Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 93 страниц)
‒ Прежде чем мы начнем, ‒ мужчина отодвинул компьютерный стул и встал. Его медленные размеренные движения вроде бы должны вызывать чувство доверия, но мне было абсолютно наплевать. Я наблюдала за его действиями без какого-либо интереса. Представленный мне человек, некий Джон Майкл Дориан, обошел стол, держа в руках несколько бумаг. То, как тепло и дружественно поприветствовали друг друга Камски и психиатр, говорило о длительном знакомстве людей. ‒ Я должен соблюсти регламент и уточнить, принимаете ли вы решение, будучи во вменяемом состоянии. Не в депрессии или повышенном стрессе. Но… ‒ мужчина косо глянул на сидящего во втором кресле Камски, что чувствовал себя здесь гораздо уютнее меня, ‒ …я так понимаю, что вы желаете упустить этот этап.
Я коротко кивнула. Не с энтузиазмом или предвкушением. Знаете, как обычно кивает уставший, не соображающий человек в ответ на любой вопрос? Он надеется отделаться этим кивком от вторгающегося в его покой, лишь бы как можно раньше остаться в уединении и погрузиться в собственные мысли. Я была этим человеком.
Мистер Дориан сжал губы и понимающе кивнул в ответ. Он протянул мне лист бумаги, и это движение вызвало во мне желание истерично засмеяться. Чертова бюрократия…
‒ Мы должны с вами подписать некоторые бумаги, ‒ белые, испещренные черными строчками листы начали накладываться друг на друга на столе, и я, не слушая, что говорит человек, молча взяла ручку и начала ставить подпись в отведенных местах. Мистер Дориан на секунду запнулся, не ожидая такого рвения. ‒ Здесь договор о неразглашении, а так же соглашение на отсутствие претензий в случае последствий.
Я по-прежнему не слушала. Скрип ручки по бумаге временно вызывал чувство умиротворения и предвкушения от предстоящей в голове тишины. Сейчас же под черепной коробкой буйствовал приятный, но разозленный голос катаны, оставшейся в гостиной на диване. Ее крики взывали ко мне, истеричные мольбы просили не делать ошибки. Мягкий бархатный шелест мужского тона грозил кинуть меня в кипящий котел из истерики и паники, однако я держалась. Все новые и новые бумаги получали свои маленькие птички на краю листа, и, когда в руках психотерапевта осталось всего одно соглашение – женская рука решительно потянулась, чтобы взять его. Мистер Дориан не торопился отдавать. Он аккуратно отдернул лист, хмурясь и явно не радуясь тому, как резво я подписываю все предоставленные договора.
‒ Я понимаю, у вас сейчас не самое приятное состояние, чтобы вникать в каждую бумажку. Но это разрешение на аудиозапись всех наших сеансов. Мы с вами будем частыми собеседниками, мисс Гойл, и я бы хотел обеспечить нам обоим безопасность.
Я все так же смотрела в глаза мужчины поверх очков-половинок, держа протянутую руку. В моей жизни было множество бумаг. Поступление в университет привело за собой кипу план-отчетов по учебе, смерть Дака – кучу соглашений на хирургические и генетические вмешательства. Даже подписание бумаг о неразглашении правительственных тайн в отеле Детройта затянулось на долгие двадцать минут. Какое-то чертовое разрешение на запись меня не волновало. Хочет записывать – пусть записывает. Бумага получила свою отметку.
‒ Что ж… ‒ мистер Дориан присел на край стола. Сейчас он напоминал мне о душном кабинете для показаний, где Хэнк точно в такой же манере уселся рядом с посетителем – потерявшим андроида-подростка мужчиной. Узкие стены кабинета вызывали во мне чувство тревоги, уже тогда стремительно несущейся к свету под названием «пробуждение». Я не смело изучала профиль Коннора, поглядывала на его родинки на скулах, на голубой диод. Подразделение в голове требовало отодвинуться как можно дальше, и я подчинялась! Но все же ловила себя на мысли о тепле, которое могла излучать безупречная в своей внешности машина. ‒ Раз все бумаги подписаны, мы должны с вами обсудить нюансы нашей работы.
Не плохая идея, подумалось мне. Снова механично кивнув в ответ, я отложила ручку и без интереса уставилась на стоящие на столе электронные часы.
23:54
Дождь поливал улицы, растапливая едва затвердевшие льды и снега. Лужи на дорогах отблескивали от уличных фонарей, каждая идеальная водная гладь покрывалась рябью от удара дождевых капель. Температура поднялась на несколько градусов выше нуля, некоторые прохожие из крови и плоти расстегивали куртки, подставляя свои обнаженные головы под накрапывающие осадки. Время приближалось к полуночи, но кто-то все еще не сидел дома, не смотрел телевизор, не нежился в кровати под завывания легкого ветра. Бары работали в исправном режиме, аэропорт принимал и отпускал посетителей. «Живые» и люди давно покинули свои рабочие места, и это же настигло частично работающее предприятие «Киберлайф». Стены хранили молчание. Цеха пустовали.
Правительство ввело лимит на создание машин, аргументируя нежеланием перенаселять города и страну. Более того, волны недовольства людей, на деле состоявших из мелких группировок, могли привести к куда большим проблемам, чем взорванный штаб девиантов в Сиэтле. Не ограничив правительство производство – и можно было бы ожидать полноценные бунты.
Создание андроидов временно происходило в соответствии с тем количеством, что покидали мир навсегда. Это решение было принято с трудом, несколько часов члены комиссии просиживали на стульях в огромном конференц-зале. Никто из них не хотел давить на лидера девиантов, как и девиант не желал разжигать междоусобицу. В конце концов, было принято временно установить именно такое правило: умирает один – воспроизводится один; умирает двое – воспроизводится двое. Однако Маркус поставил одно важное условие, которое никто не смог оспорить в силу отсутствия в законодательстве пункта насчет дискриминации по видовой принадлежности трудящихся. Лидер «живых» потребовал возможность не допускать людей к работе на территории предприятий, вместе с этим желая самостоятельно устанавливать порядок функционирования цехов. Оттого ночью никто не работал. Девианты смело покидали заводы, кто-то уходил в свои новые собственные дома, кто-то ‒ оставался на территории цеха в качестве охраны.
Каждый цех состоял из множества комнат со сборочными стойками, отделениями для проверки дефектов и временного хранения. Предприятие имело как минимум шесть цехов, и только двое их них исправно функционировало каждый день. Остальные в силу временной ненадобности покрывались пылью, хоть и были подключены к питанию. Цех номер три не использовался с начала роботизированного бунта. Крупная комната, в центре которой стоял сборочный комплекс из стойки, белых механических рук и панелей диагностики, не включался длительное время. Экран горел в режиме ожидания, на административном столе напротив комплекса остались несобранные бумаги, протоколы, канцелярия и кружка недопитого кофе. Темнота облизывала стены кабинета, не имеющих выход к дневному свету. А если бы даже окна и имелись – серые стены не смогли бы получить дозу солнечных лучей.
Люминесцентные лампы моргнули. Каждая сонно нагревалась, освещая механические белые руки, серую краску комнаты, неразобранный стол администратора. Диагностический экран вдруг пробудился, и на матовой поверхности появился облик ожидающей сборки машины. Красная лампочка на верхней стенке комплекса замигала, намекая на предстоящую работу, и экран зафиксировал время:
23:54
‒ Как это будет происходить? ‒ вопрос был задан скорее из учтивости, чем из интереса. На деле меня волновало совсем иное, однако в наглую начать с самого важного не позволял привитый Коннором такт. Мелькнувшая мысль заставила меня отдернуться. Как же много он успел вложить в эту неспокойную голову всего за два месяца.
‒ Это будет не больно, если вас это беспокоит, ‒ улыбнулся мистер Дориан.
‒ Я не об этом. Из чего будет состоять процедура?
Сквозь наступившую тишину просачивались звуки утихающего дождя. Скрип кожи кресла под устраивающимся удобнее Камски напоминал о присутствии здесь постороннего, ведь я, бывающая на сеансах сотни раз, всегда отмечала обязательное отсутствие кого-либо лишнего. Видимо, заказчик желал убедиться в качестве проделанной работы самолично.
‒ Я думаю, вы уже знаете, из чего складываются сеансы. Не так ли? ‒ не дождавшись от меня ответа, психотерапевт согласно кивнул головой. ‒ Это будет стандартная гипнотерапия. Работа может затянуться на недели, а может, на месяц. Все зависит от того, в каком состоянии находится ваша психика.
Гипноз? Что еще можно было ожидать при работе с психологической составляющей человека. Ни один ранее работающий со мной психиатр не использовал гипноз, как средство лечения. Сеансы сводились к бесконечным беседам, использованиям ассоциативных карт, самокопании путем наводящих вопросов. Не знаю, что именно во мне искали исследователи, мне никогда не говорили о результатах. Но с каждым проведенным сеансом мать становилась обеспокоенной, а кураторы требовали не пропускать занятия.
И вот, я снова здесь. Снова выполняю чужие приказы, снова позволяю манипулировать и корректировать свою истинность. Я становлюсь продуктом медицины, товаром, куклой. Оболочкой, живущей ради чужих целей.
Писк, сигнализирующий о начале работы, прервался. Гул разогревающихся механизмов нарастал, и белые железные руки пришли в движение. Это были слабые попытки что-то сделать: клешни медленно сжимались и разжимались, искусственные пальцы на концах сборочных конечностей порывисто выполняли манипуляции в воздухе. Изредка устройства-сгибатели неумело поворачивались, заставляя клешни цепляться друга за друга и временно выходить из строя. Разогрев и апробирование комплексного агрегата происходило меньше пяти минут. Вскоре сборка происходила полным ходом.
Тело собиралось по частям. Всякий раз, когда к механическому туловищу присоединялась конечность – тут же покрывалась телесной бионической кожей. Ранее неумелые движения белых сборочных клешней стали ловкими, уверенными в своих действиях. Тириумовый насос погружался в раскрытую пластиковую грудную клетку, подающие трубы окрасились в синий цвет, заполняя машину тириумом. Все в этом андроиде выдавало полноценного мужчину. Было лишь одно отличие – все еще серый диод на правом виске.
Это была идеальная модель. В той степени прекрасная, в которой воспринималась человеческим сообществом с эстетической стороны. Темные уложенные назад волосы, атлетически сложенные тело с имитацией голубых вен на запястьях, с родинками по периметру лица. Выбивающаяся прядь волос беспечно колыхалась в воздухе в ответ на все манипуляции белых сборочных рук. Машина все еще была пуста, никаких программ и файлов, никаких систем внутри. Только стремительно бегущий по трубам тириум и подающий признаки движения в виде толчков тириумовый насос.
Одежда цеплялась на тело уже не так умело, как сборка самой модели. Клешни словно бы боялись навредить свежесобранной машине, и потому их действия были неуклюжими, нерасторопными. На ноги постепенно надевались серые ботинки и черные джинсы, белая рубашка аккуратно застегивалась доведенными до автоматизма движениями, серый пиджак со светодиодами и номером «RK800» осторожно надевался на каждую поднятую белой клешней руку. Через мгновение, когда экипировка закончилась, механические руки отпрянули от стоящей на стойке машины. Каждая из них была обернута к андроиду с сомкнутыми веками, словно бы осматривали результат своих трудов. Диагностический экран издал очередной писк, и клешни безвольно повисли в воздухе. Андроид открыл карие глаза.
В воздухе витала некоторая скованность. Я заметила, как часто мистер Дориан посматривает в сторону сидящего позади Камски. В ином случае я бы задалась вопросом относительно честности игры, но все что меня волновало – съедающая изнутри тьма. Она просачивалась из каждой клетки, желудок пустовал, мышечный «двигатель» разносил уже остывшую кровь по сосудам. То чувство страха и обреченности, что покрывало с головой на дороге рядом с бездвижным телом, больше не заставляло мурашки нестись по коже. Я была пуста. В самом прямом смысле. Была готова отдать свою тушку на растерзание новому хозяину, настолько сильно хотелось избавиться от шепчущей в голове скорби и беснующейся крикливой катаны.
‒ Вы и вправду сотрете мне память? ‒ наконец, добравшись до самого главного, спросила я. Психотерапевт выпрямился, с некоторым сожалением глядя на меня сверху вниз. На моем лице, должно быть, промелькнуло выражение мольбы. Мужчина вдруг почувствовал себя неуютно, сцепив пальцы рук вместе.
‒ Я не могу просто взять и убрать прошлое. Это не компьютерные файлы, которые можно удалить всего одним нажатием кнопки. Мы будем ставить блоки на наиболее яркие линии вашей памяти. Их целостность будет зависеть от первого месяца после первого сеанса.
‒ Я ничего не буду помнить?
‒ Не совсем. Нельзя заблокировать память и просто все списать на полную амнезию, ‒ мужчина беспечно махнул рукой в сторону, намекая на абсурдность этой идеи. ‒ Мы будем заменять воспоминания другими, не такими радостными, но и не скорбными. Нейтральными. Они не будут вызывать у вас эмоций.
Я неуверенно бросила взгляд на Камски. Мужчина в красной расстегнутой толстовке, почти развалившись в кресле, смотрел на меня пристально, видимо, ожидая увидеть сомнения на женском заплаканном лице. Его рука локтем стояла на подлокотнике, пальцы прикрывали рот и щетину на подбородке. За все время беседы создатель с хвостом на голове не издавал ни звука. Только сейчас я заметила, как сильно визуально вытягивают мужское лицо выбритые виски.
‒ Работа с памятью – дело серьезное и опасное, ‒ мистер Дориан говорил тихо, тактично. Словно бы пытался залезть в душу. Его голос заставил меня вернуть взгляд на пухлого психотерапевта, вокруг глаз которого расползались синяки. Не удивительно, ведь на дворе уже была полночь. ‒ Я хочу быть уверенным, что вы полностью осознаете свое решение.
Не знаю, что именно он увидел в моем взгляде, но мужчина тут же нахмурился и снова кивнул головой. Крупные пальцы аккуратно поправили очки, мистер Дориан встал со стола.
‒ В таком случае, мы начнем прямо сейчас. Есть ли какие-либо пожелания?
Пожелания?.. разве могут быть в таком деле пожелания? Как тактично попросить человека о желании избавиться от боли и скорби, скрыть пустоту внутри, заполнить ее чем-то иным? Психотерапевт обещал дать мне другие воспоминания, возможно, других родителей, другого брата, другой опыт работы. Усопшие родственники смотрели на меня сквозь призму душевных страданий, но даже они не могли заставить меня чувствовать то, что просачивалось в душу при воспоминании о карих глазах. Я аккуратно обернулась к Элайджа Камски, который, судя по виду затуманенных глаз, готов был уснуть.
‒ Какова будет моя цель? ‒ твердым голосом спросила я у своего нового «хозяина».
Мужчина не ответил. Не меняя сонливого, но пронзительного взгляда, Камски медленно указал на себя пальцем свободной руки, заставив кожаное кресло снова скрипнуть. Получив немой ответ, я с вызовом посмотрела на наблюдательного психотерапевта.
‒ Оставьте только то, что позволит ее достигнуть.
Мистер Дориан, поведя плечами, потянулся через стол к телефону. Через некоторое время устройство издало писк начавшейся записи и было уложено экраном вверх.
‒ Тринадцатое января две тысячи тридцать девятого года, ‒ Дориан нахмурено глянул на наручные часы, отчего черный пиджак приятно зашуршал. ‒ Время ноль-ноль-ноль-пять. Пациент Энтони Гойл, двадцать семь лет. Сеанс первый.
Я слушала его, и не вникала в сказанное. Просто смотрела на электронные часы, что отчитывали последние минуты очередной прошлой жизни. С каждым прозвучавшим словом мягким мужским тембром в голове щелкали новые замки, которые должны были огородить меня от прошлого. Однажды Коннор уже снял несколько на уровне сердца. Последний из них, точно амбарный ржавый затвор, был скинут в стенах подвала съемного дома. Коннор протянул руки в предложении успокоиться в его объятиях, и это послужило контрольным выстрелом в солдата внутри. Теперь же я снова цепляла запоры на сердечной мышце, покрывала ее новой коркой льда в предвкушении забвения. Как скоротечно время… только что закат озарял окровавленные руки андроида посреди коридора, и вот уже ночь прописывала зеленые цифры на электронных часах:
00:05
Машина медленно вышла со стойки. Ее пронзительный взор осматривал собственное тело, пальцы ощупывали безупречно уложенные лоснящиеся волосы. Холодные лучи люминесцентных ламп отражались в шоколадного цвета глазах, затемненные радужки которых от недостатка света едва не сливались со зрачками. Системы внутри старательно расставляли все полученные файлы по полкам, видео происходящего в последние минуты жизни крутились снова и снова. Андроид наблюдал, как вертится вокруг мир, наблюдал за ужасом на утонченном женском лице. И, когда файлы окончательно были разобраны по местам программного обеспечения, модель медленно окинула взглядом окружение. Административный стол с кучей нетронутых бумаг, за которым виднелась темная стеклянная стена, отделяющая кабинет сборки от других помещений; несколько канцелярских предметов в виде ручек, ножниц и карандашей: светлые серые стены просторной сборочной комнаты – все это покрывалось свободно двигающимися в пространстве голубыми ограничивающими линии, что остались после порушенных системных установок.
Стащив с себя пиджак со светодиодами, Коннор аккуратно уложил его на стол. Его взгляд методично изучал каждую деталь в отражающейся поверхности стекла напротив, и кое-что не давало ему спокойно покинуть здание.
Андроид аккуратно выудил ножницы из-под уложенного поверх пиджака и, приставив к красному диоду на виске, приготовился почувствовать нечто, схожее на боль.
если ты согласен считать себя машиной, то я больше не собираюсь становиться убийцей
Система внутри блекло маякнула о мелком повреждении, и диод, окрасившись в голубой цвет, со звоном стекла упал на стол. Голубое свечение прокатилось по деревянной поверхности и скрылось где-то в дальнем углу кабинета. Коннор все еще держал ножницы на весу, осматривая себя в отражении. Он не согласен. Больше не согласен.
Мужчина запустил метроном на низкую амплитуду колебаний и скрылся за спиной. Мне не впервые было ощущать психотерапевта вне поля зрения, возможно, это было какое-то обязательное условие успешного психологического воздействия. Я не задавалась этим вопросом. Только с замиранием сердца смотрела на часы и ждала команд в привычном желании последовать приказу. Я ждала избавления от боли, но… кто сказал, что будет просто.
‒ Я попрошу вас представить то, что привело вас сюда, ‒ его голос удивительно смешивался с тактом маятника, словно бы говорил в том же тембре. Откинувшись на спинку кресла, я полностью отдалась этим звукам, однако уже вскоре была вынуждена ощутить новую волну паники. ‒ Это может быть что-то хорошее, или же что-то ужасное. Но что-то, от чего вы желаете избавиться сейчас больше всего.
Я слушала метроном, следила, как сменяются зеленые светящиеся цифры на экране часов.
Я представляла карие нахмуренные глаза, что смотрели на меня в упор из желания высказать мнение относительно моей совершенно посторонней персоны в этом расследовании. Издалека доносилось раздраженное бурчание лейтенанта, развалившегося под пристреленным девиантом. Голубые светодиоды на пиджаке вызывали отвращение.
Я представляла охваченный светом пламени облик андроида, чьи свечения на одежде ярким контрастом играли на фоне огня в баке. Вспоминала триумф на его лице, стоило лезвию блеснуть в лучах пламени.
Я представляла протянутую руку в безлюдном баре «Сентропе», представляла звуки мелодии, кусала губы и вспоминала грубое слово «Нет».
Я представляла тепло белой рубашки, покрывающуюся темными пятнами от соленых слез. Слышала звуки стрекочущего поломанного диагностического экрана, рефлекторно кожей воспроизводила ощущения теплой руки на спине.
Я покрывалась мурашками и представляла андроида, тащившего меня сквозь снега и ветер подальше от утопающей на дне реки боевой металлической подруги и практически убитого солдата-коллегу. Смотрела в карие обеспокоенные глаза, умоляющие отпустить, позволить уйти в лапы тирана-хозяина.
Вновь разрывала сердце на куски и представляла прижимающихся друг к другу человека и машину посреди гостиной некогда бывшего моего жилища. Вспоминала ошарашенность на лице появившегося на пороге Хэнка, который в ту же секунду покинул дом. Помню соленый поцелуй. Помню неловкость первой встречи в купленном здании на Зендер-стрит.
И самое худшее… я представляла проведенные ночи в одной комнате, в одной кровати. Слышала разговоры между двумя существами, которым пришлось преодолеть множество стен и барьеров. Которым пришлось распрощаться с привычными приказами, установками, которым пришлось покинуть привычный мир ради чего-то нового.
Я представляла тех, кто был един. И теперь представляю ту, что снова осталась в полном одиночестве.
‒ Ничего, Энтони, ‒ мужчина, заметив прерывистое дыхание, мягко дал о себе знать из-за спины. ‒ Это пройдет.
Оно пройдет, как и все, что ранее мною оставалось в прошлом. Я сжимала губы, сжимала глаза, чувствовала новые слезы на щеках. Голосовые связки дрожали даже будучи не приведенные в действие. Шепот катаны в голове затихал в траурном молчании. Перед взором все еще стояли темные глаза, за зрачками которых скрывались оптические холодные линзы. Его больше не было. Скоро не будет и меня.
‒ Позволь всему этому пройти сквозь тебя, ‒ тем временем продолжал психотерапевт. ‒ Вслушайся в метроном. Пусть каждый удар забирает воспоминания, оставляя внутри только пустоту. Пусть сердцебиение подстраивается под ритм.
Я вслушивалась в колебания маятника, следила за часами. Дориан успел закрыть окно еще в тот момент, когда я подписывала предложенные бумаги, и теперь ни единый звук, кроме учащенных ударов сердца внутри, не мог помешать приятному, но медленному тембру. Ритмичный, спокойный. Мне казалось, будто я засыпаю, улетаю куда-то в другие края. Тело становилось невесомым, биение стрелки на метрономе – все громче. Взгляд отчаянно цеплялся за зеленые цифры на экране часов, но я видела перед собой отнюдь не их. Воспоминания рисовали картины, которые и вправду сменялись с каждым отчетом маятника, точно кадры на кинематографической ленте. И, прежде чем темнота сгустилась, я мысленно снова очутилась на заднем сиденье автомобиля Хэнка. Детективы переговаривались относительно дела по девиантам, но их голоса тонули в наступающей тьме.
В последний раз я бросила взгляд на часы, пробившись через мглу и воспоминания.
00:13
Прощай, Коннор
Анна едва отклонила голову в сторону, просигнализировав о полноценном трансе. Джон Майкл Дориан, остановив метроном, поднял телефон со стола и нажал на кнопку паузы. Девушка сидела с закрытыми глазами. Пустая оболочка, не способная самостоятельно действовать, совершать решения. В такие моменты психотерапевт ощущал себя неким маньяком, тем, в чьих руках находилась чужая жизнь. Некоторые коллеги его уровня рассказывали, как чувствовали порывистое желание издать приказ безвольному телу сделать нечто ужасное и неприличное, сравнивая это ощущение с желанием сделать шаг, стоя на краю высотки. Дориан таких чувств не испытывал. Его смущали и даже стыдили домыслы о том, что кто-то сейчас может быть ему подвластен.
– Ты изучал ее личную карту, не так ли? – психотерапевт водрузился за стол, устало помассировав виски большими пальцами. Синий расслабленный галстук сложился на деревянной поверхности, и Дориан поправил его, заприметив на себе настороженный взгляд Камски. – Она в трансе, ничего не слышит. Можешь быть спокоен.
Камски, все еще поглядывая на сидящую к нему спиной Гойл, снова откинулся в кресле. Его, как и старого доброго Дориана, мучала бессонница, только если другу не давала спать работа, то Элайджа страдал от постоянной тревоги за свою жизнь. Последний месяц был напряженным. Слишком часто его пытались застрелить или даже взорвать.
– Изучал, – без всякого интереса ответил создатель.
– Тогда ты в курсе, что у нее диссоциативное расстройство идентичности**. Ты не говорил, что будет так много работы.
– Я же прошу тебя не о бесплатной услуге.
Дориан усмехнулся. Сколько он знал Камски, но тот никогда не менялся в своих манерах. Давнишний друг обладал исключительным умением вести разговоры, даже самая конфликтная и щепетильная беседа превращалась в дружественное обсуждение. Вот и сейчас, Элайджа расслабленно сидит в кресле, закинув щиколотку левой ноги на колено правой. Его туманный, слегка наркоманский взгляд серых с темной каемкой глаз у незнающих людей вызывали представления о вечно накуренном человеке, но Дориан знал о непринятии друга всяких психотропных веществ. Однако все же психотерапевт видел признаки паранойи и повышенной тревожности. К сожалению, Камски был не из тех, кому легко заговорить зубы, убеждая в важности лечения.
– Как долго может уйти на работу? – между тем, безучастно поинтересовался Камски.
– Месяц точно, – Дориан устало взмахнул кистями, задумчиво осматривая лицо уснувшего пациента. – Тот, кто с ней работал раньше – постарался. В карте описаны частые приступы агрессии и паники, даже депрессии и суицидальных мыслей, но нам повезло, что у нее еще не произошло переключения***.
С некоторое время в кабинете хранилось молчание. Дориан устало посматривал на часы, сожалея об упущенном ужине с женой. Наверняка снова получит моральную пощечину от строптивой женщины за несдержанное обещание.
– Что ты намерен делать? – Элайджа задавал вопросы так просто, что сам удивился своему голосу. Как будто бы он каждый день прочищал мозги людям, настолько ему казалась эта процедура обыденной.
– Постараюсь избавиться от второй личности, или хотя бы перевести ее в нейтральный режим. Пожалуй, первые две недели я буду лично приезжать к ней, не желательно, чтобы она контактировала с окружающим миром.
– Настолько все сложно?
– Элайджа, в ней сидит две личности сразу, – мужчина указал пальцем на девушку, с укором глядя на торопящего события создателя. Да, он определенно паранойит. – Хочешь эффективного результата – имей терпение.
– Я не тороплю, – промелькнувший в воздухе намек на конфликт тут же был уничтожен поднятыми руками Камски в знак «я сдаюсь, но я боюсь». Элайджа встал с кресла и медленно обошел Гойл со стороны. Струйки слез быстро впитывались в побледневшую кожу, ресницы не вздрагивали, как обычно это происходит у людей с закрытыми глазами. Она и вправду спала. Немного понаблюдав за размеренным движением женской грудной клетки, мужчина продолжил свой собственный инструктаж. – Каковы мои действия?
– Она ведь не будет ничего знать, так? Тебе придется придумать какую-то историю, чтобы она не догадывалась о том, что ей блокируют воспоминания.
– Одна такая у меня найдется, – задумчиво протянул Камски.
– Это не все, – мистер Дориан откинулся на спинку стула. Все эти процедуры были ему настолько привычны, что параллельно с рассуждением на тему промывки мозгов человека психотерапевт старательно придумывал оправдание для взбешенной дома жены. – Первые сеансы сделают свое дело, но контрольными будут последние несколько. Если в течение всего курса она встретит какой-нибудь особо яркий привет из прошлого – можем смело спускать все старания в туалет.
– Предлагаешь запереть ее в четырех стенах?
– Нет, иначе точно что-нибудь заподозрит. Просто постарайся огородить ее от особо важных для нее личностей, – нахмурившись от собственного высказывания, Дориан, блеснув линзами в очках, посмотрел на Камски снизу вверх. – Такие же наверняка есть, не так ли?
Элайджа смолчал. Он все еще изучал умиротворенное лицо Анны, которое совсем недавно источало волны обреченности и скорби. В его голове происходили тысячи процессов, он даже на некоторое время ощутил себя машиной. Прошлое Гойл было пронизано болью и смертью, но помимо этого были и такие особо значимые мелочи, как недлительная работа в департаменте полиции, катана, дом на Зендер-стрит. И имя. От этой фальшивки он точно избавится.
Дождевые тучи начали таять на глазах, предоставляя ярким и блеклым звездам возможность наблюдать за жителями планеты. Время перевалило за полночь, когда Коннор вышел из здания «Киберлайф». Теплые порывы свежего воздуха подкидывали черный кожаный галстук, ворошили пряди зачесанных волос. Им двигало желание как можно раньше попасть домой, убедиться в том, что выстроенный собственными руками мир не успел измениться за несколько часов его отсутствия. Серые ботинки месили грязь, абсолютно все районы погрязли в сон.
Война… война никогда не меняется. Она отбирает жизни, уносит за собой тысячи поломанных судеб. Она принимает формы физического насилия, может стать бумажной, а может иметь психологический характер. Десятки людей и андроидов теряли друг друга, множество невидимых нитей разрывались навечно.
00:16
Коннор шел по улицам, широко открыв встревоженные глаза.
Анна бездвижно сидела в светлом теплом кабинете, на долгие часы сомкнув веки.
00:16
Очередная нить была разорвана.
00:16
Он вспоминал.
Она забывала.
Война… война никогда не меняется.
========== Эпизод VIII. Новая цель установлена – Камски. ==========
Комментарий к Эпизод VIII. Новая цель установлена – Камски.
банджо* – струнный щипковый музыкальный инструмент с корпусом в виде бубна и длинной деревянной шейкой с грифом.
фух… не было меня дольше обычного. пока все отдыхали в майские праздники, я трудилась сутками на благо трясущихся перед сессией студентов из местного университета. извините за отсутствие! эпизод очень длинный, настолько сильно меня охватили события фанфика в голове. так же хочу предупредить, что отныне части будут сверхкрупными. простите меня, читатели… я честно старалась сдерживаться! вам придется запастись терпением и временем…
те, кто долго и внимательно меня читает, уже наверняка заметили, как сильно я люблю пасхалки и отсылки. и вот, я решила это усугубить. в эпизоде представлено 10 отсылок. это может быть ЧТО УГОДНО – абсолютно. первый, кто назовет мне их все в лс, получит маленький приз! какой? буду молчать)
(если будете писать комментарий – пожалуйста, сообщите, стоит ли устраивать такие квесты по отсылкам еще раз. очень важно знать ваше мнение!)
продолжаем наблюдать над историей троицы, претерпевающей глобальные изменения в своих отношениях. Гойл не помнит, Коннор вспоминает, Хэнк, как уже заведено, пьян. спасибо вам за указания на ошибки и ваши отзывы. они – бальзам на душу, даже если и выражают негатив. истории ведь для того и нужны, чтобы обсуждать и делиться мыслями о них.
