Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 62 (всего у книги 93 страниц)
Кварталы сменялись один за другим. Навигатор на телефон вел меня уверенно по дорогам, то и дело, что заставляя сворачивать. Окно в салон было приспущено, однако я не собиралась довольствоваться врывающимися каплями дождя на лице или запахом усиливающегося речного ветра. Моя кожа горела, я сгорала от нетерпения поскорее ворваться в свое прошлое, аки ноябрьский сквозняк во внезапно распахнутое окно! Внутри бесновалось множество чувств, и я даже была рада этому странному, совершенно не сочетающемуся между собой клубку из эмоциональных змей.
Едва дверь в кабинет Дориана закрылась, я тут же ощутила уверенность в своих последующих действиях. Готова идти напролом, биться до последнего в поисках самой себя, хочу встретиться «лицом к лицу» с этой мразотной Анной, чтобы наконец плюнуть ей в лицо за поломанное женское эго! Во мне так много чувств: раздражение от петляющего по карте навигатора, что с каждым таким поворотом оттягивал момент появления на заданном месте; злость на окружающих за то, что те не могут напрямую рассказать о моем прошлом, нет, твою мать, все любят играть в прятки, время от времени хлопая в ладоши из разных уголков! Даже здесь где-то зачесалось неуловимое чувство вины перед Камски, что стерпел предательство и снова дает мне шанс, в очередной раз получая нож в спину от нестабильного сотрудника. Все, что угодно: ненависть, ярость, тоска по теплым рукам и лунному свечению на облике девианта – все, кроме одного. Кроме волнения.
Гэвин Рид самолично доставил меня к первому значащему в списке месту, и я до сих пор помню, как долго не решалась выставить ногу из электрокара. Было так страшно, словно бы там меня ждал отряд убийц, а не всего-то несколько разрушенных стен. Тогда я ввергалась в панику от просачивающихся воспоминаний, но теперь я не стану отступать назад, и уж точно не стану испытывать страх. Я хочу узнать, что там! И это нетерпение сказывается на увеличивающим скорость двигателе кадиллака, что явно не был приспособлен к таким порывам страсти.
Нож в спину. Эта фраза так отчетливо впечаталась в память, как будто бы сам Дориан сейчас сидит рядом и повторяет ее из раза в раз. Стремительно сворачивая на дорогу, ведущую к широкой пристани, я сощуренно сжала губы в тонкую полоску и попыталась распробовать слова на вкус. В них было нечто зловещее, неправильное. Именно эти слова я произнесла в лицо Джона, рассказывая о душевных страданиях из-за отказа детектива в столь нужной мне близости. Лучше бы он всадил мне нож в спину, и то это было бы не так больно. Но нож в спину всадил кто-то другой. Не так ли, Джон?
В какой-то момент навигатор мягко оповестил об окончании маршрута, и я, вырванная из раздумий, аккуратно остановила автомобиль. Представшая картина напрочь выбила из головы мысли о Камски, о Джоне с его странными аллегориями на тему «любовь и ненависть», о девианте и противоречивых чувствах в отношении него. Все, что я могла сейчас делать: судорожно сжимать вибрирующий от гула двигателя руль и ошарашенно всматриваться в практически полностью ушедший под воду старый корабль.
Это был «Иерихон». Не такой величественный, каким казался с видеоролика, но все же вызывающий недоверие. Корабль был слегка накренен, практически полностью уйдя под воду. Корма носа все еще оставалась наравне с причалом на таком близком расстоянии, что можно было сделать шаг, чтобы оказаться на ржавой барже. Я, словно завороженная, усыпляла мотор, выходила из салона на улицу, подставляя копну волос каплям дождя. Только спустя несколько минут до ушедшего в транс мозга дошло, что было бы неплохо накинуть плащ. Еще спустя несколько минут я опасливо брела в сторону доков.
Это не может быть правдой. Чушь какая-то. Пальцы судорожно вновь и вновь набирали присланный андроидом адрес в строку поиска карты, и та вновь и вновь показывала мое местоположение. Только с третьей попытки я наконец приняла истину – я все же была здесь когда-то. Недаром ощущаю сейчас запах пороха и гнилой сырости с пробивающимся через многие стены звуком выстрелов по кричащим «людям».
Ступор не мог быть вечным, и я это понимала. Воровато осмотревшись в поиске возможных свидетелей, я недоверчиво двинулась в сторону корабля. Что-то подсказывало, что баржа висит едва ли не на волоске: любой лишний вес может привести к окончательному разрушению гнилой обшивки и потоплению последних все еще сухих верхних палуб. Но это было не все, что вызвало у меня сомнения относительно дальнейших действий.
Здесь было множество цветов, мягких игрушек, аккуратно разложенных у края причала. Крупные капли дождя превращали светло-серый асфальт в темный, однако та надпись, что была оставлена стойкой краской, еще сильнее выделялась на фоне черноты.
– Мы живые, – прошептала я, осматривая огромные белые буквы. Интересно, видел ли это мистер Камски?
Я осматривала игрушки и разноцветные розы, не в силах сделать шаг по направлению к кораблю. Все это было таким скорбным и тяжелым, что вторжение на это место стало казаться святотатством. Многие андроиды, оказывается, почитали это место. Не факт, что некоторые игрушки не были возложены самими людьми, для которых война с мирными девиантами была ужасной, несправедливой! Я воображала, как «живые», подавленные и сокрушенные, приходят в доки, несут за собой пахнущие цветы и тоскливо смотрят на старую обшивку корабля, что в скором времени под действием ветров и бурной реки окончательно уйдет на дно. Его облик останется навсегда в их памяти, вызывая не самые приятные ассоциации, и все же именно его облик будет значиться, как символ достигнутых свобод под руководством некоего Маркуса.
Пришлось приложить немало усилий, чтобы суметь сделать следующий шаг на пути к прошлому. Он может быть отвратительным для многих, да и для меня самой теперь не так приятен, однако я все же застучала по мокрому асфальту каблуками, нерешительно пробираясь к палубе между кучками игрушек и цветов. Вскоре каблук правой туфли гулким звоном отозвался от прикосновения к железному настилу. Стараясь держать равновесие, я взобралась на нос корабля.
Здесь было просторно. Металл под ногами скрипел, и каждые удары дождливых капель и каблуков отзывались внутри корабля легкими вибрациями. Знаю, “Иерихон” в любой момент может кануть в вечность, наверняка утянув за собой девушку в черной юбке и туфлях. Знала бы, куда придется запереться, так захватила бы с собой штаны. Но нет. Мне даже и в голову не пришло проверить адреса заранее, еще будучи в доме Камски!
Голос Ричарда в голове, словно насмешка, напомнил о постоянных неадекватных решениях сотрудника босса. Я раздраженно отмахнулась от назойливой мысли и медленно начала пробираться к центру палубы, старательно запахивая подолы плаща. Я не мерзла: вряд ли температура в четырнадцать градусов и мелкий моросящий дождь смогут вызвать у меня замерзание – однако этот жест был вызван ощущением морального дискомфорта. Мне срочно хотелось скрыть себя от внешнего мира, укутываясь в верхнюю одежду все сильнее. Дрожащие ноги вели меня вперед, и, с каждым метром углубляясь все дальше, я начинала нащупывать нарастающий зуд в черепной коробке.
Плотно закрытая дверь с круглым вентилем посередине отдавалась чем-то смутно знакомым, однако не она меня сейчас привлекала. Почти на середине железной платформы зияла тонкая, черная полоска. Только подойдя ближе, я поняла, что это не краска или посторонний предмет. Железная панель была пробита насквозь неким тонким, но острым предметом, и теперь такие же острые края смотрели внутрь корабля, наверняка освещая дневным лучом маленький участок какой-либо каюты. Я нерешительно опустилась на корточки и провела рукой по металлическому узкому повреждению.
Где твое оружие, Энтони
Просрала я свое оружие
Я хмурилась, щурила глаза, прикусывала губы, потом снова хмурилась и мотала головой из стороны в сторону. Чувство боли в голове нарастало, но все же было без усилий откинуто другими ощущениями. Удивительно, как после прошедшей ночи стало легко и просто заставлять мозг усмирять спазмы, вызывающие головокружение и желание выблевать желудок. Мне казалось, что в воздухе витает морозный запах с ароматом кровавого железа, однако самой крови у меня еще не было. Тогда откуда эти терпкие нотки отчаяния и боли в носу? Закрыв глаза, я постаралась сосредоточить все свои чувствительные анализаторы на происходящем вокруг. Прошлое словно обволакивало меня, проносилось за спиной, перед лицом, заставляло прогнозировать и воображать все возможные варианты.
Вот чей-то холодный настойчивый голос, что просит смириться и проследовать за ним. Кто-то рядом стоит, непоколебимо смотря вперед, и тонкие плечи ощущают родную тяжесть оружия на спине. Ветер играет с распущенными волосами, отбрасывая их назад, ноябрьские снежинки с особым остервенением бросаются в лицо. Воздух наполняется лязгающим металлическим звуком, шумом вертушек над головой, и все это уносится куда-то в город буйным речным ветром. Слышится яростный женский крик, после чего перед глазами вспыхивают яркие синие глаза, наполненные недоумением и страхом.
Такие яркие… такие синие… и откуда это чувство нестерпимой злости в груди?.. струйки бегущей жидкости на руках, что дрожащими движениями подставляют ладони холодному снегу?.. это была… я?
Я резко отдернула руку от зияющей дырки в металлической обшивке и, едва не повалившись на задницу, впопыхах отползла к дальнему краю. Мне не нравилось то, что я видела. Я снова была не собой! Снова смотрела чужими глазами, ввергалась в жуткую истерию от внезапной тишины в голове. Волны мурашек пробивали себе путь по коже, умело обходили черную ткань узкой юбки и плотные манжеты рукавов рубашки. Мне было все равно, насколько сильно испачкается плащ от этих движений, как громко сейчас отзывается на мои действия накрененный нос «Иерихона». Руки рефлекторно цеплялись за железный пол, таща меня все дальше и дальше от этой треклятой железной «раны» с пробивающимся синим проблеском глаз. Не знаю, как долго бы это продолжилось, если бы не вовремя ощутимое отсутствие опоры под рукой в следующую секунду.
Знаете то чувство, когда, задумываясь на лестничном пролете, заносишь ногу и в следующее мгновение не ощущаешь ступеньку? Все рефлексы молниеносно подают сигнал мозгу о возможной опасности, и тот высасывает все силы из желудка, оставляя там только пустоту и страх от неизбежного падения. Именно это я ощутила, вовремя развернувшись и встретив лицом к лицу недалекую водную гладь. Сначала мне показалось, что достаточно вытянуть руку, и кожа ощутит еще холодные волны, облизывающие остатки корабля. Но на деле между мной и водной поверхностью оставалось не меньше пяти метров. Однако ужас на моем лице был спровоцирован не возможным падением в реку, а тем, что вновь начинало пробиваться из красной, испещренной трещинами стены.
Металлический блеск заставлял щуриться, но при этом я держала глаза широко распахнутыми. Пальцы судорожно цеплялись за край палубы, грозясь быть поцарапанными. Плевать. Кожа закроет раны в считанные секунды, а вот память без этих действий вряд ли вернется. Приступы боли в голове подали о себе знать как-то лениво, но я снова задвинула их на дальний план, заставив мозг анализировать полученную информацию. И что же я получаю сейчас?..
Я слышу плеск воды и тихий, прощальный шепот кого-то значимого, кто говорил не голосом детектива-андроида. Этот голос был до першения в горле знакомым, но вызывал он только тоскливые и скорбные эмоции. Такой мягкий, такой слабый…
Шум ветра прерывается рассекающим свистящим звуком и женским умоляющим не покидать вскриком. В какой-то момент крик обрывается, и блеск металла исчезает. Тишина окутывает мой рассудок, я смотрю вниз, но понимаю – в следующие минуты мир погрузится в красную пелену. Следующие минуты станут самыми тяжелыми в жизни одного солдата, которого некто прекрасный из прошлого позже будет умолять очнуться и покинуть корабль. Он будет вести меня за собой, цепляясь за пальцы, сквозь мороз и снег. И я буду следовать покорно, погруженная в туман и смиренное отчаяние.
– Господи… – вырвался хриплый ужас с женских губ, и в следующую секунду изнутри корабля донесся скрежет разрывающихся обшивок.
Внезапно встрепенувшись, я на карачках начала отползать обратно к пристани. Железный пол вибрировал, проржавевший металл так жалобно стонал, что я на мгновение почувствовала себя им: уставшим, готовым пойти на дно. Но нет. К счастью или сожалению, я не собиралась сдаваться. И потому, кое-как скинувшись на причал, я молниеносно встала с колен и испуганно осмотрела пройденный мной путь. Нос корабля ушел под воду еще на несколько десятков сантиметров. В какой-то момент жалобный скрежет прервался, и корабль застыл. Плеск волн, доносимый изнутри корабля, говорил о скором потоплении еще нескольких кают.
Испуг отразился на каждом органе женского продрогшего тела. Желудок стонал, требовал вернуть потраченные силы обратно, чтобы заполнить пустоту. Сердце отбивало чечетку, словно готовясь к соревнованию. Вся кожа покрывалась мурашками, она не мерзла, несмотря на все еще ощущаемый ноябрьский морозный ветер вместо теплых февральских дуновений. Однако мурашки были вызваны учащенным дыханием и пробивающимся теплом на правой руке. Я, не сводя взора с застывшего корабля, неуверенно дрожащими пальцами левой руки сжала ладонь, цепляясь за ощущение чужих прикосновений. Они так желанны, так прекрасны… почти такие же упоительные, как руки детектива на женском трепещущем теле. Меня вот-вот кто-то утянет назад, подальше от места, веющего могильным холодом, но я все еще не могу поддаться мышечной памяти и последовать за некто, что стоит по ту сторону полуразваленной красной стены. Я лишь могу смотреть на ржавую палубу, вспоминая ролик из интернета.
Тот блеск металла, и воинственные движения четырех существ, сражающихся то ли на жизнь, то ли на смерть. Нет… они сражались за время. Всего пару дней, боже, мне нужно было всего пару часов, чтобы удостовериться в безопасности самого удивительного на свете создания, чье лицо до сих пор скрыто от меня кровавой преградой! Но я, точно скованная невидимыми цепями, стою на месте и вслушиваюсь в лязг заостренного металла, сквозь который пробивается взывающий к рассудительности чужой грубый голос. Это были мы. Точнее, я в компании безызвестных созданий, носящих черную экипировку и мешковатую уличную одежду, скрывающую диод. И это ее глазами я вижу сейчас происходящее. Ее руку держат тепло-холодные пальцы, ее ноги несут меня сейчас мимо кварталов, подальше от доносящегося из прошлого скрежета металла и криков вооруженных бойцов.
Я не помнила, как долго шла. Пальцы левой руки пытались сохранить тепло в правой, точно не я вела себя, а тот, кто все это время стоял за стеной в сознании. Машина осталась где-то позади, расстегнутый плащ вместе с волосами откидывался легким ветром за спину. Мои ноги выстукивали по асфальту каблуками, но я слышала скрип снега под тяжелыми протекторными ботинками. На спине больше не было родной тяжести оружия, никто больше не прижимался своим острием между лопаток. Зато вместо прощального шепота кого-то значимого в голове теперь сквозь туман вторила вторая личность голосом девианта.
Дорога заняла не меньше двадцати минут. Я, поглощенная туманом, брела вперед по покинутым живыми и неживыми улицам, мимо зданий с выбитыми стеклами и забитыми дверями. Когда дорога стала казаться долгой, а сознание начало обретать привычные очертания ясности, я вдруг остановилась посреди улицы, не смея сделать шаг. Кто-то вел меня через снег и холод, и этот кто-то теперь повернул направо, все еще сжимая мою продрогшую ладонь. Взволнованно и испуганно хватая воздух ртом, я несмело повернула голову. Еще один ленивый толчок головной боли был спешно откинут назад.
Старое здание, больше похоже на церковь, совсем обвалилось. Крыши практически не было, острые разорваные балки смотрелись, как зубы огромного голодного монстра. Мне не хотелось заходить внутрь, настолько страшно смотрелось это место посреди заброшенных улиц. Однако выбора у меня не было. Я лишь вытянула телефон из кармана, проверяя следующий адрес в полной уверенности обнаружить себя на нужной точке в карте.
Все верно. Это был третий адрес. Но привел меня на место далеко не навигатор, а собственная память и утихомирившиеся мысли, что отдали бразды правления телу.
Тронуться с места оказалось еще сложнее, чем подняться на «Иерихон». Там мной овладел стыд за возможное пренебрежение к чужим девиантским чувствам, а здесь мне было поистине тревожно и ужасно. Я несмело ступала вперед, понимая, что все шаги сейчас в точности совпадают с ранее пройденным ноябрьским путем. Кажется, я даже наступаю на те же места, вместо снега утаптывая каблуками пробивающуюся траву. Вход был высоким и широким, но мне казался таким узким, будто в любой момент здание проглотит меня, оголодав без посетителей. Эхо отдалось в голове новой порцией волнения, я даже встала на одну минуту на месте, не смея проходить вглубь. Так и торчала на пороге, в страхе оглядывая мусор по бокам от стен. Лишь когда нога неуверенно оторвалась от земли, я тут же ощутила некий предмет перед заостренным носком туфли. Нечто деревянное гулко прокатилось по пыльному полу, отдавшись эхом от пустующих стен.
Я отрешенно опустила взор и, спустя половину минуты, опустилась сама. Деревянный длинный брусок красного цвета больше походил на ножны. Впрочем, так оно и оказалось. Неуверенно взяв предмет в руки, я встала на ноги и аккуратно рассмотрела резные рисунки на кроваво-яркой поверхности. Ножны были пыльными, покрытыми царапинами и потертостями, однако цвет благодаря тусклому лаку сохранился отменный. Прямо как та кровь, что сочилась из меня в первый день пробивающихся воспоминаний в ванне. Шершавая поверхность была приятной на ощупь, а сам вид ножен вызывал тоскливую ничем неоправданную улыбку. Голос, утопающий в речных волнах, вновь дал о себе знать. Почему-то я была уверена, что именно этот голос впоследствии преобразовался в мужской приятный тембр, от которого кожа покрывалась мурашками, а в груди все начинало трепетать.
Переставшие дрожать пальцы аккуратно изучали предмет на наличие царапин, пока я туманно осмотрела помещение. Долголетние слои пыли, звук хлопающих крыльев встревоженных голубей, некрупные капли дождя через огромную дырку вместо крыши. Здесь было так много всего, и в то же время ничего. Невысокий подиум чуть дальше покрывал мусор, десятки поломанных и целых лавочек расположены тут и там. Я сделала несколько шагов вперед, не глядя под ноги, и уже в следующее мгновение тишину здания пронзил звук ударяемых деревянных ножен по бетону. Ножны с успехом покинули вдруг застывшие руки, зеленые глаза, не обращая внимания на упавший предмет, тревожно смотрели на опрокинутую справа лавочку.
Не знаю, что это было, но я вдруг ощутила острый позыв всех мышц одновременно. Вдруг налившиеся железом руки и ноги действовали синхронно, точно именно к этому они готовились уже долгие дни. Лавочка была порывисто поставлена на место, я даже несколько раз присматривалась и двигала скамейку, дабы вернуть все так, как было.
Было?.. а как было? Так, что я сидела на холодной деревянной перекладине, поджав к себе ноги и спрятав в коленях лицо? Или так, что я стояла рядом со скамьей, тревожно и раздраженно одновременно всматриваясь в глаза расположенного напротив существа, что просило отпустить его на последнее дело? Или так, что я, почувствовав отчаяние от возможной смерти близкого, кое-как плелась в одиночестве сквозь буран?
Облизнув губы, я с замирающим сердцем медленно опустилась на скамью. Подобрала к себе ноги. Спрятала в них лицо. Сидела и взывала к ней, что вела меня сюда без какого-либо навигатора и подсказок детектива. Ждать долго не пришлось. Уже в следующее мгновение я вдруг ощутила себя совершенно чужим, но в то же время родным человеком. Таким же сломленным и опустошенным, как и я сейчас.
Я (она) подняла взгляд обреченных глаз и первым, за что зацепилась – маленькая трещинка на деревянной спинке стоящей впереди лавочки. Указательный палец медленно прошелся по повреждению, грозясь подобрать в пассажиры занозу. Трещина была успешно оставлена в покое, а вот некто с разноцветными глазами, возвышающийся рядом, осматривался мной (ею) как-то отчужденно. Я (она) говорила ему, и в этот раз этот голос не был холоден. Он был суровым, потерянным, пустым. Все лучше, чем былое абсолютное отсутствие эмоций. Девиант за что-то благодарил меня (ее), но женский голос тут же окликнул его, уже стремящегося покинуть мою (ее) компанию. Не слышу, о чем беседуют отчаявшиеся существа, однако внимание устремлено не в разноцветные радужки андроида, а в самый дальний, самый темный угол церкви. Туда, где в собственных мыслях, как в собственном соку, утопал новоиспеченный девиант, ведущий меня (ее) сквозь холод и безнадегу.
Он мог бросить меня (ее). Мог оставить прямо там, на «Иерихоне», а вместо этого цеплялся за холодные, пропитанные красной и голубой кровью пальцы и упрямо шел вперед, отбрасывая надвигающуюся депрессию в попытке обеспечить двум существам безопасность. Его диод скрывала шапка, но лицо было таким обреченным, а сгорбленная спина такой уставшей, что у меня (нее) не оставалось сомнений – диод горит желтым цветом. Я так хочу к нему подойти, кажется, я даже вскочила с места, разрывая поток пробивающихся воспоминаний, однако она не желала идти к нему. В чем же причина? Почему ты не идешь к нему, дура?! Он же так нуждается в тебе, стоит в темноте и со вздрагивающими ресницами буравит взглядом деревянный пол! Что движет тобой, когда ты самолично отдаешь ему разрешение идти прямиком в центр «Киберлайф» практически на верную смерть?! Ты сокрушаешься над умоляющим понять взором андроида, ругаешь его, сжимаешь кулаки и смотришь на его ладонь, но при этом не предпринимаешь попыток остановить! Только говоришь о приятном знакомстве и предлагаешь не умереть в лапах своего создателя! Глупая, глупая!
Задыхаясь от возмущения, я с яростными стонами сделала несколько рейдов из одного угла в угол. Руки отчаянно просились сделать пару ударов по собственной голове, но я только запускала пальцы во влажные волосы, задвигала спазмы головы в дальний угол и порывисто осматривала окружающую обстановку. Помню то отчаяние, что пропитывало меня и вшивую Анну насквозь, даже помню скорбные мысли в уединении темной отельной комнаты, держа руки сцепленными наручниками за спиной. Чувствую страх, обреченность, готовность пробираться вперед через кровь во рту и боль во всех мышцах, даже испытывать на себе унизительный взор вселенной от невозможности сделать еще пару шагов и убедиться в жизни ставшего центром вселенной андроида. Но не понимаю, не понимаю!
Не в силах больше сдерживать злость, я быстро зашагала прочь от ножен в куче мусора, треклятой церкви и тупой дуры, что звали Анной. Она упустила прекрасное создание, отослала куда подальше, при этом не имея четких мотивов. С чего вдруг она (я?..) повела себя так? Что за безрассудный порыв, при котором значащее существо просит понимания при попытке ринуться прямо в лапы смерти, а она (я!) соглашается, не раздумывая?! Что бы ни двигало этой идиоткой, это все равно привело к смерти девианта. Недаром я вижу его, распластавшегося на груде хлама, под светом автомобильных фар.
– Тупая дура, – злобно прошипела я самой себе, яростно хлопая дверью достигнутого через двадцать минут кадиллака. Даже не стану стоять на месте и обрабатывать все увиденное. Просто ринусь на последний адрес, лишь бы поскорее закончить с этими мучениями прошлого.
Спустя десять или пятнадцать минут бешеного давления на педаль газа я начала ощущать, как отступает ярость. Увы, это могло бы радовать лишь в том случае, если бы на ее место не наступала отодвинутая ранее боль. Я снова постаралась спрятаться от спазмов, внимательно наблюдая за дорогой, и, как ни странно, это подействовало. Я словно обманываю собственный разум, активизируя спокойные головные участки мозга и заглушая тем самым разъяренные наглым вмешательством в прошлое установки психиатра. То, что это было его рук дело уже не оставалось сомнений. Речи Дориана были пламенными и обеспокоенными, а последние слова и имя и вовсе заставили меня идти до последнего, до конца.
Снующие машины покрывались мелкими струйками влаги, которые поспешно стирались ленивыми движениями дворников. Кадиллак ворвался в поток автомобилей слишком агрессивно, и мне пришлось умерить свой пыл под звуки сигнализирующих недовольных водителей. Я снова показала нескольким средний палец, снова забавно чертыхнулась, применив доселе неизвестные мне оскорбления. Вселенная сейчас смотрела на меня с неким недоверием, даже испугом, как будто бы я держала в руке мясницкий нож и ехидно посматривала в ее сторону. В общем-то, именно так я бы и поступила, если бы встретила физическое воплощение постоянно насмехающейся вечности. Живым бы никто не ушел, настолько сильно сердце сейчас было зло от пробивающихся нерадостных воспоминаний.
Навигатор вел меня по закоулкам, стараясь обойти всевозможные пробки. Как минимум несколько аварий было встречено на пути по причине плохой видимости из-за дождя. Последний был не яростным и даже не сильным, однако многие водители все же умудрялись впялиться в задницы друг друга. Каждый поворот в узкие кварталы и улочки растягивали мое время прибытия на место, но мне приходилось терпеливо поворачивать руль от осознания, что в пробках на центральных дорогах я потеряю гораздо больше. Регулировщики работали исправно в таких ситуациях. Их светлые униформы бликовали между рядов машин, сами работники направляли транспорт по более спокойному пути уже в скорые сроки, однако я не желала пытаться проверить местных полицейских на быстроту действий. И потому место назначения с кричаще знакомым названием «Сентропе» было достигнуто аж к четырем часам дня.
Вывеска не блестела, но все же привлекла мое внимание в ту же секунду, как автомобиль заглушил двигатель. В этот раз взяв с собой сумку с пистолетом, я выбралась из машины под дождь и пробралась к невысоким дверям. Мягкий колокольчик приглушенно брякнул, и только один единственный здесь присутствующий обернулся в мою сторону, тут же недобро сверкнув глазами. Я не обратила на него никакого внимания, о чем пожалела через двадцать минут. Лишь отметила странную несуразную галстук-бабочку, черно-белую рубашку и синее полотенце с бокалом в руках. Но и это было забыто через несколько секунд.
Бар был не просто знакомым. Он криком разрывал тишину в голове, отдаваясь эхом от стенок черепной коробки! Стоящий за стеной андроид в окровавленной рубашке вдруг судорожно заметался из стороны в сторону, имитируя взволнованное дыхание. Ноги не вели меня внутрь, тело отказывалось двигаться, в то время как взбешенные легкие напротив судорожно сжимались и хватали воздух крупными глотками. Спустя несколько секунд я все же сделала два несмелых шага.
Белые столики, темные шоколадные тона помещений. Приглушенная музыка из колонок, подключенных к дальнему панельному экрану на одной из стен. Длинные ряды искрящихся бутылок на стеклянных полках за спиной парня-бармена, что посматривал на меня раздраженно и тревожно. И все это под вновь начавшуюся мигать белыми буквами «Н Л ЗЯ» красную стену. Да, это и есть тот бар, что скрывался за спиной андроида. Теплая музыка с душещипательными словами вырывались из трещин стены, но здесь было что-то куда томительней и удрученней. Даже вслушиваться не стану, просто пройду вглубь, осмотрюсь и уйду. Как бы не было важно это место, стоящий неподалеку бармен со своим пронзительным взором не мог заставить меня расслабиться и задуматься о прошлом в полной мере.
Я сделала несколько шагов в центр, задумчиво осматривая столы и диванчики. Ни одной мысли в голове не успело пронестись, как приглушенную мелодию нарушил нагловатый, холодный голос парня за стойкой:
– Заказывайте.
Сказать, что я опешила – это все равно, что назвать Лавкрафта любителем радужных пони, или определить Гэвина Рида как самого доброжелательного человека на свете. Я не опешила. Я знатно так ахерела! Тяжелый взгляд зеленых глаз пронзил мужчину насквозь, но тому было все до фени. Бармен натирал свою пивную кружку, без каких-либо эмоций осматривая идеально чистые стеклянные стенки.
– Прошу прощения? – пытаясь убедиться, что не ослышалась, я со вскинутыми бровями обратилась к бармену в дурацкой бабочке.
– У нас просто так в туалет нельзя, – без каких-либо стеснений пояснил человек. – Так что придется заказывать.
– Я и не собиралась в туалет.
– Да плевать, что вы тут собираетесь делать, – бармен устало выдохнул и отставил кружку на стол с глухим стуком. Его глаза смотрели ровно на меня практически в упор. – Либо заказывайте, либо валите на все четыре стороны.
Отлично. Быть отчитаной каким-то сраным барменом точно в мои планы не входило. Усмехнувшись от такой дерзости, я склонила голову на бок и вскинула брови. Никогда не презирала людей, аргументируя только их работой, но сейчас почему-то чувствовала себя ученым, на которого через линзы микроскопа быкует микроб. Так и хотелось напомнить человеку, где он работает. Впрочем, именно это я и сделала:
– А не слишком ли вы наглый, молодой человек? – с намеком на работу в сфере обслуживания произнесла я.
– Какие клиенты, такие и мы, – продолжал дерзить бармен.
Снова смешок, только в этот раз сдержанный. Уложив сумку и плащ на барный стул, я пошарилась в карманах и вытащила купюру. Последняя была быстро уложена на стол под четко произнесенные слова:
– Двойной виски, – выждав театральную паузу, я громко и укоризненно продолжила, – пожалуйста!
Правая бровь бармена вскинулась вверх, и я уже ожидала, что наглый парень будет намекать на рановатость принятия столь крепкой дозы юной девушкой, однако в ответ послышался только стук стекла и звук проливающейся огненной воды. Больше бармен на меня не смотрел.
Встреченное мною на пороге бара предвкушение от вот-вот настигнувших очередных воспоминаний было грубо прервано невоспитанным человеком. Ничего не оставалось делать, кроме как скрестить руки на груди в нежелании продолжать словесную перепалку с незнакомой личностью и сделать небольшой рейд по узкому бару. Теперь мне здесь ничего не казалось примечательным и важным. Обычные столы и диваны белого цвета, обычная танцевальная площадка, колонки по углам и дверь в уборную. Разве что слева от той самой двери в темной настенной панели зияла дыра с белыми острыми краями. Кто-то, видимо, неплохо так погулял в прошлые дни, раз дело не обошлось без драки.
