Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 71 (всего у книги 93 страниц)
Волнение в груди заставляло множество птичек нетерпеливо трепетать крыльями, но при этом сидеть на месте и тихо переговариваться между собой. Каждое мое движение вызывало у них легкий гомон. Мне нравился этот гомон. Приятный, как предчувствие чего-то прекрасного. Совсем как то, что я ощущала в гостевом холле гостиничного номера, стоя напротив детектива в черном костюме. Пройдя вглубь гостиной, я со вздернутыми уголками губ посмотрела на камин. Электрический, и все же очень теплый. Темный кожаный диван мутно отражал пламенные лучи, два кресла стояли по обеим сторонам. На сиденье дивана покоился черный флисовый плед. Тонкие женские пальцы едва заметным касанием прошлись по кожаной обивке. Здесь должен быть журнальный столик. Помню, как убрала его, заменив белым ковром с высоким ворсом. Вот и сейчас с неуловимой улыбкой смотрю на пол, вспоминая кожей бархат. Он был такой приятный, такой теплый. Но не такой теплый, как некто, кто обнимал меня на этом самом ковре в один из прекрасных вечеров.
Закрыв глаза и шумно вздохнув, я убрала руку с дивана. Здесь все было по странному родным и знакомым. Но при этом все было и тоскливым, точно дом, куда не пускал меня босс, нес за собой горести неизбежной утраты прошлого. Мне нравилось вспоминать скрип кожи дивана, нравилось снова ощущать тепло каминного пламени на лице. И все же каждая деталь почему-то осаждала в груди скорбные чувства, которые сейчас канарейки пытаются вытеснить своими взмахами крыльев.
Вновь открыв глаза, я посмотрела на стоящий справа у стены столик. Небольшая коробка с виниловыми дисками блестела в лучах камина, сквозь тишину вдруг пронеслись упоительные звуки виолончели. Этот звук не такой, как тот, что доносился из колонок в доме Камски. Это совсем иное, еще более прекрасное. Слегка шипящий, белый шум на фоне, легкий скрежет от касания иглы к виниловой поверхности. Он доносился издалека, через многие годы. Доносился из детства.
Детство. Какое оно у меня было? Счастливое? Грустное? Прикусив губу, я с сожалением испытала, как трепет сменяется тревогой. Камин перестал быть приятным, перестали быть красивыми и его яркие языки. Ведь на камине стояло сразу пять фотографий.
Обойдя диван и кресла, я подошла к каминной полке. Здесь было идеально чисто, ни единой пылинки. На лицах всех застывших существ играли тени, глаза каждого смотрели со слегка прикрытым счастьем. Медленно касаясь кончиком пальца каждой рамки, я с замиранием в грудной клетке начала изучать снимки один за другим.
Группа андроидов в полицейских униформах, со стоящим справа Хэнком Андерсоном. Лейтенант рядом с машинами смотрелся грузно, тяжко, но органично. Точно этой группе из роботов, что заправляли делами по девиантам, и не хватало именно прожженного жизнью человека, за спиной которого был не один десяток лет. Андроид-детектив, учтиво заведя руки за спину, смотрел точно в камеру. Его взгляд вызвал во мне скорбную улыбку. Даже не знаю, почему именно ее.
Следующий снимок был не таким веселым. Люди, конечно, улыбались в кадре, но их улыбки отзывались еще большей грустью, чем лицо детектива в синей полицейской униформе. Мужчина средних лет с широкой спиной и в синей рубашке держал на плечах девчонку с ярко рыжими волосами. Женщина со сладкой ватой в руках счастливо улыбалась красными губами, слегка обнажая каемку ровных зубов. Она так любила красный цвет… всегда считала его женственным, истинным, страстным. Красная помада, красные платья, красные ногти и туфли. Она и мне пыталась привить эту любовь, но как же ей было сложно взращивать во мне женщину вопреки желанию отца воспитать меня, как бойца. Прикрыв рот рукой, я закрыла слезящиеся глаза. У меня была прекрасная семья. Самая лучшая из всех, что могли достаться ребенку. Да, меня назвали мужским именем, меня заставляли расширять свои физические способности посредством постоянных тренировок и боли, даже помню частые пререкательства родителей на тему «что можно, а что нельзя», из-за которых я так часто путалась и впоследствии получала ни за что. Но они были добрыми, счастливыми, любящими. И я их любила. И любила будущего еще не рожденного брата, едва начала замечать под платьями матери округлившийся живот.
Стерев проступившие слезы с глаз, я облизнула пересохшие губы и, хмурясь в попытке держать себя в руках, посмотрела на фото в белой рамке. Рука рефлекторно коснулась кончиками пальцев короткого, но глубокого шрама чуть ниже правого уха, что якобы был получен во время учебы в полицейской академии. Веселый мальчишка с искрящимися глазами, что тянет руки к своей сестре. Он любил кидаться игрушками в случае, если его что-то не устраивает, но каждый раз попав точно в цель всегда извинялся за принесенную боль. Я рассказывала ему о своей любимой музыке, иногда, когда бабуля сильно уставала, укладывала его спать и всякий раз слышала вопрос совсем еще детского голоса: «как прошел твой день». Дак слушал истории из жизни студента, порой рассказы переходили все границы, и я показывала маленькому брату свои синяки и ссадины, полученные в ходе тренировок. Мальчишка не пугался, напротив: он восторженно хлопал в ладоши и вторил, что тоже будет такой сильный, как его сестра. Я же смеялась, в душе надеясь на гуманитарный или технический склад ума подрастающего братца, которому хватит мозгов не пойти по стопам своей родственницы.
Последние воспоминания пробивались так горестно, что я, сжав глаза и прикусив губы, отвернулась. Всхлипы смешивались с треском имитированных поленьев, но мне нужно было выплакаться. Хотя бы ввергнуться в скорбные воспоминания о тех, с кем я не успевала толком попрощаться. Отец и мать перед смертью слышали только дочернее «Увидимся, когда приедешь!». И только маленький Дак, поливая сестринские колени и руки кровью, слышал хриплое «Прости, Дак, прости»…
Я сделала глубокий вздох ртом и встряхнула головой. Не время упиваться скорбью по близким. Здесь я не для того, чтобы реветь. Белая рамка была оставлена в покое. Следующее фото было точно таким же счастливым, но до странности нелепым. Разложившийся на полу андроид-детектив, на грудной клетке которого довольно лежал огромный сербернар по кличке «Сумо». Пес нагло смотрит в камеру, высунув свой язык. Сам же детектив всем своим лицом выражал всего одно слово: «Помогите».
Сквозь слезы и чувства утраты, я смогла-таки улыбнуться столь милой картине. Но следующее фото осадило мою улыбку, заставляя уголки губ медленно опускаться. Ничего не понимая и от того хмурясь, я схватила снимок с полки и отошла к стене.
Все тот же андроид-детектив, все тот же пол, но теперь в его глазах не было призыва о помощи. Его глаза смотрели укоризненно, и все же по-своему счастливо. Я сидела верхом на машине, весело смотря в камеру. Наши лица застыли на фото, однако я слышу заливистый собственный смех и ехидные усмешки лейтенанта, щелкающего камерой телефона. Он был счастлив видеть нас такими. Детектив был счастлив видеть нас такими. Я была счастлива. Мы все были счастливы. По-своему.
– У тебя красивая улыбка.
Мужской голос с другой стороны камина прозвучал так тихо, но неожиданно, что я от испуга подпрыгнула и выронила снимок из рук. Фотография со звонким звуком упала на пол, осыпав осколками стекла участок рядом с плинтусом.
Андроид в синем костюме стоял в нескольких метрах. Его ставшие черными из-за недостатка света глаза с тоской, но едва уловимым трепетом смотрели на снимок, уголка которого касался мой ботинок. Я не могла пошевелиться. Пыталась сделать хоть один шаг навстречу, но увиденное выбило из меня абсолютно всю уверенность. Андроид Анны был мертв. Я не видела его лица ни за красной стеной, ни в воспоминаниях. Зато вижу его лицо на фотографии. И это невозможно!
– Ты говорила, что не хочешь смотреть на лица утраченных близких, – продолжал говорить детектив, слегка качнув головой. Темная прядь волос блестела в свете камина совсем как в номере отеля, но теперь его туманный взгляд пронзал не меня. Он все так же продолжал изучать снимок на полу, который наверняка часто брался в его тепло-холодные руки. – Но я не смог убрать фотографии. Это была единственная возможность видеть, как ты улыбаешься.
– Кем мы приходились друг другу? – я говорила тихо, но настойчиво. Детектив от такой странной смеси тревоги и непонимания нахмурено посмотрел мне в глаза. Я же продолжала повторять свой вопрос, теряя терпение. – Кем мы приходились друг другу?!
Он продолжал блестеть темными зрачками, за которыми, почти как у кошки, слегка бликуют оптические линзы. На нем не было диода, но его уверенная осанка, непоколебимый вид, блик линз выдавал в нем идеальную машину. Треск каминного пламени был единственным шумом в гостиной, разве что если не считать участившегося сердечного цикла, нарастающего с каждой секундой осознания причин молчания детектива. Он смотрел на меня так, точно я знала ответ. Но он был прав. Я знала, пусть и не могла полностью понять.
– Ты шутишь, – я начала было с саркастичного шепота, однако в следующую секунду он практически перешел на крик, – ты же андроид! У тебя ведь даже гендера нет!..
– Раньше тебя все устраивало, – с неуловимой укоризной сурово произнес детектив.
Я задыхалась от непонимания и вдруг нарастающей боли в голове. Шум крови вновь перекрывал иные звуки, заставляя меня недоуменно делать несколько шагов в сторону в поисках источника звуков. Столик с виниловыми дисками за спиной опасно накренился от моей порывисто прислонившейся поясницы. Картинка перед глазами начинала плыть, но прежде, чем вспышки боли окончательно овладели телом, я успела заметить, как андроид дернулся в мою сторону.
– Не надо, – я ничего не видела перед собой, судорожно моргая глазами в попытке смирить пульсации в голове. Голос мой хрипел, вздернутая рука слепо пыталась остановить вознамерившегося подойти детектива. – Не хочу ненароком сделать больно…
– Ты же знаешь, я не чувствую боли, – уверено отвечал детектив, все же оставшись стоять на месте.
Я пыталась всеми силами привести себя в порядок. Взывала к совету Дориана не бояться боли и крови, цеплялась за край скрипящего стола и трясла головой. Хвост волос от таких движений бил по плечам, кожа покрывалась сопротивляющимися боли мурашками. Тени, что недавно плясали на фотографиях, теперь плясали везде, и их движения вызывали рефлекторную тошноту. Это было так больно! Какого черта мне так больно, если красная стена в развалинах, а прошлое давно было обретено?!
Легкие заходились в тяжелом дыхании, когда пульсации утихли. Слабость растекалась по жилам, все мышцы, что недавно усердно сносили часовой бег по ночным улицам, теперь дрожат из-за нехватки сил. Наконец, приведя картинку перед глазами в порядок, я умоляюще посмотрела на все так же стоящего в нескольких метрах детектива. Он был прекрасен даже будучи встревоженным, испуганным. Готовый оказаться в любую минуту рядом, чтобы протянуть руку помощи и не дать упасть. Но сейчас мне требовалось другое. Стол героически сносил мой вес, сам же детектив смотрел мне прямо в глаза.
– Пожалуйста… расскажи мне все, что знаешь, – я была на грани срыва, так сильно дрожал и хрипел мой голос. Охранники не истерят, и я держусь из последних сил в желании сохранить самообладание. – Прошу тебя, я так больше не могу!..
Взгляд детектива стал мягче, однако с ответом он не торопился. Лишь спустя половину минуты визуального контакта андроид с изящными чертами лица успокаивающе заговорил:
– Я не могу всего рассказать, – его мягкий голос был прекрасным, но сейчас едва не выбесил меня – уставшую и измотанную вечными терзаниями души. Однако следующее, что он сделал ввергло меня в ступор, заставив позабыть о все еще теплеющей в голове боли и слабости ног. – Но я могу показать.
Что он мне еще может показать, кроме много говорящих фотографий? Правильно. Показать то, из-за чего я чувствовала себя неловко рядом с лишенной оболочки Хлоей.
Детектив, не спуская с меня глаз, бережно снял синий пиджак и уложил на диван. Он действовал так аккуратно, как вошедший в клетку перепуганного животного дрессировщик, которому предстоит заставить зверя съесть таблетку. Его действия были медленными, размеренными, а взгляд и голос такими спокойными, что я снова вернулась мыслями в гостевой холл номера отеля. Те же блики каминного пламени, то же невероятное создание, имя которого я все никак не могу озвучить. Лишь цепляюсь за край стола, завороженно следя за действиями детектива.
– Однажды я уже совершил ошибку. Оставил тебя в одиночестве блуждать по холодным улицам, – белый рукав методично поднимался выше, серебряная запонка была уложена на камин рядом с фотографиями. Она блестела так красиво и ярко, как глаза стоящего напротив андроида. Его блеск мне нравился больше, и именно в нем я теперь тонула, не смея произнести хоть слово. – Я едва не потерял все… больше я не хочу так рисковать.
Детектив закончил манипуляции с рубашкой, оставив рукав чуть ниже локтя. Практически черные глаза смотрели на меня с ожиданием, с трепетом, как бы предлагая подойти поближе и прикоснуться к выставленной вперед мужской ладони. Не знаю, как долго я стояла у стола, не в силах подойти. Однако как только с кисти андроида начала исчезать бионическая кожа – тут же забыла, как дышать.
Белый пластик отражал яркие лучи камина, местами нарушая блеск серыми вставками. Мне так нравился этот вид оголенной механической плоти, как будто бы я уже видела это – вот так выставленную вперед руку… в отражении зеркала. Зеркала, в котором мерцал диод; в отражении которого на меня смотрели карие блестящие глаза. Как часто они на меня смотрели? Пожалуй, даже слишком. В доме на Томпсон, когда в голове была только уверенность в своей хладнокровности. На верхнем этаже бордового дома у теплой двуспальной постели, когда между мной и машиной вновь возросла стена из-за гребаного Рида с его вшивым мнением. В том же зеркале у той же постели, когда к дому подъехал фургон, дабы забрать своего бывшего сотрудника на первый за все время принятый заказ Элайджи Камски.
Кое-как оторвавшись от стола, я с опаской подошла к андроиду на расстояние чуть ближе метра. Темные глаза не сводили с меня наблюдательного взора, но он не был тревожным или нахмуренным. Он был трепетным, слегка затуманенным, как будто за всем этим обязательно последует нечто прекрасное. Возможно, так оно и было. Сейчас уже сложно судить о спектре вдруг вспыхнувших чувств, перебивших любые пульсации в голове. Задыхаясь от нарастающего волнения как рядом с постелью в отеле, я аккуратно приложила собственную ладонь к белому пластику. Сотни мурашек тут же пронзили тело от ощущения холода и сжимающегося сердца в грудной клетке.
– Что ты чувствуешь? – вкрадчиво спросил детектив, не сводя с меня взволнованных глаз.
– Тебя, – почти шепотом ответила я, ощущая в этом ответе нечто родное и сжимая руку все сильнее.
Такая холодная и такая сильная. Белый материал на вид кажется хрупким, но это было далеко не так. Мои собственные пальцы дрожали от напряжения, я же все сильнее впивалась взором в черные радужки, за которыми скрывается оптика. Все его черты лица прекрасны: мелкие поры на искусственной коже, слегка приоткрытые в ожидании губы, очерченные скулы с темными родинками. Прядь волос продолжает свисать вниз, а ведь детектив порой убирал ее обратно в прическу, лишь изредка меняя в себе мелкую деталь. Он возвышается надо мной, но я не чувствую себя маленькой. Наоборот: рядом с ним я чувствую себя большим, способным на великие свершения ради этого существа человеком. И я была таким.
Я свершала поистине странные безумства. Воспринимала его как наставника, в то время как наставником был только лейтенант Андерсон. Разламывала свой мир на части, затаптывала солдата внутри при попытке исполнить приказ лейтенанта о выстреле в голову андроиду. Лейтенант лишь позже наедине признался, что знал: я не выстрелю – и на мой удивленный взор лишь саркастично отметил отсутствие у себя кретинизма, чтобы не заметить очевидных вещей, вроде человеческой и механической девиации между двумя существами совершенно разного вида. Но то, что свершалось мной далее было куда менее невинным, чем опущенный пистолет и свержение приказов наставника до уровня плинтуса.
Я сбегала ради него из-под носа собственных коллег, и сам детектив мне помог! Я шла за ним до «Иерихона», едва не убила своего собрата по оружию, распрощалась с катаной и позволила увести меня подальше от корабля в очередное прибежище девиантов в виде старой церкви. Я помню, как бежала сквозь снег и ветер к утилизирующему центру номер пять в желании увидеть его триумф, и когда кровь выходила из легких, а ноги перестали слушаться, я все же добралась до места назначения. Позже упивалась его победой, как будто бы она была не его, а моей.
Я осталась здесь, в Детройте, а ведь могла вернуться в Рокфорд в родительский дом навсегда, что привело бы рано или поздно к пуле в висок. Но он просил остаться, и я послушалась. Соглашалась на сделку с Эмильдой Рейн ради сохранения свободы новоиспеченного хакера, проработала на службе у Камски всего одни сутки, и все ради того, чтобы огородить детектива от проблем! В баре Джимми я мечтала, что когда-нибудь откроется дверь, прозвенит колокольчик, и в помещение войдет тот, ради которого я буду готова на любые безумные поступки, лишь бы побыть немного ближе. А он между тем все время был рядом. И я снова совершаю безумный поступок, бросая босса на произвол судьбы ради одного взгляда карих глаз.
Красная стена рушится окончательно, осыпаясь осколками на черный пол. Тьма поглощает уже переставшие мерцать блоки, языки черноты пытаются окутать и меня, и стоящего напротив андроида в испачканной белой рубашке. Я вижу твое лицо. Это ты, Коннор. Все это время этим андроидом был ты.
Вырвав руку из пальцев Коннора, я сделала всего один шаг назад, пытаясь усмирить взбешенное дыхание. Андроид явно не ожидал такой реакции, так как тут же нахмурился, обеспокоено бегая взором по моим глазам. И я отвечала ему тем же взором, разве что в моем взгляде было куда больше трепета и волнения, наравне с испугом.
Я помню стук капель дождя по крыше серого Reno. В машине с Ридом этот звук пробивался издалека, но тогда он был спешно задвинут назад в желании выслушать мужчину и его тяжелую историю жизни. Но вот, я стою напротив самого удивительного создания в мире, вспоминаю запах дождевой сырости и жар внутри женского тела. Мне было так хорошо, так прекрасно, словно сотни колокольчиков бьются друг об друга, разнося дивный звон по сосудам вместе с кровью. Теплая бионическая кожа и проступающий сквозь нее холод пластика заставлял меня выгибаться, судорожно глотать воздух и порывисто, неразборчиво говорить о любви.
Я помню тепло постели, что стоит на верхнем этаже в спальне. Часами тонула в его руках, отдавая предпочтение нехватке кислорода от возбуждения, а не приятным сновидениям. И сейчас смотрю в глаза того, кто вел меня сквозь метель, кто всегда убирал мои волосы за плечо, выражая таким образом свои чувства. Красное платье, что холодило своим атласом, висит в шкафу в голубой комнате, но только сейчас я придаю ему особое значение. Ведь именно в нем я была, когда Коннор, будучи еще обычной машиной, протянул мне руку в знак приглашения на танец. В первый раз с губ сорвалось резкое «нет», но во второй я безмолвно и завороженно вложила в его руку свою ладонь и позволила увести в небытие, где в баре остались только двое. Анна так любила его, и эта любовь сейчас смешивается с моей, рождая нечто куда сильнее, чем былые чувства к девианту. Мне было страшно и в то же время восторженно. Не в силах больше терпеть, я сократила расстояние и с силой прижалась к Коннору, цепляясь за белую рубашку на спине. Коннор от таких неожиданных движений слегка качнулся назад.
Тело тряслось, как банный лист, но слез не было, ровно как не было и желания рыдать. Я могла лишь прижиматься к нему, жмурить глаза и молить вселенную о том, чтобы на этом ее подарки не закончились. Не переживу, если он снова исчезнет! Просто не смогу! И потому крепко держу его рубашку в страхе, что все это окажется сном.
Блики каминного пламени играли на наших прижатых друг к другу телах, отплясывая свои демонические танцы. Коннор в том же духе прижимал меня к себе за плечи, шурша белой рубашкой по поврежденной синей экипировке. Я помню все! Безумные психологические эксперименты андроида-детектива, что при любом удобном случае любил вгонять меня в краску! Долгие часы трепетных прикосновений среди одеяла и подушек! Моральные лекции Коннора на тему отсутствующего у меня отдыха из-за желания поскорее закончить дистанционное обучение! Даже робкие неуверенные взгляды в сторону друг друга, недолгий крик в гостиной съемного дома, вечером на улице Томпсон! Перейдя порог полицейского участка я была уверена в том, что правительство напрасно тратит меня и время – довольно ценные ресурсы. Помню, как впервые безразлично смирила желающего заговорить андроида в сером пиджаке «Киберлайф», однако стоя под золотыми лучами уходящего солнца в гостевой комнате я больше не видела в нем ни машину, ни зря потраченное время. Он был для меня всем, и продолжает им быть до сих пор.
Его тепло пропитывало меня, но я-то знаю, что скрывается за рубашкой и биосинтетической кожей. Истинный Коннор холоден практически как лед, однако в своей голове только бионическая оболочка отражает его реальность. В своем мире андроид теплый, дружелюбный, пусть и любитель поиздеваться над хрупким женским телом в мягкой постели. Но я помню, что однажды он перестал любить издеваться, перестал источать тепло. Это сейчас я слышу биение искусственного сердца и ощущаю размеренные движения грудной клетки, однако в один из вечеров он перестал имитировать жизнь. Красный диод резко контрастировал на фоне голубых пятен на рубашке, и это мне напомнило о красно-синих пятнах на обивке кресла. Разве что последние вызывали трепет, а первые – страх и отчуждение.
Хмурясь от бурного потока воспоминаний, я отпустила Коннора и заставила его слегка отстраниться. Андроид не подозревал о моих мыслях, по крайней мере на его лице царил плохо скрываемый восторг и скорбное желание прижаться снова, как можно сильнее. Увы, у меня были другие планы. Вопросов становилось все больше.
– Ты же… ты же мертв… – кое-как выговаривая слова заплетающимся языком, я испуганно посмотрела в глаза Коннора. Выражение его лица тут же переменилось на опасливое и встревоженное. – Тебя же увезли…
– Я понимаю, как это может выглядеть, – Коннор держал меня за плечи и старался говорить доходчиво, однако от его голоса мне становилось только хуже. Страх разъедал желудок изнутри, я словно бы вернулась в тот треклятый вечер на ту треклятую дорогу. Тело продолжало дрожать. – Я постараюсь все объяснить, но сейчас…
– Нет! – разразившись криком, я скинула с себя руки девианта и сделала несколько шагов обратно к столику. Поясница больно отозвалась на удар, сам столик жалобно скрипнул. – Нельзя просто умереть и вернуться, как ни в чем не бывало! Ты же умирал практически на руках! Я ведь даже оплакала тебя, пусть и не долго, но все же…
…но все же оплакала, вплоть до включенного звука метронома.
Замерев от вдруг вспыхнувшей мысли, я перестала дрожать. Руки рефлекторно накрыли лицо в попытке скрыть позор и стыд глаз. Может, мышцы и перестали дрожать, я же внутри продолжала вздрагивать каждым органом.
– Господи… – сорвались с губ через плотно прижатые руки. – Что я натворила…
– Анна, послушай, – Коннор был рядом, уже успел приблизиться максимально близко в желании успокоить и не допустить истерику. Опустив руки так, чтобы закрытыми оставалась только нижняя часть лица, я с ужасом смотрела на того, чьей памятью когда-то пренебрегла. – Сейчас это все уже не важно. Я жив, ты здесь. Вот что главное!
– Как это может быть не главное?! – пока Коннор говорил тихо и спокойно, я исходила на хриплый крик, снова цепляясь в край стола. – Ты же истекал кровью прямо на дороге! Я даже представить не могу, как тебе было страшно! И еще этот сраный кадиллак!..
Упоминание о кадиллаке вернуло тишину в гостиную. Позади Коннора продолжался слышаться треск имитируемых поленьев, но он тонул в нашем далеко не идеальном визуальном контакте. Коннор слегка нахмурился, вспоминая не самые приятные моменты из своей жизни. Я же, глядя на его затемненный облик, с ироничной улыбкой и вздрагивающими ресницам повторила:
– Рыжий кадиллак…
И черные глаза водителя в кепке. Сраные черные глаза сраного водителя в сраной кепке!
Коннор смотрел на меня сверху вниз, снова держа теплые руки на женских плечах. Соприкосновения с ним были прекрасными, упоительными, но я больше не чувствовала трепета в животе или канареек в груди. Я вспоминала разговор с детективом среди голубых стен комнаты и прокручивала в голове раз за разом рассказ о способностях Ричарда. Того самого вшивого Ричарда, что способен менять некоторые детали своей внешности.
– Анна, посмотри на меня, – Коннор пытался говорить уверено, но напряженный перепуганный голос выдавал его с потрохами. Он аккуратно дергал меня за плечо, заставлял вернуться обратно всем вниманием к нему, но я же сверлила в его груди дырку, внезапно осознав всю правдивость слов Дориана. Бояться нужно не боли и крови, а того, кто действительно всадил нож в спину. – Это все не имеет значения! Не думай об этом, прошу тебя!
Такой прекрасный голос, столь желанный и самый лучший, что я когда-либо слышала. Взглянув на Коннора блестящими глазами, я слабо улыбнулась и уже в следующее мгновение бережно убрала его руку с плеча. Еще через мгновение все мышцы действовали на автомате.
Анна быстрым шагом направилась к выходу. Точнее, так показалось Коннору. Девушка на несколько секунд остановилась посреди коридора, и Коннор, вдруг почувствовавший нарастающую бурю, замер. Солдатская осанка подтянулась, зеленые глаза блеснули яростью. Меньше, чем через секунду катана была быстро стянута со стойки, а ключи сняты с крючка. Только когда послышался шум открывающейся двери, Коннор вдруг встрепенулся и, схватив пиджак, кинулся следом.
– Анна, стой!
Она не слышала, или не желала слышать. Быстро садилась на водительское сиденье Reno, откидывала катану на соседнее место и уже заводила мотор, громко хлопнув дверью. Коннор едва успел вернуть рукав на место и нацепить пиджак, однако все же остановил машину, уложив руки на стекло автомобильной дверцы.
– Это все уже не важно! – вторил андроид одну и ту же фразу, всем своим видом показывая уверенность в своих же словах. Анна не смотрела на него. Ее взгляд вообще ничего не выражал, кроме готовности уничтожить одну единственную цель – человека, что притворялся другом вот уже месяц. – Поверь мне, это того не стоит!
– Не стоит?! – тут же шикнула Гойл, с ужасом взирая на своего бывшего напарника.
В ней было так много эмоций, страха и гнева, что Коннор, сам того не заметив, отдернул руки от машины. Зеленые глаза блеснули в последний раз, и вскоре автомобиль, свистя покрышками, унесся на бешеной скорости прочь из квартала.
– Черт!.. – тихо выругался андроид.
Дверь в дом была поспешно закрыта, после чего Коннор уже не всех порах быстрым шагом мчался к другому концу улицы. Каждая минута была на счету, каждая секунда могла привести к двум возможным исходам: либо Камски воспользуется психическими установками, которые, возможно, еще не разрушились; либо Анна убьет Элайджу Камски, и не факт, что смерть будет быстрой и безболезненной, что неминуемо приведет к увеличению тюремного срока.
Потребовалось без малых три минуты и тринадцать секунд, чтобы добраться до дома Хэнка. Как и всегда, андроид поспешно осмотрел обе стороны дороги, все еще припоминая себе свет фар, после чего в мгновение ока оказался перед входной дверью. В окне гостиной горел телевизор.
– Лейтенант, откройте! – Коннор торопился. Нажимал на дверной звонок едва ли не каждые три секунды, стучал в дверь, чувствуя кончающееся терпение. – Хэнк!
Дома определенно был хозяин, учитывая, что старенький кадиллак лейтенанта стоял у обочины, а телевизор в окне показывал любимый спортивный канал Андерсона. Андроид нетерпеливо прошелся мимо окон, уже допуская мысль в очередной раз ввалиться в помещение через разбитое стекло, за что, конечно, по голове его не погладят. Но словно бы кто-то сверху услышал его, и потому железный замочный механизм в двери скрипнул и на пороге показался Хэнк Андерсон.
– Лейтенант, мне… – Коннор не успел договорить, нахмурено глядя на одетого в дорожную одежду напарника. Дом Андерсона был покинут всего пару часов назад, и детектив отчетливо помнил, что на Хэнке были домашние футболка и шорты. Сейчас же Андерсон, разя алкоголем за метр, прищурено смотрел на своего коллегу, будучи в джинсах, ботинках и яркой рубашке. – Вы куда-то собираетесь?
– Я откуда-то пришел, – раздраженно брякнул Хэнк, слегка вздернув подбородок.
– Не важно, – Коннору и впрямь это было не важно. Андроид в наглую прошел в коридор и, найдя ключи от машины на столике, тут же схватил их, намереваясь выйти из дома. – Мне нужна ваша машина.
– Ну-ка подожди, терминатор. Может, ты еще и одежду мою заберешь? – Андерсон остановил Коннора за плечо, получив в ответ недоуменный взор. Андроиды… никогда не понимают отсылок к старым любимым фильмам. – Ты что задумал?
Шум телевизора не перекрывал всей тревоги в голосе Коннора, да Андерсону даже и вслушиваться не нужно было, чтобы видеть все смятение андроида в его нахмуренных глазах. Часы указывали на полночь, и вся улица, состоящая из пятерых жителей, погрузилась в сон. Пять минут назад в сон погружался и Хэнк, хотя услышанное заставило его проснуться. Напряжения однако своего он не выдал, как и всегда стараясь быть либо язвительным, либо нейтральным.
– Она все вспомнила, – вкрадчиво произнес Коннор без какого-либо восторга в голосе. А ведь именно он по мнению Хэнка и должен быть.
– Твою ж мать… – тут же выругался лейтенант, поспешно закрывая двери.
Спустя минуту оба напарника сидели в машине. Кадиллак мягко проснулся под действиями Коннора, который, конечно же, не стал допускать подвыпившего Андерсона за руль. Андроид сжимал руль так сильно, что слышался легкий скрип, неразличимый человеческому уху. Возможно, не допустить Хэнка за руль была дурная идея. Неизвестно, кто из них за этим самым рулем опасен: взбудораженный и перепугавшийся Коннор или подвыпивший и сонный Хэнк Андерсон.
Коннор уже хотел вывести машину на дорогу, как Хэнк, успевший перед выходом накинуть весеннюю куртку, остановил его движением руки.
