Текст книги "Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"
Автор книги: Арчибальд Кронин
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 145 (всего у книги 345 страниц)
– Почему бы ее не удвоить?
Александр тоже засмеялся:
– Хорошо… превосходно. Я не из пугливых.
Он сдал карты, и игра началась. Мюррей сразу увидел, что Дефрис эксперт, но его собственные карты были на удивление хороши, и по окончании партии результаты мало разнились. Записав счет, Александр усмехнулся:
– Начало, доктор, не очень, но, как ни странно, в твою пользу.
– Отлично, – сказал Мюррей. – Теперь самое время для вашего главного события.
Он позвонил, и Скрабби принес высокий бокал с «Куба либре». Александр в приподнятом настроении сделал глоток, не отрывая взгляда от Мюррея.
– Должен признаться, доктор, твой режим – он приносит хорошие плоды. Я чувствую себя лучше; короче говоря, я предлагаю продолжить это питие.
– Вы имеете в виду, что иначе никак.
– Ах да, конечно. Ты меня понял. – Его губы дрогнули, казалось, он изо всех сил пытался сдержать какую-то внутреннюю судорогу. – Стюард, будь добр, открой тот буфет.
Скрабби метнулся к буфету и открыл дверцу. Последовало долгое молчание. В буфете стояло шесть полных бутылок ямайского рома. По лицу стюарда Мюррей понял, что тот ни при чем.
Дефрис улыбнулся:
– Доктор, прошу прощения. Но никто на свете никогда не брал верх над Александром Пакотилом Дефрисом. Это вопрос чести. А теперь выбрось их… утилизируй… отправь в пучину.
– Нет, – тихо произнес Мюррей. – На этот раз я готов вам поверить.
Александр одобрительно кивнул:
– Я счастлив, что завоевал твое доверие, потому что теперь я должен его оправдывать. Завтра, когда мы прибудем в Гавану, я ожидаю посетителя. Сеньор Фе, мой старый друг. Он поднимется на борт не более чем на полчаса – ты позволишь?
– Вы же не будете чудить, верно?
– Мой дорогой доктор! – развел руками Дефрис.
– Ну хорошо. Только не позволяйте ему расстраивать вас. А теперь расслабьтесь – надо измерить ваше давление. Держу пари, что оно опять поднялось.
Затем Мюррей вышел на палубу. Был чудесный вечер, прохладный после жаркого дня. Вокруг не было ни души. Внезапно он заметил Бенчли, укромно приютившуюся в кресле у передней лебедки. Было странно застать ее в таком состоянии – обычно в свободное время она прогуливалась по палубе, а легкий бриз развевал ее короткие светлые волосы. Само собой, Мюррей относился к ней официально и отстраненно, но сегодня вечером ему показалось, что, возможно, он был слишком суров с ней. Он остановился рядом. Какое-то мгновение она молчала. Затем, не отрывая взгляда от горизонта, сказала как бы в свое оправдание:
– Я решила посмотреть на закат перед своим дежурством. Капитан говорит, что здесь можно увидеть странное световое явление – зеленую вспышку, как он это назвал, – именно в тот момент, когда солнце исчезает.
– Похоже, они это говорят всем туристам.
– Возможно, – улыбнулась она.
Они обедали с капитаном и его помощниками, и ей перепадало изрядное количество шуток и острот.
– Не знаю насчет зеленой вспышки, – сказал Мюррей, – но разве я не слышал, как первый помощник предлагал вам прошлым вечером вместе полюбоваться луной?
Она поджала губы.
– Надеюсь, вы слышали, что я отказалась.
– И почему?
Она посмотрела на него, потом отвела взгляд.
– Потому что меня просто не интересует этот смазливый и самовлюбленный, как его там, Том, Дик или Гарри, уверенный, что я умираю от его обаяния.
Ее щеки чуть зарделись, и Мюррей не мог удержаться от искуса смутить ее еще больше:
– Смею предположить, что у вас дома в Вермонте кто-то есть.
– Доктор Мюррей, – воскликнула она, – я бы очень хотела, чтобы вы поняли, что я не… Ну… – Она заколебалась. – Я люблю свою работу в Методистской клинике, и это гораздо важнее для меня всего остального.
Последовало долгое молчание, в течение которого они оба смотрели на западный небосклон, где красный диск солнца опускался в море. Затем Мюррей почувствовал, как она бросила на него еще один быстрый взгляд, как будто хотела установить большее взаимопонимание между ними.
– Надеюсь, я вам не показалась полной дурой или какой-нибудь чудаковатой ханжой из Новой Англии. Вы, как никто другой, должны понять, что я имею в виду. Вы ведь сами так увлечены своей работой. – Она помолчала. – Та статья, которую вы написали об артериальном анастомозе, – она действительно блеск.
Он пристально посмотрел на нее:
– Откуда вам известно про это?
– О, – ответила она, – в Методистской клинике нет никаких секретов. Мы знаем, как высоко вас ценит доктор Кэррингтон. Кроме того, к вашему сведению, я читала вашу диссертацию.
Она стремительно, прежде чем он успел сказать колкость, встала:
– Эта зеленая вспышка – миф. Мне пора спуститься к мистеру Дефрису.
И она ушла.
Он еще довольно долго оставался на палубе, размышляя над тем, что она сказала. Первой реакцией шотландского ума было подозрение в завуалированном оскорблении. Неужели она насмехалась над ним? Нет, это было маловероятно. Значит, она хотела ему польстить? И снова нет – она, по-видимому, была искренна. Чем дольше он пребывал в раздумье, тем больше задавался вопросом, не является ли искренность ее неотъемлемой чертой – не это ли вызывало в нем невольное отторжение. Может, спрашивал он себя, это его собственный темный и трудный путь наверх сделал его своего рода снобом, который естественную откровенность человека принимает за надменность и презрение к окружающим. Ну какая разница, подумал он.
Внезапно осознав, что уже стемнело, он отбросил бесполезные размышления и спустился по ступенькам в свою каюту.
Они неуклонно плыли на юг, оставляя позади Гаити, Мартинику и Сент-Люсию. С каждым днем солнце становилось все жарче, а небо все голубее. В Гаване они пробыли недолго, но тем не менее мистер Фе, пухлый и цветущий маленький джентльмен в нарядном черном шелковом костюме и панаме высшего качества, успел побывать на борту. Его красивые темные очки были снабжены боковыми щитками, так что глаза его были скрыты, и для обозрения оставались лишь выразительные жесты холеных рук. Он пробыл наедине с Дефрисом не более получаса и удалился так же учтиво, как и прибыл. И все же его визит, по-видимому, принес пациенту Мюррея значительную пользу. Улучшилось не только настроение Александра, но и анализы: показатели гемоглобина и лейкоцитов в крови оказались почти в норме.
– Сожалею, – сказал ему Мюррей, убирая свой стетоскоп после ежедневного осмотра, – но боюсь, что в конце концов я не буду иметь чести присутствовать на ваших похоронах.
– Мой друг, – покосился на него Александр, – твое разочарование – ничто по сравнению с тем, что испытают другие. – Внезапно он посмотрел прямо в глаза Мюррею. – Боб, тебя удивило бы, если бы я сказал, что кто-то пытается меня убить?
Вопрос был настолько неожиданным, что Мюррей молча воззрился на Александра.
– История стрельбы по голубям, – продолжил Дефрис, – это благочестивая выдумка. Это не было случайностью. Кто-то пытался убить меня, когда я шел домой с сахарного завода в Гранд-Лимбе.
– Кто?
– К сожалению, – пожал плечами Александр, – я этого не знаю.
– А вы не можете выяснить?
– Попробую, потому что, когда я вернусь, попытка, несомненно, повторится.
Мюррей, решив перевести все в шутку, сказал:
– Какой толк от того, что мы вас подлатали, если вас уберут сразу же по возвращении?
– Не волнуйся, – хохотнул Дефрис. – Я буду осторожен. У меня есть особое желание – я бы сказал, исключительное – остаться в живых.
И он тут же сменил тему:
– А теперь вернемся к нашей игре.
– Почему бы вам не забыть о ней – лучше поднимитесь на палубу. Солнце чудесное.
– Мой юный друг, полагаю, это наша последняя возможность поиграть. Давай не будем пренебрегать этим. Достань карты.
Он не собирался отпускать Мюррея. Очевидно, партия в джин-рамми стала его главным дневным развлечением. Он был прирожденным игроком, и Мюррей решил, что тот жаждет победы. Но опять же карта шла доктору в руки. Когда в шесть они закончили, он был в выигрыше.
– Невероятно! – пробормотал Александр. Он каждый день записывал результаты и теперь проверял полный итог. – Молодой человек, я обнаружил, что должен тебе семьсот шестьдесят два доллара. С тяжелым сердцем я обязан расплатиться.
– Разумеется, – шутливо кивнул Мюррей. – Осталось перевести их на мой Пекинский счет.
– Ни в коем случае. Долг чести. – Он вытащил свой бумажник.
Роберт почувствовал, что краснеет:
– Что вы имеете в виду? Это было не всерьез. Неужели вы думаете, что я мог бы позволить себе играть на такие суммы? Как я смогу заплатить, если проиграю?
– Этот момент не имеет значения. Ты выиграл.
Покраснев еще больше, Мюррей уставился на него. До него дошло, что все это время Дефрис дурачил его, подкидывая нужные карты, чтобы иметь предлог вручить ему вознаграждение.
– За кого вы меня принимаете? – не на шутку рассердился он. – Вы не должны мне ни цента, так что, пожалуйста, не оскорбляйте меня.
Александр не стал спорить и убрал бумажник.
– Удивительно. Боб, ты провоцируешь меня на морализаторство. Ты отказываешься от того, за что большинство людей продают свои души, – одним словом, от прибыли. Ты также не проявляешь ни малейшего интереса к противоположному полу. – Он помолчал. – Уже девять дней ты путешествуешь в тесном общении с очаровательной молодой леди и все еще обращаешься с ней как – как бы это описать? – как с деревянным чучелом индейца у табачной лавки.
– Вы это о ком?
– Ну ты и идиот. О Мэри Бенчли.
– Она медсестра, – категорично заявил Мюррей.
– Чрезвычайно красивая молодая женщина.
– Вы находите ее хорошенькой? – как будто вдруг удивившись, спросил Мюррей.
– Она юная Юнона. Ты меня разочаровал, мой друг, – такой крепкий парень, а в жилах течет только ледяная вода. Серьезно, Боб, если бы ты не был таким абсолютно порядочным, я бы подумал, что ты… напыщенный тюфяк. Я склонен подозревать, что в детстве у тебя развился целый набор комплексов. Разве твоя мать не избавила тебя от них?
– Нет, – сухо ответил Мюррей. – Я потерял обоих родителей, когда мне не было и пяти лет.
– Тогда кто тебя воспитывал?
– Два очень достойных человека.
Последовала пауза, в течение которой Александр внимательно изучал бесстрастное лицо собеседника. Затем он пожал плечами.
– Ты не очень умеешь врать, Боб. А теперь оставь меня, пожалуйста. Мне нужно подготовить кое-какие бумаги до прибытия на остров.
Мюррей вышел из каюты и поднялся на палубу, намереваясь проветриться. Первой, кого он встретил на шлюпочной палубе, была Бенчли. Она играла в настольный теннис со старшим стюардом и робко спросила, не хочет ли Мюррей сыграть с ней один на один. В обычной ситуации он бы, вероятно, отказался, но, уязвленный насмешкой Александра, он почувствовал необходимость оправдать себя и успокоиться, поэтому сказал:
– Согласен.
Он снял пиджак, закатал рукава рубашки, и игра началась.
Час спустя Роберт опустил рукава и надел пиджак.
– Что ж, – сказал он, цепляясь за веревочное кольцо, свисавшее с перекладины оградительной сетки, – это было довольно забавно.
Она выиграла у него три сета кряду.
– Это было невероятно весело, – сказала она. – Последние два сета мы шли почти вровень.
– Не говорите чушь. Вы мокрого места от меня не оставили.
Затем, чтобы показать, что он не в обиде, Мюррей протянул ей руку. Она ответила ему крепким пожатием. Мгновение он стоял в некоторой растерянности, чувствуя, как пульсирует его кровь, и на зная, что сказать.
– Как насчет чего-нибудь прохладительного? – вытирая лоб, спросил он наконец.
– Я бы с удовольствием выпила лайма с содовой.
Они спустились в маленькую буфетную у входа в обеденный зал, и Мюррей выдавил пару лаймов в два высоких стакана, добавив содовой и льда. Бенчли сделала большой глоток и удовлетворенно вздохнула.
– Это напоминает мне «У Зооба». Интересно, как дела у Макси.
– Вы часто туда заходите?
– Ничего не могу поделать со своим зверским аппетитом, – улыбнулась она. – Ланч позади, а до обеда далеко. – Она опустила глаза, изучая пузырьки, поднимавшиеся в ее стакане. – Мне так часто хотелось с вами поговорить, но как я могла? В Методистской клинике это было бы просто неуместно.
Вот оно что – ему и в голову никогда не приходило, что ее сдержанность может быть результатом самодисциплины. Он с любопытством посмотрел на нее. После нападок Александра он был вынужден как бы со стороны оценить ее физические данные. Босиком, в белых шортах и майке с короткими рукавами, она выглядела до нелепости юной. У нее была фигура мальчика, стройная и прямая, за исключением небольших, упругих грудей. Ее глаза были какого-то орехового цвета, а лицо, с тонкими правильными чертами, было настолько загорелым на солнце, что ее мягкие светлые волосы казались еще светлее. Что его поразило, так это ее свежесть. Большой и чувственный рот, губы едва тронуты помадой, и он вспомнил, что это было единственное, что она себе позволяла. Конечно, с такой чистой, золотистой кожей она не нуждалась в макияже.
Она допила свой напиток.
– Сейчас я должна переодеться и взглянуть на нашего пациента, – сказала она, но не двинулась с места.
– Вы с ним хорошо ладите, – ответил Мюррей. – Он когда-нибудь говорил с вами о своей семье?
– Да. Он женат во второй раз – его первая жена умерла. И по-моему, у них есть дочь.
Последовала пауза.
– Мне вроде как интересно посмотреть на этот его остров. Мы должны быть там послезавтра.
– Да. Но я не так уверена, что… – Она замолчала, словно решая, продолжать ли.
– Не уверены в чем?
Ее брови сдвинулись, как будто она была чем-то озадачена.
– У меня странное чувство на сей счет… Что там будет не совсем так, как мы ожидаем. Может, потому, что мне так нравится это путешествие и я не хочу, чтобы оно заканчивалось. В то же время, судя по некоторым репликам мистера Дефриса, я думаю, что его что-то беспокоит – что-то ужасно серьезное.
Роберт молчал. Хотя он не придавал большого значения предчувствиям Александра, Бенчли напомнила о них.
– Что ж, – она встала, – спасибо за напиток. И теннис. Может, мы сделаем еще один заход до прибытия.
Он наблюдал, как она быстрым шагом направилась к своей каюте. И продолжал смотреть даже после того, как она скрылась из виду, затем, словно очнувшись, взял себя в руки. Нет, он никогда не позволит себе ничего такого. Никогда. Он повернулся и пошел по коридору вдоль правого борта.
Александр, по-видимому, был в своей спальне, потому что гостиная была пуста, а дверь закрыта на крючок. Когда Мюррей проходил мимо, ветерок из открытого иллюминатора смахнул со стола какую-то бумажку, проскользнувшую в коридор к ногам доктора. Он поднял ее. Это была квитанция на двести списанных из армии США автоматических винтовок системы «браунинг» с датой отправки через три недели, на имя Александра Пакотила Дефриса из Гранд-Лимба в Сан-Фелипе от Мануэля Фе с выставленным счетом.
Два дня спустя, незадолго до полудня, они увидели Сан-Фелипе, плоский зеленый остров за белой полосой прибоя, с бахромой пальм, трепещущих в горячем мареве. Это видение приковывало взгляд – далекое, прекрасное и таинственное.
Пройдя между двумя коралловыми рифами, судно около четырех часов дня бросило якорь в узкой бухте. Возле современного универсала и темно-зеленого джипа, стоявших на фоне длинного ряда сараев и складских помещений, странно выглядел старинный ярко-желтого цвета «роллс-ройс» с откидным верхом. Когда Дефрис с доктором и медсестрой сошли на берег, толпа местных жителей, собравшихся поглазеть на прибытие «Королевы острова», расступилась и из «роллс-ройса» вышла молодая женщина, за которой следовал хорошо сложенный мужчина средних лет с лицом цвета кофе с молоком, в сюртуке, несмотря на жару, в черном сомбреро, полосатых суконных брюках и лакированных туфлях. Вдобавок он был в перчатках.
– Отец! Я так рада тебя видеть. – Молодая женщина обняла Дефриса и слегка прикоснулась губами к его щеке, в то время как мужчина в сюртуке, вежливо поприветствовав его, отвесил поклон.
Александру, похоже, была приятна встреча с дочерью, но он не любил церемоний и поспешил высвободиться от объятий.
– А где мадам?
– Ждет тебя дома. У нее была еще одна тяжелая ночь из-за мигрени. Анри на плантации.
– Только не говори мне, что он при деле, – хмыкнул Дефрис и повернулся, чтобы охотно пожать руку невысокому мужчине с жесткими чертами лица, в серо-серебристой униформе, который стоял рядом с джипом.
– Рад тебя видеть, Рибера.
– Добро пожаловать домой, cher ami[73]73
Дорогой друг (фр.).
[Закрыть]. Это благословение Божье, что ты вернулся.
Они поговорили несколько минут. Затем, очевидно договорившись о встрече, Рибера отдал честь и сел в свой джип, а Дефрис направился к своим машинам. Мюррей полагал, что его посадят в универсал, куда уже укладывали багаж двое местных шоферов, но это не самое почетное место предназначалось для Бенчли. Александр усадил Роберта в свою желтую колесницу и, когда они отъехали, представил его остальным пассажирам.
– Доктор Мюррей… моя дочь Натали и наш местный врач, доктор да Соуза.
Они миновали пакгаузы и двинулись через Рейн-Мари, главный порт острова. Он выглядел странно и почти зловеще: маленький городок – дома с закрытыми ставнями, пустые дворики за высокими стенами и узкие извилистые улочки. Мюррей сидел рядом с Натали Дефрис. Высокая и хорошо сложенная, с матовой кожей и необыкновенными темными глазами, в свободном чесучовом пальто с короткими рукавами поверх желтого платья с глубоким вырезом, она была поразительно хороша собой. Но не внешность Натали привлекла внимание Мюррея, а скорее то, что ее снедало какое-то беспокойство. Явное оживление, с которым она обращалась к своему отцу, делясь с ним местными новостями, казалось странным и неестественным.
Тем временем доктор да Соуза отнесся к Мюррею как к давно потерянному и вновь обретенному брату. Он был преисполнен уважения, и не успели они проехать и пары миль, как он уже называл его своим дорогим коллегой. Он хотел знать все об операции. После чего он сказал:
– Конечно, доктор, пока вы здесь, вам и отвечать за пациента.
У Мюррея мурашки побежали по коже, оттого что при всей своей доброжелательности да Соуза перекладывал всю ответственность на него.
– Мы вместе будем присматривать за ним, – ответил он и подумал: «О, какое это имеет значение? У этого человека добрые намерения».
Теперь они ехали по открытой местности, минуя поля сахарного тростника высотой в шесть футов. Местные работники, размахивая мачете, срезали сочные стебли, загружая повозки, запряженные волами. Некоторые салютовали в знак приветствия, но по большей части просто молча провожали взглядом проезжающие машины. Только босоногие дети махали руками и кричали вслед. Но и среди них те, кто постарше, глядели неприветливо, и раз кто-то даже бросил спелый фрукт, заляпавший универсал.
Остров был плоским, местами заболоченным, лишь изредка встречались округлые холмы, на которых среди зарослей бананов и какао, словно муравейники, возвышались странные конические хижины. Местность становилась все более дикой, с участками зеленых джунглей, в обрамлении сочных лиан и ярких цветов. По глухому шуму прибоя Мюррей понял, что они повернули на юг и находятся недалеко от океана. Наконец машина свернула на частную дорогу, вымощенную устричными раковинами и украшенную табличкой: «ГРАНД-ЛИМБ». Миновав тяжелые железные ворота, они проехали по длинной аллее королевских пальм и остановились во дворе особняка из серого камня с глубоким портиком.
С их прибытием поднялась суматоха. Почти сразу же темнокожая служанка подхватила сумку Мюррея и с улыбкой, похожей на ломтик арбуза, проводила доктора в его комнату на втором этаже в западном углу дома. Из одного окна был виден сад, а за ним полоса окаймленного пальмами песка с набегающими на него волнами. Другое окно выходило на комплекс каких-то построек, окруженных конюшнями и рядом хижин с ротанговыми крышами, – Мюррей счел, что раньше в них жили рабы.
Он осматривал комнату с роскошной мебелью из темного красного дерева – обстановка была довольно мрачноватой, – когда раздался стук в дверь. Роберт ожидал, что появится Бенчли, но вошла Натали Дефрис. Она уже была без своего чесучового пальто. Ее желтое платье было из какого-то мягкого материала, облегавшего тело, словно ее собственная кожа.
– Мадам – то есть моя мачеха – попросила меня посмотреть, есть ли у вас все, что нужно.
– Спасибо, – сказал Мюррей. – Тут гораздо больше, чем мне нужно – или к чему я привык.
– Мы надеемся, что вам будет удобно.
– Не сомневаюсь, – сказал он и добавил: – В таком прекрасном старом доме любому будет удобно.
– Гранд-Лимб достаточно стар. Его построил в шестнадцатом веке Рамон Иберра. Он был пиратом. – Она одарила Мюррея своей вопрошающей улыбкой. – Как мой дорогой папа.
– Вы, должно быть, рады, что он дома.
– Естественно, – весело и одновременно вызывающе ответила она. У нее была манера удерживать на собеседнике взгляд чуть дольше необходимого. Был ли это симптом невроза, спросил он себя, или что-то еще? – Ужин в восемь. Не опаздывайте. Мадам этого не любит. Если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать. Я ваша соседка – комната напротив.
Выходя и закрывая дверь, она снова посмотрела на него. В этом взгляде безошибочно читался вызывающий намек на близость.
Вечер наступил внезапно – густая и бархатная тьма без луны и звезд. Мюррей посидел некоторое время, наблюдая, как в неподвижном воздухе вспыхивают и мерцают светлячки, и слыша возгласы и болтовню работников плантации, возвращающихся в свои жилища. Затем под удар гонга он спустился на первый этаж.
В большом зале у подножия широкой винтовой лестницы, под огромной старинной люстрой, его встретила красивая, статная женщина с белым, как кость, лицом, аристократическими чертами и поразительно блестящими глазами, одетая в вечернее платье из жесткого зеленого атласа. Она представилась как мадам Дефрис.
– Вы не говорите по-французски, доктор?
– Боюсь, что очень плохо.
– А я так плохо говорю по-английски. N’importe[74]74
Не важно (фр.).
[Закрыть], мы справимся. Пожалуйста, имейте в виду… мы рады, что вы здесь.
Она наклонила голову и повела его в длинную столовую с высоким потолком, где на накрытом столе красовались массивное старинное серебро и тонированный хрусталь.
Александр и его дочь уже были там, как и Бенчли, в простом темном платье. С довольно напряженным видом она стояла поодаль рядом с худощавым, холеным мужчиной лет тридцати, в щегольском темно-бордовом бархатном смокинге с гарденией в петлице. Когда Роберт вошел, он шагнул навстречу и представился как Анри Ламонт, двоюродный брат мадам Дефрис. Это и был полный сбор.
Ужин, который подавал дворецкий в белом камзоле с помощью двух цветных горничных, несколько отличался от кофе и чизбургеров Макси. За папайей со льдом последовал суп из зеленой черепахи, карри из местных моллюсков, жареный молочный поросенок с засахаренным бататом и ромовое суфле. Как ни странно, никто, казалось, не мог расслабиться настолько, чтобы насладиться этой идеальной едой.
Дефрису, конечно же, было рекомендовано питаться в меру. Он был довольно молчалив и, как показалось Мюррею, озабочен, особенно когда Анри пустился в детали какого-то, по-видимому, делового отчета. Однако он был трогательно нежен с мадам. Несколько раз он пожимал ей руку, говоря вполголоса: «Как хорошо быть дома, моя дорогая».
Натали, сидевшая рядом с Мюрреем, несомненно, перед ужином попробовала несколько коктейлей и теперь пила много вина. Бенчли в основном сосредоточилась на своих блюдах.
Основные усилия по поддержанию разговора исходили от мадам. Несмотря на свою слегка располневшую фигуру, она все еще отличалась исключительной, едва ли не чувственной красотой. Немногим старше сорока, она была столь элегантна, что показалась бы более уместной на званом обеде в Париже или Нью-Йорке, чем здесь, на этом отдаленном карибском острове.
Чтобы выпить кофе, перешли в салон. Дефрис не последовал за остальными, но, пожелав всем спокойной ночи, отправился к себе наверх. Мадам, повернувшись к Бенчли, заметила:
– Считаю, что вам нужно позаботиться о своем пациенте, сестра. Мы вас простим за то, что вы не с нами. Пойдемте, доктор Мюррей.
Взяв его за руку, она подвела его к дивану, обитому обюссонским гобеленом, и усадила рядом с собой. Ламонт, который передвигался на цыпочках, как будто боялся испортить ковры, занял стул, а Натали вышла на веранду с доброй порцией коньяка.
– А теперь, доктор, – начала мадам, помешивая кофе филигранной ложечкой, – вы должны рассказать мне все о моем муже.
Разумеется, она хотела узнать об операции. Мюррей кратко описал, что было сделано.
– Значит, теперь внутри у него находится искусственная трубка, соединенная с сердцем, – всплеснула она руками. – Это настоящее чудо.
– Примерно так.
– Но, доктор, – с беспокойством спросила она, – неужели эта штука не подведет? Она ведь не может держаться вечно.
– Продержится.
– Mon dieu[75]75
Бог мой (фр.).
[Закрыть], как бы я хотела вам поверить.
Поскольку он молчал, она наклонилась вперед, все еще полная тревоги:
– Ну же, ну же, доктор. Хотя бы ради моего дорогого мужа я требую правды.
– Я сказал вам всю правду, – ответил Мюррей. – Его перспективы на жизнь вполне хороши. Он проживет еще двадцать лет, если будет достаточно осторожен.
– Что значит «осторожен»?
– Просто то, что он должен вести размеренную, нормальную жизнь, избегая крайностей и внезапных стрессов.
Она испустила долгий вздох облегчения:
– Слава богу, доктор. Вы подарили мне такое большое утешение – снова сделали меня счастливой. Я надеюсь, что вы будете здесь как дома. А теперь, почему бы вам не присоединиться к Натали на веранде?
– Я порядком устал, – сказал Мюррей. – С вашего позволения, я пойду спать.
Он пожелал ей спокойной ночи и пошел наверх. Ему захотелось перекинуться парой слов с Бенчли, но он не знал, где она, и, поплутав по каким-то проходам, наткнулся на старую, гордого вида негритянку с тяжелыми золотыми серьгами, сидевшую неподвижно на низком табурете в конце коридора. Вернувшись наконец к себе, Мюррей лег спать.
Он плохо спал в ту ночь, все еще как бы ощущая движение судна. Но в семь часов встал, оделся и направился в комнату Дефриса. Бенчли уже была там, широкие жалюзи веранды были открыты для утренней свежести, и пациент выглядел хорошо. Когда Мюррей сделал обычные анализы и положенную инъекцию, Александр сказал:
– Сегодня утром я встречаюсь со своим управляющим. А во второй половине дня спокойно еду в Рейн-Мари, чтобы повидаться с M. le Président[76]76
Господином президентом (фр.).
[Закрыть] и моим хорошим другом Хуаном Риберой. Это мне разрешено, доктор?
– При условии, что вы не будете перенапрягаться.
– Хорошо. Тогда у вас до вечера нет необходимости возиться со мной. Идите на пляж и наслаждайтесь жизнью.
Когда Мюррей вышел из комнаты в коридор, Бенчли последовала за ним. В этой новой обстановке ее аккуратная, безукоризненная униформа, весь ее вид странно успокаивали доктора. Он стал относиться к ней со своего рода пиететом и даже, в некотором смысле, зависеть от нее.
– Может, спустимся и позавтракаем? – предложил он.
– Я уже позавтракала.
– Тогда я сам что-нибудь перекушу. – Потом он спросил нерешительно: – Может, позже вы захотите поплавать?
Она покачала головой:
– Мне нужно написать несколько писем.
Она говорила со странной сдержанностью, как будто у нее было что-то на уме. Последовала пауза. Затем, внезапно, она сказала:
– Этот доктор был здесь ночью.
– Кто?
– Да Соуза.
– У Дефриса? – воскликнул Роберт.
– Нет – у мадам. Меня разбудил после полуночи внезапный крик – это была мадам. Ее комната напротив моей. Она явно была не в себе – чуть ли не в истерике. Я вскочила, полагая, что придется ей помочь, но тут кто-то вошел к ней – кажется, Ламонт. Она застонала и сказала: «Мне этого не вынести. Он должен прийти – он должен». Сначала Ламонт пытался успокоить ее. Потом я услышала, как он звонит по телефону, и примерно через сорок минут подъехала машина. Я выглянула в окно. Это был да Соуза. Должно быть, он сделал ей укол с транквилизатором, но даже после того, как она замолчала, он не уходил. Я слышала шепот на веранде по меньшей мере еще полчаса.
Мюррей озадаченно уставился на нее.
– Ну, – сказал он, – мадам Дефрис особа очень нервного склада. Все волнение оттого, что ее муж дома, – ей, вероятно, требовалось успокоительное.
– Да? – Голос Бенчли был напряженным. – Она уже принимала что-то до того. Разве вы не заметили за ужином, какие у нее глаза – суженные зрачки?
– Скорее всего, вы ошибаетесь, – сказал Мюррей. – С мадам все было в полном порядке. После ужина я долго разговаривал с ней.
Бенчли покачала головой и вдруг бросила на него пристальный взгляд:
– Что-то не так с этим местом и с этими людьми. Разве вы не почувствовали этого вчера за ужином? Наигранная живость в разговоре, неправдоподобный смех, ощущение чего-то скрытого.
– О, перестаньте, – ответил он. – Не выдумывайте. Просто тут все странно.
Она собиралась еще что-то добавить, но с видимым усилием сдержалась и опустила глаза.
– Я бы не хотела, чтобы мы здесь надолго застряли, – сказала она наконец.
– У нас нет выбора. «Королева острова» вернется только через три недели. Кроме того, мы заслужили небольшую передышку.
После этих едва ли убедительных для нее слов он пошел вниз. Поблизости никого не было – очевидно, семья не привыкла рано вставать, – но на сервировочном столике уже был завтрак. Мюррей налил чашку кофе и, взяв фруктов, вышел на веранду.
Допив кофе, он спустился в сад и обошел дом. На жилой территории несколько местных детей играли возле хижин, пока их матери, стоя на коленях у открытого колодца, колотили и прополаскивая белье. Затем он увидел пожилую женщину, на которую наткнулся в коридоре прошлой ночью. Стоя в стороне, высокая, худощавая и прямая, она наблюдала за ним. Когда он подошел ближе, ее суровое лицо смягчилось. Она подалась вперед, почти ласковым жестом коснулась его рукава и сказала что-то, чего он не смог разобрать. Она быстро сунула ему в руку какой-то маленький предмет, приложила палец к губам и, бросив взгляд в сторону особняка, ушла.
Мюррей в растерянности посмотрел на подношение. Это был гладкий овальный фиолетовый камешек размером и формой с фасолину, с глубокой выемкой, напоминающей полумесяц. «Чего это она?» – спросил он себя в раздражении и смущении одновременно. Однако у пожилой женщины, по-видимому, были добрые намерения, и, не желая ее обидеть, он сунул камешек в карман и вернулся на веранду.
До одиннадцати часов утра никто не появлялся. Затем спустилась Натали и присоединилась к нему. Она выглядела усталой.
– Хорошо спалось? – спросила она.
– Вполне, – ответил он. – А вам?
Она пожала плечами:
– У меня болит голова. – Она окинула его неулыбчивым взглядом. – Можете мне что-нибудь дать?
– Как насчет аспирина?








