Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 93 страниц)
– Привет, дружок, – почти шепотом произнес женский голос, уже переставший дрожать от былого страха и стыда. Мне было слишком тепло и уютно ощущать внутри последствия долгих минут единения с Коннором, пусть он и оставил на мне немного синяков. Те уже давно прошли, и кожа больше не саднила.
Паук вздернул две передние лапки, как будто бы предлагая выйти на спарринг. Поверь мне, парень, это плохая идея.
– А знаешь, я ведь тебе даже имя придумала, – и то была чистая правда, разве что озвучить я ее пока не намеревалась.
Так и стояли мы, глядя друг на друга во все десять глаз: моя одна пара и его четыре. Это на минуту даже вызвало во мне странное чувство, напоминающее моменты зрительного контакта с Дорианом – не потому, что тот был мутантом и имел так много глаз, но потому что на него я тоже смотрела смиренно, уважительно и тепло, как на старого доброго друга. Кажется, следует посетить этого мужчину снова, поблагодарив за шанс найти свое истинное «Я».
Вспомнив о психиатре, я вспомнила и о выборе, что сейчас занимал сразу две руки. Фотография или катана? Жизнь или месть? Там, за вторым меня ничего не ждет, кроме смерти. Сидеть за решеткой после убийства Камски не хочется, да и видеть смысла в своем существовании, что ведет за собой смерть, я не видела. Но за первым у меня было будущее. За первым у меня были искрящиеся чувства, которые не кипели, грозясь все выпарить, но томно покрывались ленивыми пузырьками, говоря, что они будут гореть на протяжении долгих сотен лет.
В правой руке был свет, счастье двух улыбок. В левой руке была тьма, сочащаяся из напившейся в свое время крови лезвия катаны.
Глубоко вздохнув, я снова вернула взгляд на паука и с многообещающей улыбкой его предупредила:
– Если ты собрался обустроиться на этих фотографиях, то мигом отправишься на улицу.
Паук, слегка сжавшись, развернулся на сто восемьдесят градусов и приподнял толстую жопку, как будто бы в обиде мне ее продемонстрировав.
– И нечего мне тут свои булки показывать. Даже не надейся, парень. Я буду следить за тобой до конца твоих дней.
С этими словами я аккуратно откинула катану на диван. Долго ждать не пришлось. Ты решила за меня, вселенная, какой вариант выбрать. В воздух подкинулась невидимая монетка, и, ожидая знаков свыше, я уже молила встретить именно ту сторону, на которой будет вариант остаться с фотографией в руке. И вот, на свет камина выходит маленький паучек, что разделял со мной дом на улице Томпсон. Именно тот дом, где были разрушены первые стены между двумя разными существами. Где летели щепки диагностического аппарата, как осколки прошлого. Где стены отражали крики обреченного человека, который намеревался покинуть город. Где впервые был сделан поистине первый шаг навстречу андроиду с темными, но такими прекрасными глазами. Где впервые был сделан первый поцелуй.
Предаваясь этим восторгающим воспоминаниям, я вернулась обратно на ковер, облокотившись о край дивана. Согнутые в коленях ноги поглощали тепло, кожа отблескивала в свете языков огня. Мне больше не требовался плед, ведь тело согревала белая мужская рубашка с тонким ароматом пыли. Фотография продолжала изучаться кончиками пальцем, как будто в поиске неровностей на лицах изображенных существ.
Входная дверь открылась. Легкий сквозняк усилился резким порывом ветра, но электрический камин даже и не отреагировал на это. Паук отступил в глубину полки, скрывшись от света.
– Лейтенант ушел, – учтиво произнес за спиной андроид, и я затихла, прислушиваясь к бархатным ноткам в его голосе. – С ним все в порядке, так что…
– Стоп, что? – сказанное Коннором заставило меня забыть о ласкающим слух тембре андроида и испуганно посмотреть на него через плечо. – В каком смысле в порядке?
Коннор, видимо, понял, что ляпнул лишнего. Андроид вдруг нахмурился, открыл рот в желании пояснить слова, однако не мог найти слов. Так и смотрела я на него с пропускающим удары сердцем, пока детектив с уже уложенными обратно волосами не попытался увести меня в другое русло.
– Я же говорил, что у Хэнка стенокардия. Он чувствовал себя неважно после случившегося, и я…
– Коннор, не ври мне, – тут же оборвала я детектива, заставив того нахмуриться еще сильнее и поспешно закрыть рот. – Что с Хэнком?
Стрекот пламени в камине нарушал тишину, но на деле тишины между нами и не было. В моей голове метались мысли, принадлежащие только мне, а не кому-то еще в виде второй личности. Только когда Коннор виновато посмотрел мне в глаза, я начала догадываться, что происходило в реальности, пока сознание утопало в темноте.
– Что произошло у дома бос… – закрыв глаза и облизнув губы, я тут же вкрадчиво поправила себя, – …у дома Камски?
Смотреть не стоило на девианта, чтобы знать ответ. Тем не менее, андроид молча обошел диван под моим умоляющим взором и сел рядом со мной, отчего его подолы пиджака разошлись в стороны, обнажая подтянутый мужской торс.
– Психиатр, который занимался тобой, работал не только с памятью, – андроид пытался говорить уверенно и спокойно, но его голос и жестикуляция уложенной на согнутое колено кисти выдавали в нем волнение от моей возможной реакции. – Судя по всему, он идентифицировал голос Элайджи в твоей психике, как перечень команд. Ты впала в транс, Анна. Это все, что тебе следует знать.
– Я сделала кому-то больно, да? – игнорируя слова Коннора о том, что мне следует знать, напрямую удрученно спросила я.
И снова этот виноватый взор блестящих карих глаз, что иногда становились практически черными, сливая радужки со зрачками. Другого я и не ожидала. Не зря одежда пахла пылью, а пиджак Коннора и мой комбинезон покрылись грязью. Не зря мое тело так трясло, когда я вдруг открыла глаза, лежа в объятиях андроида. Не зря Хэнк Андерсон потрошил мой арсенал, саркастично выговаривая «Ну, здравствуй. Добро пожаловать домой».
Я смотрела себе в ноги всего несколько секунд, стыдясь встретиться взором с Коннором. От неожиданности едва не дернулась, когда девиант мягкими прикосновениями пальцев повернул меня к себе за подбородок. Смотрел он нахмурено, но был уверен в своих словах.
– Возможно, кому-то и было больно. Но больно сделала не ты.
Понимаю, что именно подразумевает Коннор. Может, боль причинялась и моими руками, но действовали они в угоду другой личности, и она была не той, что жила в моей голове. Слова андроида и впрямь приободрили меня. Я благодарно улыбнулась, вызвав у Коннора легкий кивок головы.
– Надеюсь, что на этом сюрпризы от психиатра закончатся, – я даже не подумала о том, что Коннор не знает, кто такой мистер Дориан. Андроид, тем не менее, молчал, без интереса глядя в камин. – Не хочется опять выкинуть что-нибудь этакое.
– На этот счет не волнуйся. Я все еще помню твою просьбу ударить тебя лопатой.
От такого у меня не то, что глаза на лоб полезли. Я слегка отодвинулась корпусом в сторону, как бы намереваясь посмотреть на Коннора издалека. Уголок губ девианта вздернулся вверх, но он продолжал смотреть в пламя, ожидая от меня реакции.
– Ну, ничего себе заявочки. С каких пор ты стал таким языкастым?
– С тех пор, как ты начала принимать необдуманные решения.
А вот эти слова были сказаны не в желании пошутить или разрядить обстановку. Они были слегка пропитаны обидой, легкой укоризной, даже разочарованием. Желание пошутить улетучилось и у меня. Я обреченно вернулась в прежнее положение, спрятав лицо в волосах и уставившись тяжелым взором в фотографию в руках.
Такие забавные. Такие веселые. Не могу сказать, что слова андроида уж сильно меня задели, в какой-то степени я даже восторгалась тому, каким развязным и открытым своим эмоциям стал Коннор. Но они вновь напомнили мне о ужасном, эгоистичном поступке, совершенном перед испаряющейся голубой лужей крови на заледенелой дороге – о неосознанном, рефлексивном решении избавиться от памяти, лишь бы больше никогда не ощущать груза извечных утрат.
Коннор, сидящий рядом, тут же ощутил мое состояние. То ли тяжкие удары человеческого сердца его так потревожили, то ли у нас и вправду были одни мысли на двоих, одно энергетическое поле на двоих. Некогда разорванная красно-синяя нить сплелась своими концами, формируя крепкий узел. Андроид самолично затягивал его потуже, говоря в следующее мгновение виноватым голосом:
– Прости. Это было грубо.
– Нет, ты прав. Полностью, – я была с ним не согласна, отрицательно покачав головой и все так же блуждая пальцами по фото. – Это было отвратительное решение, и твое разочарование оправдано. Я буду не против, если ты вдруг станешь кричать и высказывать претензии. Ведь каждый наш поступок должен воздаваться по заслугам.
Коннор смолчал. Выждал некоторую паузу, переваривая услышанное. Ему не хотелось кричать, высказывать претензии, он не хотел злиться, не хотел ругаться. Но он все так же выражал свои истинные эмоции, и это было правильным. Таким же правильным, как и его руки.
Спустя некоторую паузу андроид вкрадчиво, осознавая пропасть, по краю которой ходит, произнес:
– Как это было?
Я отвернулась в другую сторону, стараясь не показывать андроиду того отчаяния, что сейчас играет в зеленых глазах. Слез не было, как и не было дрожи в груди от воспоминаний, но нити стыда продолжали сковывать сердце, покрывали щеки румянцем. Все конечности холодели, наливаясь ледяным расплавленным железом.
Начать было сложно, хоть нечто в мышечном двигателе требовало это сделать. Я сглатывала комок, старалась угомонить скребущих в горле мрачных кошек. Тишина, прерываемая треском, заставляла меня сковывать все свои движения в интуитивной попытке не привлекать внимания, но Коннор и так терпеливо смотрел на меня, ожидая, когда я стану готовой к откровениям. Произошло это не меньше, чем через минуту.
– Если честно, я не особо помню. Тебя увезли на предприятие, а я… мы с Хэнком… – голос предательски дрогнул, и в этот момент я почувствовала, как мужские пальцы убирают закрывающие лицо волосы за плечо. Я знаю, он этим не просто ободряет, он этим говорит те прекрасные слова, что я слышала в темноте самосознания. Это придало мне сил. Совладав с чувством стыда, я облизнула губы и повернулась к Коннору, при этом глядя в стоящее рядом кресло. – Я сказала Хэнку, что мы хотели завести собаку. А потом просто встала и пошла. Я ведь даже не принимала этого решения, только прокручивала в голове последние месяцы жизни и шла вперед. Это было больше похоже на какое-то автоматическое решение мозга.
Я не пыталась оправдаться, говорила тихо, спокойно, уверенным тоном. Говорила именно правду. Я и впрямь шла вперед до кварталов, шла по слякоти, уничтожая свои белые кроссовки. Только когда машина остановилась, и темнокожий андроид попросил подвести, я вдруг поняла, куда и с какой целью иду. Да и там, сидя в теплом салоне, все равно продолжала думать о Конноре, окрашивая все воспоминания в черно-белые тона.
– Какой-то андроид предложил меня подвезти, – продолжала я смотреть в кресло, боковым зрением отмечая тяжелый, но смиренный взгляд Коннора в перепачканном пиджаке. – У него в машине играла такая песня, что меня на части разрывало. Кажется, андроид меня узнал. Не могу помнить точно. Все как в тумане. Но все равно отчетливо помню, как ставила подписи в соглашении на столе психиатра, как и зеленые часы показывали тринадцать минут первого ночи.
В этот раз я уже не смогла спокойно смотреть вперед. Брови сдвигались вместе в попытке удержать слезы. Я обернулась взглядом к Коннору, и заметила, как на последних словах его взгляд стал еще тяжелее. Однако едва я тихо и сбивчиво залепетала, андроид тут же встрепенулся и тепло посмотрел на меня.
– Прости меня, Коннор. Прости! Нельзя было к нему идти, даже если бы ты не вернулся! Мне так стыдно перед тобой! – пока я изливалась бурным потоком новых извинений, Коннор благодушно вздернул уголки губ и тут же прижал меня к себе, обхватив женские плечи руками. Я же уже не могла остановиться, – Пожалуйста, прости меня!
Я прижималась к девианту изо всех сил, вдыхая пыльный аромат пиджака и свежесть темных волос, что только что покрывались на улице накрапывающим дождем. Даже сквозь белую рубашку чувствую его прекрасное тепло, такое искусственное, как источает электрический камин, но такое упоительное, как жар пламени в январском костре. Так и жалась к нему изо всех сил, позволяя гладить себя по волосам, спине. Не вижу его лица, но что-то подсказывает, что именно сейчас он тепло улыбается, с некой тоской глядя перед собой.
Мне нравилось находиться в его руках, ощущая, насколько же они правильные. Такие теплые, сильные. Некоторое время назад эти ладони в жадности оставляли на женском теле синяки, и я помню, как удивилась этому: андроид всегда действовал бережно, помню минуты мягких прикосновений в постели наверху. Но сегодня он словно не ждал, а требовал полной покорности, при этом упиваясь ею так же сильно, как я упивалась его властью. Даже сквозь тоску и стыд сейчас начинаю ощущать трепет внизу живота. Мне было больно, не спорю. Порой переходила на срывающиеся в крик стоны, кусала собственные губы от смеси чувств кончика носа на шее и лопающихся капилляров под кожей из-за слишком агрессивного воздействия тепло-холодных рук. И от того, что мне все это нравилось и все это хочется ощутить снова – чувство стыда от эгоизма превращается в чувство стыда от собственной нескромности. Похоже, у меня все же был фетиш на одно единственное существо и его желание владеть человеком.
Заставив Коннора от себя отстраниться, я с восхищающейся улыбкой посмотрела ему в лицо. Карие глаза смотрели тепло, темная прядь свисала вниз, выбиваясь из ряда снова идеально уложенных густых волос. Все родинки были на месте, каждая как будто улыбалась мне с утонченных изгибов лица андроида. Я была готова припасть к полным губам девианта, что едва уловимо вздергивались уголками, была готова обнимать его за сильную мужскую шею, опять вдыхая пыльный запах.
Пока я осматривала Коннора, вновь ввергаясь в состояние созерцания прекрасного, детектив вдруг слегка нахмурился и, откинувшись на диван, посмотрел в камин. Его черные густые ресницы вздрагивали, плечи были слегка опущены как будто под тяжестью груза мыслей. Может, так оно и было, учитывая, что в следующее мгновение произнес совершенный во всех отношениях андроид:
– Знаю, сейчас не подходящее время, но я все же должен спросить, – я томно блуждала взором по его отливающим в свете камина волосам, смотрела на освещенный теплым оттенком профиль. Как же прекрасно шевелятся губы, как же изумительно хмурятся брови. Смотрела бы вечность! Андроид выждал паузу, точно не находя нужных слов. – Спросить о вас с детективом Ридом.
«Оу, как неловко» пронеслось в моей голове моим же голосом. За чередой событий и воспоминаний я и совсем забыла, с кем все это время едва ли не за ручку ходила. Представить сложно, как это смотрелось со стороны участка, как это смотрелось со стороны Коннора. Теперь-то я понимаю эти его холодные и отчужденные взгляды в департаменте, в доме Камски после взрыва, у горящего предприятия… боже, какой стыд! Слава богу, что я так и не устроила свой дурацкий эксперимент в попытке дозваться к человеку внутри!
Перестав пялиться на Коннора, я аккуратно откинулась на диван и с легким раздражением посмотрела в камин. Даже представить не могу, что рассказать. О том, что Рид извергал невыносимое количество пошлых шуток? О том, что Гэвин цеплялся за мой рукав в своей квартире, прося остаться с ним? О том, что детектив после спасения моей еле дышащей тушки у заброшенного здания присосался ко мне, как пиявка на капоте своего авто?! Не хочу думать, какую реакцию встречу на все эти рассказы. Хоть и врать не хочется после всего пережитого, желая сохранить между мной и вновь обретенным андроидом атмосферу полного доверия.
– Хочешь знать правду? – опасливая, но уверенная в своих словах учтиво спросила я детектива, чуть склонив голову. – Она может быть неприятной.
– Мне нужно знать это, – Коннор, не отворачивая головы от камина, посмотрел на меня искоса. Я не видела в нем холода или отчуждения, но что-то неуловимое в нем сквозило. – Я больше не хочу недосказанностей.
Теперь я понимаю, что именно пытаюсь нащупать в его голосе: желание защищать свое. И, судя по всему, агрессия от услышанной правды будет направлена не на меня, а на того, кто все время обманывал погрязшую в амнезии бывшую напарницу. Но у меня не было выбора. Я и впрямь считала важным рассказать все тому, кто упорно и настырно шел за мной следом, вопреки многим преградам. Не говоря уже о том, что в ответе на вопрос о Риде крылся и ответ на вопрос «Почему женщине-охраннику требовалась компания незнакомца в одиноком отельном номере в одинокой постели?».
По большей степени мне и нечего было скрывать.
– Ничего не было, – и это была правда! По крайней мере, я не кривила душой, вспоминая, как выпроваживала желавшего остаться Рида из дома Камски, как сама покидала квартиру детектива, требующего моей компании. Убрав фото в сторону, я с некоторой гордостью посмотрела в карие выжидающие глаза Коннора. – Так что я не вижу смысла это обсуждать.
– Мне показалось, что вы хорошо ладите, – без подозрения, без раздражения, вообще без негативных ноток произнес андроид. Он тактично вздернул брови, как предлагая все же продолжить тему.
– Не настолько хорошо, чтобы все закончилось, как у нас с тобой, – от этих игривых слов Коннор хищно блеснул глазами, приподняв один уголок губ. – Но если ты так хочешь правды, то один поцелуй все же был.
Стоило видеть, как прищурились глаза девианта, отражая не самые приятные мысли и замыслы в этой прекрасной голове. Я хмурилась и виновато сдвигала брови, ожидая от андроида хоть какого-то ответа, но того не следовало. До поры до времени.
– Каким он был? – не спуская с меня внимательного взора и без стеснения был прямо в лоб задан вопрос. Здесь во мне взыграло сразу несколько чувств: неловкость, смущение и чувство отвращения при упоминании требовательного языка и жгучей щетины.
– Самое мерзкое, что когда-либо со мной случалось, – выплюнула я слова, из-за чего Коннор, чья прядь волос болталась почти у глаза из-за опущенной головы, недоуменно вскинул брови. – Ему повезло, что я была едва ли не при смерти, что не смогла никак среагировать. Иначе бы изучал фауну на дне реки.
– Почему?
Да что же это такое? Откуда так много вопросов?! Он бы хоть паузы для этичности соблюдал, не говоря уже о переставшем мигать взоре в упор! От которого я, между прочим, вкупе с отвратительными воспоминаниями о Гэвине-мать-его-Риде (что вскоре получит из-за своего молчания) начинала нервно ерзать на месте, обхватывая колени ногами и смотря в огонь с раздражением.
– Что почему? Почему я была почти при смерти? – иронично переспросила я.
– Почему ты хотела его убить?
Усталый вздох сошел с моих губ, и я слегка склонила голову набок. Ветер за окном утих, дождь в который раз за день прекратился, еле начавшись. Время наверняка отчитывало три часа ночи, и фонари на улице стали несколько теряться в свете слегка посветлевшего неба. Я продолжала впитывать в себя тепло камина, продолжала испытывать пристальный взор Коннора. Помню день, когда он так смотрел. Тогда кожу покрывал красный атлас, а бутылка вина опустела меньше, чем за час. Коннор, будучи машиной, спрашивал, почему это вдруг вместо лейтенанта нашел в баре меня, да еще и со спиртным? Его пронзительный взор заставлял меня бороться с непривычными новообразованиями внутри, но Коннор ждал ответа, не желая делать выводы о моих отношениях с алкоголем. Вот и сейчас смотрит учтиво, чуть склонив голову, как обычно задают вопросы врачи. Как будто бы не было никакого признания в поцелуе, и вообще это было не значимым. Скорее всего, так оно и было.
– У меня была еще одна проблема, помимо амнезии, – говорила я, глядя в потолок. Куда угодно, только не на него. Разговор вот-вот перетечет на тему постели в отеле, и это убавляло уверенности в голосе. – Все, кто ко мне прикасался: андроид, человек – не важно. Все вызывали и продолжают вызывать отвращение, необоснованную ненависть. Так и хочется выкинуть его из окна, даже не представляешь, как мне хотелось прибить Камски на том гребаном приеме.
Коннор слегка качнул головой, соглашаясь либо с предположением о его неосведомленности моих чувств, либо вспоминая все эмоции на моем лице, когда Элайджа клал руку на талию.
– Поначалу я грешила на фригидность, потом вдруг мелькнула мысль, что это дело рук психиатра. А потом появился ты, – я на мгновение запнулась, отметив тепло в груди и тепло в глазах Коннора. – Никто у меня не вызывал таких чувств. Я этого так боялась, но мне хотелось больше вплоть до…
Оборвав монолог, я нахмурено сжала губы и посмотрела на свои ноги. Вплоть до чего? Вплоть до слов «Прости, но ты не Анна». Случившееся все еще отзывается во мне неприятным эхом, но сами слова стали обычными, серыми, пресными. Всего с десяток часов назад я с содроганием в душе вспоминала сказанное Коннором в сумраке спальни, и эти слова имели красный агрессивный оттенок, с примесью боли и унижения. А сейчас… такие ничем не примечательные. Такие совершенно не значимые. Я по-прежнему не была Анной, да и от Энтони во мне не так много осталось, однако я стала куда большим, чем просто имя – я стала человеком, вернувшим свое прошлое.
Коннор с неуловимым виноватым взором отвернулся в сторону камина, видимо, больше не желая задавать вопросы. Они и не были нужны. Я сама желала все высказать андроиду.
Удивителен мир. Меньше суток назад это создание было для меня незнакомцем, кидающим скорбные взгляды. И вот, он вдруг оказался самым родным на свете существом, с которым мы и впрямь два раза побывали в аду, но вновь нашли дорогу к раю.
– Мне всегда было так хорошо, когда ты находился рядом. Касался меня или просто смотрел. Пока остальные вызывают ненависть, ты вызывал и вызываешь только желание оказаться поближе, – я улыбалась, напрочь забыв о страхе и обиде в отеле. – Мне и вправду было обидно, но сейчас я готова благодарить тебя за отказ. Ведь это дало мне пинок к решению окончательно разобраться с прошлым и, главное, дало понять одну истину. Пусть мозги мне и промыли, но тело обмануть не удалось. Оно знало, кому на самом деле принадлежит.
– Принадлежит? – вновь посмотрев на меня с легкой укоризной, переспросил андроид.
– Что, не нравится?
– Звучит так… – Коннор сощурился, стараясь подобрать слова. Однако на губах его играла теплая, но ехидная улыбка. –…по-рабски.
– Как бы это не звучало, так оно и есть, – я аккуратно коснулась темных уложенных волос Коннора. Было тепло, уютно, но что-то подсказывало, что только мне. Сам Коннор с легкой удрученностью вернул взгляд в камин. Это не на шутку побеспокоило, и я, замерев со вздернутой рукой, тревожно спросила, – Коннор, что-то не так?
Хотел ли он говорить мне о своих чувствах? О своих мыслях, тревогах? Вряд ли. Наверняка так же, как и я несколько минут назад, решался и подбирал слова. На долю минуты мне показалось, что его так напрягли слова о принадлежности, но это никак не вязалось со всем тем, что творится между нами и творилось до аварии на дороге. Коннор знал, я знала: человек в этом доме полностью подвластен андроиду морально, в некотором плане и физически. И никто из нас двоих этого не произносил вслух, мы просто знали оба это, как истину, и все. Поэтому во мне взыграла тревога от вида взволнованного, испытывающего вину девианта, в чьих темных глазах сейчас языки пламени отплясывают демонические танцы.
– Я чувствую, что должен извиниться перед тобой. За то, что случилось в Кливленде, – сошли с его губ слегка приглушенные слова, после чего уже с моих плеч сошли камни тревоги. Боже, все оказалось так просто! А я-то там себе уже напридумывала! Что, в принципе, вполне в моем репертуаре. – Я ушел не только потому, что не желал тебя заставлять о чем-то жалеть… я испугался.
Треск камина наполнял нас несколько минут. Коннор пытался находить слова, но, видимо, получалось у него это не шибко хорошо. Подгонять его не следовало, судя по задумчивому взгляду и слегка смущенному виду, андроид анализировал какие-то фрагменты памяти, всячески старался понять, как именно донести до меня свои наблюдения. Так бы и сидели мы в молчании, если бы я не откинулась на диван, послабив плечи. Андроид от внезапного движения рядом встрепенулся и подвинулся чуть ближе, точно так же прислонившись к темной кожаной обивке.
Его слегка затуманенный взор не отрывался от камина, сам же девиант качнул в мою сторону головой, отчего прядь волос безвольно колыхнулась. Следующие его слова заставили меня не надолго потерять осознание происходящего.
– Ты очень вкусно пахнешь, – с плохо скрытым восхищением тихо произнес андроид.
Чего?!
От такой мысли я широко распахнула глаза и отклонилась корпусом в бок. Даже и не знаю, от чего этот ступор: от внезапно открывшейся у девианта возможности ощущать запахи или от сомнительного комплимента в свою сторону. Коннор между тем продолжил свои изъяснения, опасаясь взглянуть мне в лицо:
– Я не чувствую запахи так, как чувствуют люди. Сладкое, кислое – все это недоступно. Но когда я собирал оболочку, то использовал завершенные технологии «Киберлайф», – андроид с несколько секунд молчал, точно пытаясь уловить какую-то мысль. – Люди источают очень много гормонов. Особенно в моменты эмоциональных вспышек. Я и раньше ощущал адреналин или серотонин, но то, что ощутил рядом с тобой на приеме в Кливленде…
Мне нравилось все это слушать, и в то же время я ввергалась в некую неловкость, смущение. Точно мне только что рассказывали что-то слишком интимное и личное. Отчасти это была правда. Однажды после несостоявшейся любви в постели я задалась вопросом, на кой черт андроид позволил себя увести в кровать и раздеть себя до пояса, если в принципе не планировал слиться вместе в цикличном движении тел? Теперь ответы лежат на поверхности, бери и поглощай.
Я не смела двинуться с места, все так же отклонившись в сторону и с некоторым удивлением глядя на Коннора. Он выглядел так потерянно и тревожно, словно и сам до конца не понимал всех своих чувств. Это смотрелось забавно: некоторое время назад девиант с искрящимися возбужденными глазами придавливал человеческое тело к полу, показывая свою власть, и вот вдруг сидит себе тихонько, как невинный потерявшийся на дороге щенок. Даже раньше андроид старался держаться учтиво, всегда прямо и уверено, при этом воспитывая во мне ту же стабильность. Как много лиц в тебе, Коннор! Даже и знать не знала, что андроид с порушенными программными обеспечениями может быть таким разношерстным.
Что он мог рассказать? Что едва не сорвался с цепи, нависая над хрупким силуэтом девушки в темном бордовом платье? Что смесь адреналина и дофамина, которые уже были ранее ощутимы при приближении мимо проходящих людей, вдруг стали такими важными, сочными, такими желанными? Коннор смотрел в огонь, вспоминая безумство системы в свете телевизионного экрана. Он даже не отдавал себе отчет, когда позволял Гойл стаскивать с себя одежду, вести за руку к постели, притягивать к себе на кровать одним только возбужденным взором. Вспышки человеческих гормонов, ощущаемых при прикосновении носа к коже и при поцелуях, сбивчивый шепот сердца, стоны и увеличенная температура женского тела буквально сносили все программные рамки, заставляли базисные функции адаптации под поведение людей трещать. Это еще одна причина, почему детектив покинул отель, быстрым шагом еще несколько часов блуждая по ночным улицам. Только после того, как потерянно и мрачно водрузился в сиденье самолета напротив молчаливой Рейн отметил в своем костюме нехватку галстука. Настолько сильно он был поглощен ненавистью Гойл и собственным страхом перед вдруг треснувшим контролем над собственной системой. Как видимо, он не зря боялся этого, учитывая, какие синяки остались на теле Анны.
Анна молчала, глядя на него с напряжением со стороны. Коннор снова слышал шепот сердца, но на этот раз это тревожное состояние в примеси с неестественным восхищением. Неужели она восхищалась им?
– Ты поэтому себя так странно вел… ну… ты понял? – смущенно прошептала Гойл.
– Я испугал тебя? – виновато спросил Коннор, взглянув в блестящие зеленые глаза. Испугом там и не веяло, учитывая, что Коннор даже сейчас ловил дурманящие нотки серотонина и адреналина вокруг бывшей напарницы. Но никак не кортизола или иного гормона страха.
– Нет, но я пытаюсь все до конца понять.
Ох, если бы он и сам мог все до конца понять! Понять то, почему система сигнализировала красным цветом о разрушающейся программе самоконтроля! Почему одновременно болезненно плохо и одуряюще хорошо было целовать покрывающуюся мурашками кожу человека за закрытой дверью на приеме в Кливленде! Почему уже привычные синие рамки разрушенного мира, что обычно медленно передвигаются вокруг, вдруг завертелись в бешеном темпе! Как приходилось сдерживать желание сорвать одежду с Анны, заставив ее вспыхнуть в новом, более сильном гормональном взрыве!
В нем было так много нового и неизведанного, и это пугало. Еще сильнее стало пугать, когда час назад Гойл вновь коснулась металлической бляшки ремня. А ведь андроид уже тогда испытывал скорое критическое отключение от перегрева переписывающихся раз за разом кодировок, что пытались спасти положение и привести системы в баланс. Внезапная реконструкция, что, кажется, пыталась остановить Коннора в его решении ответить человеку взаимностью, тут же просчитала потерю контроля и не самые приятные последствия этого. Пришлось приложить не мало усилий, чтобы проигнорировать неутешительный прогноз, однако очередная вспышка дофамина в теле Анны напрочь заставила забыть о последствиях.
– Прости, – вспомнив о хмурящихся глазах Анны, что порой вскрикивала от боли, Коннор все же стыдливо спрятал взор. – Я потерял контроль.
Потерял контроль? Мягко сказано, Коннор! Едва не обезумел от перенапряжения системы! Все эти оповещения: о высоком количестве гормонов, причиной которых стал он сам, о вышедшем из нормы пульсе, о разрывающейся собственной биосинтетической оболочке под воздействием нетерпеливых пальцев Анны – все это перенапрягало систему, заставляя желать большего! Коннор даже не помнил, в какой момент вдруг возжелал ощутить человеческую кожу максимально близко, усилив датчики до максимума и впитав бионическое покрытие с рук. Но зато помнил, каким гормональным взрывом отозвалось женское тело на соприкосновение к холодному пластику. Дальше он помнил лишь отчасти.
– Кодировки закоротило, – продолжил почти шептать андроид, хмурясь и стараясь не встречаться взглядом с зелеными глазами. Которые, между прочим, смотрели с легким возбуждением. – Система начала осыпаться. Я не хотел причинять тебе вред, но должен признаться… мне понравились эти ощущения.