Текст книги "Избранные романы. Компиляция. Книги 1-16 (СИ)"
Автор книги: Арчибальд Кронин
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 231 (всего у книги 345 страниц)
«Нормандия» готовилась к отплытию в Нью-Йорк. Стоял ранний вечер, моросил легкий дождик, скрывая в своей дымке длинную линию шербурского волнолома и иззубренный силуэт города позади него. На борту царила суета, неминуемо предваряющая отплытие громадного судна. Сбоку причалил последний катер, доставивший нескольких запоздавших пассажиров и их багаж. На верхних палубах было мокро, там прогуливались лишь самые закаленные. Но ниже, в ярко освещенных проходах, бурлила веселая неразбериха. Стюарды в белых кителях сновали с удвоенной скоростью, разнося цветы, телеграммы, корзины с фруктами. Элегантно одетые люди бродили туда-сюда в поисках своих кают и кают их друзей. Отовсюду слышались разговоры, смех, неизбежные хлопки пробок, вылетающих из бутылок. Словом, все обещало удачное путешествие.
Конни беспечно кружила по своей каюте на палубе «В», изучая предметы обстановки с собственнической хлопотливостью женщины, только что вышедшей замуж. Стив, растянувшийся на диване, праздно наблюдал за нею.
– А знаешь, – сказал он, – должен признаться, это приятно – возвращаться домой.
– Со мной, – уточнила Конни.
– Конечно с тобой, – согласился Стив. – А еще с Льюисом и Сильвией.
Конни безудержно рассмеялась:
– Ты и правда отпускаешь мне премилые комплименты, дорогой. Но согласна, это приятно, что мы все вместе. Нам предстоит чудесное путешествие.
Стив закурил сигарету и выпустил длинную струю дыма уголком рта.
– Теперь, когда я вошел в твою семью, Конни, пожалуй, могу высказаться начистоту. Он отличный парень, твой братец. Я очень рад, что все для него закончилось как надо. И конечно, было щедро с его стороны подарить нам один из изумрудов.
– Это была идея Сильвии, зайчик. Могу поклясться, Льюис хотел забрать себе оба.
– Знаешь, Конни, если вдуматься, осталось кое-что, о чем я жалею.
– И что же это?
Раздался стук в дверь, и через мгновение в каюту вошли Сильвия с Льюисом, улыбающиеся и сияющие. Льюис сказал:
– Полагалось бы выйти на палубу, чтобы бросить последний романтичный взгляд на Европу в лунном свете. Но луны не видно. И пожалуй, Европа нам всем слегка надоела. Потому я подумал, что вместо этого мы можем что-нибудь выпить здесь.
– Гениальная идея, Льюис, – одобрил Стив. – Как будто моя. Кто что будет пить?
Не поднимаясь с дивана, Стив дотянулся до телефона у кровати, заказал всем напитки, после чего продолжил:
– Мы тут обсуждали… Конни и я – знаете, прямо как пожилые супруги… – все это приключение. Занимательно было в нем поучаствовать. Меня огорчает только одно. – Он бросил извиняющийся взгляд на Сильвию. – Это Профессор. Может, он и был скользким обманщиком, но очаровывать умел. Мне он понравился. Жалею, что его больше нет с нами.
– Помолчи! – прошипела Конни, краем глаза поглядывая на Сильвию, которая побледнела при упоминании отца.
– Я говорю от чистого сердца, и Сильвия это знает. Я всей душой за старикана, хоть он и обставил меня в покер. Предлагаю, когда принесут выпивку, нам всем встать и поднять тост в его честь. По крайней мере, погиб он как храбрец.
– Ваши напитки уже здесь, сэр.
Стюард незаметно вошел в каюту чуть раньше, с нагруженным подносом в руках. Он внимательно, с особенным интересом выслушал последнюю часть произнесенной Стивом речи и решил подытожить ее вежливой репликой.
– Спасибо, стюард, – откликнулся Стив. Затем, повернувшись, он едва не упал с дивана.
Все четверо как завороженные уставились на стюарда – вкрадчивого лысого толстяка, очень опрятного в своем белом кителе, сиявшего почтительной улыбкой. Ни дать ни взять – идеальный слуга.
– Отец! – дрогнувшим голосом воскликнула Сильвия.
– Да, дитя мое, это твой недостойный родитель, – сказал Профессор и обнял ее за плечи с мужественным смирением.
Стив делал пассы в воздухе, словно пытаясь отогнать призрака.
– Этого не может быть. Вы умерли.
– Я должен был умереть, мой дорогой юноша, – ответил Профессор, возводя очи горе́. – Должен был, но меня спасло милосердие Божественного провидения. Меня не поглотила, как вы полагали, лавина, но отбросила в сторону. Возможно, вы помните трогательную строку из поэта, имя которого я позабыл. «Соломинка в смерче, пробка в потоке». Одним словом, это был я. Но Господь помиловал меня, дорогой юноша! О да! Он сделал это! И, претерпев неописуемые мытарства, я бежал во Францию. Прочитал в континентальном «Диспатче» радостную, многообещающую весть о вашей двойной свадьбе и ожидаемом отплытии на «Нормандии». Мне удалось проникнуть на судно в скромнейшей из ролей, чтобы обрести огромное счастье, воссоединившись с вами, и, возможно, начать с преобразованной душой новую, лучшую жизнь на великом Американском континенте, куда вы направляетесь.
Ненадолго повисла тишина, а потом Конни вдруг хихикнула. В следующую минуту хохотали все. Отсмеявшись, Льюис протянул руку:
– Что ж! Вы здесь, Профессор. И мы счастливы – все мы – вас видеть. Я вам помогу. Но помните…
– Вы должны вести честный образ жизни, – строгим голосом перебил его Стив.
Профессор прижал ладонь к животу.
– Обещаю, дорогой юноша, со всей страстью моего переполненного чувствами сердца, что я буду вести себя как сущий архангел, даже если нам случится опять сыграть в покер! – Наклонившись, он наполнил еще один бокал и поднял его. – А теперь могу я со всем уважением произнести тост? За будущее! Да станет оно счастливым и добродетельным для всех нас!
Дождавшись, когда все разберут бокалы, Профессор отпил из своего и торжественно подмигнул небесам.
Женщина земли
Стоя в опустевшей классной комнате вечером в ту пятницу, отбрасывая сгорбленную тень на освещенный закатным солнцем пыльный пол, он поймал себя на том, что снова переживает из-за нее. Она прибудет уже на следующей неделе, в конце следующей недели! Он встряхнулся, хромая подошел к доске и принялся вытирать ее размашистыми движениями. Затем повесил тряпку на сломанный колышек у двери, рассортировал мел, положил указку под засаленную карту Шотландии – все это он проделал со сдержанной опрятностью, приличествующей старой деве.
Тихонько насвистывая, он запер входную дверь, сунул большой ключ в карман лоснящегося синего костюма и пересек узкую детскую площадку. Он направился по дороге к деревне. Его худощавая фигура довольно нелепо раскачивалась каждый раз, когда он заносил ногу в ботинке на утолщенной подошве.
На полпути у кузницы стояли и болтали шорник Снодди и Тод Мейкл.
– Вот так так! – воскликнул Саддлер, источая брутальный аромат нюхательного табака и алкоголя. – Это же Дейви Блэр, бедняжка. Небось с нетерпением ждет свою новую помощницу! Постой-ка, Тод. Гляди, как я собью с него спесь.
Он широко улыбнулся приближающемуся Дейви.
– Дейви, старина! Как поживаешь? – добродушно крикнул он через дорогу. – Чудесная погодка для этого времени года. Все так и прет из земли. Чтоб меня! Да тут любой заделается фермером!
Как только Дейви прошел, он фыркнул ему в спину:
– Тод, ты видел, как он дернулся? Весной ему приходится особенно несладко.
Кузнец повернул холодную подкову на наковальне. Ему было не по себе.
– Угу. Похоже на то.
– Ему не выкинуть Гринлонинг из головы.
– Ну да, ну да. Все так, все так, – произнес простоватый беззлобный кузнец. – И все же Дейви славный парень – славный покладистый парень.
Снодди снова улыбнулся со всезнающим сочувственным видом:
– Покладистый, говоришь? По мне, так это самое плохое. Ты только глянь на него!
Он ткнул костлявым пальцем в сторону уходящего Дейви:
– Вон он идет в лавку! И знаешь зачем? А я знаю. За пряниками! За пряниками, ни больше ни меньше, которые мать поручила ему купить домой к чаю, потому что Робин будет вечером в школе. Господи, ну разве он не жалок? Директор гаршейковской школы на посылках у матери, как сопливый пацан!
В лавке Дейви стоял и смотрел, как Маккиллоп наполняет хрустящий бумажный пакет пряниками, которые только что стояли на витрине в обществе трех банок средства для мытья овец, двух половиков, ветчины, коробки леденцов, пакета сеточек для волос цвета «средний коричневый» и первых мух.
– Только что привезли, мистер Блэр, – промурлыкал бакалейщик; протягивая пакет, он шаркнул ногами по посыпанному опилками полу и профессионально осклабился. – Полагаю, вы с нетерпением ждете свою новую помощницу, мистер Блэр. Если можно так выразиться, не поймите меня превратно. Кажется, она прибудет на следующей неделе? Вы еще успеете немного поработать в саду и порыбачить, мистер Блэр. Ручаюсь, что вы еще не знаете ее имени… Нет! Нет! Ну что вы, не стоит! Учительница-практикантка из Эдинбургского колледжа, говорят. И все же не дело, мистер Блэр, столь тесное общение, если можно так выразиться, девицы и бойкого молодого человека вроде вас.
Маккиллоп украдкой прыснул, прикрывая рот ладонью.
«Тут он меня подловил», – подумал Дейви, криво улыбаясь. Он вышел из лавки и направился в школу. «Бойкий молодой человек» – отлично сказано, просто отлично! Он все еще размышлял над шуткой Маккиллопа, когда чуть не рухнул от увесистого шлепка по спине и чуть не оглох от гарканья в ухо:
– Как поживаешь, директор?
Дейви развернулся.
– Роб! – ахнул он. – Ты что, рехнулся?
– Фу-ты ну-ты! – хмыкнул Роб. – Уже и с собственным братом нельзя поздороваться.
Братья переглянулись и разразились хохотом. Смех Роба больше напоминал рык. Робин Блэр из Гринлонинга был парнем хоть куда: грудь колесом, могучая спина. Он был младше Дейви на восемнадцать месяцев и в два раза крупнее брата. И он был хорош собой: красивые, правильные черты лица, взгляд с поволокой.
Он постоянно был готов ко всему: и разразиться рокочущим смехом, и врезать тому, кто надумает его задирать. Но желающих было мало, поскольку Робин выглядел приличным остепенившимся человеком – три года назад он женился на Эйли Дункан – и в то же время отнюдь не ханжой, а славным парнем, шалопаем.
Сейчас он усмехался, вышагивая рядом с братом и расспрашивая его с необычайной заботливостью:
– А как поживают ваши детки, сэр? Сколько их уже, двадцать три или двадцать четыре? Недурно для такого малыша и калеки к тому же. – Он со всей серьезностью покачал головой. – Впрочем, я всегда замечал, что именно у таких малышей, как ты, самые большие семьи.
Дейви невольно улыбнулся:
– Верно, а у таких здоровяков, как ты, вообще нет семьи.
– Верно! Господь знает, как бы я хотел стать отцом, – внезапно признался Роб. – Нам с Эйли нелегко приходится.
Дейви промолчал, но его лицо окаменело; он отвел глаза. Он выждал момент, пока они не перешли Милбернский мост и не очутились в конце деревенской улицы.
– Как поля? – наконец отважился он. – Пшеница, должно быть, уже колосится на Милбернском склоне.
– Так, да не так, – коротко сказал Роб. – По той простой причине, что ее никто не сажал.
Повисла еще одна пауза, во время которой Роб шагал в мрачном молчании.
– Так ты ее не посадил? – несмело спросил Дейви.
– Нет!
– Во времена нашего отца это было отличное поле для пшеницы.
– Что ж, теперь мое время, – отрезал Роб, бросив на него раздраженный взгляд. – Так что не лезь не в свое дело, братец! Я фермер, а ты учитель. Так давным-давно было условлено. И мне не по нраву, если кто-то указывает мне, что делать. Кстати… – Он повысил голос, в нем появились властные нотки. – В последние месяцы ты только этим и занимаешься: то у меня изгородь полегла, то поле заросло, а то калитку надо поправить. С этим надо покончить раз и навсегда. И чем раньше ты перестанешь совать нос не в свое дело, тем лучше.
– Я люблю наш старый дом, – тихо и сдавленно произнес Дейви. – И тебя, Роб, я люблю. Я ни за что не стал бы тебе указывать. Ты и сам это знаешь. Просто у меня сердце болит от желания видеть, как добрая красная земля родит крепкую пшеницу.
Роб гневно нахмурился. И все же это было слишком забавно. Недовольный огонек погас в его глазах, он от души расхохотался:
– Дейви, Дейви! Ты меня в могилу сведешь. Ты и твоя пшеница на красной земле. Дружище, разве ты не знаешь, что за муку много не выручишь? – Он снова рассмеялся, снисходительно. – Кстати, раз уж мы заговорили об этом… вот что! Я хочу завести племенного быка. Собираюсь купить Гордость Уинтона в четверг в Ливенфорде. Трехлетку ангусской породы, может, слышал? Лучший бык во всем Уинтоне.
– Того самого быка! – в ужасе воскликнул Дейви. – Он же стоит целое состояние.
– Сколько бы ни стоил, я его куплю.
Расправив грудь, Роб продолжил шагать, сбивая палкой бутоны боярышника с живой изгороди. Дейви молча шел рядом с ним.
Они прошли мимо лесопилки Геммелла, где желтый штабель древесины зиял разверстой раной в нежной зелени Милбернского леса, и вошли в приземистое серое здание школы за небольшим палисадником с унылой желтофиолью.
Джанет Блэр в гостиной отложила вязанье и встала с кресла из конского волоса, поставленного под углом у окна, – ее личного кресла, из которого она могла обозревать всю улицу. То была высокая угловатая женщина с поджатыми губами, стянутыми в узел волосами и поразительно прямой для шестидесяти двух лет спиной. Она с аскетичным достоинством носила белый кружевной чепец. В ее манере держаться, в проницательном взгляде сквозила гордость. Сыновья немедленно склонились перед ней.
– Входи, Робин, – произнесла она твердо, но неожиданно сухо, – твой чай как раз настоялся. Садись. Рада тебя видеть, сынок.
Затем она бросила через плечо:
– Дэвид, чайник на конфорке, принеси.
Через минуту она уже разливала чай, весьма официально. Потчуя Робина, она то и дело повторяла что-то вроде: «Вот твои любимые лепешки» и «Теперь в Гринлонинге вряд ли подают такое варенье», пока он наконец не улыбнулся, довольный:
– Мама! Мама! Я уже почти жалею, что женился.
Она вскинула брови, но на ее губах мелькнула польщенная улыбка, а взгляд обращенных на сына глаз потеплел.
– Люблю смотреть, как мужчина ест, – небрежно произнесла она. – Твой отец знал толк в хорошей еде. – Она скользнула взглядом по старшему сыну. – А Дейви ест не больше, чем больной воробушек.
– Но, мама, у меня прекрасный аппетит, – возразил Дейви.
Джанет поджала губы.
– Возможно, – задумчиво протянула она, – но как бы ты его не лишился, услышав новость.
Сыновья с удивлением посмотрели на нее.
– Какую новость, мама? – спросил Дейви.
Повисла тишина, которую нарушали лишь часы-ходики. Затем Джанет ответила с мрачным нажимом:
– Новость, которая не принесет этой деревне ничего хорошего, если я хоть что-то понимаю. Пастор узнал об этом от совета, получил письмо из Эдинбурга. А я – от Феми Скулар полчаса спустя. Она пришла из дома пастора специально, чтобы рассказать мне. Хорошая она женщина, несмотря на все свои недостатки… и хорошая подруга.
Роб нетерпеливо поерзал:
– Продолжай, мама, продолжай. Раскрой нам свой секрет.
– Это не мой секрет! Уверена, что вся деревня будет в курсе еще до темноты. – Она снова драматически замолчала, словно смакуя неприятное известие. – Новая школьная помощница, новая помощница Дейви – ее зовут Джесс Лауден.
– Джесс Лауден? – озадаченно повторил Дейви. – Но я не… я никогда о ней не слышал.
Мать нахмурилась:
– Так я тебе расскажу! Эта Джесс Лауден – дочь Маргарет Лауден, сбежавшей из нашей деревни лет двадцать назад. Она сбежала из Гаршейка, потому что никак не могла уняться, потому что не могла смотреть в глаза честным женщинам. Нашла себе какую-то работу в Овертон-Хаусе и понесла, распутница. Теперь ты понимаешь? Маргет Лауден никогда не была замужем, а эта… эта твоя новая помощница – ее дочь.
Роб протяжно присвистнул, а затем беспечно произнес:
– Это было сто лет назад, мама. Девчонка ни в чем не виновата.
Джанет передернуло от отвращения.
– Яблочко от яблоньки недалеко падает.
Роб громко зевнул и потянулся – только он мог позволить себе такое в присутствии Джанет Блэр; затем он игриво посмотрел на брата:
– И все же гляди в оба, малыш Дейви.
Роб тихонько пропел, поддразнивая:
Дейви мучительно покраснел и посмотрел брату прямо в глаза.
– Тебе бы все шутить, Роб, – тихо произнес он.
Роб бегло покосился на Дейви, с шумом поднялся и подошел к окну. Через несколько минут он внезапно воскликнул:
– Вот те на! Двуколка приехала. Эйли с Гибби Гилфилланом в двуколке. Вот так сюрприз! Она не говорила, что собирается приехать.
Он с раздражением развернулся к двери. Дейви отошел от стола к камину.
Раздался скрип колес. Шаги на улице. И затем появилась Эйли. Она стояла в проеме двери и улыбалась.
– Ты забыл яйца, Роб, – сообщила она, прежде чем он успел открыть рот. – Помнится, ты обещал Маккиллопу четыре дюжины сегодня вечером – да, точно, четыре дюжины. Вот я и подумала, что завезу корзинку в лавку, загляну сюда повидаться с матушкой и подброшу тебя домой.
Роб сердито щелкнул языком.
– Вечно ты как снег на голову, – недовольно проворчал он.
– Роб, мне просто было по пути.
– Черт возьми, женщина, если честно, я пока не собирался домой. Мы с Геммеллом и парнями хотели посидеть у Ланг.
Первой возмутилась Джанет Блэр.
– Не стоит тебе пить у Либи Ланг, – решительно сказала она. – И тем более не стоит водиться с Геммеллом. Дрянь человек. И намного старше тебя. Дурная компания до добра не доведет. – Она встала. – Пойдем на кухню. У меня есть несколько пустых мешков, отвезешь обратно на ферму.
Роб хотел было что-то сказать, но промолчал. Он мрачно сунул руки в карманы и следом за матерью вышел из комнаты. Дверь за ними захлопнулась.
Дейви и Эйли неожиданно остались одни, что застало Дейви врасплох. Он собирался ускользнуть в сад, чтобы хоть как-то уберечься от боли, столь привычной; от боли, которой он страшился. Он выпрямил спину, лицо его горело от огня камина, и впервые он прямо посмотрел на нее. Серый плащ, темная юбка, шерстяные чулки, маленькие крепкие ботиночки… как же она преображала самую простую одежду! Эйли была милой тихой девушкой и при этом работала на редкость тяжело и усердно. Он знал, что на ферме пришлось бы нелегко без ее твердой руки.
В повисшей тишине Дейви смущался все больше и больше. Он не мог придумать даже самую простую фразу. В ее присутствии он становился еще более неловким и неуклюжим, сознавая свою немощь, бесполезность и слабость!
Когда она заговорила, он нервно вскинул голову.
– Дейви, ты неделями у нас не бываешь. Может быть, заглянешь на чай? Самое время вновь отведать моих сконов[239]239
Сконы – бездрожжевые булочки.
[Закрыть].
Она не сводила с него дружелюбного взгляда. Несмотря на ее замкнутость, которая в последнее время усилилась, он всегда чувствовал ее доброе отношение. Сейчас это помогло ему справиться со смущением.
Он едва заметно улыбнулся и сказал:
– Дело во мне, Эйли, а не в твоих сконах. Я давно не был в окрестностях Гринлонинга.
– Но ты же ловил рыбу в Милберне в прошлую субботу. А это довольно близко. – Она помолчала. – Ты прислал отличную форель. Спасибо, что не забываешь о нас.
– Ну что ты, не за что, – поспешно сказал он. – Я знаю, что Роб любит форель. И раз уж у меня неплохо выходит ее ловить…
Она улыбнулась:
– Ты лучший рыбак в округе и сам это знаешь. Просто слишком тщеславен, чтобы признавать свое превосходство.
На этот раз он не выдержал и открыто засмеялся, глядя, как она подходит к небольшому окну и прижимается лбом к стеклу, чтобы посмотреть, готов ли Роб.
На улице темнело. Гибби, долговязый подросток пятнадцати лет, зажигал фонари двуколки. Лошадь терпеливо стояла в оглоблях и ждала. В полумраке хрупкая фигурка Эйли казалась особенно таинственной: неподвижной, но полной затаенной силы. Она была так молода – всего двадцати трех лет, – что ее неподвижность, несвойственное юности спокойное выражение лица… ощущение чего-то нераскрытого… оставались для него загадкой. Стекло запотело от ее теплого дыхания. Он рассеянно задумался, зачем она стоит у окна, если ничего не видит. Внезапный стук двери заставил его виновато вздрогнуть.
В дом ворвался Роб, он несколько повеселел, но все еще намеревался устроить представление из своего поражения.
– Твоя взяла, Эйли! – крикнул он не без удовольствия. – Хочешь заполучить своего муженька домой – бери! Я положил мешки в двуколку. Можно ехать.
Все вышли. Джанет Блэр сухо поцеловала Эйли в лоб. Затем Дейви пожал ей руку; она была теплой и крепкой, чуть загрубевшей от тяжелой работы, но изящной.
– Пока, мама! – крикнул Роб. – Пока, Дейви! Заходи к нам на чай.
Он легко запрыгнул на козлы, ткнув Гибби под ребра, отчего тот взвыл.
– Будешь знать, как кататься на моей двуколке, парень!
Роб схватил поводья, усадил рядом Эйли и с хозяйским видом размахнулся и щелкнул кнутом.
Они с грохотом отъехали, и Роб придвинулся к Эйли, застенчиво косясь на нее.
– Не очень-то мне и хотелось сидеть с парнями, – прошептал он. – По правде говоря, лучше мы поедем домой. Уже поздно. Почти пора на боковую.
Он попытался разглядеть лицо жены, не преуспел в этом, зевнул и переключил внимание на лошадь.
Дейви стоял у школьных ворот и смотрел им вслед. Огни двуколки перевалили через мост и исчезли за поворотом. Он пытался уловить прохладу, спокойствие ночи. Обернувшись наконец, он увидел, как Геммелл идет со стороны деревни, а еще он увидел, что тот едва держится на ногах. Владелец лесопилки остановился напротив Дейви.
– Слыхал новость? – едва ворочая языком, спросил он. – Говорят, дочь Маргет Лауден возвращается в деревню.
Геммелл помолчал и с внезапной злостью добавил:
– Черт возьми, парень, ты слышал об этом?
– Да, слышал, – ответил Дейви.
– И что ты об этом думаешь?
– По правде говоря, у меня еще не было времени об этом подумать, – примирительно сказал Дейви.
– Ха!
Геммелл, похоже, задумался над его словами. Затем он яростно сказал:
– Что ж! У меня тоже.
Он покачивался, выпятив нижнюю губу, на его лице застыло странное выражение.
Не проронив больше ни слова, Геммелл метнулся в свой двор. Стоя в недоумении, Дейви услышал, как он хлопнул дверью.
Все то утро Дейви слышал ее голос, негромкий, но уверенный, за тонкой перегородкой из дерева и стекла. На его памяти эту перегородку никогда не раскладывали. Но теперь она делила большой класс на две части, и за ней стояла Джесс Лауден, обучая группу поменьше.
Впрочем, в данный момент она никого не учила. Была предполуденная перемена; до Дейви доносились только детские голоса на площадке. И все же, уперевшись локтями в стол, он, сам того не осознавая, чутко прислушивался, не раздастся ли ее голос. Он думал только об одном: надо подойти к ней. Вежливость требует осведомиться, как у нее дела. Но когда он встал, набравшись смелости для разговора, дверь открылась, и она вошла на его половину.
Джесс выглядела роскошно – он был вынужден еще раз признать это – и весьма экстравагантно со своими рыжими волосами и дерзкими голубыми глазами. Ее кожа была белоснежной, того молочного оттенка белизны, который свойствен рыжеволосым женщинам. Ему было не по себе, оттого что в классе находилась подобная женщина, чертовски не по себе. Он прочистил горло:
– Как вам утренние занятия?
Она слегка улыбнулась, не сводя с него пытливого взгляда больших красивых глаз.
– Прекрасно, – весело ответила Джесс. – Дети просто замечательные.
Пауза.
– Надеюсь, вам понравится… – От волнения у него перехватывало горло. – Если я чем-то могу помочь…
– Спасибо!
Ее глаза снова улыбались.
– Это очень мило с вашей стороны, учитывая, что вы были против моего приезда.
От ее невозмутимости и прямоты у него перехватило дыхание.
– Нет! – Он смущенно помедлил. – Полагаю, мало кто любит перемены. Сама идея пригласить учительницу-практикантку… Не знаю. Разумеется, – поспешно добавил он, – я не имею ничего против вас лично.
– Это хорошо, – отметила она, безмятежно глядя на него. – Потому что деревенские жители очень даже имеют. Похоже, они решительно настроены против меня.
Он взял свою линейку и принялся теребить в руках.
– Не совсем. Я думаю…
– Плевать, – перебила она с неожиданным пылом. – Я способна о себе позаботиться. Мне известно, что они сплетничают. И мне не хуже вас известно, почему они сплетничают. Я не знаю своего отца, и знать не хочу. Совет решил, что окажет мне большую любезность, отправив в родную деревню.
Казалось, она от души веселится.
– Они понятия не имели, какое тут змеиное гнездо! Пастор еле сдержался, когда мы встретились на станции. А его экономка, эта Скулар, так и сверкала на меня глазищами из окна!
– Все будет хорошо, – неловко пробормотал он.
– Все уже хорошо. Можете не сомневаться, я им всем покажу! Я не из того же теста, что моя бедная матушка. Через неделю-другую все они будут мне кланяться, а то и расшаркиваться. Мне выпал превосходный случай поправить репутацию моей семьи. Вот увидите. Да что там, они сделают меня директрисой, когда вы пойдете по духовной стезе.
Дейви вскинул на нее глаза и вновь отвел их.
– Ясно, – тихо произнес он. – Вам тоже обо мне рассказали.
Она засмеялась:
– Так это неправда?
– В основном правда. – Он помолчал. – Я учился на священника, но не получил приход. И не получу. Из меня плохой проповедник. Я лишь священник-недоучка, ставший директором школы. Кстати, директор из меня тоже не очень.
– Говорят, – продолжила она, поглядывая из-под ресниц, – вы пытались стать фермером. Несколько раз.
Он выдержал ее взгляд.
– Пытался, – подтвердил он. – Не вышло.
– Так ферма досталась вашему брату Робу? – с невинным видом уточнила она. – Вашему младшему брату?
– Моему младшему брату, – спокойно повторил он. – Так договорились, еще когда мы были детьми. Как видите, я хром и часто бываю прикован к постели. Поэтому мне дали образование, а Робу досталась ферма. Так было лучше… лучше для всех.
– Что ж, – наконец сказала она, – мы оба высказались. И это к лучшему. Мы подружимся?
Ни один из них не услышал, как приоткрылась дверь, и не увидел, как Роб тихонько заглянул в класс. Он был чисто выбрит, так что его загорелое лицо сияло; волосы были смочены водой и аккуратно уложены на пробор; ботинки надраены. На Робине был его лучший наряд – плотный синий костюм из кооперативного магазина готового платья в Ливенфорде, новый воротничок и клетчатый галстук. Он вошел и подмигнул Дейви.
– Ну конечно, мы подружимся! – громогласно заявил он. – А как же иначе!
Джесс развернулась и посмотрела на него, вскинув голову, словно защищаясь.
Дейви в полном замешательстве воскликнул:
– Роб! Что ты здесь делаешь в это время дня?
Не сводя восхищенного взгляда с Джесс, Роб ответил:
– Заглянул по дороге в Ливенфорд за быком, Дейви. По правде говоря, кхм-кхм, – с непомерной торжественностью добавил он, – я здесь не для того, чтоб повидать тебя, братец. Нет! Нет! Я заехал, чтобы… кхм-кхм… я заехал, чтобы посмотреть на прелестную новую учительницу, о которой все говорят.
Джесс вспыхнула при виде его ухмылки, но глаз не отвела.
– Вот как? – спокойно произнесла она. – Какая честь! Поистине, я ее недостойна. Такое внимание от красивого молодого человека! Поверить не могу! Но раз уж вы явились, посмотрите на меня как следует. Да! Не торопитесь, смотрите вдосталь.
Она приблизилась, уперев руку в бедро, и предоставила ему возможность как следует себя осмотреть.
Повисла пауза. Роб густо покраснел. У него перехватило дух от ее красоты, ее дьявольского самообладания. Он смущенно засмеялся.
– Один-ноль в вашу пользу, – застенчиво сказал он.
Еще одна пауза; затем он искренне расхохотался и повернулся к брату:
– Дейви, дружище, ты хоть раз видел, чтобы Большого Роба Блэра так быстро и ловко осадили?
Он посмотрел на девушку еще более одобрительно:
– Да ты девчонка что надо! Но не приходи в Гринлонинг, сверкая своими глазищами, не то сено займется от искр.
– Я в любом случае не приду, – ответила она холодно и равнодушно.
Джесс расслабилась и стала смотреть в окно.
Он немедленно запротестовал:
– Мы же не поссоримся из-за того, что я повел себя как болван? Ты поставила меня на место, и дело с концом.
– Вот именно, – безразлично подтвердила она, – дело с концом.
– Нет! Нет! – настаивал он. – Ты неправильно меня поняла… и поделом мне за наглость. Но я совсем не такой, как ты думаешь. В Гаршейке никто не скажет дурного слова о Большом Робе Блэре – даром что он сам себя хвалит.
Он говорил искренне, со свойственными ему благородством и прямотой:
– Да, я пришел сюда из простого любопытства. Прослышал, что ты красавица. И ты и вправду красавица – намного красивее, чем я думал. Ну вот и все! Выложил как на духу. Прости, ради бога, если обидел.
Джесс не ответила, продолжая смотреть в сторону. Но ее щеки едва заметно окрасились румянцем.
Часы на стене пробили одиннадцать. Дейви вздрогнул и собрался с мыслями.
– Пора звонить на урок, – заявил он.
В субботу днем, шесть недель спустя, Эйли пришла из Гринлонинга, чтобы навестить свою мать. Она брела в глубокой задумчивости, рассеянно отвечая на приветствия встречных. Она дошла до дома с нависшей крышей, что стоял напротив перекрестка. Войдя внутрь, рассеянно поцеловала мать, повесила плащ у кухонной двери и начала распаковывать масло и сыр, которые, как обычно, принесла с собой.
Лисбет Дункан сидела на своем привычном месте у огня и с довольным блеском в глазах наблюдала, как ее дочь достает доброе свежее масло и большой кусок желтого сыра. Тем не менее она поплотнее завернулась в шаль, смиренно склонила голову и принялась раскачиваться взад и вперед всем своим упитанным телом.
– Поистине прискорбно, – начала она, кривя губы, как будто отведала чего-то кислого, – когда порядочной вдове приходится принимать от своей дочери едва ли не милостыню. Эйли, милая, на этой неделе масло сладкое? В прошлую субботу ты принесла соленое, хотя прекрасно знаешь, что я предпочитаю сладкое масло. Хотя что толку! Все равно меня ничто уже не радует.
Она глубоко вздохнула.
– Я принесла сладкое масло, мама, – заверила Эйли. – И сыр данлоп, который ты особенно любишь.
Миссис Дункан немедленно взвилась, ее дряблое тело напряглось от негодования.
– Люблю! – повторила она. – Люблю, как же! Ты же знаешь, Эйли, что я почти ничего не ем. Я вовсе не люблю данлоп. Какое там! – Еще один печальный вздох. – Просто от него в моем жалком чахлом теле как будто чуть прибавляется сил.
Эйли развернула салфетку, слегка улыбаясь.
– Не стоит волноваться об этом, мама, – ласково сказала она.
– Волноваться, – с кислой улыбкой повторила Лисбет. – Конечно, Эйли, тебе-то не о чем волноваться. Живешь припеваючи, с тех пор как я выдала тебя замуж в Гринлонинг, и много ли благодарности я за это получила, хотя тебе завидует вся округа?
Эйли с трудом придержала язык.
– Молчишь, – продолжала Лисбет, не переставая осторожно раскачиваться и пристально глядя на дочь, – и правильно делаешь. Совсем как твой отец, когда я ловила его на горячем. И не стыдно тебе, Эйли, за свою черную неблагодарность? Тебе достался лучший парень в деревне с лучшей фермой. Что ж, остается лишь молиться, чтобы ты не показывала свой норов Робу. Будь осторожна, Эйли, послушай материнского совета и не давай ему больше поводов для жалоб.
