Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 93 страниц)
Рыжий кадиллак с серыми металлическими полосками по бокам стоял в затемнении между лучами двух фонарных столбов. Водитель в болотного цвета куртке сидел за рулем в ожидании уже несколько часов, но время для него не было важным ресурсом. Гораздо важнее было найти подходящий момент. К сожалению, его не предвиделось.
Черные глаза наблюдали за тем, как паркуется серое Reno у дома лейтенанта. Офицер шел, пошатываясь из стороны в сторону под внимательным взглядом андроида и девушки, обхватывающей себя руками. Она не смело шагала по заснеженной дорожке в черных велюровых туфлях, однако не выдавала ни единого признака дезориентации или обморожения. Скорее всего, несмелые шаги были вызваны обледенением бетонных плит, а обхваченные руками плечи – незнанием, куда именно деть эти самые руки.
Прошел час. Девушка в красном платье и андроид вышли из дома. Она шла босиком, торопилась в другую от машины сторону, однако андроид-детектив увлек ее на заднее сиденье автомобиля. Его схожесть с человеческим организмом была невероятна, механизмы внутри скрывались под идеальным образом мужчины. Выдавал только голубой диод. Пока девианты спешно изымали из своего «организма» отличительный знак, этот андроид самолично выдавал свое происхождение. Глупый дурак.
Время от времени машина покачивалась в стороны, а за задним запотевшим стеклом бликовали тени. Водителю и не требовалось наблюдать за всем этим, чтобы отдавать себе отчет о происходящем внутри. Насколько он знал, данный прототип андроида не обладал нужными для спаривания механизмами, но вдаваться в подробности собственных умозаключений водитель не стал. Он отчитывал каждую минуту их уединения, и, когда был вынужден появлением андроида с голубым диодом остановиться на тридцати трех – приспустил козырек кепки как можно ниже. Высокие вороты зеленой куртки тут же были методично приподняты до нижней челюсти. Ему ни к чему было быть замеченным детективом.
Андроид, не обращая внимания на оголяющие торс подолы распахнутой рубашки, неспешно водрузился на кресло водителя. Мягкие стоп-фары автомобиля загорелись, по улице прокатился рев мотора. Водитель вспомнил, как тяжко просыпалась машина лейтенанта, у дома которого ему приходилось так часто бывать в последнее время. Этот автомобиль был новый, с конвейера. Достаточно было посмотреть на идеальность ее серой поверхности. Создавалось впечатление, будто бы краска еще не успела высохнуть, настолько свежо смотрелся транспорт.
Автомобиль заехал на парковочную часть бордового дома – одного из семи зданий, что были заселены на Зендер-стрит. Водителю не нужно было подъезжать ближе, чтобы сквозь дождь и снег видеть, как из салона показывается все та же машина, как открывается задняя дверца и как под угасающим светом фонарей автомобиля к входной двери двухэтажного коттеджа идут двое. Они держались за руки. Один из немногих призывающих сигналов к действию, что водитель ждал за последние несколько недель.
Как только дверь закрылась, а в окнах, выходящих на кухню, загорелся свет, водитель завел чертыхающийся автомобиль и медленно двинулся в сторону выезда с улицы. Его черные глаза в последний раз осмотрели проплывающее мимо бордовое здание, в окне гостиной которого мельтешили тени. Больше нельзя было ждать. Теперь он мог действовать.
========== Эпизод VII. 00:16 ==========
Комментарий к Эпизод VII. 00:16
*Война… война никогда не меняется – War… war never changes – ©Fallout 4
**Диссоциативное расстройство идентичности – также используется диагноз расстройство множественной личности, непрофессионалами называется раздвоением личности – психическое расстройство из группы диссоциативных расстройств, при котором личность человека разделяется, и складывается впечатление, что в теле живет несколько существ. Наиболее частыми причинами являются тяжелые формы стресса в детстве, множественные насильственные действия. Сущности могут иметь самый разный характер – люди, животные, неодушевленные предметы.
***Переключение (диссоциативное расстройство идентичности) – переход сознания от одной личности к другой.
Прошу прощения за длинные главы. Говорю спасибо за вашу поддержку и отклики. а так же за обозначение ошибок.
P.S.: песня для сопровождения сцены в такси: Halsey – Gasoline ( original).
Я – тот самый депрессивный ди-джей бара “Сентропе”.
Лучи выглядывающего из-за туч солнца скользили по спинке кожаного дивана, нагревая воздух вокруг. Я чувствовала их на обнаженных плечах, собственным теплом наполняла пространство между черным флисовым пледом и оголенным телом. Искусственная кожа темной мебели усиливала эффект, вызывая жар. Но мне было слишком хорошо, чтобы перебираться в постель на втором этаже. Время насчитывало, по меньшей мере, двенадцать по полудню, дел не предвиделось – оставленные записи и учебники на кухне вызывали зуд, который я довольно легко смогла унять под воздействием внутреннего спокойствия и блаженства. Наш день закончился в четыре часа утра, так долго не давали спать теплые руки и истязающие душу шершавые мужские губы. Диван был нешироким, даже узким, но это сыграло главную роль, заставляя меня жаться к машине сильнее.
Каждую минуту я признавалась самой себе в непривычности действий: вот так просто выражать свою привязанность, ощущать его на себе, пропитываться искусственным теплом и настоящим холодом. А как же враждебные, но робкие взгляды? Как же душевные страдания от невозможности стать еще ближе под звуки барной мелодии? Как же вызванный внутренним запретом страх перед электрическими разрядами, пронизывающими тело при одном касании механических пальцев? Как же все это?.. неужели этого больше не будет? Неужели мир и вправду перевернулся с ног на голову, позволив двум чуждым друг другу существам перешагнуть порог дозволенного? Женское тело прижималось к созданному инженерами созданию, каждая клетка трепетала от его близости, под кожей плавились мышцы. Нет больше боли, одиночества и мук. Нет больше тахикардии.
Завернувшись в плед еще сильнее, я сонным взором осмотрела гостиную. Солнечные зайчики шустрили по стенам каждый раз, когда за окном проезжала машина. Немногие из них достигали зеленых глаз, заставляя щуриться. Коннор покинул дом еще ранним утром. Я не слышала, как андроид облачается в синию униформу, не чувствовала, как механические руки укрывают меня пледом. Глубокий сон сковал даже те рефлексы, что были воспитаны для стабильной работы инстинкта самосохранения. Каждый анализатор молчал, настолько сильно меня выбила из сил прошедшая ночь. Пусть их за плечами уже было не мало, но каждая из них отдавалась яркими языками пламени в груди, и каждая была по-своему прекрасной и запоминающейся. Андроид с энтузиазмом показывал все, что успел выучить за время совместного проживания, что-то даже познавал самостоятельно с помощью излюбленных экспериментов. Так было не всегда…
Возвращение в дом после работы на Камски не приносило мне должного облегчения. Я помню дрожь в пальцах, что заворачивали наушник в коробку и черный пакет. Мысли о произошедшем в Сиэтле на протяжении дня разрывали по кусочкам; еще больше волновала перспектива рассказать Коннору о появлении на горизонте его едва ли не полной копии. Но уже ночью все было иначе. Не помню, как оказались в постели… кажется, я осталась наедине сама с собой в спальне в желании собраться с силами и начать разговор с машиной на первом этаже. Губы кровоточили от укусов, ноги несли меня из одного угла в угол. Он наверняка услышал разгоряченное биение мышечного «двигателя», и потому меньше, чем через минуту оказался на пороге. Всего один беспокойный вопрос шелестящего тактичного голоса, и я, ощутив вместо испуга тягу внизу живота, смотрела в его глаза и медленно расстегивала пуговицы рубашки на своей груди. Блеклые сумрачные тени напольной лампы отражались в его зрачках, каждая черта лица очерчивалась этим интимным светом. Одежда слетала с плеч, как будто бы желтые кленовые листья с сухих серых веток. Каждая минута в полной тишине наполнялась волшебством, и вот, обнаженное женское тело сидело на коленях, обтянутых черными брюками. Он был таким напуганным, взволнованным, но самое прекрасное было то, что ни единая черта его лица не выдавала внутреннего смятения. Нет. Он был безэмоционален, даже холоден, механически стабилен. Только в карих глазах можно было увидеть истинные переживания, которые добавляли масла в огонь.
Я накрывала его поцелуями и показывала все свои слабости, женские пальцы направляли механические мужские руки, помогали изучать каждый сантиметр кожи. Прикосновения действовали, точно морфин. Изо рта вырывались дрожащие всхлипы, когда я самолично накрыла его ладонями собственную грудь, заставила сжать напрягшиеся соски. Мои губы покрывали шею, ключицы и плечи андроида, учили его на примере его же тела. Полыхающая кожа покрывалась волнами мурашек, каких я не испытывала даже на пороге смерти… он наблюдал за мной, изучал изменения на женском лице, и, когда казалось, что его направляемые мною действия вызывают боль (нет…), хмурился. Достаточно было задрожать и прижаться сильнее – и страх причинения вреда в глазах андроида сменялся спокойствием и интересом.
Фальшиво теплые ладони продолжали медленно передвигаться по спине, вдоль позвоночника, по бедрам. Со временем я могла больше не держать его запястья, лишь изредка перенаправлять руки в другую сторону. Мышцы в согнутых ногах вздрагивали, порой было трудно совладать с вырывающимися стонами, из-за которых приходилось блаженно запрокидывать голову и изгибать спину. В какой-то момент все это перешло дозволенную черту, и андроид, ориентируясь на мои направляющие пальцы, достиг женской плоти ниже живота. Салюты взрывались в голове, где-то в груди щебетали весенние птицы. Воздух в спальне был спертым, душным, легкие прерывисто глотали кислород и не всегда успевали высвободить углекислый газ. Он смотрел на меня, не отрываясь, иногда хмурился или же туманно окидывал взглядом трепещущее тело на своих коленях. Я не испытывала физической близости минимум семь лет, но уверена ‒ будь на месте Коннора кто-то другой, то он бы не смог вызвать такого наркотического эффекта.
‒ Забери меня, ‒ охрипшим шепотом произнесла я, глядя в перенастраивающиеся линзы за черными зрачками, ‒ всю, без остатка…
Всего одна фраза, но сколько эффекта! Губы тут же были взяты в плен жадного поцелуя, я же была опрокинута на спину, благодатно ощущая под горячей кожей холод постельного покрывала. Коннор больше не нуждался в уроках, он с точностью хирурга использовал все уже показанные ему кнопочки на женском теле. Раз за разом мне приходилось выгибаться под его действиями, покрываться ознобом от прикосновений к груди. Андроид с энтузиазмом заменял касания поцелуями шершавых и ставших из-за моего языка губ. Едва ли не каждый сантиметр шеи и груди покрывался ими. Поцелуи были легкими, как упавшие лепестки прекрасных цветов, но жгучими, точно капли кипящего воска. Я покидала планету, вместе со мной этот мир покидало и разбушевавшееся сердце. Волосы липли на покрывшийся испариной лоб, лезли в глаза и рот, мне не хватало кислорода, как там, в гостиной съемного дома при попытке вырвать изнутри слово «Спасибо» в ответ на спасение андроидом. Но в этот раз эта нехватка была самым прекрасным, что происходило за долгие годы. Руки смело изучали его тело, пальцы без страха повреждения сжимали плечи, нежно гладили мужскую сильную шею, ворошили темные волосы. Кажется, я была близка к нирване… той самой нирване, которую часто упоминал лейтенант. Это была первая ночь, но все последующие были куда прекрасней.
Томно потянувшись, я размяла каждую мышцу затекшего тела. Физическая усталость приятно играла на фоне морального удовлетворения, пробудившаяся вместе с чувствами лень внутри просила остановиться на мгновение, полежать на диване еще несколько минут, и я бы с радостью повиновалась! Но вместо этого неспешно отправилась в душ.
Вселенная больше не смотрела с высоты своего пьедестала унизительным взглядом. Если даже и смотрела ‒ ее взор тонул в воспоминаниях о туманных искрящихся глазах андроида. Я была так близко, что могла рассмотреть каждое имитированное шоколадного цвета волокно, стремящегося от черного зрачка к черному периметру радужки. Мне по-прежнему нравилось смотреть на него. Задумчиво кутаться в одеяло, согреваться теплом беспощадно сильных рук и наблюдать за играющими бликами в оптических линзах. За всю жизнь я видела не одни прекрасные глаза. Голубые с серым отливом, яркие синие глаза Крейга, даже гетерохромированные. Встречались даже красные, как у лабораторной мыши. Но эти глаза… их никто не сможет переплюнуть. Обычный шоколадный оттенок в сумерках становился темным, нельзя было даже различить границу зрачка и радужки. Но стоило застать Коннора в свете утренних солнечных лучей, и темный холодный цвет сменялся едва ли не желтым, грязно-золотым. Раз за разом я смотрела на его облик, и с каждым разом находила что-то прекрасное, удивительное. Коннор с легкостью выводил меня на эмоции, он знал о том, как на меня действует его внешность, любые изменения в виде небрежной ухмылки или взгляда слегка прикрытых глаз. Даже тот горячий душ, что сейчас обжигал кожу, не мог вызвать таких трепетных чувств.
День предстоял короткий. Проснуться в двенадцать часов, впервые за долгое время потратить полчаса на водные процедуры, и еще столько же – на поглощение позднего завтрака из тостов с джемом. Увидел бы отец мой распорядок нынешнего дня – в духе Андерсона дал бы мне подзатыльник. Но папы нет, Андерсону наплевать. Уверена, последний и сам бы не прочь растянуть время приема пищи на час ленивого ковыряния ложкой в миске с кукурузными хлопьями.
Облачившись в черные спортивные штаны, серую толстовку и кроссовки, я вышла на улицу. Погода была на удивление теплой, солнечной. Сквозь подтаявшие снега на лужайке начала пробиваться зеленая трава, где-то на заднем дворе дома щебетала единственная птичка ‒ вестник ранней не по месяцам весны. Природа благоухала, вместе с ней благоухала и я. Несмотря на отсутствие в жизни физической нагрузки, мне все же не хотелось терять былые навыки. Спортивный зал для меня был закрыт долгое время в силу отсутствия в городе тех, кто хотел бы заниматься этим не вполне подходящим делом для времени соглашений. Хозяева спорт-комплексов все же вернулись, тренера заняли свои позиции. Но возвращаться к ним почему-то не хотелось. Не было нужды поддерживать мышцы в боеготовности, и потому часовые изнуряющие занятия перед зеркалом и медитации йоги были заменены самым доступным любому гражданину этой страны делом.
Мышечные волокна напряглись в предвкушении разгоняющейся крови по сосудам. Пробежки не занимали больше полутора часа, лишь изредка я гоняла себя по улицам Детройта чуть больше положенного. Легкие благодатно вбирали в себя морозный воздух, я бежала по городу, курсировала по районам, обегала парки. Первая пробежка была для меня болезненной. Ноги на мышечной памяти вдруг дернули вести меня, задумавшуюся о Камски, по тем самым улицам, что топтали солдатские ботинки. Уже очухавшаяся, я стояла напротив обрушенной церкви. Крыша осыпалась еще сильнее под действием тяжелого снегопада, та самая лавочка, у которой произошел памятный разговор с новоиспеченным девиантом, опрокинута к стене. Коннор смотрел на меня потерянно, одним только взором просил отпустить в лапы «Киберлайф» за последней, поставленной им самим, целью. Я отвечала ему другим взглядом – обреченным. Уже тогда в голове ментальные часы отчитывали последние минуты жизни, а зеленые глаза пытались запомнить каждую черту его идеального, но встревоженного лица. Его взгляд цеплялся за мою руку. Ту самую ладонь, которую пришлось крепко держать в желании увести ее хозяйку как можно дальше от утопающего в реке корабля. Иногда Коннор до сих пор так смотрит, когда не может приблизиться из-за наличия посторонних. Знал бы он, что происходило в моей душе тогда, и что происходит сейчас.
Город начинал цвести едва ли не в прямом смысле слова. Люди все меньше оглядывались по сторонам, реже прохожие трусливо смотрели за свою спину, слыша торопливый топот кроссовок. Волосы в хвосте хлестали по спине и плечам, из груди вырывались жаркие белые пары испаряющегося воздуха. Пробежав очередной безлюдный проулок, я вдруг вспомнила, как так же бежала сквозь леса. Тогда истерика поглотила сознание, сердце гнало кровь в бешенном, но сбивчивом режиме. Сугробы изредка покрывались красными пятнами, руки до сих пор помнят колющие ощущения таившего снега, когда ноги путались и опрокидывали меня навзничь. Что было бы, если бы андроид не успел в съемный дом? А если бы ни он, ни Андерсон не стали бы меня искать? Мое тело способно к быстрому заживлению, клетки делились с невероятной скоростью, закрывая даже самые тяжелые раны, но эти изменения в генетическом коде и центральной нервной системе не способны спасти от иного вида смерти, пожалуй, самого страшного: удушения. Бойцы и психолог, прибывшие в тот же день, нашли бы задохнувшееся тело рядом с лужей выблеванной крови. Это был бы самый логичный конец в случае, если бы Коннор и Хэнк не приняли решение найти своего потерянного солдата из клуба «анонимных идиотов».
Спустя полчаса метаний по городу, я остановилась у набережной. За спиной слышались детские голоса – дети играли на каруселях, одна из девочек в розовой куртке и такого же цвета вязаной шапке весело раскачивалась на железном пони, установленного на массивную пружину. Как давно город не слышал детского смеха… как давно по улицам не разносились веселые голоса. Немногие люди осмеливались выпускать во двор детей. Последние недели аэропорты были перегружены, горожане семьями возвращались в свои дома. Изредка прохаживаясь по городу в компании андроида, я все чаще и чаще начинала замечать новые лица. Ранее город по большей части пустовал, и практически каждый встреченный человек со временем узнавался без труда. Сейчас же людей было столько, что всех и не упомнишь.
Легкие благодатно сжимались и расправлялись внутри грудной клетки, заставляя чувствовать биение сердца особо сильно. Мышечному «двигателю» словно было тесно рядом с парными органами, что отвечают за газовый обмен. Сердечная мышца усердно гнала кровь по жилам, согревая и без того разгоряченные клетки. Облокотившись о парапет, я с удовольствием прислушалась к окружающему миру. Шум реки смешивался с криками детей за спиной. Где-то сверху под голубым, местами тучным небом горланила чайка, пытающаяся найти обед в этой водной глади. Мост «Амбассадор», соединяющий Детройт и канадский город Уинсор, открылся меньше, чем две недели назад. Ранее люди бежали, стремились покинуть штаты во времена волнений, сейчас же люди и андроиды спокойно пересекали границу в обе стороны. За время службы под крылом у Андерсона мне приходилось исколесить крупную часть города, но мост был впервые увиден далеко не в целях расследования.
Это был вечер. Холодный, тихий. В воздухе витал речной влажный запах, усиленный прошедшим смешанным со снегом дождем. Андроид стоял у белого парапета, устремив взор на мигающие огни Амбассадора, что отделял нас от совершенно чуждой страны. Мои руки грелись в карманах пальто. Я не замерзла, выдержанная температурная нагрузка в период скитаний по утопающему в голубой крови Детройту доказала, что я могу выдержать самые тяжелые условия. Но мне отчаянно хотелось что-то сделать со своими руками, и потому пальцы умиротворенно гладили гладкую поверхность карманов. Никто из нас не смел нарушать тишину, порой она была гораздо глубже и интимнее, чем совместные минуты в постели. Еще одна черта, что роднила нас обоих – умение молчать в нужные моменты. Я осматривала наступающую темноту, вдыхала свежий воздух и чувствовала внутреннюю дрожь. Внизу слышались раскаты волн потревоженной ветром реки. Редкие машины пересекали мост, еще реже за спиной проходили горожане. Ночное небо покрывалось звездами. Тут и там поочередно загорались огоньки, друг за дружкой точно мелкие несмелые светлячки, озаряли своим сиянием планету. Уличный фонарь освещал нас мягким светом, и все в этом мире было таким прекрасным. Только после того, как андроид отошел от парапета и предложил вернуться домой, я узнала реальную историю его ознакомления с этим местом.
Та самая ночь, после первого совместного рабочего дня. В памяти всплыл раздраженный и укоризненный взор карих глаз, хозяин которых был недоволен прозвучавшим выстрелом в заброшенном здании. Девиант едва не залил своими искусственными мозгами лицо чертыхающегося Андерсона, но, как бы смешно не выглядели его окрашенные на концах волосы, я запомнила именно этот нахмуренный взор. Позже аппарат диагностики выдал это, как способную вывести на отклонения мелочь, и, господи, он оказался прав. Хэнк при первой встрече в его доме упоминал, что машина не смогла в ту ночь пристрелить двух девиантов в клубе «Рай», но я не задавалась вопросом о произошедшем вплоть до того момента, как сам Коннор не решил об этом рассказать. Хэнк, купив немалое количество алкоголя, привез их на набережную, на это самое место. Разговор был холодным, агрессивным, и в какой-то момент лейтенант, уже изрядно набравшись, выставил оружие в голову андроида.
‒ Тебе было страшно? ‒ осторожно спросила я, неспешно шагая рядом с машиной в синем костюме.
‒ Не знаю, ‒ с намеком на потерянность ответил Коннор. ‒ Не думаю, что это был страх. Скорее… смирение.
‒ Ты был готов умереть?
Вопрос прозвучал слишком укоризненно. Я увидела это в его нахмуренном взгляде, секундной остановке посреди тротуара. Он безмолвно задавал мне вопрос о внезапно похолодевшем тоне, что стал резким и порывистым. Но я не смогла ему ответить. В голове метались мысли о том дне, когда я сама покорно оглядывала окно в участке, ожидая смерть на пороге. Схожести открывались раз за разом, и, к сожалению, они не всегда радовали. Только теперь я понимаю, почему Хэнк в ту ночь спросил, какого это – наставлять катану к шее Коннора. Тогда я безучастно отмахнулась одним словом «Бодрит», на деле скрывая истинные открывающиеся чувства. Я была зависима от андроида, уже тогда признала в нем волка в овечьей шкуре. Зеленые глаза завороженно наблюдали за отражающимися языками пламени в карих темных глазах, кожа под плотным комбинезоном ловила исходящие от его прямой осанки волны уверенности в моих отклонениях. Рука не дрожала, держа на весу лезвие рядом с его идеальным контуром мужественной шеи, но все дрожало внутри из-за дурацких знаков «Киберлайф», хищного и преисполненного триумфа взгляда исподлобья. В ту ночь Коннор стал моим личным кофеином после семилетнего сна. Неужели роботизированное создание способно вызвать в живой плоти такой гормональный взрыв? Уверенно могу ответить на вопрос одним коротким словом: «Да».
Немного постояв у парапета, я с силой оторвала привыкшие к холоду ладони и осмотрелась. Мои чувства во время той памятной ночи в заброшенном здании были полны страха перед будущим и страха перед Коннором, вдогонку сердцем было брошено чувство восхищения. Интересно, что чувствовал Хэнк Андерсон, наставляя дуло в механический лоб?..
Возвращаться домой после пробежки всегда было сложнее. Мысли становились тяжелее, рассуждения цеплялись друг за друга, несли меня к более зловещим вещам, чем Коннор и выставленный в его сторону офицерский пистолет. Обегая знакомые улицы, я все сильнее хмурилась. Прошлый день был прекрасным, бесспорно. Коннор вышел за рамки своих привычных эмоциональных игр, таких чувств мне не приходилось испытывать даже в далеком подростковом возрасте. Один только хищный взгляд почерневших из-за отсутствия яркого света глаз у открытой двери автомобиля вызывал буйные волны мурашек от пяток до шеи. Даже волосы, кажется, покрываются дрожью при воспоминании о душном салоне и бьющим по железной крыше дождевым каплям в такт ритмичным движениям андроида. Но гораздо раньше произошло то, что вызвало ту же дрожь, только уже из-за страха. И это не могло быть мною проигнорировано.
Камски. Серые глаза Ричарда. Приглашение на ужин. Модель серии «RK900» появилась на пороге дома внезапно, сверкая своим голубым диодом и стальным блеском блестящей радужки. Его голос звучал из коридора, точно воздушная тревога в крупном населенном городе. Мама рассказывала о своих далеких предках, проведших холодные зимы и кровавые лета на территории СССР во время второй мировой войны. Будучи маленьким ребенком, я не могла прочувствовать дрожь в ее голосе, когда она пересказывала истории, переданные ей ее матерью, а той ее матерью и так без конца и края. Она говорила о том, как люди, проснувшись ранним утром, услышали радио-объявление о начавшемся наступлении немцев. Никто из живущих родственников, конечно, не смог застать этот период, но то, с каким лицом описывала все эти истории мама… только пройдя семь лет жизни в рамках постоянных боевых действий, я понимала, откуда эта скорбь и обреченность в ее глазах. И, услышав низкий, но покорный голос андроида Ричарда через месяц затишья, я вдруг почувствовала себя, как те жители СССР. Войны всегда происходят, разве что масштабы и причины бывают разные.
Дом оказался куда теплее, чем морозная улица. Я не замерзла, но все же ощутила приятное покалывание на освобожденной от толстовки коже в стенах гостиной. Надеялась избавиться от дурацких мыслей о внезапном появлении Элайджи, но вместо этого тишина в уже ставших родными комнатах только сильнее заставляла углубляться в размышлениях. Катана со стойки в коридоре укоризненно шептала об отсутствии чистки вот уже длительное время. Смотревшее на меня отражение в стеклянной дверце книжного шкафа было обеспокоенным: красные от мороза щеки, нахмуренные глаза, тяжело вздымающаяся грудь. Может, тишина и обитала в этих стенах. На деле под копной волос слышался шум из совершенно чужеродных друг другу рассуждений. Элайджа Камски был вишенкой на этом безвкусном торте из тревожных мыслей.
Взяв в руки сенсорный телефон, я несколько секунд искала контакт. Вот он. Короткий и ясный, как солнечный день: «ЭК». Всего две буквы, а сколько отвращения внутри. Мне казалось, что записанный еще в первый день в отеле номер непременно оборвется на третьем гудке, а скрипучий голос преисподней на том конце произнесет что-то вроде:
«Здравствуйте! Вы попали на горячую линию Ада. Просим извинения, но Властитель Тьмы сейчас занят. Спасибо, что пользуетесь нашими услугами!»
Саркастично улыбнувшись разгоряченной фантазии, я несколько раз подбросила телефон в воздух. Буквально вчера я старательно уговаривала Коннора не лезть к создателю, забыть об андроиде на побегушках, сама лично уверяла своего спутника в опасности этого человека, словно бы он и сам не знал. А теперь стою посреди гостиной с телефоном в руках и чувствую себя заговорщиком в свите ничего не подозревающего Цезаря. Я могла бы сейчас удалить номер, отключить все средства связи и окончательно оторвать себя от прошлого, но покоя не давало одно «но». Камски не давал о себе знать несколько недель. Он исчез из поля зрения в ту же ночь, Эмильда перечислила обещанную сумму, и весь наш контакт оборвался на передаче курьеру коробки с наушником. Все! Однако спустя столько времени мужчина напомнил о себе. Зачем? Неужели что-то и вправду случилось? Может, он пытается незаметно о чем-то предупредить? Камски определенно ждет нашей (моей) реакции на вторжение Ричарда в дом, и он неспроста послал андроида, будучи в курсе нашего близкого с Коннором положения друг к другу. Проигнорируй я сейчас Элайджу, и в лучшем случае – ничего не изменится. В худшем – я буду жалеть об отказе в контакте с создателем всю жизнь.
Уже собираясь нажать на зеленую кнопку вызова, я вдруг решила осмотреть гостиную. Ничего не изменилось с заезда. Мебель так и осталась от прежних хозяев, книги полностью наполнили шкафы и полки, на стенах висели картины с изображением ночного города и темных закатов. Искусственный электрический камин включался лишь раз, но сейчас меня интересовало не это. Улыбаясь собственным мыслям, я медленно подошла к темной полке, висящей на уровне груди.
Их было всего три, но они были самыми прекрасными за последние десять лет. Фотографии с усопшими близкими продолжали лежать в пустом чердаке, покрываясь еще одним слоем пыли. Я не соврала андроиду, сказав, что поставлю на их место другие снимки. Конечно, былая детская любовь к фотографированию поутихла, но все же иногда я брала с собой фотоаппарат или же заменяла его телефоном. Было проделано не малое количество кадров прежде, чем первый водрузился на полку гостиной. Этот день был ознаменован появлением нового отдела Детройтского департамента полиции. Несколько андроидов расположились слева от снимка, на каждом была точно такая же униформа, как и на Конноре. Тот, заведя руки в привычной манере за спину, стоял рядом с Хэнком – единственным человеком в этой новоиспеченной команде «Отомстителей». Его резко выделял слегка надменный вид вздернутого подбородка, утопающего в седой бороде, цветастая рубашка и бежевая куртка. Хэнк среди этих идеальных ухоженных машин смотрелся, как потрепанный уличный кот среди домашних нахаленных котят. Его правая рука в дружественном жесте покоится на правом плече Коннора. Весь штат отдела смотрел в кадр, но только на лицах моих друзей играла какая-то особенная улыбка. Только у Коннора горел голубой диод.
Следующий снимок в черной раме был сделан буквально за день до моей бешеной скачки по экспериментальным статистикам и корреляциям. Мы пришли в дом Хэнка, кажется, на проигранную им пиццу, но для Коннора этот день стал в какой-то степени плачевным. Хозяин дома исчез на улице, а я, будучи в ванной услышав грохот из кухни, настороженно плелась на цыпочках. Благо в тот момент в руке покоился телефон, иначе бы я долго сожалела об упущенном моменте. Коннор лежал посреди пола, прижатый всем весом Сумо. Пес довольно фырчал, кряхтел, из открытой пасти по высунутому языку спускались слюни. Только чувство такта мне не позволяло кататься по полу от умоляющего помочь взгляда андроида в уже покрытой слюнями белой рубашке. Вместо этого я достала телефон и сделала занимательный кадр.
Улыбаясь развалившемуся на полу Коннору на снимке, я медленно перевела взгляд на третий, последний. Он был сделан буквально через минуту после второго, и эта наглядная череда событий согревала кровь в жилах. Помнится, щелкнув телефоном, я вместо помощи решила подстебать несчастную машину, которая не хотела высвобождаться из-под собаки в страхе «обидеть» пушистого друга. В воздухе прозвучала шутка вроде «Как не стыдно отбирать у Хэнка последнюю любовь, заревнует же!», и вот под ногами мелькает мужской ботинок, а в спину ощущается резкий толчок. Телефон отлетел куда-то в сторону, я с вскриком лечу прямо на псину, которая оказалась не глупа. Сумо, молниеносно оценив надвигающуюся опасность, тут же соскочил в сторону. Коннор вновь за этот вечер принял на себя удар, не дав мне удариться лбом о деревянный пол. Хэнк, злобно хихикая, поднял телефон и сделал снимок.
