Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"

Автор книги: Hello. I am Deviant

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 93 страниц)

‒ Считай, что ты приходила в гости.

‒ У меня были друзья?

Гэвин сощурился, покачав головой из стороны в сторону, будто бы говоря: «не совсем друзья, но и не просто знакомые» ‒ после чего продолжил:

‒ Хотя я удивлен, что они до сих пор тебя не нашли.

‒ Я удивлена, что у меня вообще есть кто-то знакомый в этом городе. Все осознанное время я помнила только мистера Камски и его дурацких роботов-рабов.

Едва я произнесла эти слова с отвращением, как Рид, вскинув брови, озадачено развернулся ко мне. Он больше не играл бокалом – последний застыл навесу в согнутой руке. Серая футболка мужчины покрылась складками, светлые глаза отразили лучи потолочных ламп. Они искрились, блестели огнем озорства. Мне понравился этот блеск. Мужчина однозначно был похож на босса, однако Камски с его наркоманским и уставшим видом очевидно проигрывал детективу.

Спустя несколько секунд зрительного контакта, Гэвин улыбнулся и сощурил глаза. Что его так удивило? Наличие в мире остатков андроидов с рабским разумом или мое предвзятое отношение к таковым? Ответ на вопрос я получила уже в следующую секунду, но что-то подсказывало, что истинная причина озадаченности осталась не озвученной.

‒ Даже и не знаю, что удивляет больше: присутствие в мире еще не съехавших машин или этот пренебрежительный тон в сторону заводных игрушек.

‒ А за что их любить? Босс помешался на них, верно говорят, что мужчины остаются детьми всю жизнь, меняются только игрушки, ‒ я прыснула в ответ, прильнув на несколько секунд к бокалу. Бокал был осушен. ‒ Он так о них печется, все боится, что шарики за ролики полетят. Корпит целыми днями над их программным обеспечением. Того и гляди, что скоро начнет воспринимать их, как некое божество.

‒ Вот как, ‒ должна была признаться, Гэвин зря времени не терял. Бутылка виски была откупорена сильной рукой, после чего в моем бокале без моего же согласия вновь плескалось жидкость. ‒ Они уже могут самостоятельно метать молнии или им для этого нужны молотки?

‒ А вот это вообще больная тема, ‒ я жестом руки попросила Рида остановиться, и тот послушно убрал горлышко бутылки от стакана. ‒ Мир помешался на климатических изменениях, и теперь все шишки сыпятся на Камски и этого лидера девиантов. На последнего плевать, я его в глаза даже ни разу не видела. А вот за босса переживаю. Все эти конференции и общественные обвинения в гроб его заведут.

‒ Строишь из себя прилежного работника? ‒ усмехнулся Рид.

‒ Даже если и так. Что плохого в том, чтобы себя любить? Кстати, ‒ внезапно осознав свою бестактность, я повторно протянула руку Гэвину, уже не ощущая внутри дискомфорта от предстоящего прикосновения к грубой мужской коже. ‒ Забыла представиться. Меня…

‒ Анна Гойл. Я знаю.

Рид хотел уже пожать руку, как я отдернула ее назад.

Анна Гойл.

Анна.

Какого черта?

Произнесенное имя внезапно напомнило мне о произошедшем на приеме. Темные карие глаза смотрели на меня через призму молчаливой скорби. С его искусственных полных губ соскользнуло всего несколько слов, и теперь они снова отзывались во мне, заставляя задавать вопросы из разряда «откуда он меня знает, откуда я его знаю». И вот опять. Снова это имя.

‒ Энтони Гойл, ‒ с нажимом произнося каждое слово, я с вызовом впивалась зелеными глазами в серые. Детектив был озадачен такой реакцией, однако отворачиваться не стал. ‒ Энтони, Тони, даже Эн. Но точно не Анна.

‒ Ладно, ладно! Как была истеричкой, так ею и осталась.

Сказав это, Гэвин Рид поднял руки вверх, мол, сдаюсь, и вернулся к бокалу. Звуки мелодии больше не цепляли, не цепляло и желание продолжать вливать в себя алкоголь. Бар становился вдруг неприятным, как будто кто-то отобрал у него статус «самое комфортное и спокойное место на свете». Перед глазами мелькало слово «НЕЛЬЗЯ», я снова ощупывала ментальную невидимую стену, не дающую пробиться вперед. Выходить за ее пределы было дурной затеей. Проделав это меньше получаса назад, я едва не грохнулась в обморок от головной боли прямо на барную стойку. Вот уж чего мне точно не хотелось делать в глазах детектива Рида. Мужчина словно бы всем своим видом расслабленного брутального самца пытался выказать свое превосходство. Это, в свою очередь, заставляло возгораться духу соперничества внутри грудной клетки.

‒ Если ты такой прилежный работничек, ‒ саркастично бросил мужчина, смотря на меня в упор с полуулыбкой, ‒ то что делаешь здесь, а не рядом со своим обожаемым боссом? Не боишься, что его пришьют, пока тебя нет?

Я не стала отвечать на эту попытку дерзости. Лишь подняла правую руку и продемонстрировала черный браслет, что спал в режиме ожидания уже час.

‒ Я знаю все, что происходит с боссом даже на расстоянии тысячи километров. К тому же, не вам одному, детектив Рид, нужно иногда расслабляться.

Хватило всего одной секунды тишины, чтобы я отчетливо распознала знакомую мелодию. Нанятый мной водитель в личный штат Камски имел разносторонние вкусы в музыке. Порой в автомобильном салоне посреди пробки звучали драматические звуки едва ли не ревущей от грусти Селин Дион, а бывало звуки сменялись тяжелым металлом в исполнении группы «Рыцари Черной Смерти». Но иногда песни были более или менее сносными. Одна из таких стала даже приятной, запоминающейся. Темнокожий водитель с радостью назвал группу и название песни, когда я, убедившись в дремоте сидящего напротив Камски, поинтересовалась относительно исполнителей.

Ох уж эти старые песни далеких лет, знаменующихся, как второй десяток двухтысячных годов. Мне нравились древние песни, в них было куда больше живого, чем в исполняющихся андроидами мелодиях. Некий Lil Nas X расслабленно пел о старой городской дороге. Звучащая на заднем плане под битом банджо* добавляла в эти звуки ощущение далекого дикого запада. Слушая ее по ночам из-за бессонницы и вышагивая в такт музыке по комнате, я повторяла слова раз за разом, пока полностью не выучила их наизусть. Воображение рисовало пустынные песчаные улицы с неспешно передвигающимися матерыми ковбоями. Широкие поля шляп закрывают их лица, на ноге каждого висит револьвер. Изредка местное дешевое увеселительное заведение открывало свои двери, и на улицу под лучи палящего солнца вываливался какой-нибудь алкоголик. Из открытых дверей доносились смех и звуки битого стекла. Одинокая гнедая кобыла тащилась по улице в поисках воды.

«Поскачу на своей лошади по старой городской дороге,

Буду гнать, пока не выдохнусь»

Прикрыв глаза и закусив нижнюю губу, я с удовольствием закачалась на стуле. Как же хотелось сделать немного громче! Иногда Джимми все-таки стоило добавлять веселье в свое заведение.

Мое едва ли не нирванное состояние не ушло от внимательного взгляда Рида. Мужчина смотрел на меня, точно на идиотку. Что ж, может я и была таковой.

‒ Я обожаю эту песню, ‒ поясняя свое состояние, произнесла я. Бокал был спешно взят в руки, когда ноги уже несли меня вон со стула. ‒ Она часто играет у босса в машине.

‒ Какое же редкостное старье ты слушаешь.

Мужчина был одарен высунутым языком, после чего я уже неспешно вышагивала по бару. Все тревожащие мысли утихли. Исчез Ричард и его надменный холодный взгляд. Притихло воспитанное желание сохранить жизнь Камски. Я водила в воздухе плечами, изредка поднимала свободную руку в попытке уловить тягучие ноты песни в воздухе, ощутить их физически.

«Скачу на коне, ха!

Можешь завести свой Порше, но я-то уже был в Долине.

Уже тогда, когда ты еще не появился на пороге!»

Ох, как же я была свободна в этот момент! Беспечно порхала по воображаемому танц-полу, наплевав на уставившегося нового знакомого Гэвина Рида, со взглядом «вот дурная». На мгновение замедлившись, я заприметила стоявшего у барной стойки Джимми. Мужчины о чем-то переговаривались, после чего Гэвин указал на меня пальцем. Джимми, пожав плечами, удалился. Наверняка оповестил бывалого полицейского о моей вменяемости. Бармену не впервой было видеть меня, вытанцовывающей и подпевающей песне. Одной из причин, почему его заведение выигрывало на фоне других, было наличие удивительного плей-листа. Конечно, спокойная атмосфера и отсутствие дебошей играло значение в выборе излюбленного места самокопания в голове, однако все же музыка значила для меня много. Было ли так всегда – я не знала. Камски был единственным, кто знал меня близко, но в его присутствии я никогда не позволяла себе ребячество. Некому было рассказать о моих интересах, моих страстях. Приходилось прощупывать почву методом проб и ошибок, открывая в себе новые особенности. Любила ли я музыку? Да, в особенности классику и кантри. Знал ли об этом хоть кто-то? Вряд ли. Возможно, я стеснялась выражать свои эмоции, а возможно – всегда действовала спонтанно, как сейчас. Удивленный и усомнившийся в моей адекватности взор Рида намекал на первое.

«Никто ничего мне не сможет сказать!

Ты ничего мне не сможешь сказать!»

Бокал постепенно пустел, я даже не замечала, как отправляю содержимое в желудок, покачиваясь в такт музыке. Слова вырывались из меня с неестественной резвостью, однако никто не мог их слышать – ведь я пела беззвучно, едва размыкая губы. Мне никто не мог ничего сказать, никто не мог осадить мой пыл, заставить остановиться, перестать подпевать. Все тело благодушно принимало вдруг увеличенную громкость песни, и теперь меня точно нельзя было остановить.

«Моя жизнь – это кино,

Езда на быках и женской груди.

Ковбойская шляпа от Гуччи,

Надпись «ковбой» на заднице!»

Сознание плыло в тумане от этих слов. Или от музыки? Да по барабану! Главное, что я свободна, что я готова порхать по бару, пока не кончится виски в бутылке. Слова мужчины были дерзкими, вещающими о вольной жизни настоящего ковбоя. Того самого человека, которому было плевать на крики общества. Все, что у него было – старый конь, шляпа и стремление жить как хочется, а не как скажут. Ему было плевать на тех, кого не уважает, он не просил советов. И даже когда за душой не оставалось ни гроша, ковбою ничего не было нужно, кроме одного – старой городской дороги.

Бокал опустел. Звуки мелодии начинали таять. Я могла бы попросить Джимми поставить мелодию еще раз, и бармен не отказал бы. Посетителей, кроме нас не было, возможно, он именно поэтому сделал музыку громче. Однако я не стала наглеть.

‒ Я знаю еще парочку мест с паршивой музыкой, ‒ басовито крикнул Рид через весь зал.

Подойдя к вновь пустующей стойке, я отставила стакан и спешно положила несколько купюр под него. Тоже действие повторил и Рид. Часы твердили об оставшихся жалких полтора часа, вряд ли мы могли бы успеть объехать все места с паршивой музыкой, даже при всем желании и при наличии машины. Звук гремящих ключей в надевающейся на плечи Рида куртке говорил о том, что колеса имеются, однако садиться в машину с выпитым водителем не хотелось. Пусть он и полицейский, повторно попасть в аварию я не спешила.

‒ И чего мы ждем?

Гэвин, хитро приподняв один уголок губ в усмешке, прошел к выходу.

У него и вправду была машина. Электрокар с кузовом «седан» покрывался многочисленными каплями дождя. Автомобиль стоял в паршивых нескольких метрах, однако я по-прежнему не желала садиться в машину с пьяным водителем, даже если она могла переходить на автопилот. Уже стоя у дверцы на водительское место, мужчина удивленно посмотрел в мою сторону.

‒ Я не собираюсь садиться с пьяным водителем в машину. Меня только недавно собрали, а вы предлагаете повторить горький опыт.

‒ Да я выпил всего ничего! ‒ почти что с яростью бросил мужчина.

‒ Ну да, половину бутылки усосали. Мне-то алкоголь не страшен после всех операций, а вам точно уже хорошо.

Через несколько секунд непрерывных гляделок Гэвин раздраженно закатил глаза и перекинул звенящие в полете ключи через автомобиль. Такого поворота я не ожидала. Чтобы мужчина пустил за руль своей «малышки», да еще и малознакомого человека?! Похоже, в прошлом нашем было нечто большее, чем драки и спасение жизни.

‒ Чувствую себя женатым, ‒ сквозь зубы процедил мужчина, водружаясь на пассажирское кресло.

‒ Ничего, иногда полезно, ‒ в отличие от Гэвина, меня ничего не раздражало. Возможно, именно поэтому его взбесила моя самодовольная улыбка.

Бары сменялись с удивительной скоростью. Даже и не знала, что в этом районе их было так много! Большинство из них пустовало, одно заведение под названием «Пьяная рояль» было напрочь забито людьми. Отвратительный запах табака и людской гомон не давали расслабиться по полной, однако когда Рид во всю глотал текилу с какими-то знакомыми ‒ судя по рожам, знакомыми преступниками, которых сам же и посадил ‒ я с удовольствием вслушивалась в звуки очередной кантри-песни куда более старшей, чем песня из бара Джимми. Чем старше – тем лучше. Люди умели петь то, что видят и чувствуют, и ни одна песня не была наполнена фальшивостью. Слова в музыке оставались для меня приоритетом, и потому я, наплевав на плотную толпу, блаженно блуждала по широкому бару в одиночестве с бокалом того же виски в руке.

Каждый раз дорога становилась веселее. Рид, изрядно набирающийся в очередном заведении, становился добрее. Мужчина шутил, даже улыбался в ответ на саркастичные шутки в свой адрес. Следующее заведение в багровом стиле не было наполнено людьми, а если посетители и были, то все они сидели по столикам. Новый бокал виски в женской руке, новый бокал темного бренди в мужской. Гэвин больше не оставлял меня в одиночестве. Смех отражался от стен, кажется, звенели бокалы, пока мы сидели у барной стойки и трещали о всякой дребедени. Я даже не могла вспомнить, о чем говорили в ту ночь. Такое давно утраченное чувство, когда на душе легко, хочешь чесать языком без устали в желании как можно больше обсудить с на редкость приятным собеседником. Темы возникают сами собой, вы цепляетесь за них неосознанно, и не задумываетесь об актуальности разговора. Наверное, так ощущают себя люди, которые вдруг встречаются и понимают: «это свой человек».

Серые глаза Гэвина блестели, намекая на переизбыток алкоголя. Оценивая его пошатывания из стороны в сторону, я уже хотела предложить мужчине разойтись, когда в воздухе вновь раздались тягучие звуки банджо. Старый добрый ковбой… ты вернулся к нам.

Ноги вновь вели меня по бару. Я обходила столы и стоящих людей, переступала с ноги на ногу в такт музыке, двигалась вместе с этими удивительными нотами. Но в этот раз двигалась не одна. Рид, окончательно съехав с катушек, вышагивал рядом, изображая пальцами несуществующие пистолеты. На мгновение мне стало неловко, ведь совсем недавно этот человек едва не крутил у виска, глядя в мою сторону в баре Джимми. Позже стало наплевать. Мы вместе распевали песню, отдавались мелодии под пьяные и ошарашенные взгляды редких посетителей. Бармен был не знаком, но выставлять нас никто не собирался. Мы сами выставились, неся за собой смех и алкогольный шлейф, стоило песни оборваться на последней ноте. Именно тогда я перестала обращаться к Гэвину на «вы».

Три часа закончились ровно в то мгновение, когда автомобиль под моим чутким руководством притормозил у многоэтажки с потухшими окнами. Лишь несколько квартир озарялось светом, намекая на бессонницу своих хозяев. Улица Граймс притихла. Редкие капли дождя покрывали асфальт, мелькали в лучах уличного фонаря, освещающего дорогу. Детектив, и без того сильно помятый, сопел на пассажирском сиденье и не повел и носом, когда тормозные колодки автомобиля заскрипели. Кому-то пора чинить машину, промелькнуло в голове.

Мужчина действовал на удивление покорно. Я не слышала в свою сторону возмущений или оскорблений, когда старательно пыталась разбудить пьяного детектива, стоя под накрапывающим дождем. На пробуждение ушло меньше, чем одна минута. Похоже, детектив был куда приятнее, будучи пьяным, чем трезвым. По крайней мере, вышагивая вместе со мной по бару и не отвечая агрессией на подколы, Гэвин показывал себя с лучшей стороны. Еще в баре Джимми в трезвом состоянии мужчина обзывал меня истеричкой и психом, намекая на не самое дружелюбное отношение к миру. Судя по шрамам на лице – мир тоже не питал к нему любви.

Лифт как назло не работал. Ситуация была до того абсурдной, что напоминала историю из паршивого анекдота, начинающегося с «как-то два пьяных друга…». Одно но. Я не пьяна. Весь вечер был погружен в ознакомление с музыкальной культурой жанра «кантри», ноги бесцеремонно вели меня прочь от барной стойки вглубь бара, виски в бокале чаще всего оставалось нетронутым. Напиваясь в той же манере, что и Рид, я бы наверняка ощутила хотя бы легкий туман в голове, ведь все-таки у меня был порог, пусть ни разу еще и не достигнутый. Пока я, тащила за собой вялое шатающееся полицейское тело на шестой этаж, Гэвин что-то бубнил, пытался о чем-то рассказать. Шутейки соскальзывали на пол вместе с тяжелым сбивчивым дыханием, отнюдь не добавляя мне облегчения в душу. Мне по прежнему было отвратно физически контактировать с людьми, в особенности если эти люди пьяны, как шахтеры в день зарплаты. Рида ничего не смущало. Мужчина позволял вести себя, перекинув свою руку мне через шею, позволял аккуратно облокачивать о стену рядом с деревянной темной дверью, выуживать из кармана куртки очередные ключи от квартиры.

Небольшой серебряный ключ громко брякнул, ударившись о прицепленный брелок. Гэвин бубнил себе под нос, присасываясь щекой к холодной стенке, видимо, пытался оповестить меня, что вот-вот окрасит светлый кафельный пол содержимым своего желудка. Я же, позволив себе на минуту другую отдышаться и ощутить облегчение от прерванного контакта, осмотрела брелок, выполненный в форме мужской головы с бычьими рогами, похожей на языческий амулет. Он висел на тонкой черной веревочке, изрядно потрепанной от времени и грозящей быть разорванной в любую минуту. Чутье подсказывало, что брелок человеку дорог. Будет обидно, если он потеряет его так просто.

Квартира оказалась маленькой, но вполне уютной. С первого взгляда и не скажешь, что здесь живет матерый детектив, настроенный на весь мир агрессивно. За весь вечер я увидела минимум четыре попытки Гэвина нарваться на драку. В нем словно бы жило стремление находить проблемы на свою задницу. Прицепленный к джинсам значок полицейского и выпирающая из-под серой футболки рукоятка пистолета за поясницей осаждали всякого, кто мог ответить детективу с той же агрессией, и такие моменты оставляли в серых глаза Гэвина чувство раздражения. Судя по всему, он старательно пытался враждовать с окружающим миром, разочаровываясь тем, что мир не желает ему отвечать.

Темная гостиная, озаряемая светом включенного телевизора, приняла нас с тишиной. Монитор горел, на экране шла ночная телевикторина, однако звук был принципиально вырублен еще до нашего появления в доме. Чувствуя вновь нарастающее в груди негодование, я снова перекинула руку бубнящего детектива себе через плечо и, кое-как преодолев пять метров, плюхнула человека на светлый угловой диван.

‒ Весишь, как слон, ‒ я не соврала, мужчина и вправду был крупен. Плещущийся алкоголь в его жилах словно бы увеличивал этот вес, и теперь мне приходилось наминать уставшую шею пальцами.

Стаскивать с пьяного, почти уже спящего мужчины куртку было непросто. Гэвин отчаянно пытался встать, жмурил глаза и хмурился, ровным счетом не давал мне полноценно закончить этот вечер, поставив точку здесь и сейчас. Я усердно дергала за рукава, чертыхалась и ругала Рида за попытки прервать процесс.

‒ Да что ты такой дерганный! Сядь нормально! ‒ Гэвин послушно сел, пошатываясь из стороны в сторону. Один рукав был одолен. ‒ Не шатайся. Сколько ж у тебя дерьма в карманах… ну, чего смотришь? Снимай ботинки. Да не мои, дурень, свои снимай!

Это было бы смешно, если бы не так грустно. Из куртки сыпались мелочь, еще одни ключи, жвачка, телефон ‒ в общем, все, что прибавляло веса в карманах. От мужчины веяло алкоголем и выдохшимся парфюмом, местами можно было уловить запах мужских феромонов. С каждой секундой я все больше и больше удивлялась, как у человека в таком состоянии вообще получилось грамотно объяснить дорогу к своему дому. Несколько раз я все же завернула не на ту улицу, однако в остальном мужчине удалось правильно указать дорогу и назвать номер своей квартиры. В машине он был еще более или менее трезв, сейчас же буквально валился на диван в желании забыться до утра. Как будто бы за то время, что мы ползли по лестнице, Гэвин умудрился втихаря поглотить еще одну бутылку рома, спрятанную под курткой.

Пистолет был бережно выужен из-за поясницы полицейского. Женские пальцы ощупывали холодную поверхность металла, местами нагретую теплом мужского тела. Обычный полицейский пистолет фирмы Glock, разве что последней модели. Именно они выпускались с грязно-рыжей вставкой на затворе, именно такой же хранился в столе мистера Камски. Пистолет попал туда еще до моего пробуждения, и это не могло не радовать. Мистер Камски был обеспокоен своей безопасностью не меньше моего, хотя со временем начал намекать на мою прямо-таки одержимость. Мужчина молчал, когда я цепляла на него браслет, терпеливо наблюдал, как устанавливаю камеры на его дворе. Он даже послушно подсоединил к ним Ричарда по моей просьбе, однако когда я заказала датчики движения – аккуратно оповестил, что даже для него это слишком. Но как бы босс не пытался предпринять попытку сопротивления – все же в его довольной ухмылке можно было прочитать одобрение моего одержимого поведения.

Уложив на стол пистолет, я медленно прошлась по гостиной. Телевизор все еще был включен, но не издавал ни звука. Кухня, что была сопряжена с комнатой для приема гостей, была на удивление чистой. Здесь вообще было опрятно и приятно. Не ознакомившись я этим вечером с краткой историей полицейского тридцати семи лет, непременно бы решила, что он женат. Увы, Гэвин Рид с его характером был далек от подобного, и главное ‒ Рид это понимал.

Одна из дальних настенных полок была забита потертыми фотографиями. Кто же знал, что изрыгающий из себя агрессию и язвительные фразочки Рид окажется сентиментальным? Обхватив себя руками, я бесшумно подошла к полке и осмотрела содержимое. Здесь были даже черно-белые фото. Люди в полицейской форме, несколько симпатичных улыбающихся девушек с яркими красными губами, сам Рид – еще совсем юный, без видимых шрамов и саркастичного взгляда вечно враждебных глаз. Паренек, облачившись в синюю униформу, стоял рядом с ярко-красным автомобилем Cadillac, поставив правую ногу на переднее колесо. Пальцы его руки держали офицерскую фуражку за козырек, на губах играла самодовольная, но все же дружелюбная улыбка. Странно после наблюдения за постоянными пререкательствами Рида во время распития алкоголя в баре видеть его таким… светлым? Скорее, открытым миру.

Как бы я не старалась подобрать подходящее слово – ничего не получалось. Оставив фото в покое, я посмотрела на соседний кадр, половина которого была закрыта фотографией молодого Гэвина. Этот парень был похож на детектива. Лицо имело такую же овальную форму, подбородок слегка заострен, широкий нос. Глаза серого оттенка. С первого взгляда можно было бы спутать изображенного человека с самим детективом, но это точно был не он. Волосы светлые, пшеничного цвета. Брови посажены не так низко, что отдавалось в его взгляде позитивом, а не как у Гэвина – излишней дерзостью.

‒ Это твой брат, да? ‒ указав пальцем на снимок, я повернулась к Риду. Мужчина сонно открыл один глаз и тут же его закрыл, подминая диванную подушку под себя. ‒ Ты не говорил, что у тебя есть братья или сестры.

‒ Я с ним не общаюсь, ‒ подушка приглушала голос детектива, однако расслышать его было сложно скорее из-за заплетающегося языка, а не из-за помехи в виде ткани.

‒ Почему?

‒ Потому что он кретин.

‒ Исчерпывающий ответ…

Пожав плечами, я отошла от полки, уже намереваясь покинуть квартиру. Осуждать человека за отсутствие желания общаться с родственниками было не в моих правилах. С самого начала своего возвращения в этот мир я четко осознала, что не приемлю поучения людей в тех ситуациях, в которых не была сама. Камски не встречал попыток переубеждения в том, что девианты ‒ не просто сломанные игрушки. Ведь я не общалась ни с одним ни разу в осознанной жизни. Дориан не испытывал моего недовольного взгляда всякий раз, когда рассказывал о трудностях общения с женой, вечно негодующей по причине его задержания на работе. Ведь я не знала, что такое семья и любовь, и уж точно не стану поучать кого-то как строить отношения. Вот и Гэвину не придется слушать нравоучения относительно важности семейных уз ‒ у меня никогда не было братьев или сестер, у меня не было даже родителей. А переубеждать человека в том, что общая кровь делает людей близкими глупо и бестактно.

В сумраке под вздрагивающими тенями светящегося экрана телевизора промелькнуло движение. Я тут же застыла на месте рядом с диваном, где Рид сопел и предавался дремоте. Движение на полу повторилось, и уже через секунду на диван запрыгнул упитанный полосато-пятнистый кот.

‒ Боже, у тебя котик!

Желание покинуть квартиру отпало напрочь. Пушистая морда, отблескивая яркими желтыми глазами, тянулась к рукам носом, на темно-коричневой шее виднелся ошейник с надписью. Подняв кота на руки, я с упоением почувствовала нарастающее внутри шерстяного комка мурчание. Животное терлось о пальцы, нетерпеливо лезло мордашкой в лицо, желая обнюхать и познакомиться с неизвестным гостем. Уж не знаю, как часто у Рида бывают в доме посетители, но кот был явно рад увидеть кого-то еще, кроме пьяного хозяина, от которого разило алкоголем за километр.

‒ Бадди, ‒ с улыбкой на губах прочитала я на черном ошейнике. Кажется, я знаю откуда шрамы на лице детектива. ‒ Какой ты милый! И имя красивое, под стать тебе.

Со стороны дивана послышалось довольное урчание, после чего мужчина зашевелился, шурша по велюровому дивану:

‒ Да, я такой…

Мы с котом, как по команде, обернулись на хозяина дома, на губах которого играла самодовольная ухмылка. Бадди, уловив новую волну запаха, смачно чихнул и соскользнул с рук на диван. Котик жадно топтался по спине Гэвина, мурчал и цеплял серую футболку коготками. Первые несколько совместных минут в баре Джимми оставляли после себя не лучшие впечатления. Ворвавшийся в мое личное пространство незнакомый человек вызывал чувство отвращения, неприязни, даже вражды. Последующие часы не были такими уж приятными, учитывая, как старательно поцарапанный Рид показывал себя с плохой стороны. Но минуты в его доме напрочь стерли все эти ложные впечатления. Скрупулезная чистота, куча фотографий, красивый лоснящийся кот… кто ты, мать твою, такой, Рид? И почему так много противоречий в тебе одном?

‒ Я начинаю думать, что ты не такой уже неприятный человек, Гэвин.

‒ Люди всегда судят по обложке, ‒ сам себе под нос пробубнил Гэвин.

‒ Не в моих правилах осуждать человека за то, чего я не знаю, ‒ время на часах перевалило за два часа ночи, и теперь остывшее внутри чувство обеспокоенности за босса начинало возгораться. Мне срочно требовалось домой, однако вместо этого я задумчиво присела на край дивана.

‒ Наверное… поэтому ты едва не сломала мне нос в полицейском участке.

Гэвин Рид не открывал глаз, не отрывался от подушки. Уставший голос едва мог перебить просачивающиеся через открытое окно звуки проезжающих машин, но я была достаточно близко, чтобы расслышать человека. В воздухе все еще витали алкогольные пары вперемешку с запахами цитруса.

‒ Ты так и не рассказал, почему мы подрались. Не думаю, что причина была неважной, раз я сцепилась с полицейским.

На экране мелькали люди в цветастых одеждах. Реклама давно перестала быть чем-то приличным и достойным, теперь маркетинг превратился в сущую свалку в попытке набрать себе как можно больше покупателей. Я смотрела за тем, как актеры нежатся в объятиях друг друга на зеленой траве, сюжет в любую минуту мог превратиться в поганое видео для частного просмотра. Какого же было мое удивление, когда кадр необузданных проявлений любви сменился на кадр стирального порошка. Только идиоту придет в голову рекламировать таким образом стиральное средство.

Смущенно оторвавшись от телевизора, я посмотрела на вдруг замолчавшего Рида. Он не спал, по крайней мере, из мужской груди не доносилось сопение или похрапывание. Темная серая футболка слегка приподнялась от беспрерывных действий крупного кота, и взору представился оголенный участок кожи на пояснице.

‒ Был один тип, ‒ после минутной паузы злостно пробубнил мужчина. ‒ Стравливал нас постоянно.

Я не стала отвечать, только понимающе кивнула головой и вернулась взглядом на полосатое животное. Когти наверняка оставляли на спине Гэвина красные следы, но поднимать футболку и проверять никто не собирался. Мне срочно требовалось домой хотя бы потому, что стало вдруг дискомфортно находиться с мужчиной в такой неформальной обстановке. На всю жизнь хватило того тесного контакта на лестничной площадке, больше испытывать стресс от нарушения личного пространства не хотелось.

‒ Мне пора домой.

Не успела я встать с дивана, как Гэвин, не открывая глаза, слепо схватился за рукав плаща на моем запястье. Потребность отдалиться, стряхнуть чужие пальцы на одежде пропитывало грудь насквозь. Сощурившись, я уже хотела начать отцеплять мужскую руку, как в гостиной раздался охрипший голос сонного Рида.

‒ Стой, ‒ не отрываясь от подушки, прохрипел Гэвин. ‒ Останься здесь.

Останься здесь

Руки так и не смели стряхнуть с плаща мужские грубые пальцы, на минуту я затаила дыхание. Всеми силами старалась рассмотреть в Риде нечто, что скрывало эти слова. Чувство дежавю накрывало с головой. На затворках сознания точно шум вечернего морского ветра прошептал тот, второй голос, но слов не разобрать. Это было что-то тонкое, невидимое. Я пыталась уловить скрытый поток мыслей в голове, и каждая попытка оканчивалась провалом. Бежевый плащ вдруг стал жарким, пальцы на рукаве – еще более противными. Голос в мозгах нашептывал, нерешительно требовал чего-то, и в один прекрасный момент я вдруг ощутила на ментальных пальцах то нечто, что только что пыталась уловить.

Нет, не возможно. Это просто какая-то ошибка!

‒ Нет уж, ‒ в этот раз я судорожно спихнула с себя руку Гэвина. ‒ Отсыпайся, ковбой. Завтра увидимся.

Квартира с сонным детективом осталась за спиной. Отчаянные попытки остановить ночное такси увенчались успехом только через пятнадцать минут. Привычное ожидание зуда в голове из-за опоздания домой было заменено на другое – в этот раз на непривычную потерянность от внезапного исчезновения психологического стремления к Камски. Я отрешенно осматривала улицы за стеклом, наминала пальцы и старалась унять внутреннее напряжение. Тщетно. Стойкое ощущение обманутости не покидало ни на минуту. Голос второй личности утих после того, как за спиной закрылась дверь в квартиру, однако облегчения это не приносило. Его появление принесло куда больше дурных мыслей, чем головная боль в баре Джимми.