Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 93 страниц)
Крик лейтенанта, речной запах и громкий выстрел. По лицу сидящего рядом мальчишки с простреленной ногой струились слезы, шум двигателя урчал похлеще, чем мотор кадиллака Камски. Здесь она (я) чувствовала отчуждение, вину, хоть по идее и не должна ничего чувствовать.
Накапливающиеся слезы на глазах, холод ночного ветра, дурманящий аромат вина во рту. Чей-то голос, что едва не заставил глотку отправиться не в том направлении, из-за чего легкие поспешили откашлять влагу. Очередной язвительный голос Гэвина Рида, от которого тянет запахом алкоголя, обещание засунуть бутылку в задницу и револьвер в глотку. Тепло нагретого красного атласа, звуки щемящей душу мелодии. Его рука, протянутая в приглашении потанцевать. Господи, как она (я) хотела сказать «Да»! Как сильно желали руки обхватить мужскую талию и прочувствовать жар под плотным пиджаком, как хотела кожа ощутить на себе прикосновения его пальцев, почувствовать структуру волос! Ее (меня) кидает в дрожь от одного только представления в виде двух раскачивающихся в такт музыке прижимающихся друг к другу тел, и я сейчас, стоя напротив зеркала и глядя в свои черные зрачки, покрываюсь мурашками. Как много чувств в ней (во мне), как много запрещенных подразделением эмоций. Как много просачивающихся наружу слез, обжигающих слизистую глаз на холодном ветру. Как много горечи во рту перед двумя сидящими за столом существами.
Холодная улица, усеянная снегом. Машина мчит по дорогам за черту города, неся их (нас) в сторону несуразного темного здания. Лицо андроида все так же не видно, но она (я) знает – он больше не предложит руку ни в знак приглашения, ни в знак помощи. Он, как и она (я) старательно избавляется от ошибок в «системах», уже жалеет о порывистом решении предложить станцевать. Анна (Энтони) в поисках успокоения цепляется за нечто длинное за спиной, закрывает глаза и подставляет лицо снежинкам. Ярость бушует внутри от одного только упоминания имени, и смех лейтенанта Андерсона звучит словно унизительная насмешка сверху. Солдат и андроид укоризненно смотрят на старика, стирающего смешливую слезу с глаз, после чего напарники удаляются в сторону резиденции. Она (я) помнит, как делает шаг на оставленный андроидом снег, как борется с сонно-потягивающимся чувственным человеком внутри, как крадется в сторону двери. Теплые помещения с высокими стенами принимают ее (меня) плеском воды и желтым диодом на виске андроида-напарника. Рука с пистолетом не дрожит, но Анна (Энтони) мысленно умоляет его не делать выстрел. Пистолет исчезает. В душу впиваются серые затуманенные глаза мужчины.
Со стоном вздохнув, я задержала воздух в легких. Элайджа Камски с некоторым восхищением осматривает ее (меня) с ног до головы. Учтиво задает вопросы мягкий, мечтательный голос нынешнего босса, его собранные в хвост волосы смотрятся, как хохолок настороженной сойки. Теплые мужские пальцы вкладывают в женскую руку пистолет, но уже в следующее мгновение перед глазами блестит «Анаконда». И мир вокруг рушится, и трещит вселенная по швам. Пистолет дрожит, зависнув в воздухе, крик умирающего в муках солдата в голове проносится эхом, отзывается от стен. Теперь он мертв, как и надежды на безбрежное, свободное от вечных потерь и утрат будущее.
– Видимо, вы были очень… необычным человеком в прошлом, – раздался сбоку напряженный голос.
Я вырвалась из потока воспоминаний так же резко, как была ввергнута в него. Черные зрачки молниеносно расширились, глаза поспешно спрятали взгляд. Парень, что незаметно вернулся с улицы, стоял в проходе и нахмурено смотрел на порезы черной экипировки. Мое дыхание было сбивчивым, воспоминания прервались и теперь неизвестно когда вернутся. Это огорчало. Я так и не узнала, кто был тот андроид, что сейчас в голове суматошно пытается всмотреться в красную стену, ударяя в порывах отчаяния ладонями по преграде. Но вот что знала наверняка, так это одно.
Рейн не врала. Камски же погряз во лжи.
Пока я сжимала кулаки и прерывисто дышала от нарастающей злости, молодой человек аккуратно снял куртку. Его движения были медленными, а взгляд черных глаз таким встревоженным, точно в любой момент внезапный гость мог снести ему голову голыми руками. Но я не была убийцей. По крайней мере, теперь.
– Я хотел предложить вам остаться на чашку кофе, – голос паренька больше не был приветливым. Всем своим видом хозяин дома показывал желание избавиться от меня как можно скорее, и я не могла его винить. Экипировка резко поменяла хрупкое женское тело, преобразив его в машину для уничтожения неугодных. Осанка подтянулась, плечи боеготовно развелись в стороны. Даже гордо вздернутый подбородок словно кричал «я убью тебя, парень, и даже руки не испачкаю». – Но, видимо, не стоит.
– Верно, – вновь глядя в пустые, но готовые убивать глаза произнесла я. – Не стоит.
Я двигалась уверено, больше не показывая былого смущения и отчуждения. Мое вдруг ставшим хозяйским состояние заставляло парня чувствовать себя дискомфортно, но мне было наплевать. Плащ быстро скрыл экипировку, оставшаяся одежда быстро схвачена в руки. Я прошла мимо обездвиженного парня и выскочила под дождь. Теперь у меня было многое за спиной, и это не дом из прошлого. Это воспоминания Анны. Мои воспоминания.
Парень провожал меня встревоженным взором, кажется, он смотрел за тем, как я погружаюсь на водительское сиденье, как вспыхивают задние фары, как просыпается двигатель. Я так и не спросила его имени, а ведь он был очень дружелюбным и добрым. Даже не сказала спасибо… и почему меня это сейчас не волнует?
Автомобиль гнал на полном ходу по пустынным дорогам. Время показывало девять часов вечера, большинство жителей покинули улицы под шум стихающего дождя. Крупные лужи блестели в лучах уличных фонарей, многие вывески в этот вечер горели по-особенному ярко из-за отражения в покрывающейся рябью водной глади. Асфальт блестел, блестели и мои глаза впервые за весь день.
Камски врал. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту. Я об этом не просто догадывалась, я знала это наверняка, но теперь получила реальные доказательства в виде собственных воспоминаний из прошлого. Его светлые глаза учтиво блестели в дневных лучах заснеженного окна, шелковый халат шуршал от любых движений. Несколько Хлой находилось рядом, одна из них была опущена на колени перед глазами того андроида. Желтый диод переливался так тревожно, контрастом отдаваясь среди голубых светодиодов пиджака. Не знаю, кто из нас любил его: Анна или я – но все равно ощущаю его важным, таким желанным, как детектив у холодного стола в лунном свете. Но помню, как ненавидела Элайджу Камски, что заставлял его выстрелить в Хлою. Что заставлял меня выстрелить в него.
Дорога была на удивление быстрой и пустой. Все светофоры как по команде включали зеленый свет, и я в который раз благодарила жестокую вселенную за ее необоснованные приятные подарки. Погруженные во тьму хвойные леса перестали вызывать страх, я давила на газ и цеплялась за руль, грозя его оторвать. Где-то в кармане плаща сидел паук, и мне хотелось верить в то, что он еще жив от таких порывистых движений. Еще больше мне хотелось верить в то, что у Камски были причины от меня скрывать подобное.
Площадка перед домом встретила меня как-то отчужденно, неприятно. Речушка, покрываясь мелкими каплями дождя, шуршала под деревянным мостом, и весь этот мир как будто бы предчувствовал нагнетающее состояние моей души. Я шла уверенно, неслась по гаражу к двери в здание, попутно прижимая плащ к груди, дабы закрыть вид экипировки подразделения. Какая же она приятная, такая естественная, словно бы я родилась в ней. Помещения сменялись быстро, мне даже не приходилось отдавать себе отчет о том, куда я иду и что меня ведет. Просто топала по направлению в одну единственную комнату, где в подобное время суток мог быть босс. Предчувствие не ошиблось.
Камски сидел в кресле в дорожной одежде. Зеленая расстегнутая толстовка с белой молнией, темно-синие джинсы, серая футболка и белые кроссовки. Его волосы были собраны в хвост, на носу красовались черные очки. Взгляд уставших глаз смотрел в экран телефона, сам мужчина расслабленно откинулся на спинку, установив одну ногу на другую. Несколько Хлой стояло по обеим сторонам от самого босса, учтиво заведя руки за спиной. Я знаю – одна из них та самая Хлоя с неординарным поведением. Однако меня не интересовали ни она, ни Ричард у бассейна в белой экипировке, что тут же сощурил глаза и угнетающим взором преследовал мой приближающийся к Камски силуэт. Откуда-то из колонок сверху доносились звуки пианино, и эти звуки поджигали огонь в моих глазах. Эхо ударяющихся каблуков по кафелю стих в нескольких метрах от Элайджи, и теперь я смотрела на него сверху вниз тяжелым, стальным взглядом.
– Не желаю думать, что мои звонки были нарочно проигнорированы, – туманно отозвался босс, не глядя в мою сторону. Его палец неторопливо листал страницы на экране, мое сознание неторопливо выстраивало систему диалога с мужчиной. Увы, ничего доброго в прогнозах не предусматривалось. – И потому, дабы спасти ситуацию, спрошу: ты потеряла свой телефон?
– Нет, – грубо и кратко отозвалась я.
Босс поднял на меня свое серые глаза, глядя исподлобья. Как много я доверяла этому человеку, как много он утаивал от меня. Помню слезы на женском лице, помню молчание босса, сидящего рядом, что пытался утешить страдающую душу одним лишь присутствием. Месяц совместной жизни был таким легким и простым, я даже испытывала нечто, похожее на материнские чувства к человеку и его безопасности. Первый удар по верности солдата был нанесен еще на приеме по случаю формирования отдела ФБР в Детройте, однако сам эффект от удара был испытан на белом столе с жучком в руке.
Да, я доверяла ему. И теперь желала услышать правду, на основе которой и буду строить свою дальнейшую судьбу своими…
Своими, Хлоя…
…руками.
– Ричард сказал, что ты покинула Джона в одиночестве.
Давай, давай, Элайджа. Дави на меня, задавай вопросы, призывай к охраннику внутри. Пока ты еще можешь это делать.
Прижимая вороты плаща друг к другу, я усмехнулась, все еще глядя надменно на босса сверху вниз.
– А что, наш большой мальчик перепугался?
– Наш большой мальчик должен был сопровождать тебя до дома, – Камски говорил без злости или гнева. Его голос как всегда был спокойным и безучастным, точно он говорил о малозначимых вещах. Наверное, настолько же малозначимых для него, как девиант по имени Маркус, ставший жертвой взрыва из-за несостоявшейся встречи. О которой, конечно, меня никто не предупреждал.
– Прости, я задержалась, – снова холодно ответила я, игнорируя намеки Элайджи на оставшегося в одиночестве Ричарда.
Какое-то время нас обволакивала музыка. По стеклянной стене за спиной Элайджи больше не бесновался дождь, зато неслась река – такая же бурная, как и огонь внутри меня. Сразу три пары глаз смотрели на меня в упор: голубые женские и две пары серых. Кто-то смотрел испуганно, кто-то – злобно и сурово, кто-то – настороженно. Нетрудно было догадаться, кому какие принадлежали. Никто из присутствующих не мог смирить мою боеготовность, мою уверенность. В машине желудок несмело урчал от голода, но сейчас он словно смолк, дав возможность выстоять эту битву за собственное «Я».
Камски усмехнулся в своей привычной манере. Ему не нравился мой взор, но почему-то вдруг он решил сменить тему. Мужчина встал с кресла и сделал несколько шагов по направлению к двери, ведущей в коридор со спальнями.
– Тем не менее, я рад, что ты успела.
Должна была признать, эта фраза на мгновение пошатнула мою стойкость. Я нахмурила глаза, собрав складки на лбу, и Элайджа, заметив эту реакцию, остановился у двери. Да, он ожидал от меня именно этого. И я среагировала ровно так, как он и хотел. Как и всегда.
– Успела? К чему?
Босс слегка улыбнулся. Следующие его слова почему-то не стали для меня удивительными, зато пролили свет на многое.
– Мы уезжаем сегодня ночью, – выждав паузу, мужчина хмыкнул, как бы напоминая о наших былых планах, о которых я могла случайно забыть. – В Японию.
Я смотрела в его глаза. Он смотрел в мои. Мы – ковбои. Мы – двое нанятых друг на друга киллеров, что долгое время делили между собой душевные страдания, крышу над головой. И вот кто-то из нас должен был первым занести курок, чтобы навсегда уничтожить былое. Не знаю, чем это все обернется. Вполне возможно, что я услышу поистине страшную историю, при которой заботливый и внимательный босс останется заботливым и внимательным боссом. И все останется как прежде: друзья, соратники, руководитель и его сотрудник. А может, былое родство навсегда канет в лета, и мне придется оставить этого человека навсегда. Бродить по городу, искать место, куда можно было бы приткнуться. Где можно было бы прожить оставшиеся дни в полном одиночестве.
В одиночестве… самом страшном для меня аду.
– Почему? – опомнившись от смятения, я вернулась в былую уверенность и стойкость своих намерений, все еще держа вороты плаща закрытыми. – Нам ведь до отъезда еще несколько дней.
– Я закончил все свои дела, так что мы можем покинуть штаты гораздо раньше.
– И ты думаешь, я в это поверю?
Камски смотрел на меня выжидающе, точно знал: сейчас будет тяжко. И я оправдала его домыслы. Глядя на мужчину с вызовом, я медленно, как обычно делают стриптизерши, развернула по очереди вороты бежевого плаща. Верхняя одежда сбросилась на пол, и теперь всем взорам здесь была представлена черная солдатская экипировка с множеством карманов и торчащими нитками на груди, где должна быть эмблема.
Я смотрела на мужчину и мысленно усмехалась от прозвучавшего выстрела воображаемого ковбойского револьвера. Пару минут назад Камски ждал от меня реакции на оповещение о приближающимся отбытии. Теперь реакции ждала я. И она последовала.
Женский, облаченный в черный порванный комбинезон силуэт, стоящий посреди комнаты с бассейном, контрастом играл на фоне классической мелодии, витающей в воздухе. Здесь было так светло и красиво: изящная водная гладь, величественные стены, богатая мебель и барный стол. И я – в изрезанной экипировке с наспех заколотыми на затылке волосами, источающая легкий аромат крови и тириума с порохом. Я словно вестник войны в мирном царстве. Камски это знал. Потому его тяжелый взор сменился недоумением, а позже – отчужденным туманом. Диагностический браслет был оставлен на столе в городе Кливленд, но он и не требовался, чтобы кожей ощущать подскочивший уровень стресса возвышающегося мужчины.
Пока я гордо держала боевую осанку, сжимая кулаки и надменно поднимая подбородок, Элайджа слегка вздернул брови. Этот жест был таким легким, как будто перед ним был не сотрудник, уже в наглую вскрывающий его сундук Пандоры, а всего лишь досадное недоразумение в виде изрисованной подростками стены дома. Как будто он лишь сожалел о скором потраченном времени на чистку кирпичных блоков. Всем своим видом показывал легкость восприятия, но меня-то обмануть было невозможно. Я все так же знала все его маски и приемы. Ему был страшно. Мне было уверенно.
Мистер Камски, хмыкнув и отвернув взор в сторону окна, протянул привычным наркоманским тембром:
– Полагаю, разговор будет малоприятным.
О да, босс. Он будет неприятным. Как бы он не стал последним. И даже не потому, что былое соратничество вот-вот навсегда исчезнет. А потому, что я должна тебя ненавидеть. Должна желать твоей смерти.
Ведь я как бездушная машина, созданная людьми – имею свой номер. И номер мой: один-три-ноль-девять.
========== Эпизод XV. Light or dark ==========
Комментарий к Эпизод XV. Light or dark
Теорема Эренфеста* – утверждение о виде уравнений квантовой механики для средних значений наблюдаемых величин гамильтоновых систем.
Премия Дарвина** – виртуальная антипремия, ежегодно присуждаемая лицам, которые наиболее глупым способом умерли или потеряли способность иметь детей и в результате лишили себя возможности внести вклад в генофонд человечества, тем самым потенциально улучшив его. (короче, премия за самую глупую смерть. пример: одна женщина победила рак, напилась и умерла от отравления.)
стенокардия*** – одна из наиболее частых форм ишемической болезни сердца (ИБС). Характерной чертой стенокардии является возникновение приступов грудной боли и одышки. Причиной стенокардии является временное уменьшение кровотока в сердечной мышце.
какой бы не была концовка – вы ее правильно поняли. есть вопрос – должен быть ответ. я – вселенная. порой бываю жестокой.
страниц много, чувств во мне много, меня прет! так что простите за объемность. песен в части нет, но все же писалось вот под эти треки:
Until The Ribbon Breaks – Goldfish
The Weeknd – Privilege
Halsey – Gasoline ( original) (люблю же я возвращения к истокам)
Halsey – Control
и вас люблю. очень сильно! спасибо за отзывы, спасибо за терпение и за ошибки в ПБ! этот эпизод не последний, но надеюсь, что мы с вами еще встретимся в других моих работах, потому что таких читателей, как вы – сложно встретить!)
Улица погрузилась в ночную тишину. Лишь изредка вдалеке раздавались звуки автомобильных двигателей, у кого-то из местных жильцов в доме лаяла собака. Это был не грузный сербернар Сумо, мирно спящий на диване в гостиной дома. Этот пес чувствовал себя спокойно, легко и потому не видел никаких причин для лая. Чего нельзя было сказать о его хозяине, который, разбуженный и возбужденный, грозно метал оскорбления в течение почти всего вечера. Коннор не мог долго терпеть этого состояния напарника: психологический базис под давлением собственных мысленных перегрузок отказывался прогнозировать оптимальные варианты поведения рядом с разбушевавшимся злым напарником, и потому андроид покинул дом с наступлением полной темноты. Он даже не сказал Хэнку ни единого слова. Лишь молчаливо встал с кресла и вышел на крыльцо под встревоженный взгляд вдруг замолчавшего Андерсона.
Путь домой был, как в тумане. Синтетическая оболочка выполняла команды системы, получившей указ об автоматизированном поведении всех двигательных составляющих. Иными словами, Коннор шел вперед к бордовому дому, позволив навигационной программе вести его самостоятельно, без каких-либо подсказок. Загорающиеся окна в редких жилых домах не анализировались, звуки и запах затихающего дождя не интересовал датчики слежений. Уже через семь минут неспешного шага Коннор, ловя гладкими темными прядями мелкие капли, стоял на тротуаре напротив входных дверей. Заходить не хотелось. Не хотелось больше бороться.
Темная гостиная наводила неприятные мысли. Ощутив это в голове, Коннор, несколько секунд простояв на пороге коридора, закрыл дверь и прошел вглубь комнаты. Его взор бездумно блуждал по стенам, иногда цеплялся на деталях, являющихся для внутренних систем памяти особо значимыми. Картины ночного неба и фотографии ночного города так и не были расставлены женской рукой – Анна, помимо фото семьи, так же отставила в сторону и изображения дурманящих красот по причине нагнетающих напоминаний о родительском доме. Но здесь было много и других тоскливых воспоминаний: книги на полках, среди которых выделяется издание Айн Рэнд; стоящий у стены сбоку столик с аккуратно разложенными виниловыми дисками в коробке, дополненных уже рукой самого андроида после исчезновения хозяйки коллекции; темный плед на диване, в котором так часто засыпал человек после длительных физических терзаний в руках машины. И, конечно же, фотографии. Яркие, счастливые. Коннору не требовался свет, чтобы рассмотреть лица в кадрах, однако в следующее мгновение электрический камин зажегся, и в гостиной забегали тени. Фотографий здесь было больше, чем три. Даже сам андроид не мог объяснить себе причину возвращения на чердак в поисках совершенно не связанных с ним снимков, однако он все же сделал это. Была ли это надежда на то, что бывший напарник однажды вечером ворвется в дом? Глупое предположение, и теперь после встречи в машине и слов «Оставь меня в покое» это предположение стало казаться еще глупее.
Отвернувшись от гостиной, Коннор прошел на второй этаж и сменил полицейскую униформу на привычные белую рубашку и синий приталенный костюм с черными окантовками. Андроид аккуратно подправил волосы и спустился обратно вниз, на этот раз пройдя на кухню. На долю секунды руки потянулись к шее в желании подтянуть галстук, за который недавно его прижимали к себе женские руки. Но дискомфортный аксессуар отсутствовал, и Коннор даже не скрывал того, как радовался в момент снятия этого дурацкого элемента в номере Гойл. До того ему было неприятно надевать галстук, что возвращал его в память о прошлом подчинении умолкнувшей Аманде. Надел его только ради того, чтобы вызвать у Гойл воспоминания, приближая свой облик к тому, что ранее сопровождал ее в течении ноября.
Уловив одну выбитую из общего ряда мысль, Коннор нахмурился и встал у обеденного стола с так и не убранными записями и книгами. Часы перевалили за одиннадцать ночи, и дождь перестал скапывать на крыши домов. Луч фонаря из окна не достигал его облика, андроид находился практически в темноте. Но его это не волновало. Он вспоминал безумие кодировки рядом с всхлипывающей девушкой в бордовом платье, пытался воспроизвести странности поведения систем в постели под громкий шум телевизора и беснующийся сердечный цикл Гойл. Проведенное время вместе с человеком в одном доме и раньше давало ему возможности получения неполноценного наслаждения от созерцания человеческих эмоций и учащенного пульса, однако еще в темной комнате на приеме Коннор вдруг осознал: крошится программа. Он даже знал, с чем это связано, хоть и приятно удивлен, что это проявилось только при приближении Анны. Системы едва не закоротило, заставляя его желать большего, однако шум расстёгивающегося ремня стал сигналом к окончательной потери контроля их обоих. Он шел к ней с разговором! Он не планировал поддаваться эмоциональным порывам, не желал пользоваться человеческой слабостью той, для которой он был незнакомцем, но эта смесь…!
Оборвав свою мысль, Коннор нахмурился еще сильнее и сжал кулаки. Стены наполнялись имитацией пламенного треска из гостиной, сам девиант наполнялся противоречиями в виде желания прижать к себе хрупкий женский силуэт и желанием отдалиться от умоляющего не делать больно дрожащего голоса. Все, что он делает – исключительно во благо обоих, но как идти вперед и пробиваться через тернии, если на пути встречается только сопротивление? Коннор злился на Камски, злился на Гэвина Рида, на Эмильду Рейн, даже на Хэнка Андерсона из-за его язвительности! Но на кого не мог злиться, так это на Анну, даже осознавая, что та попыталась избавиться от памяти в стремлении перестать чувствовать боль. В отношении девушки Коннор ощущал только тоску и готовность отпустить.
Скоро Анна Гойл покинет страну. Еще долгое время она будет вспоминать о нем либо со злостью и ненавистью, либо с тоской и смиренностью. А позже под успешным воздействием Камски и вовсе забудет. И это в лучшем случае, если Эмильда не доберется до обоих в ближайшее время. А он – Коннор – так и будет вынужден проживать дни в участке, стараясь избегать своего появления в этом одиноком опустошенном доме.
Резкий звук заставил Коннора обернуться на сто восемьдесят градусов. Андроид зацепил рукой одну из книг, и та зашуршала старыми пожелтевшими листами. Дом был пуст, детектив знал это, однако этот звук был не тем, что доносится из глубин темных подвалов как вестник наступающей угрозы. Это был упоительный звук, сбивчивое биение то ли запыхавшегося, то ли встревоженного сердца. Он еще некоторое время стоял в своей громкости на месте, однако вот уже находился рядом, за дверью. Металлическая ручка скрипнула и свет уличного фонаря в открытый проход перебил теплый оттенок каминного пламени.
Коннор не шевелился. Напряженно всматривался в коридор, понимая, что система самостоятельно спрогнозировала дальнейшую ситуацию и потому в целях адаптироваться под человеческое поведение участила имитированное дыхание. Ни один уличный луч не обволакивал его силуэт, и потому любой вошедший с точностью на девяносто один процент не сможет вычислить находящегося здесь андроида. Зато он мог видеть того, кто вот-вот нерешительно закроет за собой дверь и сделает шаг в сторону гостиной. И он видел, все сильнее и сильнее ввергаясь в состояние напряженности и волнения.
Облик Гойл очерчивался теплыми оттенками гостиничного камина. Синяя экипировка на правом плече слегка пропиталась кровью, разрез был рваным, хоть и прямым. Однако оголенный участок кожи был целым. Это наверняка ее кровь на ткани, Коннор знал это по какой-то неведомой ему причине, и все же как бы не был встревожен из-за наличия очередных кровопотерь Анны – не спешил выдавать себя. Пожалуй, это было самое верное решение.
***
Звуки музыки стихли. Скрипка не тянула свою мелодию, фортепьяно не играло мучительно тяжко. Хлоя, блеснув золотым диодом в отражении потемневшего окна, отключила интерком, и теперь тишину нарушали только шаги мистера Камски. Я все еще стояла посреди комнаты, практически касаясь каблуками борта бассейна. Зеленые глаза игнорировали движения мужчины, полностью сконцентрировав тяжелый выжидающий взор на вытянутом лице босса. Его как будто и не трогала сложившаяся ситуация. Пока Ричард впивался в меня ехидным, но готовым отражать атаку взглядом, пока Хлоя смотрела на меня с плохо скрытой тревогой, сам Элайджа как ни в чем не бывало шел к барному столику и заполнял тишину стен звуком переливающейся в бокал жидкости. Несколько кубиков льда ударились друг об друга, играя на моих нервах.
Я ждала. Терпеливо, настырно. Сжимающимися кулаками и разведенными в стороны плечами показывала свою уверенность в собственных действиях. Дождь перестал покрывать стекло алмазами, умиротворенная река слегка отблескивала от сочащегося из здания света. Лучше бы этому мужчине открыть свой рот прежде, чем мою дурную голову посетит мысль отправить босса вниз по течению реки Детройта.
– Не хочешь мне ничего рассказать? – я начинала терять терпение, однако говорила спокойно, учтиво.
Элайджа, стоя ко мне боком и глядя перед собой, сделал несколько глотков. Одна его рука была уложена в карман джинс, и это выдавало в нем смятение. Он, как я несколько часов назад, пытается скрыться и спрятаться от предстоящей бури.
– Откуда у тебя этот костюм? – все еще не обращая на меня свой взор, буднично спросил мужчина. Его щеки начинала покрывать новая щетина, волосы лоснились под яркими лампами.
– Оттуда, куда ты старался меня не пускать.
Пока Камски говорил легкомысленным и незаинтересованным тоном, я буквально начинала закипать. Голос становился тяжелее, зубы стискивались в тиски. Знаю, этот человек может наплести мне вагон вранья и еще маленькое блюдце, но теперь-то у меня есть собственные воспоминания и повторяющийся в голове рассказ Эмильды Рейн. Уж она-то точно поправдивее босса будет.
– Судя по всему, мой совет на тему сундука Пандоры был проигнорирован, – Элайджа взглянул в мои глаза по обыкновению наркоманским надменным взором, и это вызвало во мне бурю эмоций. Конечно, вида я не подала. Только сильнее сузила глаза и сжала кулаки. – Как много ты узнала?
– А что, у тебя есть так много чего скрывать?
Ну уж нет, не стану я ему выдавать всего того, что знаю. Один из главных законов психологии, которыми пользуются шарлатаны-медиумы: позволь человеку рассказать все о себе и только потом начинай закидывать его фактами, о которых ты якобы ничего не должен знать. Однажды просматривая в компании задумавшегося Камски телевизор, я увидела довольно забавное ток-шоу: люди приходили якобы к ясновидящему, и тот, соединяясь с духами их умерших родственников, заставлял людей плакать, радоваться, сдавать деньги на «благотворительный» фонд. Вот только никто из этих людей не задумывался на тему того, что при входе в зал каждому предлагалось заполнить маленькую анкету.
Вот так вот. Все просто. Я сейчас стала посетителем, Камски – медиумом. Он предлагает мне рассказать, как много я узнала, чтобы потом воспользоваться этой информацией для прогноза наиболее оптимального варианта поведения. Но нет. Я не станут заполнять анкету. Я заставляю заполнить анкету его.
– Я хочу знать всю правду, Элайджа, – женский подбородок вновь вскинулся вверх, и босс, вздернув уголок губ, вернулся взором к стене и губами к бокалу. Звук постукивающих кубиков льда слегка разряжал обстановку полной тишины. – Либо ты сейчас рассказываешь все, как есть, либо на этом мы можем попрощаться.
Поставленный ультиматум не мог вызвать у Камски реакции, по крайней мере, мне так казалось. Однако босс прищурено глянул в мою сторону, точно ожидал совершенно обратных действий. Наверняка думал, что неспокойный сотрудник будет рвать и метать, будет бить кулаком по столу. А может, он ожидал куда более худших реакций со стороны узнавшего всю правду охранника.
– А ведь все так хорошо начиналось, – приглушенно протянул босс, поиграв нижней челюстью. Я не стала акцентировать внимание на его замечании, мне вообще было абсолютно наплевать на то, что у него там начинается и что заканчивается. Хочу знать правду о себе, хочу знать правду о том, как попала к нему из лап подразделения! Того самого правительственного объекта, которое славится нерушимой верностью бесчувственных солдат!
Пока я впивалась в Камски терпеливым, но укоризненным взором, мистер Камски неспешно вернулся в темное кресло у стеклянной стены. Одним движением головы мужчина заставил сразу всех присутствующих андроидов двинуться в сторону выхода. Ни одна Хлоя не посмотрела в мою сторону, проходя мимо, чего не сказать о Ричарде. Андроид грозно блеснул серыми глазами, оттеняя блеск голубых светодиодов на белой одежде. Вскоре дверь за спиной закрылась, и мы остались в полнейшем одиночестве.
Биение вен в висках отражалось от стен, однако на деле слышался лишь в моей голове. Я продолжала сжимать кулаки, гордо выставляя свой испачканный и неприятно пахнущий комбинезон – мою старую экипировку, лейтенант.
– Полагаю, чем раньше мы приступим, тем раньше закончим, – Камски старался вести себя беззаботно, разложившись в кресле аки царь вселенной, но ни расслабленные руки на подлокотниках, ни уложенная щиколотка одной ноги на коленку другой не могли скрыть его реального состояния. За этой маской беспечности и спокойствия бурлило тревожное ожидание цунами. Кажется, теперь он стал прижавшимся к прутьям клетки зверьком. – Можешь приступать задавать вопросы.
– О, как мило, – тут же съязвила я прежде, чем обдумала последующие слова. – Даешь мне разрешение?
