Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 93 страниц)
‒ Я не могу найти капитана, ‒ бокал с шампанским в моей руке нагрелся, но я все равно использовала его скорее, как средство успокоения. Хэнк стоял у окна, поигрывая бокалом с виски.
‒ А с чего ему здесь быть?
‒ Это же корпоратив, верно? ‒ как бы с намеком ответила я вопросом на вопрос. Хэнк перевел на меня взгляд, яки я только что ляпнула полнейшую дикость.
‒ Ты что, никогда не была на корпоративах?
‒ Вообще-то, нет. Солдаты не справляют праздники, и уж точно не собираются в кучку, чтобы напиться.
‒ Руководство никогда не ходит на корпоративы, потому что эти самые гребаные корпоративы для каждого гребаного рабочего ‒ шанс обсудить гребаного начальника, ‒ Андерсон хмыкнул, заставив волосы слегка колыхнуться в такт движения головы. Он отставил бокал, скрестив руки на груди.
Точно, коротко и ясно. Хэнк мог изложить свои мысли всего одной фразой, но эти фразы всегда были полны нецензурных слов. Совершенное открытие меня поразило куда больше, чем привычные эпитеты седовласого офицера. Я даже и подумать не могла об этом с такой точки зрения… обычно капитан всегда находился в кабинете, и поговорить с ним во время рабочего дня не представлялось возможным. А ведь именно он, даже несмотря на редкую авторитарность, был достоин слов благодарности. Спалив он меня всего одним словом во время побега из-под носа солдат – и ничего этого бы не было.
‒ Что ж, буду знать… ‒ я пожала плечами. ‒ Мне это пригодится, когда я стану начальником.
Хэнк усмехнулся, и в этой усмешке я услышала сарказм:
‒ Ага. Вставай в очередь.
Бокал уже не грел пальцы, пузырьки алкогольного напитка выдохлись. Я отставила шампанское на подоконник, сверля лейтенанта задумчивым взглядом. Ему это было неприятно: мужчина водил плечами, хмурился, отвечал точно таким же проницательным взором.
‒ Чего?
‒ Знаете, мой отец очень любил один фильм. Старый такой, про зеленого человека, который не любил Рождество, ‒ не сводя с застывшего мужчины взгляд, с невинной улыбкой произнесла я. ‒ Так вот, вы очень сильно похожи на этого персонажа.
‒ С чего это вдруг? ‒ басовито и оскорбленно бросил Хэнк.
‒ Такой же ворчливый, такой же лохматый и зеленеете, когда пьете.
Этот взгляд я запомню надолго. Лейтенант смотрел на меня сверху вниз, кажется, окончательно зависнув. Выпитый алкоголь уже успел сказаться на его поведении, и теперь всего один взор серых морщинистых глаз говорил примерно это: «ты чо, псина сутулая, смелости набралась?». Но Хэнк ничего не ответил. Подобные непритязательные выпады в сторону друг друга стали для нас нормой, и потому мужчина покинул меня, буркнув излюбленное «ахренеть» себе под нос. Что ж, молодец, Анна. Ты отогнала от себя единственного возможного спутника на этот вечер.
Раздумывая о спутнике, я непроизвольно нашла Коннора в толпе. В отличие от меня, он заимел здесь гораздо больше хороших знакомых и не чувствовал себя скованно. Каждый день вынуждал его контактировать с коллегами, в большей степени склоняться к общению с теми, кто имел такой же цвет крови. Участок состоял не только из людей. Машины, что когда-то служили здесь на благо спокойствия, уже с личностным самосознанием вернулись в полицейский отряд. Еще одна причина, почему Фаулер был достоин слов уважения.
Андроид стоял у дальней стены, что-то не громко обсуждая с «живым» модели РС200. Никто больше не имел отличающих от людей униформ, все здешние рабочие (кроме Коннора-«машины») избавились от диодов. Но я все еще помнила их номера. Бездумные часы времяпрепровождения на кожаном диване в коридоре заставляли меня видеть перед собой андроидов снова и снова. Со временем такие детали забудутся, но пока ужасы пройденного пути иногда выползали наружу.
Вообще-то, это было даже забавным. Очередной час я стояла все у той же стены, наблюдая со стороны за тем, как толпа редела, и с каждым ушедшим человеком территория давала все больше шансов для анализа происходящего. Коннор не подходил ко мне, ровно как и я к нему, настолько сильно мы были уверены в непотребстве контактов на людях. Однако андроид не стеснялся контактировать с Хэнком. Он периодически оценивал состояние вливающего в себя алкоголь мужчины, чем порой вызывал вспышку негодования и раздражения. Мамочка и сыночек, честное слово. Коннор не обижался на реакцию лейтенанта, и потому шел в очередной раз в атаку с целью отговорить офицера употреблять очередную дозу алкоголя. Тут же словесно получал по шеям и отходил на несколько метров, наверняка продолжая следить за физиологическим состоянием здоровья друга.
Чем бы ни была вызвана озабоченность андроида: моей шуткой о престарелом Хэнке и валидоле, или же реальными отклонениями в здоровье мужчины, которые были доступны для анализа только андроиду-детективу ‒ я всегда старалась принимать сторону Коннора. Седой Андерсон, похожий на смесь ковбоя и хиппи, в общем-то не был старым. Встретившись с лейтенантом впервые у его стола после разговора с капитаном, я решила, что мужчине не меньше семидесяти лет. Позже офицер во время поездки к башне Стрэтфорд на расследование вторжения девиантов в вещательную студию шутливо назвал себя «Анной Андерсон» и назвал цифру «пятьдесят восемь». Днище кадиллака едва не было пробито моей нижней челюстью. Настолько пасмурно повлияли на мужчину последние годы частого употребления алкоголя.
Очередной час пролетел не так быстро, как предыдущий. Время от времени удавалось перекинуться парочкой фраз с участниками «веселой» вечеринки, иногда даже получалось пообщаться с «живыми». И в этом общении сквозила невероятная разница. Люди, хоть и были настроены дружелюбно, все же чувствовали дискомфорт из-за просачивающегося в разговоре моего прошлого служебного положения. Андроидам же было по большей степени плевать, кто я и чем занималась раньше. Это нас роднило: мы, словно представители одного вида, раньше служили рабами, чаще других испытывали на себе окружающую враждебность, не могли иметь чувств или испытывать эмоций. С андроидами я чувствовала себя… по-свойски. Раз за разом пыталась подобрать подходящее слово, описывающее это странное родство. Даже сейчас, потеряв большую часть своих установок, в нас проскакивали отголоски оставшейся за плечами подневольной жизни: порой механические и отточенные движения, нужда в четко поставленной цели, дисциплинированность и полная самоотдача своему делу. Теперь я понимала, что именно имел в виду Коннор, когда в доме пьяного Хэнка признался об ощущении схожести. Да, мы и вправду схожи. Но не конкретно с ним, а со всем искусственным разумом в целом.
Несмотря на мое желание родниться с машинами, все же я была представителем созданным природой вида. Любой человек, с кем приходилось заговорить на протяжении этого вечера, смущался. Я видела это в бегающих и хлопающих глазах, натянутых улыбках, сложенных на груди руках. Все до последнего испытывали интерес к причинам моего возвращения в нормальную жизнь, и лишь немногие из них осмеливались задавать вопросы. Те, кто выпил больше остальных, и вовсе спрашивали о внутренних делах подразделения и правительства. В ход шли вопросы из разряда «а что ты умеешь?», «а ты бессмертная?», «почему не вернулась назад?». На это я еще могла ответить, но когда спрашивающий начинал уходить в сторону правительства ‒ тут же с сожалением признавалась в подписании бумажек о неразглашении и прекращала разговоры.
Вскоре мне стало окончательно и бесповоротно скучно. Стол с фруктами не грел душу, Хэнк басовито смеялся в компании какого-то офицера, Коннор все еще шатался рядом с лейтенантом с видом «я здесь просто похожу, не обращайте на меня внимания». Даже за поведением друзей стало тоскливо наблюдать. Я удрученно блуждала по залу, пару раз даже заходила на кухню. В последний такой заход стало не по себе – у дальней стены стояли двое обнимающихся тел, которые наверняка эту ночь проведут совместно. Я узнала обоих офицеров, и от того ситуация показалась мне еще более неловкой. Благо, ни инспектор в серой юбке, ни бухгалтер из отдела кадров меня не заметили. Я была вынуждена бесшумно ретироваться в коридор напротив. Здесь же мне и пришлось «зависнуть» на несколько минут.
Справа шли камеры для задержания со стеклянными стенами. Чуть дальше – светлый коридор и окно, что никогда не запиралось. Память рефлекторно подкинула воспоминания о побеге из участка, и мышцы в ответ напряглись, точно мне снова предстояло сделать то же самое. Ввергаться в пучину прежних переживаний не нравилось, лучше бы я осталась на кухне с той целующейся парочкой. Но рефлексы выбрали другой приоритет, и вот я, не понимая собственных действий, шла вперед, продвигалась к окну.
За идеально чистым стеклом расползалась чернота. Слабый фонарь освещал парковку с шестью машинами, и в одной из них я узнала автомобиль, что скрывал меня во время побега. Казалось, стоит мне открыть окно – и в участок ворвется умоляющие крики девиантов, шум речного ветра и выстрелы. Это было так глупо, но руки все же задрожали, когда прикоснулись к холоду пластмассовой белой рамы. Держа пальцы на ручке, я с некоторое время пыталась побороть нарастающее внутри смятение. Спустя секунду окно открылось нараспашку.
Ничего. Морозный ветер, звуки проезжающих вдалеке машин. Больше ничего. Ни звонких умирающих голосов прокатившейся по городу гражданской войны, ни страха быть обнаруженной стоящими в двадцати метрах двумя солдатами с красными катанами на спине. Ветер уже не был таким остервенелым, как в тот день. Кустарник под окном разросся, его серые ветки скрежетали по стене в такт порывов воздуха. Я слушала собственное сердце, смотрела вдаль и прикусывала губы. Именно на этом месте началось то, что надолго останется в памяти нашей безумной троицы. Именно здесь я окончательно решила для себя оттягивать момент возвращения в руки подразделения ради того, чтобы помочь андроиду завершить свое задание. Именно здесь я поставила перед собой новую цель. Отнюдь, она так и осталась неизменной.
Как же все-таки это было странно. Потоки красной и голубой крови лились рекой совсем недавно, их оттенки переливались на белых снегах пустынных дорог Детройта, и вот мир продолжает жить, как ни в чем не бывало. Все войны и стычки, в которых мне приходилось побывать во время службы, мелькали мимо, не оставляя в душе каких-либо следов. Я убивала, уничтожала врагов, использовала оружие массового поражения, всякий раз стирала кровь с рук и одежды, безропотно меняла пропитавшуюся красной жидкостью экипировку. Меня ничего не смущало, настолько я была холодна в своей бесчувственности. А что же теперь? Всего одна ночь безжалостного истребления андроидов, которая оставила на душе неизгладимые раны. Кто же знал, что к представителям чужого вида, по сути конкурентами на одной экологической нише, я буду ощущать куда большую жалость, чем к собственным собратьям. Мое смятение относительно доброжелательной маски правительства, под которой скрывалось истинное лицо убийцы, разделял только Хэнк. Ему тоже все это не нравилось. Коннор, как бы не старался выглядеть серьезно, все же еще был слишком наивным. Он довольствовался тем, что война была позади, но мы-то с лейтенантом воспринимали этот мир иначе. Мы оба за всю свою жизнь вдоволь насмотрелись на истинную жестокость людей, а кто-то в лице меня даже участвовал в ней. Именно поэтому андроид не ощущал фальшивости внезапно наставшего мира, пока мы с Андерсоном критично относились к затишью перед бурей.
‒ Ну и чего вы сюда приперлись? ‒ голос Рида не вызвал во мне каких-либо чувств, кроме усталости. ‒ Решили опохабить еще и участок своими обжиманиями?
Всматриваясь в темноту улицы и чувствуя легкие удары трепыхающихся от морозного ветра волос по спине, я глубоко вздохнула. Его появление за спиной было предсказуемым: еще выйдя из кухни, я мельком заметила на себе презрительный взгляд сурового детектива. Мое красное платье весь вечер выделяло меня в толпе не успевших сменить рабочие формы людей. На мгновение я даже пожелала, что позволила рукам схватить первую попавшуюся вещь из шкафа, пока я была в раздумьях о пошатнувшемся доверии Коннора.
‒ И вам доброго вечера, детектив, ‒ спорить не было желания, и в большей степени это была заслуга проживающего рядом андроида. Мы и вправду учили друг друга жить в новом мире. Я помогала Коннору распознать всплывающие эмоции, параллельно учила обращаться с моими, тем самым подставляя саму же себя. Коннор в своей воспитанности и учтивости подавал пример мне. Вспышки раздражения или ярости теперь могли быть с легкостью подавлены, сама того не осознавая, я училась быть сдержанной, чтобы соответствовать тому, кто находился рядом. Ни один психиатр в университете не мог оказать такого эффекта, как андроид, за которым я готова была бежать до края горизонта.
Рид, убрав руки в карманы джинс, с самомнительной походкой приблизился на несколько метров. Ух, как мне хотелось оказаться сейчас на улице, идея выпрыгнуть в открытое окно была не плохой. Даже черные велюровые каблуки не могли меня остановить в моем желании покинуть здание с высоты двух метров. Может, я и сломаю ногу или несколько пальцев… восстановление в течение двух-трех дней все равно не так катастрофичны, как испытание на себе той кислоты, что сочилась из как всегда небритого Гэвина. Немного погодя, я закрыла окно и всем телом повернулась к мужчине. Куртки на плечах Рида не было. Только серая футболка, те же темные джинсы и темные кроссовки. И опять этот поцарапанный нос. От кого Рид постоянно получал?..
‒ Я снова хочу извиниться перед вами, детектив, ‒ я убрала руки за спину, показывая свою открытость и нежелание провоцировать конфликт. Рид иронично улыбнулся, опустив голову. У пьяного офицера, видимо, были иные планы. ‒ Мы не подумали, что наше поведение в баре может кого-то оскорбить.
‒ А я снова хочу тебе напомнить, куда ты можешь запихнуть свои извинения.
Гэвин остановился всего в двух метрах. Даже сдержанность не позволяла мне игнорировать нарастающую агрессию Рида. Вряд ли он станет поднимать на меня руку. Мужчина хоть и был козлом, все же не позволял себе применять физическую агрессию к женщине, особенно к той, что долгое время была машиной-убийцей.
‒ Можете сколько угодно сыпать оскорблениями, детектив, ‒ я пожала плечами. ‒ Я не собираюсь реагировать на вашу агрессию.
‒ Неужели? ‒ с хмельной улыбкой театрально удивился Гэвин. Я чувствовала, как от него веет алкоголем, тяжелым ароматом мужского парфюма с древесным запахом и желанием затеять драку на празднике. Он был выше меня, и, судя по выражению лица, намного смелее в этом назревающем конфликте. ‒ Поняла, как именно держать язык за зубами?
‒ Нет. Коннор научил.
Может, я и была сдержанной, но вместе с этим все еще была «язвой». Отцовско-«Хэнковский» нрав никуда не делся, его даже Коннор не мог изменить. Гэвин задрал голову к потолку и разразился тихим смехом. Только сейчас я заметила, что у него сползают по правому виску несколько темных прядей, но даже эта черта не могла роднить Рида с тем, кто был мне так дорог. У Коннора эта прядь смотрелась органично, она вызывала желание протянуть руку и убрать ее обратно в прическу. Эти две темные пряди вызывали только желание отстричь их нахрен, лишь бы больше не мельтешили перед глазами.
‒ Ну, ты-то у нас в машинах разбираешься. Да, Гойл? ‒ Гэвин перестал смеяться, изучая серыми глазами мое учтиво улыбающееся лицо. ‒ Они, наверное, не устают. Готовы выполнить любые фантазии, да?
Черта сдержанности была перейдена. Я чувствовала, как щеки наливаются краской от такого слишком личного поворота событий, но все же не стала показывать нарастающей внутри злости. Только приподняла подбородок выше, освобождая оголенную шею от волос, и с вызовом посмотрела в черные увеличенные от алкоголя мужские зрачки.
‒ Продолжайте топиться в своей желчи в одиночестве, Гэвин. Мне плевать, чем вас так жизнь обидела.
‒ Лучше бы тебя и твоего заводного щелкунчика на корабле прибили, ‒ сквозь улыбку ответил Гэвин. ‒ Может быть, в участке не так сильно бы воняло пластмассой.
Я не ответила, хоть и хотела уже плюнуть на свою сдержанность и безмолвные уроки Коннора тактичности. Губы содрогались в попытке сохранить натянутую улыбку, но это было сделать все сложнее и сложнее. Атласная ткань платья нагрелась, его жар разогревал кожу еще сильнее, чем нужно. Мне было дискомфортно смотреть на полные ненависти глаза Рида снизу вверх. Воздух вокруг чуть ли не плавился, точно брошенная в огонь пластмассовая бутылка. Настолько было неприятно лицезреть так близко это небритое лицо.
‒ Езжайте домой, Гэвин, ‒ я отступила назад на один шаг, стараясь держать себя и накатывающие волны злости в руках. ‒ Вы очень пьяны.
‒ А ты возвращайся в свое сраное подразделение.
Бросив это уже без улыбки, Рид развалисто развернулся и быстрым шагом побрел прочь. Какого же было мое удивление, когда в ту же секунду из-за стены показался андроид. Рид нарочито сильно ударил андроида плечом об плечо, заставив последнего слегка отшатнуться. Я вновь обернулась к окну, стараясь унять разбушевавшееся от гнева сердце.
‒ Все в порядке? ‒ Коннор показался рядом так резко, что я дернулась от испуга.
‒ Да, просто кое-кто никак не справиться со своими внутренними демонами.
Собственные слова больно резанули слух. Интересно, про кого именно я только что сказала? Про Рида с его вечной ненавистью и злобой, или про себя и свои более-менее успешные попытки сдерживать ярость? Андроид не поверил моим словам. Он нахмурено осматривал мое лицо, и каждый сантиметр раскрасневшейся кожи выдавал меня с поличным. Тем не менее, Коннор в синем пиджаке не стал акцентировать на состоявшемся неприятном разговоре внимание, за что мысленно был вознагражден аплодисментами.
‒ Лейтенант Андерсон желает покинуть участок и отправиться домой.
‒ Серьезно? ‒ приведя себя и свои чувства в порядок, я не спеша последовала за андроидом. ‒ Неужто в участке кончился алкоголь?
‒ Нет. Боюсь, что в участке кончился сам Хэнк.
Заявление заставило меня поднять брови и забыть о случившемся инциденте с Ридом. Я тут же быстро обошла Коннора, что смотрел на меня с дружелюбием, и завернула за стену. Участок начинал пустовать. В центре холла оставалось максимум девять человек, сладости на столах поредели. Работникам с утра еще предстоял рабочий день, и многие даже не стали дожидаться девять вечера, чтобы покинуть департамент. Те, что остались, теперь либо негромко вели пьяные беседы, либо парами покачивались в такт музыке. Кажется, я даже видела танцующих андроида и человека. Увиденное вызвало чувство трепета внутри, но гораздо более сильное ощущение жалости вызвал другой персонаж. Хэнк, сидя за своим столом, уперся локтем о деревянную серую поверхность и теперь дремал. Седые волосы скрывали лицо, но уверена, что на нем сейчас была уставшая полуулыбка.
‒ А ты, я смотрю, все чаще каламбуришь, ‒ не сводя взгляда с лейтенанта, отметила я.
‒ Сказывается ваше влияние, мисс Гойл, ‒ так же сверля взором спящего Хэнка, оповестил меня андроид.
Мы по-прежнему учили друг друга жить. По-прежнему неосознанно воспитывали друг в друге те или иные черты. Услышанное заставило улыбнуться, и в ответ я получила такую же теплую улыбку.
Как ни странно, Хэнк все же не был сильно пьян. Да, шатался, да, громко прощался со всеми, кого встречал на пути. Даже Рид, что теперь стоял у излюбленного мною стола с фруктами, получил хриплый крик «До завтра, сраный гавнюк!». Гэвин фыркнул, но отвечать ничего стал, только отвернулся.
Вывести Андерсона из участка было не тяжело. Мужчина в последний раз перед выходом грузно подался в сторону стойки со сладким. Мне показалось, что тот намеревается упасть, однако Коннор быстро перехватил лейтенанта, получив в ответ победный клич:
‒ Да отвали от меня, я сам могу идти!
Отнюдь, Хэнк переоценил свои возможности. Уже у автомобиля пьяный Хэнк поскользнулся, снова был подхвачен Коннором, снова был одарен укоризненным взором карих и зеленых глаз, снова что-то воинственно бубнил. Я поспешно открыла заднюю дверцу, позволив андроиду беспрепятственно усадить старичка в кресло. И пока тот старательно водружал свои ноги в салон, я бегло осмотрела андроида.
‒ У тебя… на пиджаке…
Коннор не сразу понял, куда именно был адресован кивок головы. Я же смотрела на бисквитное пирожное, что белым кремом буквально прилипло к подолу синей ткани. С неба начинали падать белые снежинки, они таяли, едва соприкасаясь с оголенными женскими плечами. Мне все так же не был страшен холод в его ограниченном воздействии, тем более, что температура уже несколько дней не понижалась ниже пяти градусов мороза. Белые пушистые снежинки начинали осыпать и темные волосы Коннора, что с недоумением сверху вниз смотрел на пирожное.
‒ Уже успел с кем-то пообжиматься? ‒ озорно подшутила я, вызвав суровый укоризненной взор темных глаз.
‒ Пардоньте, ‒ Хэнк едва показался из-за открытой дверцы, протягивая руку к пирожному. Вскоре кекс с немногочисленными остатками белого крема оказался в его пальцах. ‒ Это мое.
Тут же стало понятно, что пошатнувшееся движение выпившего Хэнка к столу со сладким была не угроза свалиться на пол, а желание захватить с собой в дорогу сладенького. Лейтенант уже хотел отправить кекс в рот, когда Коннор положил руку на верхний край двери и остановил кряхтящего лейтенанта встревоженным тоном:
‒ Не советую, лейтенант. Верхняя одежда содержит на поверхности множество микр…
Голос тут же оборвался, когда Хэнк, раздражительно сверкая зрачками, с дельным выражением лица откусил от пирожного. Коннор, глядя на это с приподнятыми бровями и ничуть не удивленным взглядом, молча закрыл дверь.
‒ Давай просто сделаем это, ‒ тактично обратился ко мне андроид.
‒ Согласна, ‒ так же тактично отозвалась я, хоть и хотелось покатываться на полу после этого старческого, пьяного и принципиального взгляда.
По улицам ночного города все еще просматривались редкие прохожие. Я наблюдала за тем, как падает снег, как проезжают мимо автомобили, как сменяются теперь отовсюду горящие вывески. Коннор вел машину в тишине, и это мне нравилось. С заднего сиденья некоторое время доносился бубнеж, однако вскоре мужчина затих под давлением дремоты. Должна была признаться, что мои веки тоже наливались тяжестью. Я время от времени шмыгала носом и старалась сосредоточиться на происходящем за окном в попытке не уснуть под мерный гул двигателя автомобиля. Голубой диод Коннора был единственным источником света внутри. Я не видела его глаз, но могла представить, с какой точностью те анализируют процесс на дороге. Не видела тонкой пряди, свисающей с другой стороны головы, но инстинктивно ощущала жесткость волос на пальцах. Даже поглощенный дорогой, Коннор вызывал во мне чувство восхищения и трепета, которые всплывают обычно при его прикосновении к горячей коже. Его профиль резко очерчивали светящиеся яркие вывески мимо проплывающих бутиков, очертания ресниц вздрагивали от каждого движения механических глаз. «Какой же ты прекрасный», вторило в голове теплое чувство, источником которого было сердце.
Глаза начинали слипаться, когда я решила перевести взор с чарующего затемненного облика андроида на бегущие за окном улицы. Здание мэрии было оставлено позади, но даже секундного взора хватило, чтобы снова попробовать на вкус фальшивость воцарившегося в городе мира. К стенам высокого красного здания были уложены плакаты из деревянных досок и написанных на них черными буквами фраз недружелюбного содержания. Мне удалось прочитать только одно с такого далекого расстояния, но и этого хватило, чтобы догадаться о надписях на остальных:
«Детройт – город ЛЮДЕЙ!!!»
Самопроизвольно нахмурившись, я сложила руки на груди и уставилась на дорогу. Как бы человечество не старалось сжиться с новым положением дел, все же в этой стране присутствовали те, кого это не устраивало. «Живым» повезло, что теперь их неприкосновенность была узаконенной. Конечно, и раньше андроиды могли рассчитывать на малую защиту со стороны представителей закона, однако в больше степени такая защита была основана на «повредил чужое имущество ‒ плати». Но сейчас андроиды и вправду могли положиться на суд, защиту и право. Правительство не было готово к таким изменениям, но все же в каждом полицейском участке был создан отдел по делам правонарушений как в сторону, так и со стороны машин. Коннор, Хэнк и еще несколько андроидов из департамента составили штат нового отделения. Андерсон даже сам вызвался этим заниматься, чем вызвал небывалое удивление Фаулера, Хопкинса и многих других в участке. Чье угодно, но не мое, Коннора или Рида. Разве что мы воспринимали это положительно, в то время, как Гэвин ‒ с усмешкой и укоризной.
Вскоре автомобиль заехал на бордюр у дома Хэнка. Впереди предстояло веселье – разбудить лейтенанта, что во время сна был взрывной гранатой недовольства и негодования, а так же спровадить его к постели. Это не первая наша с андроидом совместная «операция по спасению» нуждающихся в лице Андерсона, но каждый такой раз заставлял нас все больше и больше испытывать обреченность. Я перестала подтрунивать над офицером, пытаясь выставить его слабеньким относительно моей печени, так как после второго такого пари получила выговор от андроида. Было даже забавно и странно – ощущать себя нашкодившим щенком рядом с пытающимся отчитать Коннором. Хотя мне и не обязательно было слышать его лекции относительно моей бессовестности. Хэнк и впрямь был не молод, а мои целенаправленные выпады в сторону его алкогольной стойкости усугубляли его и без того нездоровое состояние. К тому же, мужчина с каждым разом терял цепкую хватку в алкогольной битве – его лимит становился меньше, сон наступал все раньше.
Пробудить Андерсона оказалось гораздо легче, чем прежде. Напротив: мужчина даже сам встал (едва не грохнувшись обратно), кое-как выудил ключи от дома и побрел к дверям. Мы-то дураками не были. И Коннором, и мной было усвоено, что подобное поведение ничего хорошего не гарантирует. Сейчас мужчина отделается от двух зануд-приставал и после, стоит нам откатить машину к своему дому, вызовет такси в желании продолжить нагнетать депрессивное состояние в стенах какого-нибудь бара. Его нельзя было осуждать… выигранная война угнетенным народом не могло залатать дырку в сердце, которую мужчина старательно заливал пойлом. И потому мы следовали за лейтенантом в дом, чтобы наверняка проследить за его успокоением.
Коннор тут же скрылся в ванной с целью привести пиджак в порядок (педант), пока я, чувствуя боль в ногах от новых, но ничуть не лучше предыдущих, туфлей из велюра, двигалась за шатающимся Хэнком в спальню. Мужчина время от времени придерживался за стену, но падать не собирался – все же он не был настолько сражен алкоголем. Когда же наконец постель была достигнута, и усевшийся офицер, что-то бубня себе под нос, начал стаскивать ботинки о край кровати, я принялась помогать ему снимать кожаную куртку. Предел мечтаний… оказывается, охранять старую колымагу на заброшенном рыбозаводе не так грустно, как это.
‒ Вам бы печень свою поберечь, Хэнк, ‒ освободив один рукав, я принялась стаскивать другой. Хэнк не сопротивлялся, только пошатывался, намереваясь тут же свалиться лицом в подушку.
‒ Она меня не бережет, ‒ беспечно ответил Хэнк хриплым голосом, отрицательно качнув головой. Его волосы растрепались, но приводить их в порядок я точно не собиралась. С него достаточно будет и снятой куртки. ‒ Так с чего я должен?
‒ С того, что вы уже не молоды, ‒ раздраженно произнесла я. Коннор наверняка бы сейчас приподнял брови, услышав такое от меня. Человек, что недавно старался напоить и перепить лейтенанта, втирает ему про важность заботы о своем здоровье.
Андерсон поднял на меня голову и сощурился, исказив губы в удивленной ухмылке. На некоторое время я остановила свои действия, однако после последующего разговора возобновила их с особым пристрастием.
‒ Ты так похожа на мою бывшую жену… ‒ пьяно произнес офицер.
‒ Надо же. И чем это?
‒ Такая же маленькая, вредная и противная.
Это была месть за зеленого человека в участке. Поморщив нос в попытке скривить злобную рожицу, я с силой вытянула рукав кожаной куртки. Андерсон не ожидал такого рвения. Мужчина повалился на кровать, с трудом закидывая ноги на постель.
‒ Как долго вы были женаты, лейтенант?
‒ Пятнадцать с хером лет… ‒ Андерсон поднял руку и постарался пересчитать года на пальцах, после чего плюнул на это дело. ‒ Ну, или около того.
‒ Боже… святая женщина.
Послышался недовольный бубнеж, после чего – сопение. Лейтенант уснул раньше, чем смог выразить свое раздражение относительно моего положительного отношения к его бывшей жене. Отложив куртку на близ стоящий стул, я с несколько секунд наблюдала, как Хэнк ворочается и пытается спрятаться под одеялом. Вскоре, мужчина угомонился, а я, стаскивая каблуки, брела в гостиную по коридору.
Дом больше не вызывал во мне неприятных ассоциаций. Воспоминания, конечно, просачивались, но все же уже не ощущались так терпко. В первые часы пребывания здесь после завершения войны я буквально не желала соприкасаться с чем-либо, кроме большой собаки на пуфике. Каждую секунду мне казалось, что сейчас вновь раздастся дверной звонок, и на пороге покажется оболочка Коннора. Снова эти треклятые знаки «Киберлайф», снова синяя повязка на плече, снова номерной знак модели «ANDROID RK800» на широкой спине. Дверь в подвал, казалось, вела в ад. Теперь-то я смотрела на это с иронией. Похоже, подвал в моей жизни вообще априори нес негативную энергию. То съемный дом с усыпанным осколками диагностических аппаратов бетонным полом, то подвальная лестница в доме Андерсона.
Стол напоминал о минутах душевного откровения между тремя существами, которые длились каждый раз не больше тридцати минут. Я задала вопрос андроиду о его стоимости, но не ожидала получить его ответ после всего случившегося. Я рассказала Коннору об истории семьи, которая когда-то была в моей жизни. Тогда похолодевшую от воспоминаний кожу утягивало красное платье, что вновь красуется на женском теле, а рассудок метался меж двух огней из стоящего за плечом подразделения и теплым взглядом карих глаз. Раньше я могла только мечтать его касаться и стирать холодный пот на лбу от внутренних конфликтов. Последние исчезли, но порой касаться Коннора я так и не торопилась. Намного приятнее было просто смотреть на него – живого, такого же «пробужденного», как и я.
Коннор укладывал влажный, но отчищенный от крема пиджак на спинку стула, когда я, уложив туфли на пол рядом, плюхнулась на диван. Разум требовал сна. Мысли затихали в голове, предоставляя всю власть надвигающимся сновидениям. Покидать дом Хэнка нельзя было примерно с час, по истечению которого Андерсон точно не проснется и никуда не уйдет. Поэтому, накрыв глаза ладонью, я закинула голову на спинку дивана и вслушивалась в происходящие движения рядом.
