Текст книги ""Фантастика 2025-159". Компиляция. Книги 1-31 (СИ)"

Глава 4. Страсть под куполом

Весна восемьдесят первого года нежданно накрыла Москву ласковым теплом и щедрым солнцем. Горожане, ещё недавно прятавшиеся от февральских морозов, теперь в недоумении косились на цветущие деревья, словно не до конца доверяя этому очередному подарку природы и подозревая в нём провокацию капиталистических держав. На проспекте Мира в квартире Михаила солнце смело врывалось через окна, отражаясь от ваз и хрусталя, приобретённого за восемь месяцев финансового триумфа.

Да, эти восемь месяцев прошли так бурно, что Михаил и его друзья чувствовали себя не просто удачливыми людьми, а чуть ли не советскими олигархами. Деньги текли рекой, которую не остановили бы даже партийные постановления и усиленные меры органов по борьбе с «нетрудовыми доходами». Подпольные просмотры фильмов, в которых любовь трактовалась весьма смело и реалистично, оказались столь успешными, что Михаил уже всерьёз подумывал над расширением бизнеса до невиданных ранее высот и горизонтов.

И вот однажды, в очередной выходной друзья собрались у Михаила, чтобы отметить успех последнего показа. Алексей со свойственной ему обстоятельностью рассказывал анекдоты про замминистра, который во время просмотра расплакался и признался, что «это самое лучшее, что видел с момента съезда партии». Сергей, смакуя каждое слово, делился техническими деталями монтажа, а Катя с Машей и Дуняшей в соседней комнате хихикали, обсуждая мужские достоинства постоянных артистов. Атмосфера была праздничной, непринуждённой и комичной – как всегда, когда собрание подпольщиков превращалось в неформальный товарищеский ужин.

– Миша, милый, сходи за продуктами, – попросила Ольга, появляясь из кухни и бросая умоляющий взгляд на Михаила, явно не собираясь мириться с нехваткой икры и солёных огурчиков.

– Ладно уж, пошли, – согласился Михаил, обняв её за плечи и с улыбкой подмигнув остальным. – Без нас тут сильно не шалите, в партийные игры без меня не играйте!

Однако друзья и не думали скучать в отсутствие хозяина. Когда Михаил с Ольгой вернулись с тяжёлыми сумками, наполненными самой разной снедью. Картина, представшая их глазам, была так неожиданна, что Ольга едва удержала банку с маринованными помидорами.

На диване из импортной комиссионки Алексей, Катя, Маша и Дуняша занимались любовью, словно исполняли симфонию, где каждый играл на пределе чувственности. Их тела переплетались, скользили, искали друг друга – не в суете, а в ритме, который задавался дыханием и шёпотом.

Алексей, прижав Катю к спинке дивана, чувствовал, как она выгибается навстречу каждому его движению, как её пальцы сжимаются на его плечах с нарастающей страстью. Девушка стонала негромко, сдержанно, как актриса, играющая роль женщины, чья скованность вот-вот сломается. В это время Маша и Дуняша, лежа рядом, не отрывались друг от друга – их поцелуи были ленивыми, глубокими, затяжными, как будто время в этой комнате текло иначе. Маша, сидя верхом на Дуняше, водила ладонями по её телу с такой нежностью, словно запоминала каждый миллиметр кожи.

Когда Алексей вошёл в Катю, она ахнула – коротко, срывающимся голосом. Это был не просто момент соединения – это было признание. Дуняша, услыхав этот звук, выгнулась, прижимаясь к Маше, и вскоре их тела тоже слились в один общий, тёплый пульс. Четверо дышали в такт, то сливаясь в одну горячую массу, то распадаясь на пары, потом меняясь местами, словно в замедленном танце, где важна не форма, а ощущение.

Комната наполнилась жаром и шёпотом. Пот стекал по спинам, губы искали шею, уши, колени. Смех, стон, прерывистое дыхание – всё смешалось, и диван, казалось, начал покачиваться вместе с ритмом этой тихой, интимной оргии. Никто не гнался за скоростью, никто не был зрителем – каждый ощущал других, как продолжение собственного тела.

В какой-то момент Маша, повернув голову, поцеловала Катю, а Алексей с закрытыми глазами сжал руку Дуняши, и она тихо застонала, словно извиняясь за громкость. Когда Алексей достиг вершины и замер, Катя обвила его ногами, и её громкий, низкий стон вспыхнул над всей этой сценой, как финальный аккорд.

Их стоны наложились друг на друга – громкие, сладкие, тягучие, как звучание симфонии, где каждая эмоция имеет свою ноту. Они лежали, сплетённые и уставшие, с закрытыми глазами и улыбками, как будто знали: это был не просто акт страсти, а редкое и глубокое единение. В этой комнате было всё: тепло, любовь, игра и абсолютное, безоговорочное принятие.

Михаил с Ольгой застыли в дверях, удивлённо хлопая глазами и пытаясь осознать увиденное. Ольга слегка покраснела и смущённо откашлялась, а Михаил продолжал молча изучать происходящее с видом профессионального кинокритика, застигнутого врасплох на просмотре новой экспериментальной картины.

– Знаешь, а в этом что-то есть, – внезапно изрёк Михаил задумчиво, почесав подбородок. Его предпринимательское чутьё мгновенно уловило потенциал такой идеи, пусть и абсурдной. – Ребята, не отвлекайтесь особо, но у меня родилась потрясающая идея. Почему бы нам не устроить публичное пи-шоу на арене цирка, а? Люди же будут в восторге, я гарантирую!

Слова Михаила прозвучали так неожиданно, что вся четвёрка замерла, как гимнасты перед решающим номером. Алексей, приподнявшись на локте, внимательно посмотрел на Михаила и осторожно уточнил:

– Ты сейчас серьёзно, Миша, или это твоя очередная шутка?

– Абсолютно серьёзно, – уверенно подтвердил бывших олигарх, ставя сумки на пол и направляясь к дивану с видом научного руководителя, задумавшего прорывное исследование. – Подумайте сами: публика и так платит бешеные деньги за закрытые показы наших фильмов. А теперь представьте, как увеличится спрос, если актёры будут прямо на арене, вживую, демонстрировать высшую степень искренности чувств. Люди устали от имитации, им хочется настоящего. Мы дадим им зрелище, которого в Союзе ещё не было!

Катя прыснула в кулак, Алексей задумчиво приподнял бровь, Маша с Дуняшей обменялись хитрыми взглядами и закивали, явно уже мысленно примеряя роли.

– Миш, ты это так серьёзно говоришь, будто хочешь запустить новую партийную программу «Эротизация социалистического сознания», – рассмеялся Сергей, появляясь из кухни с рюмкой в руке и оценив обстановку с видом киномеханика, знающего толк в коллективном творчестве.

– А почему бы и нет? – весело подхватила идею Катя, не потрудившись даже накинуть на себя простыню. – Мы же артисты, в конце концов. Пора выйти на новый уровень, иначе нас скоро станут путать с обычными подпольными киноманами.

Разговор стремительно превратился в шумное и комичное обсуждение, где никто уже не заботился о собственной наготе или моральных границах. Все громко спорили, приводили доводы, размахивали руками и хохотали до коликов.

– Но вы подумайте, какие нужны меры предосторожности! – переживал Алексей, пытаясь сохранить серьёзность и не глядеть лишний раз на обнажённые прелести своих подруг. – Нас же рано или поздно накроют за такое. Не на овощной базе же это проводить?

– Конечно, нет! Только на арене цирка, – твёрдо заявил Михаил, щёлкнув пальцами. – У нас есть связи, есть поддержка на самом верху. Цирк на Цветном – идеальная площадка. Место серьёзное, никто и не подумает, что внутри происходит что-то кроме клоунов и медведей.

– Ну, Миш, сравнил тоже, – фыркнула Ольга, слегка покачав головой. – Хотя если учесть, как наши некоторые зрители ведут себя на показах, клоуны и медведи были бы вполне уместны.

Компания снова расхохоталась, окончательно утвердив смелый проект Михаила. Каждый уже начал представлять себе будущее шоу, подсчитывать прибыль и мысленно поздравлять себя с очередным творческим прорывом. Кто-то потянулся к бутылке «Советского шампанского», разбавляя фантазии вкусом полусладкой реальности.

И хотя где-то на краю сознания Конотопова закралась мысль о возможных последствиях, риски уже давно стали неотъемлемой частью его жизни. Главное, что сейчас он чувствовал себя не только сказочно богатым, но и по-настоящему свободным человеком – в стране, где свобода была ещё более редким товаром, чем икра и финский сервелат.

Уже на следующий день Михаил медленно шагал по пустой арене Московского цирка на Цветном бульваре, осматриваясь с тщательностью купца перед сделкой. Под куполом мерцали фонари служебного освещения, рисуя на манеже длинные беспокойные тени. Пахло влажными опилками после уборки, животными и гримом – смесью, от которой приятно кружилась голова и пробуждалось чувство запретного азарта. Михаил вдохнул глубже и с улыбкой подумал: место выбрано идеально.

Остановившись в центре арены, он неторопливо оглядел ряды кресел, мысленно выбирая лучшие точки для съёмки. Пустые сиденья в красном бархате выглядели комично – как дипломы выпускников филфака: никакой пользы, сплошная торжественность. Михаил отметил несколько подходящих мест: верхний ряд, угол за колонной и обязательно над проходом – для особенно впечатлительных зрителей.

Из кармана появился блокнот, куда Михаил быстро нанёс условные знаки и стрелки. Получилось не слишком разборчиво, но ему самому схема была ясна. Удовлетворённо прищурившись, он убрал блокнот и направился к выходу.

В крошечной каморке у служебной двери ждал сторож дядя Вася – суровый, но покладистый, особенно после подарков в виде финского кофе и болгарских сигарет. Он молча и уважительно открыл дверь наружу. Михаил вышел на Цветной бульвар и подошёл к телефонному автомату. Опустив двухкопеечную монету, он набрал номер Алексея.

– Лёша, дело на мази, – бодро заговорил Михаил, – только гостей проверяй лично, без скидок на чины и заслуги. Понимаешь?

Алексей на другом конце усмехнулся:

– Определись уже, Миша: партийные деятели или строгий контроль через райком? Хотя с такими персонажами точно не скучно.

– Без шуток, Лёша, я серьёзно, – строго оборвал Михаил и повесил трубку, скрывая улыбку.

Минуту он постоял на свежем воздухе, затем решительно вернулся обратно. Дядя Вася вновь открыл дверь, провожая его взглядом, полным сдержанного достоинства.

Ещё раз оглядев арену, Михаил задумался. Мероприятие требовало гарантий безопасности на самом высоком уровне – без покровительства со Старой площади легко споткнуться. Он вздохнул, как цирковой артист перед опасным трюком, и вышел на улицу.

Возле цирка ждал недавно купленный «Жигулёнок» цвета слоновой кости. Михаил с гордостью посмотрел на автомобиль, чувствуя приятную уверенность: такая машина – лучшее доказательство успеха его рискованных предприятий.

Аккуратно заведя двигатель, он направился к Старой площади. Проезжая мимо памятника Ленину, Михаил улыбнулся: Ильич бы точно перевернулся в гробу дважды, узнав о том, чем занимаются предприимчивые граждане в его социалистическом государстве. Михаил чуть не засмеялся вслух и едва не пропустил поворот, вовремя ударив по тормозам.

Возле серого здания на Старой площади он припарковался, поправил волосы и пиджак, и уверенно вошёл внутрь. Олег Брониславович обычно встречал его с доброжелательной снисходительностью взрослого, наблюдающего детские шалости. Визит этот был необходим, и Михаил ясно понимал это.

Он поправил галстук, словно собирался на встречу с тестем, взял папку с документами и направился в бюро пропусков. Женщина с лицом библиотекарши неторопливо сверила его паспортные данные, выдала пропуск и проводила неодобрительным взглядом, будто Михаил нарушил порядок на её библиотечной полке.

Далее стоял сотрудник КГБ – молчаливый и внимательный, как врач, проверяющий пациентов на ветрянку. Михаил спокойно протянул документы и терпеливо дождался проверки, выдержав оценивающий взгляд. Охранник кивнул, вернул документы и дал понять, что хоть Михаил и прошёл, осторожность ему не повредит.

Поднявшись в кабинет Олега Брониславовича, Михаил снова поправил галстук и вошёл. Тот встретил его, как обычно, сдержанно и дружелюбно, словно участковый врач, привыкший видеть пациентов только слегка нездоровыми, но никогда полностью здоровыми. Достав из стола графин с коньяком и две хрустальные рюмки, он жестом пригласил Михаила присесть.

– Михаил, садись, выпьем сначала. Потом расскажешь, по какому поводу на этот раз пожаловал, – произнёс он, наполняя рюмки до половины. – Надеюсь, не эротическая киностудия в МГУ?

Михаил сдержанно улыбнулся, отпил коньяк и аккуратно поставил рюмку на стол.

– Олег Брониславович, вы шутите, а я ведь действительно с новым проектом, – серьёзно, но с лёгкой иронией начал он. – Решил организовать закрытые просмотры в московском цирке на Цветном бульваре. Место идеальное: центр, неприметный доступ, нужная атмосфера. Понимаю, звучит странно, но площадка идеальная: удобное расположение, неприметный вход и нужная атмосфера. Гости у нас – не простые рабочие завода имени Лихачёва, а граждане солидные и уважаемые, поэтому и защита должна быть соответствующей. Без вашего покровительства здесь не обойтись.

Олег Брониславович слушал внимательно, неспешно потягивая коньяк и глубоко затягиваясь папиросой. Выслушав гостя, он задумался, будто взвешивая несколько вариантов, затем усмехнулся и прищурился:

– Михаил, твои идеи всегда на грани гениальности и полнейшей глупости. Цирк – это необычно, рискованно и, честно говоря, до смешного дерзко, учитывая, кто будет сидеть на трибунах. Но меня волнуют безопасность и гости. Хочешь моей поддержки – будь добр предоставить списки на утверждение. И моя доля должна быть прозрачной и без хитростей. Ты ведь понимаешь, тут вопрос не только денег, но и моей репутации, которая тебе тоже небезразлична.

Михаил выдержал паузу, спокойно кивнул, соглашаясь, как на деловой встрече:

– Олег Брониславович, условия жёсткие, но справедливые. Я осознаю весь риск и не намерен ставить под угрозу ваши интересы. Списки гостей – ваши, доля будет выплачена в срок, конфиденциальность гарантирую лично. Иначе бы даже не заикнулся о подобном.

Олег Брониславович вновь усмехнулся, поднялся и крепко пожал Михаилу руку, словно скрепляя сделку печатью:

– Тогда считай, договорились. На тебя рассчитываю. Сделай всё красиво и без глупостей.

Покидая кабинет, Михаил чувствовал себя так, словно только что блестяще защитил диссертацию по марксизму-ленинизму перед самим генсеком. Он сел в машину и, направляясь к цирку, ясно понимал: теперь у него надёжная защита, и можно без опасений заняться рискованным, но до колик смешным делом.

Ночь спустилась на Москву осторожно и незаметно, будто боялась привлечь лишнее внимание. Городские огни гасли постепенно, словно сознательные москвичи решили не замечать происходящего. Тишина над Цветным бульваром сделалась плотной, словно специально для тех, кто привык подъезжать к нужным местам на приглушённых двигателях и без фар.

Гости прибывали с преувеличенной осторожностью, словно шпионы на обмен секретами посреди Красной площади. Дорогие «Волги» и «Чайки» крались к зданию призраками советского автопрома, вызывая у Алексея мысль, что мероприятие перешло от забавного к апофеозно смешному

У служебного входа Алексей держался строго и официально, сверяя документы гостей со списком, утверждённым лично Олегом Брониславовичем. Лицо его было каменным, будто он пропускал не видных партийных функционеров на сомнительное зрелище, а передовиков производства на торжественное собрание.

Первым подъехал серьёзный гражданин в длинном сером пальто, с выражением лица, словно только что вышел от стоматолога:

– Добрый вечер, – тихо произнёс он, нервно поглядывая по сторонам и на небо. – Я в списке есть, меня должны были указать…

Алексей равнодушно пролистал блокнот и коротко кивнул:

– Да, проходите. Только прошу без лишнего шума.

Мужчина закашлялся, словно его облили холодной водой, и быстро скрылся в дверях, оставив после себя тревожный запах одеколона «Тройной».

Следующим был представительный мужчина с безупречным галстуком и манерами дипломата. Он подал удостоверение с видом, будто демонстрировал доказательство своей абсолютной добропорядочности:

– Я, знаете, первый раз и немного волнуюсь, – дипломатично прошептал он, оглядываясь, будто ожидал появления народной дружины. – Надеюсь, здесь всё прилично?

Алексей окинул его холодным взглядом и сухо ответил, как заведующий бюро пропусков в Мавзолее:

– Абсолютно прилично, товарищ посол. Иначе разве стали бы вы тайком приезжать сюда по ночам? Проходите, вас уже ждут.

Посол натянул серьёзную улыбку, хотел пошутить, но передумал и быстро шагнул внутрь, оставляя после себя лёгкий аромат нервозности и дорогих заграничных духов.

Алексей коротко усмехнулся и отметил фамилию в списке. Он продолжал пропускать гостей, которые представляли собой живую картину коллективного беспокойства. Люди, привыкшие к солидности и авторитету, нервно хихикали, шепотом рассказывали анекдоты или мрачно молчали, пытаясь выглядеть добропорядочными гражданами, посещающими ночью исключительно лекции по повышению идеологического уровня.

– Вы бы улыбнулись, товарищи, – строго напоминал Алексей самым напряжённым, – а то у людей из КГБ возникнут сомнения в культурном характере мероприятия.

Некоторые гости нервно улыбались, другие тревожно озирались, словно ждали, что из тёмного угла вот-вот выйдет сотрудник в штатском и пригласит на короткую беседу с последующим объяснением по месту работы.

Наконец Алексей впустил последнего гостя – известного театрального режиссёра, который пытался скрыть своё волнение пространными рассуждениями о реализме в искусстве. Облегчённо вздохнув, он запер служебный вход и сделал последнюю пометку в блокноте.

Осторожно выглянув на улицу, Алексей напряжённо всмотрелся в тени домов, проверяя, нет ли случайных свидетелей или особо бдительных граждан, готовых позвонить куда следует. Убедившись, что улица пустынна, он усмехнулся сам себе и уверенно закрыл дверь, словно запирал вход в операционную перед сложной хирургической процедурой.

Войдя в зал, Алексей с достоинством направился к Михаилу, который проверял финальные приготовления и выглядел при этом так, будто ставил премьеру в Большом театре.

– Миша, докладываю: все гости на местах, сверены по списку лично Олегом Брониславовичем. Никого лишнего или подозрительного не было, – негромко и почти торжественно сообщил Алексей, сдерживая улыбку. – Всё идёт строго по плану, комар носа не подточит. Можно спокойно начинать.

Михаил удовлетворённо вздохнул, бросив взгляд на полные, но слегка напряжённые ряды зрителей, и тихо ответил:

– Отлично, Лёша. Знал, что на тебя можно положиться. Главное теперь не перепутать сценарий с докладом на политбюро, а то гости начнут вставать и хлопать раньше времени.

Они сдержанно рассмеялись, ещё раз оглядев зал. Гости сидели неподвижно, как отличники перед контрольной по марксизму-ленинизму, готовые к любому сюрпризу. Михаил же знал: сюрпризов будет предостаточно.

Зрители расположились полукругом вокруг арены. Мужчины – в дорогих костюмах, которые обычно носили на партсобрания, женщины – в платьях явно не советского пошива. Их лица скрывала полутьма, но глаза блестели в полумраке – голодные, полные предвкушения того, что было строго запрещено везде, кроме этого забытого богом места.

Михаил скользнул за занавес, откуда мог наблюдать за происходящим, оставаясь невидимым. Отсюда он дирижировал своим подпольным оркестром – подавал знаки исполнителям, следил за реакцией публики, корректировал освещение лёгкими жестами. Сердце его билось ровно, без прежнего волнения: он успел превратиться из неуверенного любителя в профессионального постановщика запретных зрелищ.

На арену вышли первые исполнители. Ваня и Дуняша казались обычной парой: он – крепкий, с мозолистыми руками механика, она – молодая, с простым лицом и фигурой, не привлекающей внимания на улице. Но именно эта обыденность и была притягательной для зрителей. Никаких театральных красавиц, никакой искусственности – только живые люди, готовые обнажить не только тела, но и души.

Ваня нервно потёр ладони о бока. Крупные руки слегка дрожали, когда он осторожно коснулся плеча Дуняши. Она стояла в простом ситцевом платье, глаза опущены, дыхание неровное. В зале царила абсолютная тишина – даже шорох одежды казался громким.

– Не бойся, – шепнул Ваня, и его голос эхом отразился от купола.

Он начал медленно расстёгивать пуговицы на её блузке. Пальцы неловко справлялись с мелкими застёжками – видно было, что привык он к болтам и гайкам, а не к женским нарядам. Ткань шуршала в тишине, каждый звук усиливался напряжённым вниманием зрителей. Кто-то незаметно наклонился вперёд, кто-то сжал подлокотники кресла.

Блузка соскользнула с плеч Дуняши, обнажив простой белый лифчик и бледную кожу. Она всё ещё не поднимала глаз, но дыхание её участилось. Ваня провёл ладонями по её обнажённым рукам, и она вздрогнула – не от страха, а от неожиданной нежности прикосновения.

Постепенно первоначальная скованность исчезала. Дуняша подняла голову, встретилась глазами с Ваней, и в её взгляде промелькнула решимость. Она сама потянулась к пуговицам его рубашки, её движения стали увереннее с каждым касанием. Зрители застыли, наблюдая за метаморфозой – как простая девушка превращалась в женщину, осознающую свою силу.

Одежда падала на опилки арены – рубашка, юбка, нижнее бельё. Вскоре они стояли друг перед другом обнажённые, их тела освещались мягким светом ламп. Ваня был крепким, с широкой грудью и мускулистыми руками, Дуняша – нежной, с небольшой грудью и узкой талией. Они не были идеально красивы, но в их наготе была подкупающая честность.

В центре арены лежал небольшой матрас, накрытый чистой простынёй. Ваня взял Дуняшу за руку и осторожно повёл к нему. Они опустились на колени, затем он бережно уложил её на спину. Его руки скользили по её телу – по плечам, груди, животу, бёдрам. Каждое прикосновение было медленным, исследующим, полным благоговения.

Дуняша выгнулась навстречу его ласкам, тихо застонала, когда его губы коснулись её соска. Зрители наблюдали заворожённо – это было не порнографическое представление, а интимная близость двух людей, которую они подсматривали, как дети в замочную скважину.

Ваня устроился между её ног, и его массивное тело нависло над хрупкой фигуркой Дуняши. Он медленно вошёл в неё, она вскрикнула – от боли или удовольствия, было неясно. Их движения начались неторопливо, осторожно, но постепенно ритм ускорялся. Дуняша обхватила его за шею, прижала к себе, её ноги обвили его талию.

Звуки их соития наполняли цирковой шатёр – тяжёлое дыхание, приглушённые стоны, шлепки тел. В зале кто-то сдержанно вздохнул, кто-то заерзал на скамейке. Температура воздуха заметно поднялась от коллективного возбуждения зрителей и страсти исполнителей.

Ваня двигался всё быстрее – его лицо исказилось от напряжения. Дуняша запрокинула голову, соски напряглись, живот втянулся. Её стоны стали громче, почти криками. И вдруг Ваня замер, его тело напряглось, и он издал глубокий, протяжный стон, который эхом разнёсся по куполу цирка.

Звук был настолько первобытным, настолько искренним, что несколько зрителей невольно ахнули. Ваня обмяк на Дуняше, тяжело дыша, а она гладила его мокрые от пота волосы. Они лежали переплетённые в мягком свете ламп, и даже самые искушённые зрители чувствовали, что стали свидетелями чего-то настоящего, неподдельного.

Михаил за занавесом удовлетворённо кивнул: первый номер удался. Зрители притихли, потрясённые увиденным. Это было не просто эротическое шоу – настоящее искусство, пусть и запретное.

После короткого перерыва арена преобразилась. Пока зрители обменивались шёпотом и взглядами, невидимые помощники быстро и бесшумно устанавливали декорации. На арене появился потёртый диван с выцветшей обивкой, книжная полка с разномастными томами, низкий столик и торшер с абажуром из жёлтой ткани. Пустая площадка за несколько минут стала уютной, хотя и скромной гостиной.

Сергей приглушил периметральные лампы, включив направленный свет, имитирующий вечерний уют квартиры. Тени стали глубже, воздух наполнился запахом старых книг и мебельного лака, детали, заранее продуманные Михаилом для полноты иллюзии.

Зрители ожидали, притихнув. Кто-то достал платок и промокнул лоб – в шатре было душно от дыхания сотни людей и тепла ламп. Женщина в дорогом платье нервно поправила причёску, мужчина рядом ослабил галстук. Первый номер заинтриговал публику, и теперь она ждала продолжения с нетерпением гурманов перед вторым блюдом.

На арену вышел мужчина в чёрной водолазке и простой маске, закрывавшей верхнюю часть лица. Он двигался крадучись, с преувеличенной осторожностью грабителя из дешёвого детектива. В руках были верёвка и небольшая сумка – атрибуты ночного визитёра. Его подтянутая фигура перемещалась точно и уверенно, в отличие от предыдущих исполнителей.

Он прокрался к книжной полке, сделал вид, что ищет что-то ценное, затем замер, услышав шаги. Из импровизированной двери появилась женщина в шёлковом халате цвета слоновой кости, дорогом и явно не советском. Халат красиво облегал фигуру, распущенные волосы стремились вниз по плечам, лицо было лишено косметики – женщина изображала приготовление ко сну.

Увидев незваного гостя, она замерла в дверном проёме. Глаза её расширились от ужаса, а рука прижалась к груди, прикрывая вырез халата. Дыхание участилось, губы приоткрылись для крика, который так и не прозвучал. Зрители наклонились вперёд – даже игровой страх был заразителен.

– Не кричите, – низкий, угрожающий голос грабителя нарушил тишину. – Я не хочу причинить вам вред.

Женщина попятилась, наткнулась на дверной косяк. Халат распахнулся, обнажив длинные стройные ноги и белое кружевное бельё. Она поспешно запахнулась, но мужчина уже заметил, и в его позе появилось нечто хищное.

– Что вы хотите? – голос женщины дрожал, но в дрожи слышалось не только беспокойство. Опытные зрители уловили нотку любопытства, возбуждения от опасности.

Грабитель приблизился. Он был значительно выше, и его тень полностью накрыла её. Напряжение стало почти осязаемым – публика затаила дыхание.

– Сначала я хотел только деньги, – произнёс он, скользнув взглядом по её фигуре. – Но теперь вижу нечто гораздо более ценное.

Женщина сглотнула, отступила ещё на шаг и оказалась прижатой спиной к книжной полке. Несколько книг упало на пол с глухим стуком. Грабитель поставил руки по обе стороны от её головы, заключив женщину в ловушку между своим телом и стеной книг.

– Пожалуйста, – прошептала она двусмысленно. Просьба о пощаде или мольба о продолжении?

Их лица были в сантиметрах друг от друга, дыхание смешивалось в тёплом воздухе. Первоначальный страх в глазах женщины сменялся желанием, любопытство – возбуждением от запретности.

Грабитель медленно коснулся края её халата у горла. Скользкая, дорогая ткань под пальцами пропускала тепло кожи. Женщина вздрогнула, но не отстранилась – её дыхание участилось, губы приоткрылись.

– Вы не обычный грабитель, – выдохнула она с хриплыми нотками в голосе.

Вместо ответа он наклонился и поцеловал её в шею, прямо под ухом. Женщина закрыла глаза и тихо застонала. Халат под его руками начал расходиться, обнажая плечи, ключицы, верхнюю часть груди в кружевном лифчике.

Они принялись кружить по гостиной в странном танце соблазнения. Он преследовал, она убегала, но каждый раз позволяла себя поймать. Халат постепенно соскальзывал, открывая всё больше кожи, тогда как его руки становились смелее. У столика напряжение достигло предела.

Грабитель рывком притянул её и впился в губы жёстким, требовательным поцелуем. Женщина сопротивлялась мгновение, затем ответила с неожиданной страстью. Их тела прижались друг к другу, и зрители разглядели, насколько сильно возбуждён мужчина под чёрными штанами.

Не прерывая поцелуя, он подхватил её и посадил на стол. Книги, вазы с искусственными цветами, пепельницы – всё полетело на пол с грохотом. Женщина обхватила его бёдра ногами, притягивая ближе. Халат окончательно распахнулся, и она осталась только в белом кружевном комплекте.

Грабитель, пылающий лихорадочным огнём страсти, грубо разорвал кружевной комплект, оставив её совершенно обнажённой перед ним. Ткань рвалась с резким треском, и обрывки нежного материала разбросались по полу, словно белоснежные конфетти на фоне затихшего мира мебели и книг. Обнажённая женщина застыла на мгновение, дрожащая от резкого вторжения в её личное пространство, но не менее от возбуждения, которое неумолимо захлёстывало её.

Её кожа мерцала в приглушённом свете, подрагивая от нервных мурашек, охвативших каждую клеточку. Но она не отступила – её тело приняло вызов этой опасной игры. Грабитель шагнул ближе: дыхание его было горячим и прерывистым. В глазах мерцала дикая решимость, смешанная с жаждой обладания, и эта смесь делала его ещё более опасным и манящим.

Она осмелилась прикоснуться к нему, проводя дрожащими пальцами по его лицу и шее. Водолазка оказалась преградой для её острых ногтей, но она нашла способ почувствовать его – через ткань она царапала его спину, как будто пыталась проникнуть глубже коры ума этого дикого существа. Он ответил на её вызов жёсткими движениями рук, которые приняли роль властителя каждой трепещущей жилки этого импровизированного спектакля.

Когда он наконец овладел ей прямо там, на столе среди обломков их страсти и разбитой посуды прошлого уюта, где она выгнулась от мощного удара наслаждения. Её вскрик разорвал тишину зала с такой силой, что несколько зрителей невольно вздрогнули на своих сиденьях.

Эти занятия любовью оказались более бурными, чем у первой пары. В них отчётливо чувствовалась опасность, игра власти и подчинения. Их движения были яростными, почти агрессивными. Стол скрипел и качался под их весом. Женщина цеплялась за его края, откидывая голову назад в экстазе. Грабитель держал её за бёдра, задавая жёсткий ритм, и она подавалась навстречу каждому толчку.

В зале становилось жарче. Кто-то ёрзал на скамейках, другие сидели словно окаменевшие, не в силах оторвать взгляда от сцены. Атмосфера накалялась не только от духоты, но и от коллективного возбуждения.

Финал был театральным и взрывным. Женщина закричала так громко, что её крик эхом прокатился по всей арене. Грабитель застонал, сбрасывая маску и откидывая голову назад. Они замерли в объятиях на разгромленном столе, тяжело дыша среди разбросанных предметов.

Михаил удовлетворённо кивнул из-за занавеса. Второй номер превзошёл первый: публика была полностью захвачена спектаклем.

Свет внезапно погас, погрузив цирк в абсолютную темноту. Зрители затаили дыхание. В наступившей тишине слышался только далёкий гул генератора и чей-то шорох наверху. Затем сверху ударил яркий прожектор, превратив центр арены в сияющий круг, а остальное пространство – в чернильную бездну. Эффект был поразительным: зрители словно парили в космической пустоте, наблюдая за событиями на далёкой планете.