого взгляда видно, что он достоин большего, гораздо большего. А теперь послушай меня. Ты сетуешь, что у тебя нет помощника во дворе, и жалуешься на спину, после того как поносишь тяжелые мешки с кукурузой. Почему бы тебе не взять Вилли в помощь? Клянусь жизнью, он того стоит!

Через полгода Финлей получил приглашение на свадьбу Джесс Кэрнс и Уильяма Семпла, младшего партнера фирмы «Кэрнс и Семпл, продажа зерна и семян».

Возможно, Финлей был немного огорчен потерей прекрасной Джесс, но он утешил себя тем, что послал счастливой невесте дорогой свадебный подарок – брошь с барашком из белого золота с двумя маленькими бриллиантами вместо глаз.

Свадьба Вилли и Джесс стала главным событием сезона в Таннохбрэ. Церковь была забита до отказа. Все, кто хоть что-то собой представлял, были там.

Когда Вилли и Джесс стояли рядом перед пастором, милое маленькое создание с кудрявой шерстью и бантом из белой ленты на шее и еще одним на хвосте проскользнуло откуда-то и встало за ними.

Тихий гул одобрения и сдерживаемого смеха прокатился по толпе собравшихся. Все взгляды устремились на одного человека, почтительно стоявшего у первой скамьи. В петлице у него был маленький белый бантик, точно такой же, как у ягненка.

Что же касается самой овечки, ставшей причиной этой истории, то ее уговорили познакомиться с красивым молодым бараном на одной из лучших ферм графства. Их первого ягненка назвали Джесс.