Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"

Автор книги: Hello. I am Deviant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 93 страниц)

Я смотрела на черный галстук и не знала, как поступить. Матовая отблескивающая поверхность манила, предлагала дотронуться и снова вспомнить, с какой силой я тянула к себе детектива на холодном столе. Поторопился бы андроид со своей рукой под юбкой, и я бы отдалась ему прямо там, навсегда запомнив чувство трепета внизу живота от сладкой страсти. Мне было бы абсолютно наплевать на то, что будет после, даже вчера в постели я не задумывалась на вопросы из разряда «как мне потом смотреть ему в глаза». Отказ девианта повлек за собой куда большие проблемы. Теперь я не могу смотреть в глаза самой себе, и это было куда хуже, чем не смочь смотреть в глаза детективу.

Мне хотелось испытать шероховатости черной ткани рецепторами кожи вновь. Воспоминания о щетине на щеке и требовательности языка детектива были черно-белыми, мрачными. Состоялось бы то, в чем я так нуждалась – и все эти воспоминания имели яркий сине-красный характер, но сейчас они были тусклыми из-за угнетающего чувства собственной никчемности. Потому, опасливо взяв галстук, я с силой зашвырнула его в сторону хвостовой части. Черная ткань бесшумно ударилась о мягкую стену самолета и скрылась где-то за барным столом.

Я знаю, сейчас на меня смотрят два серых глаза, и принадлежат они не мистеру Камски, что продолжал видеть сны под звуки музыки в наушниках. Ричард наверняка стоял за стенкой в тени и желал увидеть в моем поведении новые отклонения. Даже наверняка воображал, как я спрячу галстук в отсек пояса, предварительно с тоской пожамкав его в руках. Нет. Я отбросила от себя вызывающий истерию мужской аксессуар, и причиной тому были не серые глаза андроида. Причиной было упоминание о моей же легкомысленности и непотребности, на которую неосознанно намекнул детектив в постели.

«Это не правильно», с тоской пронеслось в глубине сознания. Слова подхватывались шепотом второй личности, и говорил он эти слова иначе. Скорбно, умоляюще, точно с намеком на мое неверное восприятие. Вторая «Я» говорила о том, что слова были сказаны в желании помочь, уберечь от беды, но мое истерзанное вечным одиночеством эго, что вдруг стало считать детектива своей собственностью, восприняло его отказ слишком болезненно и не в том ключе, в каком должно было принять. Он ведь не желал мне зла, я была уверена в этом с самого начала… но все же не могла на него не злиться и не ненавидеть за потушенный пожар, за отдернутую руку помощи, в которой я нуждалась больше всего на свете.

Даже прошлое стало не таким значимым, как то, что происходило вчера в номере. Детектив с карими глубокими глазами удивленно шептал о том, что я ничего не помню, и я же заверяла его в неважности жизни «До», ставя самого андроида на несколько ступеней выше себя самой. Так оно и было. Ощутив один раз способность чувствовать и любить, пусть даже необоснованно и незнакомого мне создания, я пыталась ухватиться за этот шанс всеми силами. Но получила отказ и теперь вынуждена самоуничтожаться, хороня желание еще кому-либо раскрывать свою душу под воспоминания о биении искусственного сердца.

Оно не должно биться. У андроидов нет пульса. Так почему же оно билось, детектив?

Приезд в дом Камски проходил молча. Мы все были словно в трауре: мистер Камски отчужденно и сонливо втыкал в телефон; Ричард рядом с водителем смотрел за окно, пряча от наших взоров диод; я снова погрузилась в механический сон, держа руку на револьвере в готовности уничтожить любого. Нанятый мной водитель слушал какую-то забористую поп-песню, однако неловко смотря на нас, удрученных, поспешно вырубил радио. Теперь шум салона прерывал только ветер из опущенного самим мистером Камски окна. Ему не нравилось отсутствие в моем поведении привычных особенностей, и потому он создавал их сам для успокоения своей души.

Хлоя в синем платье встретила нас как всегда учтиво, с улыбкой на изящном молодом лице. Наше прибытие знаменовалось девятью часами утра, и я было предприняла попытку убедить Камски вздремнуть, как тот поспешно отказался от заманчивой идеи. Мужчина изъявил желание уединиться с машинами в подвале для запланированной диагностики, благо я все же убедила его дать Хлое возможность приготовить нам завтрак. Сам Камски от трапезы отказался, но мне дал время на возможность насладиться кулинарными способностями девушки-андроида. Ричард исчез с поля зрения сразу, как только вошел в дом. Куда машина молчаливо устремилась, меня не волновало. Я лишь злобно проводила спину андроида за соседнюю стену, убеждаясь в том, что тот ушел в другом от Камски направлении.

Приготовленная Хлоей яичница не была для меня вкусной. Нет, она была великолепной с точки зрения приготовления, но я не ощущала ее вкуса. Даже сладкий апельсин, что сочетал в себе и нотки кислоты, запихивался в рот из почтения к стараниям Хлои, нарезающей его несколько минут назад. В который раз убеждаюсь в умерщвленном вкусе по отношению к окружающему миру. Все такое… сырое, обыденное, совершенно чуждое. Как и та река, что теперь несется за окном в комнате с голубыми стенами.

Я заставляла себя стоять напротив стеклянной стены несколько минут. Держала все желающие двигаться мышцы в одном положении, старалась оживить внутри то, что приносило наслаждение от созерцания окружающего мира! Но как бы не пыталась всмотреться в блики несущейся воды, как бы не цеплялась взглядом за сочную зеленую траву и надвигающиеся тучи – не могла найти в них ничего прекрасного. Первые капли дождя алмазами покрыли стекло через несколько минут издевательств над собственным рассудком, и я, одёрнувшись от этого внезапного явления, развернулась к комнате. Не хочу смотреть. Не могу смотреть. Слишком пресно и безвкусно.

Найти себе занятие в условии отсутствия привычного желания созерцать окружение оказалось тяжелым процессом. Я ходила из угла в угол комнаты, переставляла белый стол от стенки к стенке, даже раскладывала и перекладывала вещи в шкафу. Спрятанный жучок был без каких-либо эмоций уничтожен. Как странно… я ведь даже и не вспоминала о нем все это время. Найдя металлический предмет среди одежды, я вдруг поняла, что не особо и сильно злюсь на Камски из-за попытки следить за мной. Злость на босса, как и утренняя яичница, тоже потеряла свой вкус.

Спустя некоторое время я все же нашла себе занятие. Убранное на место оружие не нуждалось в чистке, и потому, переоблачившись в домашние шорты и футболку, я уселась за стол перед компьютером. Браслет приятно обнимал запястье, теперь-то от него, как от диагностирующего аппарата, не было толку. Однако он по-прежнему был готов ловить любые движения в районе нескольких метров по периметру дома, не говоря уже о камерах наблюдения. Именно последними я и собиралась заняться.

Экран компьютера показывал записи за прошедшую ночь. Я не стремилась что-то найти, скорее тыкала по клавиатуре и мышке неосознанно, стараясь как можно быстрее прокрутить предоставленное боссом свободное время. Его-то мне как раз и не хватало. Ведь буквально через несколько дней нам предстоит навсегда покинуть страну, а значит, что все нити, ведущие к прошлому, оборвутся.

У меня было еще три адреса в телефоне, и всего несколько дней на их проверку. Я без какого-либо энтузиазма пыталась сообразить план по санкционированному побегу из дома, намереваясь раз и навсегда закрыть вопрос своего прошлого. Кто же знал, что возможность поехать в город дарует мне сам босс, мягко обратившись ко мне через информационную панель в комнате.

– Энтони, будь добра, – вдруг отозвался вставленный Хлоей интерком, которому уже никогда не заполниться ранее любимой мною музыкой. От внезапности произнесенного за спиной искаженного голоса босса я быстро заморгала глазами и развернулась на компьютерном стуле. По синей поверхности экрана планшета бежала линия передачи звуковых волн. – Приготовь мне кофе. Хлоя сейчас занята, так что тебе придется немного побыть моим ассистентом.

– Уверен? – настороженно, но громко спросила я, в желании быть услышанной мистером Камски.

– Да, уверен.

Интерком погас, оставив меня в недоумении от услышанного. Мистер Камски находится в лабораторном подвале, ведь так? Мне не то, что запрещалось туда спускаться, я и сама не горела желанием осматривать подземные помещения здания. Однако босс учтиво просил меня проявить заботу, и отказать в помощи было не в моих принципах. Посидев с некоторое время бездвижно на стуле, я устало закрыла глаза и сжала губы. Накатившая с самого пробуждения усталость продолжала давать о себе знать, хоть силы в мышцах и наполненном желудке уже не давали организму испытывать сильнейшее утомление и стресс. Прошедшая ночь отзывалась в голове, я даже помню, как вдруг андроид за полуразрушенной стеной отказался встречать смерть на дороге. Он смотрел на меня сквозь темную красную поверхность, предлагая ощутить тепло от его прижатой к стене ладони. И я ощутила ее. Всего одним движением прикоснулась к преграде, облегченно впитывая потусторонний жар. Наверное, это и есть то единственное, что не дало мне умереть на ледяном кафельном полу.

Компьютерный стул натужно скрипнул, когда я встала на ноги и побрела в кухню в поисках кофе. В этом доме кофе пила только я: андроиды пищу не употребляли (хоть Ричард и имел такие возможности), сам Элайджа прибегал к кофейным напиткам только при наличии крупных синяков под глазами и предстоящими долгими часами отсутствия сна. Зеленый чай был не менее бодрящим организм напитком в условии, что сам организм полностью здоров, однако все же кофеина в нем содержалось меньше, чем в самом кофе. Раз Камски решил прибегнуть к этому напитку, значит, ему предстояло много дел. Ну, или как минимум мужчина не желал ложиться спать, предпочтя забить свое сознание делами, а не мыслями и тревогами из-за скорой продажи башни.

На приготовление кофе у меня лично всегда уходило не меньше тридцати минут, ведь я сама вхожу в категорию тех людей, что любят пить кофе, но не варить его. Мистер Камски обычно в это время уходил в подвал с Ричардом для обновления его систем, и, как ни странно, Хлоя в такие моменты все еще находилась в самом доме. Но босс ясно дал понять, что Хлоя занята, отчего и просит помощи именно у меня. Были и другие сомнения относительно приготовления кофе мной, а не умелой машиной. Надеюсь, что эти сомнения не оправдаются, и у Ричарда хватило мозгов держать язык за зубами. В противном случае Элайджа и впрямь получит от меня предложение заменить придурковатого андроида.

Запах у подвала как всегда был «изумительным». Голубая кровь, насытившая воздух, пропитывала стены, осаждалась в легких. В очередной раз злясь от легкомысленности босса, я выставила бегунки на экране у двери на максимум, и над головой в ту же секунду прозвучал гул усиленно работающих вентиляционных двигателей. Кружка горячего кофе наполняла комнату ароматом, смешивающимся с сочившимся из вентиляции запахом дождя. Запах тириума все равно пробивался сквозь все разнообразие воздуха, но уже не так сильно вызывал тошноту и горечь на губах.

С несколько секунд потоптавшись рядом с возвышающейся вверх металлической бронированной дверью, на которой до сих пор красовался голубой треугольник, я несмело дотронулась до панели. С той стороны послышался писк, знаменующий ответ мистера Камски на входящий вызов.

– Босс, – я нахмурилась, стараясь подобрать слова. Ни разу не была в такой ситуации, и даже не знаю: проситься ли мне в подвал или просто уведомить мужчину о приготовленном кофе? Элайджа по ту сторону линии терпеливо ждал ответа, хоть на деле наверняка даже не слушал меня, полностью погруженный в мониторы и программы. – Что мне делать с кофе? Оставить у двери или…

Не успели слова окончательно сорваться с губ, как панель оборвала линию. Одну секунду царила напряженная тишина, после которой внутренний крупный механизм протяжно щелкнул, отодвигая засовы. Стальная дверь отворилась всего на несколько сантиметров, но мне вдруг почудилось, что сквозь эту темную щель вот-вот протиснутся костлявые пальцы смерти. Какая глупая ассоциация, встревоженно подумалось мне в попытке успокоить взбудораженные рефлексы. Воздух между тем вновь наполнился тириумом, заставляя от непривычки прикрывать рот и нос свободной рукой.

Я стояла у двери не меньше минуты. Не могла заставить себя привыкнуть к острому аромату голубой крови, подвальному холоду. Чего уж говорить про безуспешные попытки усмирить разбушевавшиеся нервы, что струнами натянулись перед необоснованной тревогой от вида открытой в подвал двери. Там наверняка куча ярких экранов, несколько металлических столов для диагностики андроидов, просторные холодные стены, выкрашенные в серый или голубой цвет. Воображение рисовало полумрак, в котором единственными источниками света были компьютеры и несколько люминесцентных ламп непосредственно над рабочим местом. Камски наверняка собрал все волосы в хвост, нацепил очки и теперь задумчиво потирает уже покрытый щетиной подбородок рядом с распростертым на столе Ричардом. Все было так невинно в моих фантазиях, если бы не одно «но»: сочащееся откуда-то из глубины сознания мерцание многочисленных экранов, треск оборванных проводов и шорох стекла по полу от чужих ботинок.

Пробивающиеся ассоциации не давали мне взять себя в руки и сделать шаг внутрь уже полностью отворенного затемненного подвала. Лестница, уходящая направо, была покрыта темнотой, как и мой собственный рассудок. Все мышцы ног запротестовали попыткам сдвинуться, солдатские чувства требовали развернуться и уйти. Я могла бы снова сравнить себя с мечущимся в клетке животным, что предчувствует беду. Но нет. В этот раз я была замершей посреди лесного поля ланью, до ушей которой донесся скрежет разламывающейся ветки. Не хотелось мне входить внутрь, еще меньше хотелось ощущать на теле тьму неосвещенной лестницы. Однако выбора не было. Сделав глубокий вздох, я шагнула вперед и, стараясь не расплескать кофе, медленно спустилась по ступеням. Дверь так и осталась открытой.

Не знаю, как долго спускалась, но в какой-то момент мне и впрямь показалось, что эта лестница нескончаема. На деле прошло не больше минуты, которую встревоженное воображение успешно растянуло до бесконечности. Уже оказавшись внизу, я заметила, что все это время цеплялась свободной рукой за холодную стену в желании не грохнуться посреди темноты. Свет ярких потолочных ламп на некоторое время ослепил. Недовольно сощурившись, я опасливо осмотрелась по сторонам.

Здесь было довольно… безопасно. Даже не знаю, откуда у меня возникло необоснованное предчувствие беды, ведь здесь не было ни мерцающих экранов, ни щепок по полу. Просто несколько рядов мониторов за стеклянной стеной с точно такими же дверями, высокий сборочный цех белого света и множество ламп над потолком. Воображаемый полумрак не оправдал себя, напротив: серые стены озарялись так ярко, что даже солнце в летний день позавидует.

Я проходила внутрь медленно, готовая в любой момент среагировать на нависшую в воздухе опасность. Попасть сюда было для меня сродни приговору. Я не признавалась себе в страхе от осязания пониженной температуры и сидящего напротив компьютеров Камски все в той же серой футболке, однако все равно ощущала испуг, подкрепляемый предчувствием нехорошего. Никто, повторюсь, НИКТО не допускался в святые чертоги лаборатории Элайджи, где вдоль стен стояло множество металлических ящиков с наверняка не самым мирным содержимым. Для него подвал был самой важной частью дома, самым значимым помещением, даже значимее, чем собственная комната со всегда зашторенным окном от потолка до пола!

Это как неприкосновенный молот для бога грома и молнии Тора, как бы пошло это не могло звучать для незнающих людей!

Это как история браузера для мальчишки подросткового возраста!

Это как секретный рецепт крабс-бургеров для желтой подводной губки Боба!

Наверное, именно поэтому я чувствую себя решившим попытать счастье Тони Старком, или убирающейся в комнате сына мамкой, или Планктоном с его желанием вырвать рецепт из лап соперника! Последнее, кстати, подходило больше всего. Недаром месяц назад мною был едва ли не взломан компьютер, открывающий металлическую дверь в неизведанное.

Мистер Камски смотрел в компьютеры, время от времени постукивая пальцем по сенсорной клавиатуре. Он не смотрел в мою сторону, кажется, даже не заметил, как я вошла. Это было не удивительно, ведь я старалась идти бесшумно, не привлекая внимание. Мой интерес был полностью обращен на белую стойку с механическими клешнями.

Белая синтетическая оболочка полностью обнаженного андроида отблескивала в свете ярких ламп. Машина стояла на подиуме сборочного цеха, бездумным взглядом пронизывая пространство и время. Ее диод не переливался, но монотонно горел голубым цветом. Тонкие черные трубки отходили от раскрытой затылочной части головы, подсоединяя программные обеспечения робота к диагностическим экранам создателя. Последний, не отрываясь, всматривался в бегущие коды на экране одного из мониторов. В идеально чистых линзах очков в черной оправе бликовали отражения.

Кофе перестало обжигать руку, как и тириум перестал вызывать у меня отвращение. Подойдя почти вплотную к погрузившемуся в сон андроиду, я не смела даже моргнуть. Настолько сильно поразил вид обнажившей свою истину машины, словно бы передо мной был не робот, а вышедший из леса йети, что решил учтиво поприветствовать своих новых соседей. Но то был не йети, а я не была его соседом.

Белый пластик блестел, переливался едва ли не перламутром. Тут и там виднелись симметрично установленные серые вставки; над правым глазом в месте, где должна быть бровь, бежала мелкая черная надпись. Определенные округлости синтетического тела намекали на то, что это далеко не Ричард. Последний в подвале не наблюдался.

– Удивительная красота, – как всегда с наркоманской дымкой протянул за спиной Камски. Я не отводила взгляда от возвышающейся машины, на мгновение забыв как дышать, – не правда ли?

По коже бежали мурашки, вызванные не холодом подвала, а пристальным взором босса. Элайджа, развернувшись на стуле, наблюдал за тем, как я бесцеремонно рассматриваю машину со всех сторон, щурясь и облизывая губы. Это было не просто красиво. Это было так совершенно… холод, истина и стойкость. Ни единого намека на ложь, что скрывается за множеством имитаций, ни одной детали, способной скрыть настоящую сущность созданного человеком разума. Вот она – такая, какая есть. Прекрасная и удивительная.

– Она совершенна, – туманно протянула я, не в силах оторвать взор от андроида. Мужчина, сидящий сбоку, хмыкнул и вновь вернулся к мониторам компьютеров. – Это ведь Хлоя. Где Ричард? Он же сейчас должен проводить обмен данными.

– Ричард изъявил желание провести самодиагностику без моего вмешательства.

«Изъявил желание» беззвучно лишь губами повторила я слова Камски, стараясь распробовать их на вкус. Впрочем, здесь и не было нужды ничего пробовать. Робот говорил сам за себя своим поведением.

Отставив кружку кофе на стол, я обошла Хлою со стороны и осмотрела ее профиль. Никаких ресниц или полных чувственных губ. Только синтетика вперемешку с биополимером. Где-то внутри бьется искусственное сердце, но я все еще помнила слова детектива на набережной. Тириум циркулирует в трубах андроидов непрерывно, что вновь заставляет меня задаваться вопросом о назначении биения заменяющего сердце биокомпонента. Спрашивать у Камски о подобном было опасно. В ответ обязательно полетит вопрос из разряда «откуда ты знаешь, что внутри них что-то бьется?». Не хватало еще вызывать лишние подозрения, учитывая, что я и так уже их начинаю вызывать. Недаром Камски вызвал меня прямо в подвал, куда даже Хлоям был закрыт доступ без сопровождения Элайджи.

– Никогда не видела их такими, – неосознанно сорвалось с губ.

Камски вдруг решил, что слова были обращены к нему, и потому, все еще глядя в монитор, приглушенно произнес:

– Наверняка видела. Просто не помнишь об этом.

Логичное предположение, если верить Камски и предоставленной им моей биографии. Работая на основателя «Киберлайф», не мудрено, что я могла видеть ранее оголенный пластик андроидов. Но ведь я больше не верила боссу, отдавая предпочтение словам Рейн. И потому замечание Элайджи на тему отсутствия воспоминаний о лицезрении истинной сущности андроидов прозвучали для меня как-то иначе: обреченно, загадочно, угнетающе.

Смотреть на белую Хлою вдруг стало дискомфортно. Допущенная мысль о том, что в прошлом я могла вот так рассматривать другого андроида, словно бы сделала этот момент слишком интимным и личным. Я поспешно спрятала взор и уже хотела выйти из вновь ставшего неприятным подвала, как в который раз за спиной послышался мужской голос. До стеклянной двери оставался метр, но, увы – он так и не был преодолен.

– Сегодня утром я связался с Джоном, – потребовалось не меньше трех секунд, чтобы понять, о ком идет речь. Спустя эти самые секунды я судорожно глотнула воздуха, замерев на месте. Босс продолжал наблюдать за мониторами. – Он извинился за то, что без предупреждения был вынужден покинуть город три дня назад.

Ох, как много крылось в этом безэмоциональном нейтральном тоне. Камски говорил так, точно его совершенно не интересовала моя наглая ложь относительно сеансов Дориана, ведь еще вчера вечером в самолете я заверяла руководителя о состоявшемся последнем занятии. Сжимая кулаки, я всеми силами пыталась заставить себя развернуться лицом к Элайдже. Когда, наконец, желание не встречаться взглядом с серыми глазами было переборото, непослушные ноги развернули меня лицом к подвалу. Элайджа, впрочем, и не намеревался отрываться от работы. Его рука продолжала легонько ударять пальцем по нескольким сенсорным кнопкам, отчего всплывающие на экране красные системные коды немедленно удалялись из общей строчки.

Дориан извинялся за вынужденный уезд из города без предупреждения… неужели Джон считал, что кто-то ему поверит. Может, Элайджа и сдавал свои позиции в доверчивости по причине высокой усталости, то я уж точно не намеревалась принимать слова психиатра за правду. Он лгал ровно настолько же, насколько лгала я сама.

– Ты ему веришь? – я не выдавала себя, по крайней мере, старалась. Говорила учтиво, спокойно, заставив кулаки расправиться в ладони.

– У меня нет оснований не верить другу, который не врал мне прямо в лицо, – с этими словами мистер Камски развернулся на стуле, устало откинувшись на его спинку. Помутненный от сонливости взгляд придавливал меня к месту, однако я не спешила чувствовать себя виноватой. В конце концов, в этой комнате не только у меня были секреты. Это нас с Камски ставило на одну ступень, как те самые уложенные рядом пистолеты на холодном столе посреди темной комнаты.

Промелькнувшая мысль о нескольких минутах уединения добавили в мою кровь горечь и недостающее чувство искрящегося золота. Как долго я буду метаться между ненавистью и безудержным желанием снова оказаться рядом – оставалось лишь гадать. В одном я, вдруг ощутившая смесь чувств от воспоминания тепло-холодной руки на коленке, была уверена. Девиант вызывает острые противоречивые чувства, среди которых главенствующей пока еще была ненависть. И все же возникший облик детектива вдруг стал для меня спасительным в этом холодном подвале. Он словно стоял за спиной, незримый, но готовый поддержать меня в этой психологической войне в гляделки с обманутым боссом. Это придало мне некоторые силы.

– Ты соврала мне, – Камски нарушил молчание первым, испытывая на себе надменный взгляд зеленых глаз. – Я бы хотел знать причину.

– Я не хочу больше ходить к мозгоправу, – без какого-либо стеснения или страха выдала я все свои мысли всего одной фразой. Я не врала: желания снова чистить мозги не было, чего уж говорить о чужеродных биографических воспоминаниях абсолютно чужого человека. – Не пойми меня неправильно, твой друг очень хороший психиатр и человек, но я уверена, что больше не нуждаюсь в его помощи.

Мистер Камски вздернул уголки губ, понимающе опустив взор в пол. Иным человеком этот жест мог восприняться, как согласие с решением, однако я же понимала: битва в ярко-освещенном холодном подвале только началась. Нутро подсказывает, что иного, кроме поражения мне не видать.

Холодный кафельный пол заставлял босые ноги покрываться мурашками. Испытывая весь спектр злобно-теплых чувств, я мысленно обращалась к воображаемому облику стоящего за спиной девианта с расстегнутой рубашкой и слегка взъерошенными волосами. Казалось, я чувствую его дыхание на своем теле, ощущаю нахмуренный, но ободряющий взгляд. Я искренне надеялась больше никогда его не встретить, но даже сквозь ярость и ненависть четко осознавала: его облик будет преследовать меня на протяжении долгих лет, возникая за спиной в трудные минуты. Сердце будет лелеять теплые чувства, заставляя меня тосковать от одиночества и невозможности отдать свою жизнь по-настоящему важному созданию.

Человек внутри никому не нужен. Камски желает видеть рядом с собой компетентного и верного охранника, Гэвин видит во мне кусок мяса, детектив с вызывающим боль в груди именем хочет сделать из меня другую личность. До истинной меня никому и никогда не будет дело. Еще одна причина разузнать свое прошлое и уже на основе полученного сделать выбор: остаться с Камски или укатить в закат, бросив всех позади.

– Тебе не обязательно быть честной, чтобы я смог видеть тебя такой, какая ты есть, – спокойно, но задумчиво протянул Элайджа, глядя на меня со слегка вздернутым подбородком. Как всегда пелена перед глазами и растягивающий слова голос. В этом был весь Элайджа Камски. – Блеск в твоих глазах потух. Те немногочисленные детали, из которых складывалась уникальность твоей личности, исчезли. Ты меняешься, Тони, и изменения эти начались еще в первый день пропущенного сеанса. Неужели после этого ты продолжишь утверждать, что не нуждаешься в помощи Джона?

Мистер Камски не зря не употребил слово «психиатр», заменив его именем доктора. Сказал бы он это слово, и наверняка бы нарвался на ярость из-за возникшего у меня чувства дефектности. Мол, ты больная, тебе лечиться надо, а не от помощи людей в халатах отказываться. Но Элайджа был мудрым и разумным человеком, всегда умел правильно подбирать слова. Вот и сейчас смотрит на меня в ожидании реакции, которая последовала незамедлительно.

Я опустила голову и уставилась на свои ноги. Услышанное заставило стоящего позади воображаемого девианта с удивлением посмотреть на свои начинающие растворяться руки. Ведь мистер Камски был прав: мир стал безвкусен, пресным, как военная каша посреди активного фронта. Я так ни разу и не посмотрела в зеркало, и потому даже не могла представить, что творится в отражении. И все же была склонна верить Элайдже: блеск не просто потух, он наверняка заменился помутнением, как у стоящей на сборочном цеху Хлои.

Элайджа вздернул брови в ожидании ответа, однако того не следовало. Мужчина, уложив руку на подлокотник компьютерного стула, другой задумчиво потер подбородок. Его туманный взгляд смотрел ровно на меня, хоть я и не могла видеть всех тонкостей его поведения из-за опущенного в пол взора. Я ощущала себя провинившимся учеником перед столом директора школы, которому предстояло решить мою дальнейшую судьбу.

– Ведь ты понимаешь, что твое решение о прекращении сеансов иррационально? – тактично спросил Камски без намека на мою самодурость.

– Понимаю.

– Тогда я очень рад это слышать, потому что сегодня в двенадцать часов доктор Дориан ждет тебя в своем кабинете.

Что ж, это было даже не так страшно, как если бы Камски рвал и метал, а то и вовсе бы уволил меня к чертям собачьим. Несмотря на мое отвратительное поведение, босс продолжал проявлять чудеса терпения и рассудительности. На долю минуты я испытала острое чувство вины, однако после следующих слов Камски тут же забыла о ней.

– В этот раз Ричард отправится с тобой, – мистер Камски развернулся обратно к компьютеру, не желая видеть мое задыхающееся от возмущения тело.

– Ты что, и вправду желаешь ему смерти? Неужели наших с ним вечных перепалок для тебя мало, чтобы перестать принуждать его за мной следить?

Я знала, что моя возмущенная и злостная речь была не к месту. В конце концов, Элайджа только что раскрыл одну из моих страшных тайн, что говорила о предательстве босса его сотрудником. Камски и так действовал излишне тактично, вновь возвращая меня на кресло перед Дорианом. Ему бы вообще следовало отослать меня к прабабке в ад, сократив за многократное нарушение регламента и неподчинение. Здесь, стоя посреди подвала и задыхаясь от злости, я списывала его заботливое поведение на мудрость. Лишь позже уже начинала понимать истинные причины такой преувеличенной опеки над сотрудником.

Тем не менее, пока я сжимала и разжимала кулаки, сверля спину Камски недовольными глазами, сам мужчина проговаривал следующие слова вкрадчиво. Он был полностью погружен вниманием в монитор, но меня нельзя было этим подкупить. На самом деле босс всем вниманием витает вокруг меня – стремительно нагревающую воздух вокруг от злости.

– Разве я говорил, что к чему-либо его принуждаю? – босс сделал несколько ударов по клавиатуре, выведя длинный кусок горящего красным цветом кода на второй экран. – То была инициатива самого Ричарда, и я с ним полностью согласен.

О, как мило! Мальчик начал проявлять заботу по отношению к… к кому? Мне или мистеру Камски? Первое точно вряд ли, а вот второе имеет место быть. Ведь Ричард все еще считал себя машиной, призванной безоговорочно служить своему создателю. Не говоря уже о представшей ему возможности поиздеваться над «верным» сотрудником своего хозяина.

Скрестив руки на груди, я с ехидной ухмылкой заставила Элайджу развернуться к себе своим самодовольным голосом. Облик детектива за спиной постепенно начинал исчезать за своей ненадобностью.

– Надо же. Самодиагностика, инициативы… не кажется ли тебе, босс, что с твоим дружком что-то не так? С каких пор он стал так себя вести?

– Наверное, с тех пор, как ты проявляешь к нему неоднозначный любовный интерес.

Произнесенные разворачивающимся на стуле Камски слова были как гром среди ясного неба. Они не вызвали у меня страха или испуга, но вот возмущения подбавили изрядно. Я все в той же манере держала руки на груди, саркастично вздернув один уголок губ вверх.

– Боже, вы только послушайте это. Несчастный мальчик, так сильно обиделся, что побежал жаловаться своему папочке, – не знала, что могу быть настолько язвительной. Мистер Камски от таких слов удрученно усмехнулся, не сводя с меня взора. Что-то за этим взглядом крылось, и это что-то было нехорошее. Как идеальная гладь затихшего моря перед скорой длительной бурей. – Небось, плакался в жилетку, жалуясь на разбитое сердце.