Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 93 страниц)
‒ Не ожидал увидеть вас здесь.
Жесткий, но тихий механический голос заставил меня вздрогнуть. Вспомнишь солнце, вот и лучик… Смуглый девиант с заостренным подбородком незаметно встал рядом. Его руки, точь в точь как мои, были заведены за спину, сине-зеленые глаза осматривали толпу. На нем больше не было походной одежды и старого зимнего пальто. Теперь Маркус был значимой личностью, которой предстояло каждый день выглядеть соответствующе: удлиненный приталенный пиджак темно-серого цвета, такого же цвета зауженные брюки, белая с узким галстуком рубашка. В церкви нам удалось пообщаться не больше, чем пять минут, но даже этого общения и последующих действий Маркуса хватило сложить положительное впечатление от робота.
‒ Увы, это вынужденные обстоятельства, ‒ я пожала плечами, отведя взгляд от высокого мужчины-андроида.
‒ Коннор говорил, что…
‒ У вас не найдется ручка?
Моя вдруг улыбающаяся и глядящая снизу вверх физиономия заставила Маркуса застыть с открытым ртом и нахмуренными глазами. Он неспешно пошарил во внутренних карманах пиджака, и вскоре серебряная металлическая ручка была в моей руке. Салфетка со стола была нагло стянута.
‒ Вот что значит стать политиком. Всегда наготове.
‒ Вы, люди, слишком сильно привязаны к бюрократии, ‒ безучастно отметил андроид. Он все так же оглядывал пребывающих гостей, игнорируя мои старания отчетливо написать буквы на белой бумажной салфетке. ‒ Гораздо проще было бы просто жить и не задумываться о документах.
‒ Что ж, огорчу, ‒ я протянула салфетку с ручкой Маркусу, вновь вернувшись в прежнее положение солдата. ‒ Вынуждена испортить вам жизнь очередной бумажкой.
Маркус с некоторое время смотрел на меня непонимающе, и только когда его взор упал на старательно выцарапанные слова на шершавой салфетке ‒ тут же сменил выражения лица с сомнительного, на настороженного:
«Я записываю все в районе километра. Не болтай лишнего»
‒ Это угроза? ‒ андроид, глядя перед собой, скомкал салфетку и убрал в карман брюк.
‒ Скорее, наставление, ‒ я произнесла чистую правду таким искренним голосом, что Маркусу пришлось поверить. ‒ Это вынужденная мера, но я не хочу, чтобы кое-кто знал о вас больше, чем он достоин.
Между нами наступила тишина. Маркус время от времени хмурился, возможно, пытался найти нужные слова для очередного вопроса, но предупреждающая надпись наверняка еще мигает перед его механическим взором красным цветом, и потому андроид не пытался заговорить. Я же продолжала пробовать на вкус странное напряжение в атмосфере. Оно нарастало, было таким тяжелым, что я готова была схватить Камски за шиворот и тащить на выход на глазах у изумленной толпы.
‒ По чью вы здесь душу? ‒ ни я, ни Маркус не смотрели друг на друга, однако это странное понимание сложившейся ситуации заставляло нас обоих ощущать себя соратниками по одну сторону баррикад.
Я обреченно посмотрела в сторону Элайджи. Мужчина уже был на пути к подиуму, и гости начинали постепенно замолкать. Маркус провожал Камски тем же взглядом, что и я. В этом жесте он нашел ответ на свой вопрос, однако я все же решила уточнить один момент:
‒ У меня не было выбора. Так что просто оставим это.
И вновь молчание. С каждым шагом Камски приближался к треклятой кафедре, каждый метр заставлял огонь тревоги внутри возгораться новым пламенем. Что-то здесь было не так. Люди перешептывались, благородно отпивали от бокалов с шампанским, обсуждали предстоящее заявление Элайджи. Многие отблескивали своими ювелирными изделиями, деловито поднимали подбородки, старались скрыть свой интерес к этому вечеру в апатичном лице. Нарастающее напряжение от должного в скором времени озвученного решения Камски относительно заводов смешивалось с ощущением неправильности, опасности! Ее источали и люди, и стены, и даже сами полицейские. Я сощурено смотрела на Камски, что уже стоял у микрофона на тонкой ножке, вслушивалась в воцарившуюся тишину. Мне здесь не нравилось. Мне очень здесь не нравилось!
‒ Думаете, он отдаст заводы? ‒ мы буравили черноволосого мужчину взглядом, как и вся остальная публика. Маркус с некоторое время молчал, после чего его ответ мне показался по-особенному обреченным.
‒ Нет, не отдаст. Война не закончилась, мисс Гойл. Она просто приняла бумажно-правовую форму.
Маркус уже хотел отвернуться и уйти, как я, все еще поглощенная чувством угрозы, остановила его легким касанием за рукав пиджака. Андроид помешкал, но отдергивать руку не стал. Он смотрел на меня с полным решимости взглядом.
‒ Маркус, кто-нибудь среди твоих точит зуб на Камски?
‒ Мы не жалуем его, но не ведем грязную войну, ‒ смуглый андроид нахмурился. Кажется, я оскорбила его своим предположением. ‒ Почему ты спрашиваешь?
‒ Не знаю… ‒ я отпустила андроида и потерянно обернулась к Камски за кафедрой. Он уже начинал свою речь, однако как бы я не ждала ее на протяжении всего дня – не могла заставить себя отделаться от чувства опасности и вникнуть в его слова. ‒ Наверное, я просто с ума схожу.
Андроид поспешил отдалиться. Он, в отличие от меня, с легкостью переключился на монотонный монолог Камски, что вещал как всегда мечтательным, но напряженным голосом. Не завидую я ему… оказаться посреди двух баррикад. Куда бы ты ни пошел – в любом случае возникнут противники и враги. И, возможно, сейчас от его решения могла зависеть его жизнь. В прямом и переносном смысле. Любой чокнутый, который считал своим долгом восстановить «справедливость», мог втихую протащить оружие в здание и теперь стоять и ждать решения главного виновника приема. Маркус утверждает, что среди его народа никто не станет использовать столь мерзкие уловки. Но за людей никто не мог поручиться, и потому я спешно осматривала толпу.
Что-то было не так. Что-то было не то! Забытое чутье напряженно трепетало, словно задетая натянутая струна. Я медленно пробиралась через толпу переминающихся с ноги на ногу людей. Все они смотрели на Камски разными глазами: враждебно, смущенно, восхищенно – что бы ни читалось в их взоре, каждый с интересом и нетерпением ждал его окончательного слова, но мне было не до этого. Я незаметно обошла по дальнему периметру половину зала, каждое встреченное лицо было осмотрено и проанализировано, но никто в этой части не источал тот самый запах угрозы. В голове звучал голос катаны за спиной. Она медленно покачивала своей рукояткой в такт моим шагам, и это движение было похоже на ее попытку враждебно оглядеться в поисках источника опасности. Атмосфера была не просто зловещая, она была нагнетающая! Обойдя еще одну часть зала, я спрятала лицо в ладонях. Кажется, я и впрямь начинаю съезжать с катушек.
Шумно выдохнув, я постаралась привести мысли в порядок. Спокойствие, только спокойствие… ты просто немного сходишь с ума, Анна, ничего страшного в этом нет. Это всего лишь остатки солдата внутри. Вскоре ты вернешься домой и все забудешь, как страшный сон.
Вновь встав по стойке смирно, я посмотрела в сторону Камски. Стоит, лопочет себе о тяжестях принятого решения, о проблемах, которые последуют в будущем, о терпении и взаимоуважении. Элайджа всегда успешно использовал слова, точно хирург инструменты во время операции на мозге. В какой-то степени так и было. Создатель андроидов промывал головы слушателей, готовил их к предстоящей информации, и ему это удавалось. Напряжение среди людей нарастало, однако большинство из них согласно кивали головой и одобрительно перешептывались. Женщина в синем платье с длинными рукавами чувственно сжимала губы в тонкую полоску и время от времени как бы приподнимала бокал с шампанским в знак уважения. Мужчина престарелого возраста рядом смотрел на Камски, не отрываясь поверх очков-половинок. Еще один гость в сером клетчатом, точно килт шотландца, пиджаке осторожно оглядывался по сторонам, держа руку за воротом пиджака…
Я смотрела на посетителя с густой бородой и уложенными назад темно-русыми волосами пристально. Его практически черные глаза судорожно блуждали взглядом по залу, рука, заведенная за внутренний ворот, подрагивала. Никто не обращал на него внимания, всех интересовал скорее оратор на подиуме, чем очередная неизвестная никому шишка в затемненной части зала. Я сделала несколько шагов в сторону мужчины, но их звуки утопли в резком поднятом гуле стоящих у подиума журналистов и посетителей. Камски вынес свое решение, зал взорвался множеством голосов. В это же мгновение мужчина в клетчатом пиджаке выставил блестящий серебристый пистолет вперед.
Коннор-катана в голове злобно зашипела не своим голосом, и с этим шепотом все тело напряглось в предстоящей работе. Нас отделяли всего несколько метров, посторонние голоса, шум аплодисментов, даже чей-то радостный плач остались позади. Перед глазами был только он и вытянутая с пистолетом рука. Я вновь чувствовала перед собой цель, как тогда – в заброшенном доме в компании лейтенанта и андроида-детектива. Я вновь ощущала натренированные на исполнение приказов рефлексы, как в день пробуждения в доме Камски. Единственное отличие было то, что нацеленное дуло так и не выстрелило в лицо прекрасного создания. Сейчас же я была готова убить человека, не дрогнув ни единой мышцей лица.
Несколько утопающих в людском гомоне шагов сократили расстояние к минимуму. В следующую секунду дрожащая рука человека была перехвачена, и в воздухе раздался выстрел.
Внедорожник вез нас уже тридцать минут. Камски сидел напротив, опрокинув голову на спинку заднего сиденья. Его ладонь накрыла лицо, но я четко осознавала, что серые с голубым блеском глаза смотрят ровно на меня. В ноздрях до сих пор стоял запах жжённого пороха, мышцы на руках дергались. Катана сладостно нежилась под теплыми пальцами. Все произошло так быстро, что я даже не успела сообразить собственных действий. В груди ощущалось только одно ‒ восторг от проделанной с точностью ювелира работы. Я вновь была в своей стихии, снова выполняла свое дело с особой безупречностью, и, боже, как же это было восхитительно! Осознавать, что заказчик жив, и в этом полностью твоя и только твоя заслуга! Радость от пребывания с Коннором была еще более упоительной, однако это чувство было иным. Такое чувство испытывают студенты после сдачи всех государственных экзаменов и получения дипломов в руки. В голове крутится только одна фраза: «Я это сделала, я чего-то да стою!» ‒ и эта фраза была терпким вином, грозящим охмелить мозг. Несмотря на восхищение и чувство превосходства внутри, я старалась не выражать эмоции. Тишина резала слух, улицы начинали погружаться в сумерки. Люди спешили по домам, может, кто-то еще задерживался на работе. Мне хотелось кричать миру об изящности своей работы, однако молчание Камски с самого приезда на прием заставляло вместе с ощущением превосходства испытывать и сомнения. Я попыталась открыть рот, чтобы хоть что-то сказать, однако мужчина поднял левую свободную руку вверх, выдавая свою наблюдательность. Он безмолвно просил молчать. Я послушалась.
Отель был немноголюдным, но все таким же сияющим. Мы продолжали идти молча, Камски шагал вперед не так уверенно, скорее его походка выдавала в нем уставшего измотанного человека. Я старалась идти в отдалении в нескольких метрах, погруженная в собственных сомнениях относительно адекватности чувств внутри. Коннор так пытался вытянуть меня из цепких лап подразделения, он буквально заставил меня продолжать жить, и что же теперь? От одного вырубленного человека я ощущала триумф, восторг! Чтобы сейчас сказал андроид, глядя на мои сжимающиеся кулаки? Наверняка бы укоризненно и отстраненно по механически бросил взор, не произнеся ни слова.
У входа в номер Камски стоял Ричард. Темный синий пиджак был распахнут, черный галстук на белой рубашке отсутствовал. И как только Элайджа скрылся за дверью – андроид, что так оскорбительно был похож на Коннора, перекрыл путь к номеру собственным телом.
‒ В чем дело? ‒ я стояла перед Ричардом в боевой стойке, готовая в любой момент отразить словесную атаку. Конечно, ее не будет. Но разве это волнует внутренние напряженные рефлексы.
‒ Мистер Камски не желает никого видеть. Даже вас, ‒ Ричард говорил учтиво, старался придать своему злому взгляду доброжелательность. Холод его серых глаз заставлял кожу покрываться мурашками, и я вдруг поняла чей именно цвет глаз дизайнеры использовали для данной модели. Разве что Камски смотрел туманно, мечтательно и дружелюбно. Ричард же источал неприкрытую враждебность и пронзительность.
‒ С чего это вдруг? ‒ услышанное свалилось на меня, точно камень со скалы. Я с давлением обращалась к андроиду, но вряд ли того могли смутить злость и раздражение в человеческом голосе. ‒ Обиделся за то, что я ему жизнь спасла? Впусти меня!
‒ Указания Элайджа Камски для меня являются приоритетом. Прошу простить, но я не могу позволить вам пройти.
‒ У вас с ним что, телепатическая связь? Откуда ты знаешь, что он хочет, а чего нет?
‒ Я был предупрежден заранее, мисс Гойл.
Как же меня тошнило от этой учтивости. Он был похож на Коннора, даже одевался как Коннор, улыбался как Коннор! Все в нем было превосходно, все заставляло невольно вспоминать имитацию дыхания на шее и холод белых углепластиковых пальцев, но этот был настолько тактичным, что вызывал отвращение. Коннор больше никогда не станет обычным рядовым андроидом на побегушках, он стал личностью, пусть и с проскальзывающими программными установками. Этот же застрял в вечном рабстве у треклятого Камски, что теперь оградился от целого мира за спиной последней «передовой» модели.
‒ Как же уже задрала эта ваша загадочность, ‒ я шикнула эти слова в лицо андроида, приблизившись на опасно близкое расстояние. Как и ожидалось, машина не среагировала на это действие. Ричард смотрел точно в самую глубину человеческих зрачков, даже не моргая. ‒ Брутальный гений-самец и его молчаливый паж. Вы просто вип-клуб мистеров «Клише»!
Ричард смотрел холодно, но не враждебно. Его взгляд был спроектирован людьми, и потому он не мог с ним что-то сделать. Андроид не испытывал эмоций, однако его глаза всегда вызывали ощущение источаемой злости. Между нами было меньше, чем один метр. Я сердилась, старалась унять эмоции, но все же была намерена попытаться освободиться от яростных чувств путем перепалки. Это была заранее провальная идея. Ричард не собирался отвечать на конфликт, и потому спокойно, как ни в чем не бывало произнес:
‒ Вылет назначен ровно на час ночи. Постарайтесь быть готовой к отъезду из отеля.
‒ Да среагируй уже хоть как-нибудь! Неужели тебе плевать, что я тут желчью плююсь?!
‒ Простите, если не оправдал ваших надежд, как это сделал «RK800».
Это было слишком! Сама себя не осознавая, я выхватила сверкающий в лучах ламп кольт и наставила точно в лоб андроида. Его небрежно брошенные слова отзывались во мне эхом, по нервным путям бежали импульсы, что заставляли мышцы спустить курок. Я хотела, нет, жаждала выстрелить, увидеть синие сгустки голубой крови, я была даже готова заплатить свободой за простреленный лоб! Упомянутый Коннор в голове тщетно пытался отговорить меня от задуманного, и, в конце концов, он выиграл. Коннор даже в моей голове был сдержанней, чем я…
Я опустила пистолет вниз. Андроид не выражал эмоций, все так же тактично смотрел на меня сверху вниз. Его темная прядь небрежно свисала у левого виска, диод горел голубым оттенком. На мгновение мне даже показалось, что машина усмехается надо мной, используя этот до боли желанный облик против меня же. Злость бушевала внутри яркими красками, но я все же нашла силы отправиться в свой номер. Не хочет видеть меня Камски, и не надо. Я выполнила свою работу, на этом спасибо.
Оставшиеся семь часов тянулись ужасно долго. Я ходила по комнатам, включала и выключала телевизор, бездумно листала каналы, избегая те, что вещали новости. Мне не хотелось даже думать, что на экране может мелькнуть светло-зеленый зал со стоящим на подиуме Камски. Коннор-катана была оставлена мной на постели сразу после того, как я прошла в спальню. Она шипела внутри, кожаные черно-красные лоскуты смотрелись по-особенному ярко и броско. Как и ее хозяйка, она пребывала в ярости от произошедшей ситуации. Временами в голове вместо мужского бархатного голоса доносился благой матерный, и в такие моменты я закрывала уши и бродила из угла в угол. Мука и ненависть к Ричарду продолжались недолго. Уже успокоившаяся нервная система позволила мне звездой улечься на кровать с новым чистым бельем и проанализировать весь день до основания.
Перекрикивающие друг друга в вопросах голоса репортеров и журналистов сменились воплями страха. Люди спешно бросались в стороны, точно крысы в ту же секунду, как прозвучал выстрел. Пуля не достигла цели. Перенаправленная рука спустила курок точно в стену, и на той осталась глубокая белая борозда. Мужчина был откинут в сторону, и когда его тело сползло по бетонной поверхности, я заприметила на лице капли красной крови. Это был не андроид. Уже хорошая новость.
Полицейские торопились пробиться через несущуюся толпу. Женщины путались в каблуках и платьях, немногие мужчины хватали представительниц слабого пола за руки и тащили к выходу. Несмотря на суматоху, кто-то все же остался стоять посреди зала, ошарашенно смотря в нашу сторону. Это были андроиды. И каждый из них был готов идти в драку. Маркус нахмурено изучал издалека разложившегося мужчину на полу, которого уже спешно поднимали люди в формах. На мгновение его взгляд, и взгляды других машин устремились в мою сторону, но я не была настроена на общение. Я слепо осматривала подиум, за которым уже никого не было.
Привстав с постели, я посмотрела на крупное резное изголовье из черного дерева. За секунду до выстрела зал наполнился вскриками взбудораженных журналистов. Вспышки камер озаряли зал дополнительным светом, и в этом внезапном напряжении толпы было нечто мутное, значимое. И я знала, что это.
Камски отдал права на заводы. Отдал руководство, и именно это вызвало ажиотаж.
Меня не посещали мысли о том, как именно Маркус будет использовать доверенные им предприятия, еще меньше меня стало волновать количество Конноров, что могут теперь бродить по улицам. Лидер «живых» был прав, отметив, что война не закончилась, а просто приобрела иную форму. И, судя по всему, андроиды начинали выигрывать. Вторая хорошая новость за сегодня.
Как ни странно, я не была голодна весь день. Захватившие разум мысли не давали проявляться другим потребностям, и желудок терпимо молчал, даже когда мы сели в самолет посреди ночи. Мне хотелось поскорее вернуться домой, зарыться в подушку, и не вставать с постели несколько дней, возможно, даже нежась в объятиях механических рук. Но впереди были долгие три часа полета, они же были последними на службе у Элайджи Камски. У мужчины, что вновь переоблачился в толстовку, джинсы, вновь повязал волосы в хвост на затылке, и теперь устало спал на сиденье напротив. Железная птица несла нас сквозь снежную бурю, самолет изредка потряхивало от непогоды. Ричард сидел по левую сторону, и его присутствие было еще более неприятным, чем в наш первый воздушный совместный путь. Теперь я презирала его, только он сам был виноват в этом эффекте.
Самолет опустился в Детройте в три часа по времени Сиэтла. Я спешно переводила часы, и с каким же упоением для себя обнаружила, что по местному времени на часах было уже шесть утра. Город был объят сновидениями, фонарей стало гораздо больше с последнего дня пребывания. Постепенно Детройт придет в свое обычное состояние, и призраки гражданской войны останутся в прошлом.
Черная машина ждала нас у трапа. Я отчетливо понимала, что до конца сделки остался гребаный час, и каждая гребаная минута отчитывалась сознанием с удивительной точностью. Ричард уже сидел на переднем сиденье пассажира, пока я и Камски были вынуждены делить черное кожаное сиденье в задней части салона. Никого из нас это не напрягало: Камски, едва коснувшись головой спинки, тут же погрузился в дремоту, я же с нетерпением ждала окончания этого ужасного часа.
Улицы сменялись друг за дружкой с ужасающе медленной скоростью. Они были мне знакомы… точно так же мы ехали в старой колымаге Хэнка Андерсона в день пробуждения и нападения на «Иерихон». Мужчина резко дал по тормозам, когда я осмелилась отметить своеобразие его прически, и от этой остановки Коннор успешно приложился лбом к приборной панели. Белый пластик покрывался бионической кожей, я завороженно наблюдала за этим процессом. Уже тогда внутри все отмирало, уверенность в окончательном пробуждении не покидала меня вплоть до вскинутой на рефлексах руки с пистолетом. Заснеженный лес принимал меня, убитую горем по умерщвленному солдату, и несуразный геометрический дом за спиной воспринимался злобным убийцей последних надежд на будущее. Мне снова предстояло оказаться в этом ужасном месте. Мир хотел вытрясти из меня всю душу до основания, но шепчущий мужской голос катаны в голове заставлял держать себя в руках.
Как в первый и последний день пребывания здесь, здание выглядело зловещим. Объятое тьмой и едва просыпающимися лучами солнца, оно смотрелось еще страшнее. Мне не хотелось заходить внутрь, но Камски шел вперед вместе с Ричардом, и оставшиеся недолгие минуты не давали мне развернуться на сто восемьдесят градусов. Я обреченно следовала за заказчиком с хвостиком на голове, тяжелые протекторы месили свежие слои снега. Рассвет озарял небо голубыми тонами, поверхностные льды реки слабо блестели в этом свете. Я могла отдать все что угодно, лишь бы остаться здесь и не переступать порог прошлого. Но разве у меня был выбор?
Белокурая девушка-прототип встретила нас уже на входе. Неужели он никогда ее не отпустит?.. Водитель спешно заносил сумки в дом, складывал прямо в холле. Мы миновали входной зал и тут же оказались в этой несчастной, дурацкой комнате с бассейном. Вода не плескалась. Ее ровная поверхность отражала лампы потолка, водные просторы смотрелись морем крови из-за красных стен и бортов. Камски не спроста привел нас именно в эту комнату. Мужчина устало потирал переносицу, снял красную расстегнутую толстовку и откинул ее на квадратное бархатное кресло. Часы внутри отсчитывали последние минуты, после которых я развернусь и выйду из дома, даже не дожидаясь такси. Лучше стоять посреди холодного леса или даже бежать по нему, чем снова ощущать себя загнанным в этот дурацкий дом перепуганным зайцем.
‒ Осталось всего немного, ‒ я встала рядом с бассейном, заведя руки за спины. Ричард стоял ровно напротив, повернувшись ко мне лицом. Вот уж на кого мне не хотелось смотреть в последние секунды пребывания в этом доме. ‒ Вам нужен отдых, мистер Камски. С вашего позволения я могу покинуть дом чуть раньше, чем прописано сделкой.
Я не видела лица Камски – мужчина стоял напротив стеклянной стены, отделяющей нас от холода улицы. Я не знала, о чем думает Камски – его мысли всегда были потемками, ведь он так легко прятал свою истину за ворохом идеально подобранных слов. И, самое главное, я не знала, чем закончится эта история – Элайджа продолжал молчать, не желая отпускать или держать меня одновременно.
‒ Я видел ваше лицо, когда тот мужчина оказался на полу, ‒ он говорил тихо, вкрадчиво. Его голос можно было сравнить со звуком тающих ранней весной сосулек на крышах домов, но на деле в этом голосе скрывалось нечто ужасное. Гораздо ужаснее, чем первые плюсовые температуры весны. ‒ Вы были… такой счастливой.
Мне не нравились его речи. Я сжала губы в тонкую полоску, буравя мужчину в спину взглядом.
‒ Скажите. Какого это: снова ощущать себя специалистом своего дела?
‒ То, что произошло на приеме не показывает меня, как специалиста. Я могу гораздо больше, чем просто отрубить человека.
‒ О, я не сомневаюсь, ‒ Камски даже будучи уставшим источал потоки мужественности и уверенности в себе. Он снял с запястья наручные золотые часы, все еще стоя к нам своей вытянутой спиной. ‒ Я заплатил за все это представление крупную сумму, и, должен сказать, остался доволен.
Он все еще говорил тихо, но эти слова я услышала так, точно бы мне выкрикнули их прямо в ухо. Руки непроизвольно расцепились и теперь грузно висели рядом с пистолетами на бердах. Одно только слово «представление» заставило меня ощутить себя полной дурой. Я перекидывала ошеломленный взгляд с андроида на мужчину, не в силах найти слова для обозначения степени своего замешательства. В голове крутилось Хэнковское «АХРЕНЕТЬ», но вместо этого я стояла и открывала рот.
‒ В каком смысле «представление»? Этот парень был куплен?!
Камски, глядя мне точно в зеленые глаза, медленно встал рядом с Ричардом. Он выглядел как хищник, затаивший нечистую игру со своей жертвой. В груди разрывалось сердце от тяжелых ударов, и эти удары могли вот-вот обрушиться на представителя рода людского.
‒ И сколько же вы ему заплатили за то, чтобы он получил от меня по морде? ‒ с издевкой произнесла я.
‒ Не беспокойтесь. Не больше, чем вам, ‒ все с той же мечтательной улыбкой ответил Элайджа.
‒ Вы и вправду больной… в вас осталось хоть немного адекватности?! ‒ я слепо указывала пальцем на выход, подразумевая оставшийся в Сиэтле зеленый холл. ‒ Я могла убить этого человека! И ваши деньги ему в гробу бы точно не пригодились!
О, как же я была зла и испуганна одновременно! Внутри все бесилось от вида этого смотрящего сверху вниз человека. Тугая ткань комбинезона стягивала грудную клетку, не давая ей дышать в том бешеном режиме, в котором она требовала. Я даже обрадовалась наличию в ухе звукозаписывающего устройства. Пусть Эмильда знает, какие именно мысли творятся в этой больной голове.
‒ Знаете, я даже спрашивать не стану зачем вы это сделали, ‒ выпрямив спину, я посмотрела на часы. ‒ У вас осталось четыре минуты, и я не стану дожидаться их окончания. Ричард, вызови такси, будь добр.
‒ Ричард не станет выполнять ваших приказов, ‒ бездумно бросил Камски.
‒ Тогда я пойду пешком! Не в первый раз, знаете ли.
Едва я отвернулась в сторону выхода, как за спиной в очередной раз раздался вкрадчивый голос. Спину жгло от обилия внимания со стороны сразу двух ненавистных мне существ, но я все же остановилась, грозно глядя в сторону заказчика.
‒ Вы терпели меня сорок восемь часов. Неужели не сможете протерпеть еще несколько минут? В конце концов, я просто прошу меня выслушать. Не больше.
Я чувствовала внутри бурю негодования, но все же не могла себя заставить выйти наружу. Чертовы оставшиеся регламентные установки со своим требованием следовать установленному приказу. Собственная взращенная ответственность начинала раздражать. Как я могу отличаться от робота рядом с Камски, если, как и он, не могу принимать решения лично вопреки установленным правилам?!
Вернувшись на прежнее место, я посмотрела на часы и с особой надменностью произнесла:
‒ Три минуты.
‒ Как думаете, ‒ Камски не желал терять ни одной предоставленной секунды. Он говорил размеренно, словно бы размышляя о философии, его взор был направлен на меня, в то время как левая рука упала на плечо стоящего рядом Ричарда. ‒ Чем вы отличаетесь от Ричарда?
Разговор с каждым новым поворотом вводил меня в тупик. Я окончательно была сбита с толку. Только что этот наглец в белой футболке и хохолиным хвостиком признался в постановке, и тут же вдруг решил порассуждать о схожести двух разных разумов. Я, все еще держа часы на уровне груди, пыталась найти в серых глазах Камски ответ на его вопрос. Ричард продолжал смотреть на меня холодным взглядом, игнорируя уложенную на него мужскую ладонь.
‒ Наверное, тем, что я человек, а он машина. Не так ли?
‒ В вас течет красная кровь, в нем – тириум. Несомненно. Но я прошу вас взглянуть на вопрос шире.
Камски все еще ждал от меня ответа, которого я не могла дать. Он вдруг переметнул взор на профиль андроида, окончательно уйдя в размышления.
‒ Посмотрите на это с другой стороны. Вы оба действуете строго в прописанных регламентом рамках. Вам обоим нужна цель для того, чтобы ощущать свою пригодность. Вы практически бессмертны, ‒ едва я открыла рот в попытке возразить, как Элайджа приподнял указательный палец лежащей на плече Ричарда руки. ‒ Практически. Но в вас есть нечто, что очень сильно отличает друг от друга.
Мужчина, не отворачивая головы от андроида, перевел взгляд серых глаз на меня. Эта игра была затянутой, неприятной. Создатель андроидов явно любил психологические игры разума, а вот меня они уже начинали доставать. Что Рейн, что этот пижон – все они слеплены из одного теста, недаром одна пыталась убить другого, не желая делить одно место. Между тем, Элайджа, выждав паузу, продолжил:
‒ У Ричарда нет прошлого. Никакой боли, горя от потерь. Ничего.
‒ Две минуты, мистер Камски.
Услышав суровый женский тон, мужчина опустил голову и улыбнулся. Он словно бы был разочарован, что я не собираюсь участвовать в психологическом насилии. Камски устало снял руку с андроида и побрел в сторону стола у стеклянной стены.
‒ Должен признаться, я всегда восхищался вашим подразделением. Это стойкое желание создать безвольных, готовых выполнять приказы людей солдат из плоти и крови, ‒ мужчина делал мелкие, но самоуверенные шаги. Его руки были отведены за спину, голова высоко поднимала свой подбородок. Я все еще держала часы едва ли не у носа, при этом снося пронзительный взгляд оставшегося стоять Ричарда. ‒ Даже в какой-то степени был вдохновлен им, несмотря на то, как старательно меня пытались убить… Но ваше руководство упускает нечто главное, создавая солдат: прошлое, которое не способны стереть многочисленные нейрохирургические операции.
Камски обернулся в мою сторону, встав у черного стола.
‒ Я видел ваше личное дело. Печальная история…
‒ Одна мин…
‒ Я предлагаю вам работу, ‒ Камски сказал это так быстро, что я даже не смогла договорить. Так и осталась стоять в ошеломлении с открытым ртом и поднятыми часами. Мужчина, между этим, улыбался моей реакции и разливал алкоголь по двум бокалам. ‒ Стать моим личным солдатом. Вновь почувствовать цель, ощутить свою значимость, мисс Гойл. Как сегодня в Сиэтле. Но придется кое-чего лишиться.
Не могла думать, просто не могла и все. Мысли прятались по углам, я старалась вытянуть из тьмы хотя бы одну, чтобы заставить организм работать. Камски говорил о прошлом. Он говорил о возможности забыть все ужасы, по-настоящему начать с чистого листа, выстраивать себя как личность заново. Часы внутри утихли, секундная стрелка давно отчитала оставшуюся минуту, но я не могла выйти из ступора.
‒ Все эти генетические вмешательства, работа с нейронными связями и базальными ядрами*, ‒ Камски вновь брел в нашу сторону, держа в руках два полу-наполненных квадратных стакана с янтарной жидкостью. ‒ Это все гениально, но проблема всегда крылась не в физиологии, а в психологии. Вы даже не представляете, как далеко шагнули разработки в психо-интеллектуальных установках мозга.
