Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 93 страниц)
‒ Я должна перед вами извиниться за то, что произошло в участке, ‒ резкий позыв заставил меня выбросить эти слова раньше, чем я смогла бы их осмыслить. Раздражённый взгляд на бармена подействовал как надо. Бармен поставил бутылку бурбона на стойку и отошел в сторону. ‒ Вы же понимаете, что тогда это было необходимо.
Бар наполнился другими звуками, еще более тоскливыми, чем Kaleo. Душераздирающие ноты заставили меня нетерпеливо постучать пальцем по бутылке бурбона в ожидании хоть каких-либо слов Гэвина. Эта песня была мне не знакома. Вновь мужской голос пел о том, как желает заполучить ее, о том, как будет ходить мимо ее окна, за спиной следить за теми, с кем она встречается. Но он же пел и о том, как отпустит ту единственную, что заставляла его жить.
«Я пройду по аллее,
Встану у стены,
Где всё видно,
И узнаю, кому ты звонишь…»
Мне не нравилась эта песня. Она заставляла нутро сжиматься в тоске, подавлять накатывающую грусть. Хотелось срочно покинуть этот дурацкий бар, дождаться мужчин, схватить бутылку бурбона и вылететь пулей подальше от этой ужасной мелодии. Я знала, кому наверняка понравилась бы песня. Но этого человека больше не было в живых, и мне не хотелось становиться такой же печальной, как она.
Не дождавшись ответа, я уже хотела развернуться и отойти от стойки, как Гэвин, отправив остатки алкоголя на дне бокала в горло, вальяжно развернулся на стуле. Он смотрел с таким взглядом, точно был готов уничтожить меня прямо на этом месте. Серые с темной окаемкой глаза неприятно обжигали своим унизительным взором.
‒ Смотрю, лейтенант нашел себе достойную компанию, ‒ с ехидной, но злобной улыбкой произнес Рид. Он щурил глаза, откинув голову слегка назад. Этот надменный жест вызвал внутри желание дать пощечину. ‒ Мало того, что больная на голову, так еще и алкоголичка.
‒ Я вообще-то пытаюсь перед вами извиниться, детектив. Могли бы быть немного учтивее.
‒ Засунь свои извинения себе в задницу.
Былой страх перед Ридом превратился в злость. Я ненавидела его. С первого дня нашей совместной работы мужчина вызывал во мне только отчуждение и желание поскорее закончить это дурацкое сотрудничество. В полной мере чувство гнева было ощущено перед стеклянной дверью, когда Гэвин с высоты своего не особо высокого роста направил пистолет точно в механический лоб Коннора. Тогда оно было таким глубоким и тяжелым, что заставило выставить свое собственное оружие точно в левый глаз мужчины. В этом баре это чувство было не таким ярким. Но я все так же подготовила каблук на правой ноге для отражения потенциальной атаки.
‒ Знаете, беру свои слова назад, ‒ бутылка бурбона была резко схвачена разгорячёнными руками. Слова были скорее похоже на шипение кошки, которой только что наступили на хвост. ‒ Лучше бы я не успела в тот день прикрыть вам спину. Мир бы не особо много потерял в лице Гэвина Рида.
Это был мой личный триумф. Детектив остался сидеть за стойкой, в одиночестве прожигая мою спину разъяренным взглядом. Не удивительно, что у него нет друзей в участке, подытожило сознание.
Песня все еще растекалась по бару, точно шелест пожухлой осенней листвы. На танцполе уже никого не было, бар постепенно пустовал. Столики наполнились редкими пустыми бутылками и стаканами, что придется убирать бармену. Где-то у входа еще оставалась парочка посетителей, но они были слишком увлечены друг другом. В одном из них я признала сотрудника башни Стрэтфорд. Лица некоторых перепуганных людей, что лицезрели наш с Коннором перепачканный в красной и голубой крови вид, надолго застыли в памяти. Кажется, именно эта девушка с коротко остриженными волосами упала в обморок, когда дверь в кухню отворилась и наружу под пристальным взглядом андроида выползла я.
«Так или иначе, я потеряю тебя.
Я дам тебе уйти…»
Невероятно тихий шелестящий голос кружил по танц-полу. Я стояла у столика, держа бутылку в руке и представляла себе, как здорово бы кружились родители под эту песню. Как здорово кружилась бы я. Сердечный орган чувствовал внутри напряжение, но никак не мог понять, какую именно тактику работы ему выбрать. Биться сильнее от этих невероятных увлекающих звуков мелодии? Или замереть в предчувствии скорой развязки усталого голоса певца? Мне нравилось смотреть в одну точку на полу, ощущая в руке прохладу стекла и нащупывая ментальными пальцами что-то мягкое внутри. Бар и его музыка никогда не вызывали во мне приятные мысли, только тоску по утерянному образу приглашающего на танец Коннора, и сейчас эта тоска возвращалась. Я не чувствовала усталости в нывших от каблуков ногах, больше не ощущала тесные объятия синей плотной ткани. Даже алкогольный шум в голове утих – организм справился с этим огромным количеством токсинов, а может, так сильно повлияла смесь ненависти к Риду и тоски от разрывающего произведения. Вскоре дверь в мужскую уборную отворилась.
Коннор анализировал меня. Смотрел на отрешенный взгляд, слышал мечущееся сердцебиение, изучал бутылку бурбона в руках. Взор все еще цеплялся за гипнотизирующую точку на полу, но я отчетливо понимала, каким цветом горит диод Коннора, понимала, какие мысли творились в его голове. Он вспоминал тот вечер с тем же сожалением, что и я. В этом мы были схожи сильнее всего.
Мужчина сделал шаг назад, поднявшись на танцевальную платформу. Шуршание пиджака говорило о том, что Коннор двигался, но в какой-то момент шелест ткани стих. И я подняла свой потерянный взгляд зеленых глаз.
Он вновь держал руку на весу. В этот раз темные зрачки отражали решительность и уверенность в последующей моей реакции. Мужские пальцы приглашали меня на танец, предлагали ощутить их на наличие шероховатости, о которой я и так знала. Его тепло буквально пропитало воздух. То ли это был жар внутри меня самой, то ли он и впрямь поднял свою собственную температуру. Я смотрела на его покрытое мелкими родинками лицо, скользила взором по слегка приподнятому мужскому, но заостренному подбородку. Он ждал терпеливо, четко давал себе отчет о смятении внутри этой человеческой головы. Тогда с языка скользнуло грубое слово «Нет». Сегодня слов не было. Я отставила бутылку на стол и завороженно вложила кисть в теплые пальцы.
Тепло белой рубашки обдало прохладную кожу. Я прижималась к андроиду одной рукой, дав ему возможность вести меня за другую. Песня больше не вызывала тоски, она стала самым желанным на свете звуком, как и тот, что пробивался сквозь ледяной пластик. Механическое сердцебиение заставило мышечный двигатель подстроиться под этот невероятный размеренный такт. Я сжимала его пальцы в своей руке, старалась прочувствовать истинный холод внутри. Андроид был выполнен с филигранной точностью. Фаланговые суставы покрывали характерные кожные складки, можно было даже разглядеть имитацию подкожных голубых вен. Мне нравилось ощущать лбом его легкую щетину на щеке, нравилось томиться в объятиях с закрытыми глазами. Он был таким теплым, таким… долгожданным.
Песня, казалось, длилась бесконечно. Мне не хотелось отпускать детектива, и, освободив руку из мягких механических пальцев, я сцепила руки за шеей андроида. Коннор не стал сопротивляться, медленно покачивая меня уже в сжавшихся за талией объятиях. Было так грустно и хорошо одновременно, что я потеряла счет времени, забыла о пьяном Хэнке, о тоскливой матери. Вокруг был только бар, в котором никого не было, кроме нас двоих. Мир наполнился теплом механического и человеческого тела, которое не могли разорвать ни Рид, ни Эмильда со своими встречами, ни предстоящее собеседование с ФБР. Был только прижимающий меня к себе Коннор с темными волосами и покрытыми туманом карими глазами.
Непривычные смеси разных чувств больше не вызывали во мне тахикардии. Разговор с Эмильдой Рейн, пусть и не самой приятной в своем содержании, заставил меня признаться в самом главном, отчего я отказывалась на протяжении всей совместной с детективами работы. Я не только желала любить Коннора. Я просто его желала.
В мгновение ока все вдруг переменилось. За спиной послышались торопливые шаги, и охмеленный состоянием душевной близости мозг даже удивился, откуда в этом, ставшем только нашим, баре кто-то еще? Но реальность была жестокой. Едва песня близилась к своему завершению, как чьи-то чёрствые пальцы буквально оттащили меня назад за плечо, заставив оторваться от андроида с горящим желтым диодом. Кто-то в коричневой куртке с рыком пропечатал Коннора к противоположной стенке. В следующую секунду андроид умело извернулся в сторону, и рука обидчика, сложенная в кулак, врезалась в стену. Последней пришлось не сладко: тонкая панельная поверхность проломилась.
Это был Рид. Гэвин Рид. Злой, пьяный и агрессивный. Мужчина с треском вырвал кулак из стены, оставив на белых обломках кровяные потеки. Он смотрел на нас с такой яростью, точно видел перед собой не «равноправных» личностей, а самого дьявола, что только что с усмешкой признался в интимной близости с его собакой.
‒ Гэвин, какого черта?! ‒ истерично взревел за стойкой бармен.
‒ Вы что здесь устроили, а?! ‒ пока за спиной сокрушался владелец бара, Гэвин с яростью перекидывал на нас свой взгляд. Если на меня он смотрел с непониманием, то на Коннора ‒ с ненавистью и презрением. ‒ Совсем с катушек съехали?!
Мир, что только что строился вокруг меня и Коннора, был порушен всего двумя фразами. Рид отобрал у нас бар, впустив в него сквозняк из ледяных детройтских ветров. Это было не просто покушение на жизнь, это было покушение на право жить так, как хочется. Андроид не спускал глаз с детектива. Диод на виске угрожающе переливался золотым цветом, и вскоре этот цвет сменился на красный.
‒ Да что с вами такое?! ‒ осколки разбивающегося на части счастья заставили меня вернуться в состояние гнева, и я напустилась на детектива, что широко развел плечи в желании вновь пойти в бой. ‒ Вас так не устраивает своя собственная жизнь, что хочется другим поднасрать?!
‒ Я не собираюсь смотреть, как этот мир катиться в бездну из-за таких вот придурков! ‒ Гэвин выплевал эти слова так громко, что сменившаяся на более живую мелодию музыка стихла. ‒ Посмотрите на это! Пластиковый урод и тупая дура!
‒ Гэвин, хватит!
Андерсон стоял в открытом проходе в уборную. Пока я непроизвольно повернула головой в сторону скрипучего пьяного крика лейтенанта, чьи волосы были мокры от попыток привести чувства в порядок с помощью воды, Гэвин яростно впивался в меня взглядом. Состояние Коннора, смотрящего на детектива сверху вниз, было и вовсе пугающим. Он хмурился, задумчиво искал ответ в злом щетинистом лице бывалого детектива, но видел в нем только презрение и следы алкоголя.
‒ Ну и какое будущее тебя с ним ждет? ‒ прерывистые телодвижения настроенного идти до победного детектива вызывали во мне только одно: готовность обезопасить себя и стоящего рядом андроида любыми способами. Я могла это сделать. В ночь при первой встрече в этом баре я не соврала Коннору. Мне и вправду не нужно было оружие, чтобы сделать больно какому-либо человеку. Только если раньше солдат просто выдавал приказы мышцам на автомате, то сейчас эти приказы отдавали чувства. Но они были более кровожадными, чем холодный рассудок, и потому более опасными. ‒ Семья? Дети?! Что тебе даст этот набор шестеренок и шурупчиков?!
‒ А это вас уже не касается, ‒ сквозь зубы процедила я.
‒ Выбить бы из тебя всю эту дурь, ‒ таким же тоном прошипел мужчина.
‒ Я сказал, хватит! Не лезь не в свое дело, Гэвин!
На этот раз детектив не стал продолжать тираду. Он бросил яростный взгляд на Андерсона, что облокачивался на дверной косяк и, чертыхнувшись, устремился к выходу. Больше этот бар не был для меня приятным местом. Отныне я негласно приняла решение больше его не посещать.
‒ Кретин, ‒ подытожил лейтенант, усаживаясь обратно за стол.
Коннор не двигался. Его диод все так же горел красным, он смотрел на выход, точно бы желая догнать зверя и уточнить у него некоторые недосказанности прерванной драки, однако вместо этого андроид просто стоял и хмурился. Люди, что остались за самыми дальними столиками у входа, смотрели на нас во все глаза. Быть может, они и раньше пялились на нас, кружащихся под тихий шелест мужского голоса из колонок, но сейчас их взгляды были по особенному неприятными.
‒ Не знаю, как вы, ‒ я кинула взгляд на Хэнка. Рукава его цветастой рубашки в разводах были собраны у локтей, в туманных глазах не читалось былое озорство, ‒ а я домой. Хватит на меня сегодня приключений.
Ничего удивительного не было в том, что все были со мной согласны. Если Хэнк согласно кивнул уставшей головой, то Коннор более не смотрел в мою сторону. Его диод стал желтым. Уверенности это не добавило.
Расплатиться с барменом пришлось не мало. Кажется, я выиграла лишь половину от того, сколько пришлось отдать за выпитый алкоголь. Но это волновало в меньшей степени. Финансы позволяли мне хоть некоторое время тратить деньги на ставшие чужими развлечения, и потому Хэнк был отправлен на такси домой с нетронутым кошельком.
Как и всегда, поездка до дома была в полной тишине. Коннор ни разу не обратился ко мне с момента вторжения Гэвина в наше личное пространство, но самое худшее – его диод непрерывно искрил золотом. Пока он был холоден и безэмоционален, я буквально сгорала на заднем сиденье от злости и ненависти к треклятому детективу в коричневой куртке. Ощущать мир каждой клеткой было доступно совсем недавно, и потому всякое покушение на эту возможность выводило яростное негодование. Я вновь стала полноценной, вновь могла делать то, что хочу, так с какого черта какой-то там Рид диктует что мне делать и как вести себя с тем, кто вытащил меня из небытия?!
Дом оказался неприятно тихим. Уже на пороге стащив с себя каблуки и в ярости отбросив их в сторону, я сделала несколько рейдов в гостиной по кругу. Мысли не унимались в своих зверствах. Каждая из них была хуже другой, но даже среди них мелькали мрачные замыслы по поводу того, как лучше подпортить жизнь вмешавшемуся в чужое гавнюку.
‒ Ты расстроена, ‒ отчужденно, даже холодно отметил Коннор. Только этот голос заставил прервать циркуляцию по гостиной и обратиться к сопровождающему меня спутнику. Он и не собирался проходить в дом. Все так же стоял в коридоре в привычной гордой осанке, с ледяным взглядом и опущенными вдоль тела руками.
‒ Нет, я не расстроена. Я в ярости! ‒ слова были выплюнуты мной так, словно бы это Коннор был источником моего гнева. Как ни странно, андроид в синем пиджаке, отдающим черным цветом в блеклом свечении напольной лампы, все так же холодно смотрел в мои глаза. ‒ Что он вообще о себе возомнил? Посмотрите на эту важную птицу! У самого в голове ни грамма понятия о чести и справедливости, и тут же смеет поучать.
‒ Но он прав.
Всего одна фраза, а сколько эффекта. Я прервала свой монолог так же резко, как и начала его. Сознание четко подсказывало мне, что не стоит уточнять, в каком именно месте прав детектив-идиот, но вновь нарастающая между мной и Коннором стена не могла просто так все порушить. Выпрямив осанку и осторожно сделав вперед один шаг, я переспросила слегка охрипшим от гнева голосом:
‒ Неужели? И в чем же?
‒ Со мной у тебя нет будущего.
В этот раз ледяной взгляд сменился на скорбный. Обреченный. Каждый миллиметр его нахмуренного лица рассказывал мне о тех ужасах, что приходилось ощущать организму на пути к воссоединению с андроидом. Столько было оставлено позади препятствий, столько нарушенных принципов жизни, столько боли. Я следовала за ним, полностью готовая отдаться смерти при любом раскладе. Едва не убила солдата из собственного подразделения! Оставила родительский дом в далеком прошлом, лишь бы переехать сюда по его же просьбе! Но теперь эту механическую голову наполняли сомнения, и пусть они не были полностью озвучены. Их безмолвность разрывала давящую тишину дома, в котором можно было слышать только писк мигающего золотого диода и тиканье секундной стрелки.
‒ А какое будущее у меня было бы без тебя? ‒ еще более тихим и охрипшим голосом прошелестели губы. ‒ Пуля в висок? Я не могу построить семью. Я даже работу не могу найти, как любой нормальный человек. У меня ничего больше нет. В этой жизни меня ничего, кроме тебя не держит.
Андроид открыл рот, чтобы что-то возразить, но не мог найти подходящих слов. Ему явно было не комфортно под обреченным взглядом зеленых глаз, в которых отражался его собственный едва освещенный облик. Зря я спросила, почему Гэвин прав. Стена от ответа добавила еще несколько метров вверх.
‒ Ты сомневаешься, ‒ подытожила я. ‒ Какой тогда был смысл в Иерихоне и в церкви? Я могла вернуться в Иллинойс или снова стать солдатом, и никто бы из нас не задумывался о будущем. Так, наверное, было бы проще…
Стащив с себя плащ, я откинула его на спинку дивана и прошла к лестнице мимо Коннора. Он не пытался меня остановить, не желал даже двигаться, лишь удивленно и встревоженно провожал меня в спину взором уже не таких холодных глаз.
‒ Куда ты?
‒ Спать. Завтра важный день, ‒ грубо ответила я, дав мужчине понять, что больше не намерена участвовать в этом бессмысленном разговоре.
Спать мне, конечно, не хотелось. Отрезвевший разум подкидывал не самые приятные мысли об открытии относительно тех раздумий, что творились в механической голове. Внезапно его присутствие в этом доме стало неприятным. Он все еще стоял на первом этаже в приглушенном свете напольной лампы у дивана, когда я заперлась в ванной и включила горячий душ.
Я любила шум воды… в нем можно было заглушить собственные мысли.
Андроид еще долго смотрел на стену, за которой скрылся женский силуэт. Он больше не слышал ее сердца, слишком много звуков и препятствий было на пути к этому органу. Но он слышал учащенное сердцебиение на протяжении всего вечера в баре. И особенно сильно ощутил его в момент сенсорного осязания человеческого тепла на своем теле.
Было сложно свыкнуться с новым статусом «живого». Коннор был полон сомнений, полон страхов, что совершенно не желало восприниматься первичными, но порушенными программными установками. Однако близость Анны, которую он ожидал ощутить еще при первом приглашении на танец, заставила его на несколько минут покинуть чертоги вечных раздумий о своем существовании. Казалось, важнее этого прикосновения тяжелых волос на щеке уже ничего не было. Как же сильно он ошибался.
Стянув пиджак и сложив его рядом с плащом Гойл, мужчина нерешительно поднялся наверх. За дверью в ванной доносился плеск воды, атмосфера в коридоре накалилась от парного жара. Дверь наверняка была заперта, Коннору даже не нужно было дергать ручку, чтобы догадаться об этом. Но произнесенные Анной вслух слова о возвращении в ряды подразделения были такими тяжелыми, что андроиду вдруг стало все равно на Гэвина Рида, на мир, которому еще предстояло привыкнуть к изменениям в обыденной, привычной жизни. Коннор осознавал, что общество еще долго не сможет принимать возможные связи между людьми и андроидами, которые будут нести не физическую, а психологическую близость. Но он и понятия не имел, что придется столкнуться с этим так скоро. Гэвин запустил в его программе новую ветку размышлений, которые словно червяки разъедали былую уверенность. Однако сейчас эти мысли вдруг утихли. Так вот каков он ‒ настоящий страх перед утратой кого-то важного.
Подняв руку с целью постучать в дверь, Коннор тут же остановил ее на половине пути. Он отрешенно осмотрел свою кисть, вспоминая женский голос у компьютера.
Часы пробили за полночь, когда мы вернулись домой. Выходить из душа не хотелось, но впереди и вправду был тяжелый день. Влажное полотенце покрывало тело, однако я не торопилась сменить его на просторную футболку и шорты. Перспектива окунуться в сжимающуюся мглу была заманчивой. Только в них я могла хотя бы ненадолго забыться, перестать думать о своей ничтожности. Все ночи, проведенные в Рокфорде, были наполнены той же самой тьмой, облизывающей тело своими черными языками. Изредка где-то вдалеке мелькали чужие силуэты, и в них я узнавала тех, кто покинул мир от моей руки. Люди выходили из темноты, и вновь погружались в нее, как в туман. Чем именно было вызвано такое поведение мозга мне было непонятно. Возможно, он пытался напомнить, кто я есть на самом деле, а может, просто всячески старался обработать чувство стыда и скорби из-за крови на руках. Но чем бы оно ни было, я не стремилась догонять людей. Они проходили мимо, и я давала им возможность померкнуть в тишине.
Спальня, как и гостиная, была озарена светом лишь одной напольной лампы, что стояла у противоположной от кровати стены. Мне не хотелось включать полный свет и нарушать депрессивную тьму. Мокрые темные волосы спускались вниз по спине проволокой. Кожа покрывалась мурашками от холодного воздуха, что так разнился с напаренной атмосферой ванной комнаты. Уложив руки на зеркальную раму, я обреченным взглядом исследовала свое отражение. Потускневший взор отмечал каждую деталь. Шрам под правым ухом, что теперь навсегда останется, как метка тяжелого прошлого. Легкие синяки под уставшими от вечной беготни и эмоциональных всплесков глазами. Капли влаги на покрытых мурашками плечах. Даже слегка покусанные, но зажившие губы, что под душем источали капли крови. Все смотрело на меня с таким отчуждением, словно бы это была и не я вовсе.
Где тот уверенный в себе человек, чье спокойствие не могло нарушить ничто в этом мире? Я взывала к бойцу внутри, просила вернуться хотя бы на минуту, чтобы вновь ощутить себя свободной от эмоционального гнета. С самого начала была уверена в том, что вся эта затея с Детройтом была плохой. Мне стоило вернуться назад в Рокфорд, разобрать дом и остаться в нем жить в окружении застывших лиц близких людей. Со временем тоске внутри стало бы не хватать еще одной фотографии, на котором был бы изображен мужчина в светлом сером пиджаке и модельным номером «RK800». Возможно, съедаемая безысходностью, я бы решилась на самый отчаянный шаг в жизни каждого потерянного человека. Остывшее тело с раскинутыми на полу мозгами нашли бы только через недели, может, месяцы.
Закрыв глаза, я глубоко вздохнула. Мураши бегали уже не от холода, а от мыслей о возможной кончине. Только недавно я выдернула это желание из своего рассудка, точно прицепленного клеща, высасывающего кровь. Эмильда Рейн заставила меня это сделать насильно. Ее новость о возможной операции лишила меня шанса на умиротворение, и, похоже, остаться здесь стало моей второй ошибкой после возвращения в съемный дом на улице Томпсон. Конечно, у меня был вариант вернуться в ряды солдат в любой день жизни, Эмильда дала четко понять, что она ждет меня назад. Но после всего случившегося это было самое последнее, на что могло согласиться очнувшееся сердце.
Стоило закончить все эти мучения уже там, на самом высоком этаже несущегося вверх отеля.
«Так или иначе я потеряю тебя,
Я дам тебе уйти…»
Сомнения были хуже вирусов. Андроид так старался уговорить меня не возвращаться в Рокфорд, а теперь он сидел на первом этаже, пропитывая помещение этим едким запахом непринятия. Это было все настолько глупо! Стоило какому-то придурку высказать недовольные слова, употребить парочку нелестных эпитетов, как все в механической голове переворачивалось по часовой стрелке в обратную сторону. Его смятение передавалось по воздуху, точно зараза, и я, вдыхая его рядом с андроидом в гостиной, ощущала сомнения относительно своих чувств. Они были прекрасными, трепетными, желанными… но, похоже, бесполезными. В их истинности я не сомневалась, но вот разумность была под вопросом.
Отрицательно мотнув головой глушащим тишину мыслям, я открыла глаза. Коннор отражался в серебряной поверхности зеркала. Диод исправно горел голубым цветом. Как и в ту ночь перед походом в заброшенное здание, андроид стоял в дверях с широко расставленными плечами, и совершенно безучастным взглядом всматривался в мои глаза. Пиджака на нем не было. Только белая рубашка с расстегнутой пуговицей на шее, заправленная в черные джинсы.
Я оторвала враждебный взгляд от андроида в отражении, медленно взяла расческу и принялась методично приводить взмокшие волосы в порядок. Тело больше не взывало к прикосновениям тихо подходящего за спиной Коннора, что все еще не спускал глаз с меня в зеркале. Мне было абсолютно наплевать, какие очередные сомнительные мысли витают в его голове. Рука рефлекторно двигала щеткой вдоль копны волос. Кожа не горела, когда андроид остановился за левым плечом, не трепетало нутро от карих глаз и вздрагивающей тонкой пряди волос у мужского виска. Я ожидала, что андроид сейчас примется тактично пояснять свою реакцию на поведение Гэвина, постарается взыграть на холодной логике, может, даже предпримет попытку убедить меня в том, что жизнь моя была еще не потеряна. Но он стоял и смотрел. Молча. Тишину нарушал шорох расчески.
Приведя волосы в порядок, я принялась осматривать свое лицо. Мозг подкидывал мне любые идеи, лишь бы не смотреть на тонущего в приглушенном свете Коннора с его идеальными чертами лица, размеренным дыханием, выглядывающей полоски кожи из-под расстегнутой пуговицы. Боковое зрение все же наблюдало за ним. Оно отмечало идеальность мужского, но заостренного подбородка, что был вздернут вверх. Отмечало спокойный взгляд шоколадных, едва не ставших черными в тусклом свете, глаз. Он был таким же механическим, как и в первый наш совместный день работы. В баре подобная холодность будоражила сознание, тело чувствовало острую потребность проверить стойкость андроида неприличными действиями, но сейчас я вдруг видела перед собой машину ‒ ледяную и инертную.
Левая рука андроида медленно поднялась вверх, выставив ладонь вперед на уровне мужской груди. Это движение привлекло мое внимание, и я настороженно перевела взор с собственного лица на замершую в воздухе кисть.
‒ Я ни в чем не сомневаюсь, ‒ спокойно произнес Коннор. Рука впитала синтетическую кожу.
Она была белой. Холодной на вид. Блестящий пластик усиливал свет лампы, поверхность переливалась блеклыми искрами. Кое-как не глядя уложив расческу на рядом стоящую полку, я повернулась полностью к андроиду. Шепот перекатывающейся круглой щетки перешел в гулкий грохот падения предмета на паркет. Но шум не смущал меня. Я могла лишь смотреть на белую, выставленную руку вперед и чувствовать внутри вновь нарастающий трепет.
Это было не все. Кожа исчезала с шеи, с лица, буквально впитывалась в ледяной белый пластик. Больше не было волос, ресниц, не было родинок. Только истина белой смеси полимера и пластмассы, серые вставки по бокам от лица, мелкая, едва различимая черная надпись над правым глазом. Только истина. Больше ничего.
Завороженный взгляд медленно перемещался от лица андроида к его руке, и, помедлив, я аккуратно приложила кисть к белому пластику. Холодный, гладкий. Он был таким, каким его создали изначально, и это мне нравилось. Я медленно переплетала собственные разгоряченные пальцы с его, сжимала механическую плоть как можно сильнее, но тут же отпускала в страхе причинить вред на вид хрупкому материалу. Конечно, это было глупо. Андроид был сделан из самого прочного сплава различных элементов, и вряд ли ему смогли бы причинить вред сильные, но женские руки.
Забыв, как дышать, я сглотнула комок в горле и, освободив кисть, под пристальным взглядом принялась расстегивать пуговицы на белой рубашке сверху вниз, одну за другой. Кожа чувствовала на себе совершенно спокойный, но туманный механический взгляд, я слышала, как участилось сердцебиение, как нетерпеливо бьется вена на шее. С каждой пуговицей взору представало изумительный белый материал с серыми вставками. Его пластическое тело повторяло контуры человеческой плоти, рельеф выделялся строго в тех местах, где должны были быть мышцы. Последняя пуговица была расстегнута. Нагло выдернутая из-за джинс и сорванная с белых рук рубашка полетела на пол.
Все его тело было идеально сложенным. Ни единого намека на человека, только схожий силуэт и искрящиеся глаза. Диод переливался желтым, но андроид не подавал вида психологической нестабильности. Терпения хватило всего на пару секунд, после которых я осторожно приложила руки к ледяному материалу. Сквозь пластмассовую ткань можно было ощущать удары искусственного двигателя, но оно меня интересовало сейчас в меньшей степени. Тириумовый насос уже однажды представал передо мной в своей натуральности, хоть у меня не было возможности рассмотреть его как можно лучше ‒ тогда по моей глупости едва не была потеряна жизнь, пусть даже если бы она и вернулась в идеально исполненном клоне. Тот Коннор был бы уже другим.
‒ Что ты чувствуешь? ‒ запинаясь, шепотом произнесла я. Его карие глаза ‒ единственное, что сейчас было схоже с человеком ‒ буравили меня безмятежным взглядом. Он не останавливал мои уже наглые руки, что изучали его холод и покрывались мурашками.
‒ Тебя, ‒ таким же шепотом ответил Коннор.
Я знала, как многие люди реагируют на реальный облик андроида. Человек изначально обличал робота, делая их в общей массе одинаковыми, а именно белыми и безликими. Так было проще относиться к тому, кто лежит перед тобой на инженерном столе, или же стоит в очереди на смерть в центре утилизации. Но когда машины принимали свой вид, едва ли не каждый встреченный мною человек в этой ситуации ощущал дикий дискомфорт. В некоторых случаях даже страх. С ним все было иначе. Коннор был безупречным. Меня не пугало отсутствие привычных, резко очерченных губ, не пугало отсутствие волос, в которые так хотели попасть руки. Его лицо не могло выражать эмоций, так как именно биосинтетическая кожа позволяла андроидам имитировать или показывать свои реальные чувства. Но даже это не могло меня сейчас оттолкнуть.
Оторвав руки от пластмассового пресса, я обхватила ладонями идеально белое лицо. Представить было невозможно, что именно творилось за этими темными глазами, но что творится в моей голове я знала. Мир, что был создан в баре «Сентропе» под голос умирающего в душевных муках певца, вновь обволок нас со всех сторон. Сомнения остались на первом этаже, может, даже в коридоре за прикрытой дверью, но сейчас и здесь не было ничего, кроме прошедших долгий путь двух «людей». Коннор смотрел мне ровно в глаза, не желая даже нарушать эту тишину. Но я не могла больше молчать. Настолько мне осточертели все эти недомолвки.
‒ Ты прекрасен во всех своих обличиях. Каждый раз я смотрю на тебя, и открываю что-то новое.
Коннору были непонятны эти слова. Андроид резко оторвал мои руки от лица, заставив тело покрыться светлой человеческой оболочкой. Вернулись те самые манящие волосы, улыбающиеся родинки, трепещущие от перебегающего взгляда черные ресницы. Он хмурился, пытался всмотреться в мое лицо, словно бы искал в нем какой-то подвох, но вместо этого видел томительный взор. Его кожа плавно возвращалась обратно на свое место, мои глаза изучали проступающий имитированный рельеф на прессе, наслаждались видом полуобнаженного мужчины. Все внутри трепетало как в последний раз. Мне было так важно снова прикоснуться к нему, но андроид не отпускал руки, явно ожидая от меня пояснения на такую нехарактерную человеку реакцию.