Текст книги ""Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ)"

Глава 6. Сантехник всегда звонит дважды

Михаил Конотопов с привычной лёгкой иронией оглядел однокомнатную квартиру, которую на три дня уступил знакомый электрик, уехавший в командировку. В ней царила атмосфера советского домашнего уюта с привкусом обречённости. Серый диван, хранящий следы былых вечеринок, уныло занимал центр комнаты. Над диваном висел ковёр – яркий и выцветший одновременно, как память о лучших временах. Сервант напротив смотрел строгими рядами хрустальных рюмок, тускло сверкавших сквозь слой пыли и напоминавших о давнем отсутствии поводов выпить.

Развешивая белую простыню как отражатель для тусклого света, Михаил следил за Сергеем Петровым, который профессионально возился с камерой. Тот казался одновременно увлечённым и безразличным, словно привык снимать всё подряд – от партийных собраний до детских утренников. Камера визжала и скрипела, как механизм старинных часов, и Сергей терпеливо подкручивал объектив, бормоча:

– Давай, родимая, не подведи хотя бы сегодня, а то кино станет радиоспектаклем.

На кухне гудела лампа, замаскированная абажуром из папье-маше, мягко освещая комнату. Убедившись, что свет наконец настроен, Михаил удовлетворённо прищурился и обратился к Сергею:

– Почти идеально. Если Ольга не испугается твоей камеры, снимем лучший фильм десятилетия.

– Она женщина стойкая, – усмехнулся Сергей, – её не напугаешь. А вот ты, Миша, в комбинезоне сантехника смущаешь даже меня.

В дверь тихо и нерешительно позвонили. На пороге стояла Ольга Петровна в строгом элегантном платье, подчёркивающем её аккуратную фигуру. Нервно поправив прядь волос, она смущённо взглянула на мужчин:

– Привет, ребята. Не опоздала? Волнуюсь ужасно.

– Всё вовремя, Оля, – тепло улыбнулся Михаил и успокаивающе приобнял её за плечо. – Мы только начали. Сергей мучает камеру, а я думаю, зачем вообще затеял эту историю.

Ольга мягко рассмеялась, и её глаза наполнились живой теплотой:

– Вы оба сошли с ума, но мне почему-то это нравится.

– Безумие сейчас в моде, – подтвердил Сергей, выглянув из-за камеры. – Ну что, готова стать роковой женщиной советского образца?

– Готова или нет, а выбора уже нет, – улыбнулась Ольга и направилась в ванную.

Закрыв дверь, она замерла, собираясь с мыслями. Затем медленно сняла платье, аккуратно сложила его на стиральную машину и посмотрела на своё отражение. В тонкой блузке и юбке казалась особенно хрупкой, почти беззащитной, но именно это было глубоко и искренне привлекательно.

Достав из сумки старомодную ночную сорочку в мелкий горошек, Ольга улыбнулась, чувствуя, как смущение сменяется азартом. Надев сорочку, она критично оглядела себя, разгладила ткань и, достав бигуди, быстро накрутила волосы, оставив несколько прядей небрежно торчать. В нелепом наряде Ольга неожиданно ощутила свободу от условностей и впервые позволила себе быть просто собой.

Когда Ольга вышла из ванной, мужчины переглянулись и одобрительно улыбнулись. Михаил театрально поклонился:

– Великолепно! Ты идеал советской женщины, ожидающей сантехника.

Ольга игриво поправила бигуди:

– Надеюсь, советский сантехник не сбежит?

– Сантехник уже в образе, – подмигнул Сергей. – И ждёт начала действия.

Усевшись на диван, Ольга репетировала текст и, сбившись, рассмеялась:

– «У меня течёт… Нет, опять не так!»

Михаил сел рядом, спокойно улыбнувшись:

– Не торопись. Главное – естественность. Мы же не «Анну Каренину» снимаем, а скромную советскую комедию.

Ольга глубоко вдохнула и уверенно повторила:

– У меня течёт и в душе, и на кухне.

– Идеально! – обрадовался Сергей, настраивая камеру. – Михаил, в кадр!

Михаил поправил комбинезон, принял серьёзный вид и шагнул к дивану:

– Вы по заявке из ЖЭКа?

Ольга вновь расхохоталась, махнув рукой:

– Михаил, не могу! У тебя слишком убедительный вид, будто будешь чинить не кран, а мою жизнь.

– Миш, будь проще, – сухо посоветовал Сергей, – ты сантехник, а не министр культуры.

Дружный смех заполнил комнату. Михаил только вздохнул:

– Хорошо, давайте снова.

Но в дверь вновь позвонили. Конотопов с опаской открыл дверь. На пороге стояли соседи в халатах:

– Простите, молоток найдётся? У нас полка рухнула.

Михаил облегчённо улыбнулся друзьям:

– Советская комедия, товарищи. Никогда не знаешь, кто появится в следующем кадре.

Все трое рассмеялись, и напряжение окончательно исчезло, уступив место творческому азарту. Едва смех стих, дверь прорезал новый, резкий и нетерпеливый звонок. Михаил театрально закатил глаза и устало вздохнул.

– Опять звонят! Никогда людям не дадут спокойно снять скромное кино, – вздохнул Михаил и направился к двери.

Приоткрыв её, Михаил увидел на пороге улыбающегося Алексея и тут же ответил дружелюбной улыбкой:

– Алексей! Вот это сюрприз! Заходи скорее, мы тут почти снимаем великий советский фильм, но пока в основном заняты бытовыми происшествиями.

Алексей вошёл и с весёлым любопытством оглядел комнату. Поздоровавшись с Михаилом за руку, он с улыбкой кивнул Сергею и Ольге:

– Всем привет! Надеюсь, не сильно помешал вашему шедевру?

Михаил похлопал гостя по плечу и представил друзьям:

– Это Алексей – незаменимый человек по организационным вопросам и наш главный вдохновитель. Без него никакого кино бы не получилось. Алексей, знакомься: наша ведущая актриса Ольга и Сергей – оператор и повелитель старинной аппаратуры.

Ольга застенчиво улыбнулась, поправила бигуди и мягко сказала:

– Очень приятно. Хорошо, что вы зашли, а то нам уже показалось, что придётся чинить мебель соседям.

– Взаимно, – рассмеялся Алексей, внимательно и искренне глядя на неё. – Теперь вижу, что актриса у нас просто очаровательная, даже в таком экстравагантном образе.

Сергей тем временем скептически покачал головой и, не отрываясь от камеры, сухо предупредил:

– Алексей, учти, что кино создаётся в условиях сурового советского реализма: аппаратура скрипит, свет гаснет, соседи ломают мебель. Так что либо помогай, либо беги отсюда, пока цел.

Алексей усмехнулся и спокойно ответил:

– Убегать уже поздно, я здесь. Продолжайте своё кинематографическое безумие, а я буду тихим наблюдателем и преданным фанатом.

Он уселся на старенький стул у стены, а Михаил снова принялся поправлять абажур, который никак не хотел держаться на месте и упрямо падал на диван, словно протестуя против участия в творческом процессе. Михаил нервно засмеялся:

– Такое чувство, что абажур сегодня – наш главный актёр. Сергей, у тебя случайно нет чего-то тяжёлого, чтобы удержать его на месте хотя бы пять минут?

Сергей нахмурился и пробурчал:

– Если что и есть, то только чугунная сковородка. Прикрутим намертво.

– Лучше не надо сковородок, – засмеялась Ольга, наблюдая за Михаилом. – Иначе мы сами отсюда живыми не выйдем.

Все дружно рассмеялись, и Михаил, наконец закрепив освещение, с облегчением вздохнул:

– Итак, друзья, дубль два! Ольга, представь, что снимаем не комедию, а драму советского быта. Сергей, не отвлекайся! Алексей, не шуми!

Алексей притворно возмутился и театральным шёпотом ответил:

– Я сама тишина и внимательность.

Михаил поправил комбинезон сантехника, вошёл в кадр и серьёзно спросил:

– К вам по заявке из ЖЭКа?

Ольга попыталась скрыть улыбку, покраснела и серьёзно ответила:

– Да-да, товарищ сантехник, проходите. У меня тут течёт и в душе, и на кухне.

Сохраняя строгий вид, Михаил прошёл к раковине и с театральным энтузиазмом заглянул под неё. Его лицо приобрело такое нелепое выражение, что Ольга тихонько прыснула в ладонь. Михаил, не выходя из образа, притворно возмутился:

– Здесь всё серьёзнее, чем я думал! Придётся проводить полный сантехнический осмотр.

Сергей тихо бормотал что-то о гениальности и идиотизме, когда заметил боковым зрением движение и резко дёрнулся, едва не уронив камеру. Из кухни спокойно и величественно вышел огромный рыжий кот, невозмутимо пересекая центр кадра.

Ольга ахнула и прикрыла лицо руками, с трудом сдерживая смех. Михаил громко расхохотался. Алексей вскочил со стула и весело воскликнул:

– Похоже, звезда сама решила выйти на сцену, поняв, какие дилетанты тут играют.

Сергей, не прекращая тихо ругаться, бросился ловить кота, который легко уворачивался от него, добавляя происходящему комичности. Поймав животное и возвращая его на кухню, Сергей проворчал:

– Михаил, если так дальше пойдёт, наше кино точно получит какой-нибудь приз. В номинации «Самое нелепое произведение советского кинематографа».

Не успели друзья вернуться к работе, как абажур снова не выдержал испытания и с громким хлопком упал на ковёр, погрузив комнату в темноту. Сергей громко выругался, Михаил снова засмеялся, а Ольга отчаянно пыталась не рассмеяться вслух. Алексей философски заметил из своего угла:

– Настал момент, когда искусство окончательно победило технику.

Михаил, взяв себя в руки, спокойно попросил:

– Друзья, давайте успокоимся. Свет мы сейчас вернём, а пока просто порадуемся тому, что наша работа становится самым весёлым мероприятием года.

Все дружно рассмеялись, и в этом искреннем, тёплом смехе исчезла неловкость, уступив место атмосфере почти семейного тепла.

Когда Ольга Петровна перестала бороться с абсурдом происходящего, воздух в квартире ощутимо изменился. Её плечи, напряжённые до сих пор, вдруг расслабились, и она рассмеялась впервые искренне – звонко и свободно, словно распахнула окно после долгой зимы.

– Господи, я ведь играю советскую домохозяйку, которая соблазняет сантехника! – проговорила Ольга сквозь смех, словно сбросив невидимый груз приличий.

Михаил заметил эту перемену, почувствовав, что в их импровизированной студии что-то сместилось. Камера продолжала жужжать, но её звук больше не раздражал – теперь он звучал как необходимый аккомпанемент к происходящему.

– Ну что, товарищ хозяйка, – произнёс он, входя в образ так легко, словно надевал старые тапочки, – где у вас тут проблемные места?

Ольга прикусила губу, сдерживая смех, но глаза её блестели новым озорством. Она медленно провела рукой по халату – жест был театральным и в то же время естественным:

– У меня тут течёт… – драматично выдержала паузу Ольга, заставив даже Сергея за камерой сдерживать смех, – и в душе, и на кухне.

Слова повисли в воздухе, как пьяное стихотворение Маяковского. Её лицо на мгновение застыло в борьбе между смехом и серьёзностью роли. Победила актриса, понимающая игру:

– В ЖЭК звонила трижды! – продолжила она с подчёркнутой серьёзностью и лёгким дрожанием в голосе.

Началось то, ради чего всё и затевалось. Михаил приблизился к ней с уверенной, чуть театральной грацией – ещё не актёр и уже не режиссёр. Его ладонь легла ей на талию, чувствуя тепло сквозь ткань ночной сорочки.

Камера фиксировала каждое их движение и вздох. Свет из окна играл тенями на их телах, превращая советскую кухню в подобие сцены. Михаил наклонился к Ольге, его дыхание коснулось её шеи, и она невольно вздрогнула – уже не играя.

– Посмотрим, что можно сделать с вашей… проблемой, – прошептал он с иронией, в которой чувствовалось нечто глубокое.

Ольга повернула голову, и их лица оказались совсем близко. В её глазах теперь было не только веселье, но и любопытство, даже предвкушение. Она приоткрыла губы, и Михаил ощутил её дыхание на своей коже.

Поцелуй начался как часть сценария, но быстро перестал быть техническим элементом. Ольга расслабилась в его руках, подняла ладонь, положив её студенту на затылок, и они оба забыли о камере.

Конотопов провёл рукой по её спине, чувствуя, как уходит последнее напряжение. Ольга ответила, прижавшись ближе – это движение было искренним и выходило далеко за пределы игры.

Он снял с неё ночную сорочку аккуратно, словно боялся разбудить в ней птицу, уснувшую до весны. Потянул за тонкую голубую лямку, и ткань легко соскользнула по плечу. Ольга машинально подняла руки, сорочка запуталась в волосах, и она хмыкнула от комичности ситуации, помогая Михаилу снять одежду окончательно.

Оставшись обнажённой посреди кухни, Ольга ощутила полную тишину – даже камера притихла. Её тело стало центром вселенной для двоих мужчин и объектива. В этом не было позы или кокетства – лишь уязвимость и честность: грудь приподнялась от глубокого вдоха, по коже побежали мурашки, на животе краснел след от резинки халата, а на руке – след от пакета с картошкой, взятого утром.

Она встретилась взглядом с Михаилом и впервые заметила в его глазах не режиссёрскую заинтересованность, а смесь восхищения и неловкости перед чем-то по-настоящему новым. Он смотрел на неё не как на актрису, а как мужчина на женщину в момент их общего падения за пределы условностей.

На мгновение ей захотелось прикрыть грудь, но вместо этого она спокойно стояла, будто в очереди за хлебом: новая уязвимость стала её единственной одеждой.

Сергей за камерой перестал притворяться, что занят только объективом. Их взгляды встретились на короткий миг, и этого мгновения хватило, чтобы восстановить равновесие.

В кухне вдруг запахло тестом и чаем; за дверью хлопнула крышка мусоропровода. Всё происходящее длилось несколько секунд, но в них вместились чувства целого года.

Михаил мягко и настойчиво подвёл Ольгу к столу, взяв её под локти, управляя, как дирижёр оркестром. Она послушно села на холодный край стола и, даже в абсурдности сцены, трогательно и буднично расставила ноги по-детски широко, уперев пятки в нижнюю перекладину.

Кухня показалась вдруг тесной и чужой – свет лампы подчеркнул контуры её обнажённого тела, прозрачного в своей уязвимости. Михаил машинально поправил рукав рубашки – будто собирался чинить не сантехнику, а сломанный механизм времени. Он наклонился ближе, двумя пальцами осторожно скользнув по её ноге от колена вверх, и это лёгкое прикосновение раздвинуло границу дозволенного и запретного.

В комнате стояла такая тишина, что был слышен даже щелчок кнопки камеры за спиной Сергея. Он не вмешивался, лишь наблюдал, боясь спугнуть хрупкую химию момента. Ольга на секунду сжала пальцы в кулак, потом медленно расправила их – знакомый каждому жест борьбы со страхом. Ноги её сами собой разошлись чуть шире, и по бёдрам пробежали мурашки.

Михаил поцеловал её осторожно – словно проверял, реальность ли это, не исчезнет ли всё в утренней кухонной суете. Его рука легко коснулась поясницы, поддерживая и одновременно спрашивая разрешения. Конотопов ждал – любой сигнал: остановиться или двигаться дальше.

Но Ольга сама притянула его за воротник – решительно и смело, словно падая с моста приличий вниз головой. Между ними вспыхнула искра, неожиданная и горячая, смешанная с удивлением и нетерпением. Михаил усадил её на кухонный стол и развёл колени.

И тогда это случилось. В момент, когда всё должно было оставаться игрой, Михаил вошёл в неё по-настоящему. Ольга негромко вскрикнула – искренне и удивлённо. Её широко раскрытые глаза отражали шок, понимание, смущение, и, наконец, настоящее желание.

Михаил на мгновение замер, но что-то внутри него не позволило остановиться. Он продолжил движение, осторожно, внимательно наблюдая за ней. Камера всё ещё работала, фиксируя переход от иллюзии к реальности.

Ольга глубоко вдохнула, её ресницы дрогнули. Секунда растянулась в вечность, наполненную влажным светом и сбивчивым дыханием. Она выдохнула почти беззвучно, и тело откликнулось по-настоящему – уже не как актриса, а как женщина.

В её взгляде появилась новая глубина. Игривость осталась, но теперь она двигалась увереннее, откровеннее. Голос стал мягче и ниже, с той хрипотцой, которая приходит не от игры, а от истинного желания.

– Починишь? – спросила она, и Михаила охватило головокружение от множества смыслов этого простого слова.

Теперь они двигались в едином ритме. Ее кожа, золотилась в косом свете. Михаил целовал её шею, чувствуя пульс, слыша её дыхание у своего уха.

Ольга обвила его ногами, притягивая ближе, и в этом жесте была такая откровенность, что границы между ролью и жизнью окончательно исчезли. Её пальцы зарылись в его волосы, её губы искали его губы, и каждый новый поцелуй был глубже предыдущего.

Комнату наполнили настоящие звуки – скрип старого дивана, сбивающееся дыхание, тихие стоны Ольги. Даже механическое жужжание камеры вписалось в эту странную симфонию.

В зыбкой грани между сценарием и реальностью родилась настоящая магия. Момент, когда искусство перестаёт быть игрой и становится жизнью, когда двое забывают о камере и просто существуют друг для друга в тесной советской квартире, наполненной косым светом и общим дыханием.

В самый разгар страсти, когда дыхание Ольги стало совсем рваным, раздался звук, который не мог предвидеть ни один сценарий – громкий металлический треск, а затем шипящий рёв воды.

Кран на кухне, тот самый, о котором шла речь в их нелепом диалоге, решил стать полноценным участником действия. Струя воды ударила в потолок и обрушилась на них холодным душем.

– Ай! – взвизгнула Ольга, напрягаясь от неожиданности, вызвав у Михаила стон, в котором смешались удовольствие и шок. Вода стекала по его спине и её волосам, но первое мгновение он ощущал только напряжение её тела.

Время словно остановилось. Михаил смотрел на бьющую из крана воду, на мокрые волосы Ольги, прилипшие к её щекам, и понял – это было именно то, что превратит их нелепую съёмку во что-то значительное.

Не прекращая движений, он резко повернулся к Сергею, который уже вскочил, спасая аппаратуру. Михаил властно поднял руку и крикнул сквозь шум:

– Снимай! Продолжай снимать!

Сергей на мгновение застыл, но профессионализм победил. Он отступил на безопасное расстояние и уверенно продолжил съёмку.

– Ты с ума сошёл? – выдохнула Ольга с удивлением и восхищением одновременно. Вода лилась холодным потоком, но странно усиливала напряжение момента.

Михаил наклонился к её уху:

– Импровизируй, – прошептал он, и его голос дрожал от волнения – не только физического, но и творческого.

И она импровизировала. Её руки скользили по его мокрой спине, тело изгибалось под ним, а её смех – живой и искренний – смешивался с шумом воды.

– Так вот как ты чинишь краны! – воскликнула она с интонацией домохозяйки из сценария, наполненной теперь настоящей страстью и абсурдной радостью момента.

Вода заполняла пол кухни, превращая паркет в мелкое озеро. Их мокрые тела скользили друг по другу, сияя в свете окна. Каждое движение вызывало всплески, каждый поцелуй был с привкусом холодной воды. Это было нелепо и невероятно эротично – словно сама советская действительность пошутила над ними, подарив неожиданный и ценный дар.

Сергей продолжал съёмку, профессионально меняя ракурсы и отступая, когда вода подбиралась слишком близко к аппаратуре. В какой-то момент он схватил пластиковый таз – неизвестно откуда взявшийся – и накрыл им камеру, словно зонтом. Вода гулко барабанила по пластику, создавая странный ритмичный аккомпанемент происходящему.

– Мебель! – выкрикнул Сергей. – Диван насквозь промокнет!

Но Михаил уже не слушал. В этот миг он был не просто режиссёром подпольного фильма, а художником, которому сама Вселенная подбросила идеальный кадр. Вода продолжала хлестать, Ольга двигалась под ним, её ногти оставляли на его плечах красные полосы, которые камера обязательно запечатлит.

Жужжание камеры смешалось с шумом воды в странную какофонию – абсурдный, но идеальный саундтрек. Старая квартира стонала от напора воды: трубы гудели, что-то булькало и вздыхало, образуя мелодию бытового хаоса.

Возбуждение Михаила нарастало не только физически, но и творчески. Это был тот самый момент слияния случайности и замысла, реальности и вымысла, когда ремесло превращается в искусство. Холод воды он почти не замечал: всё его внимание было сосредоточено на партнёрше, камере, абсурде и красоте происходящего.

Ольга тоже это ощущала. Её движения стали отчаяннее и страстнее. Она уже не играла – просто жила этим мгновением, позволяя воде и эмоциям нести её. Её стоны вплетались в шум потока, создавая незабываемую мелодию.

Кульминация совпала с особенно мощным всплеском воды из крана. Ольга выгнулась дугой, её крик растворился в шуме потопа, и Михаил последовал за ней. Их стоны смешались с ревом воды, мир сузился до одной точки: двух тел, слитых воедино посреди потопа в обычной советской квартире.

Когда всё закончилось, они лежали в луже воды, тяжело дыша. Поток постепенно слабел – очевидно, напор в трубах падал. Сергей продолжал снимать, профессионал до последней минуты, хотя вода хлюпала в его ботинках.

Михаил повернулся к Ольге. Макияж смыло водой, мокрые волосы прилипли ко лбу, но она никогда не была так красива. В её глазах горели смех, удовлетворение и гордость.

Он наклонился к её уху и прошептал хриплым голосом, полным восторга:

– Это шедевр.

Ольга рассмеялась низким, грудным смехом женщины, только что пережившей нечто невероятное. Её пальцы скользнули по его щеке, стирая капли воды.

– Надеюсь, оно того стоило, – сказала она, осматривая затопленную кухню. – Потому что ЖЭК теперь придётся вызывать точно.

Они расхохотались, лёжа посреди разгромленной комнаты, а камера жужжала, записывая финальные кадры самого безумного фильма в истории советского подполья.

Триумф был коротким: дверь снова сотряс настойчивый стук, настолько уверенный и громкий, будто на пороге стоял участковый с проверкой паспортов. Михаил вздрогнул и сразу посерьёзнел, устало заметив:

– Да что за день такой? Ладно кот, ладно соседи с молотком, а это кто?

Ольга, закутавшись в полотенце, махнула рукой, указывая на его состояние:

– Миша, хоть полотенце возьми, а то соседей удивишь больше, чем залитым потолком!

Он накинул на себя первое попавшееся полотенце и быстро направился к двери, поправляя мокрые волосы и размышляя, как объяснить происходящее соседям. Дверь скрипнула, открывая сердитые лица пожилой пары снизу. Казалось, они вот-вот вызовут милицию или народный контроль.

– Это что у вас творится? – завопила соседка голосом, полным бытового негодования. – У нас потолок скоро рухнет! Уже третий раз ремонт делать из-за ваших сантехнических игр!

Сосед, красный от волнения, ткнул пальцем в сторону Михаила и дрожащим голосом добавил:

– Вы бассейн там решили устроить? Думаете, мы все тут аквалангисты?

Михаил вскинул руки в мирном жесте, стараясь говорить максимально дипломатично:

– Простите, товарищи, произошёл небольшой инцидент, случайно вышло. Сейчас всё исправим. Ущерб компенсируем, честное слово.

Соседка уже собиралась продолжить упрёки, как рядом с Михаилом неожиданно возник Алексей. Его появление было настолько тихим и уверенным, что соседи вздрогнули и уставились на него удивлённо. Алексей спокойно вынул из кармана несколько крупных купюр и протянул паре снизу с таким видом, будто регулярно решал подобные вопросы:

– Возьмите, товарищи, на ремонт и моральный ущерб. И давайте не нервничать – здоровье важнее. Сами знаете, советская сантехника – штука непредсказуемая.

Соседи растерянно замерли, глядя на деньги, переглянулись и постепенно сменили гнев на удивление, затем на благодарность. Соседка, забыв о раздражении, уже тепло сказала:

– Ой, простите нас, вспылили немного… Нервы, сами понимаете. Спасибо вам большое за понимание, только осторожнее там.

Её супруг молча кивнул, и пара медленно отправилась вниз, переговариваясь о чём-то своём. Михаил с восхищением посмотрел на друга и тихо усмехнулся, закрывая дверь и качая головой:

– Алексей, ты просто волшебник! Я уже думал, наше кино закончится трагедией, а ты всё так ловко разрулил. Где ты только берёшь деньги именно в такие моменты?

Тот загадочно улыбнулся, поправил очки и понизил голос:

– Настоящее искусство требует жертв. Наше же искусство ещё и регулярных денежных вливаний. Теперь понятно, почему знаменитые режиссёры постоянно просят финансирования?

Оба рассмеялись и направились обратно в квартиру. Михаил по-дружески похлопал Алексея по плечу:

– Без тебя наше кино давно превратилось бы в судебный процесс с соседями.

Вернувшись в квартиру, они увидели Сергея, иронично улыбающегося возле камеры. Тот покачал головой с видом зрителя, наблюдающего комедию:

– Скоро нам придётся открыть бюро по решению соседских конфликтов и назвать его «Кино и сантехника». Очереди будут километровые!

Ольга, закутанная в полотенце, сидела за кухонным столом с чашкой горячего чая в руках и улыбалась вошедшим:

– Теперь ясно, почему в Советском Союзе так мало снимают кино. Слишком дорого и хлопотно выходит.

Михаил рассмеялся, сел рядом и тоже взял кружку:

– Но согласитесь, кадры незабываемые: потоп, страсть, соседи с молотками и кот, явно метящий в кинозвёзды.

Сергей поднял чашку и торжественно объявил:

– За кадр, который войдёт в историю советского кинематографа, пусть даже зрителей будет ровно трое – мы сами.

Все дружно поддержали тост, сидя на мокром полу затопленной квартиры среди полотенец, сломанного абажура и капающего крана. Абсурд происходящего уже не имел значения – главным было ощущение дружеского единства и почти семейного тепла, наполнявшего их небольшой кинопроект.

Утренний свет пробивался через запылённые окна, подсвечивая пылинки, медленно кружившиеся в воздухе. Сергей возился с осветительными приборами, периодически ругаясь – один из софитов упорно не держал нужный угол, словно имел собственную волю. Михаил, одетый в синий комбинезон сантехника, удивительно ему подходящий, проверял звукозаписывающую аппаратуру, постукивая по микрофону, будто исполнял технический ритуал.

Дверь распахнулась с таким энтузиазмом, что едва не слетела с петель, и в комнату влетели двое. Катя – миниатюрная брюнетка с глазами газели и походкой пантеры – была в цветастом халате, из-под которого выглядывала кружевная комбинация сомнительной свежести. Её партнёр Толик, высокий блондин с крепкой челюстью и взглядом золотистого ретривера, щеголял в майке-алкоголичке и спортивных штанах, явно помнящих Олимпиаду в Берлине.

– Меня опять забыли предупредить? – Ольга застыла посреди комнаты с чашкой остывшего чая, удивлённая, но не сердитая. После прошлых съёмок неожиданности стали для неё нормой – вроде дождя на пикнике.

– Дорогая Ольга Петровна, – улыбнулся Михаил с видом дипломата, заключающего мирный договор, – разве жизнь предупреждает нас о визите соседей? В искусстве тоже нужна спонтанность.

Катя хихикнула звонко, как колокольчики в блендере:

– Сегодня мы ваши разгневанные соседи снизу. У нас там потоп! Натуральная Атлантида в отдельно взятой квартире!

Михаил хлопнул в ладоши с энтузиазмом режиссёра-визионера:

– Итак, сюжет прост, как правда, и изящен, как ложь. Вы, – он указал на Катю и Алексея, – приходите жаловаться на протечку. Я, как образцовый сантехник, предлагаю решить вопрос полюбовно. Ольга Петровна сначала возмущается, а потом… проникается сочувствием.

– Сочувствием, – повторила Ольга с иронией и предвкушением. – Какие мы стали сострадательные!

– Камера! – скомандовал Михаил, мгновенно преображаясь в актёра. – Мотор!

Раздался требовательный стук в дверь, будто стучали не кулаком, а тараном. Михаил неспешно подошёл к двери, походкой человека, знающего все протечки и тайники своей квартиры.

– Кто ломится, словно татаро-монгольское иго? – спросил он, приоткрывая дверь.

Катя ворвалась, словно торнадо в юбке, халат развевался, открывая стройные ноги в домашних тапочках с помпонами:

– Вы! – ткнула она пальцем с ярким маникюром. – Вы затопили мою квартиру! Теперь там можно разводить карпов!

Толик вошёл следом, заполнив дверной проём:

– А мою коллекцию марок смыло, – произнёс он трагично, словно потерял смысл жизни. – Там была серия «Флора и фауна Крайнего Севера»!

Михаил изобразил скорбную деловитость:

– Товарищи, без паники. Проходите, всё обсудим. Может, по рюмочке для снятия стресса и укрепления добрососедских отношений?

Михаил жестом фокусника достал откуда-то бутылку водки – реквизит, всегда появлявшийся в нужный момент.

– Рюмочку? – Катя сощурилась, как кошка на валерьянку. – Ну, разве одну, для храбрости.

Пока Михаил разливал водку по гранёным стаканам с сосредоточенностью алхимика, его руки будто случайно коснулись плеча Кати.

– Ой, да вы насквозь промокли! – воскликнул он с преувеличенной заботой. – Так и простудиться недолго. Снимайте халат, высушим.

Не дожидаясь ответа, он начал расстёгивать пуговицы на её халате с ловкостью опытного хирурга и нежностью влюблённого юноши. Катя сначала изобразила возмущение и шагнула назад, но тут же упёрлась спиной в грудь Толика.

– Правда промокла, – подтвердил он, положив ей на плечи тяжёлые руки. – Чувствую влагу прямо через ткань.

Халат соскользнул с плеч Кати, как театральный занавес, открыв кружевную комбинацию, которая прилипла к её телу, подчёркивая каждый изгиб. Капли воды блестели на её коже, словно россыпь мелких бриллиантов.