Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 93 страниц)
– Это твоя семья, верно? – Коннор оказался рядом так резко, что я едва не откинула от себя фото в испуге. Его голос был тихим и мягким, даже настороженным. Вряд ли он понимал, что такое потерять близкого человека, но заложенные психологические знания все же позволяли ему осознавать тяжесть таких мгновений для человеческого разума. Несколько раз проморгавшись, я перестала исследовать поверхность пальцами. – У тебя глаза твоего отца.
– Отец передал мне не только цвет глаз, – усмехнулась я. – Еще острый язык и вспыльчивый истеричный нрав.
– Не замечал подобного в твоем поведении.
Я саркастично покосилась на андроида снизу вверх.
– Лучше я промолчу, – поспешно, но тактично заключил Коннор.
Да, это было верным решением. Вряд ли андроид забыл о стеклянном мусоре в подвале съемного дома и крики в гостиной при моих сборах в Рокфорд. Чего уж говорить о едва не убитом солдате на корабле «Иерихон», красная кровь которого навсегда пропитала мои руки изнутри.
Воспоминания о произошедшем на «Иерихоне» вызвали и другие чувства. Чувства утраты. В какой-то из коробок лежала стойка для катаны. Вряд ли она мне пригодится, но выкинуть эту психически ценную вещь мне не позволяло что-то внутри.
– Странно, – нахмурившись, я присмотрелась в утонченное лицо матери на фотографии. – Мне казалось, что у нее глаза светлые. А у нее такие же темные, как у тебя.
Андроид смолчал. Он был очень близко. Так близко, что его плечо касалось моей рубашки. Как ни странно, волнения это не вызывало. Я была слишком сильно погружена в тоску по ушедшим в прошлое моментам.
Коннор аккуратно выудил из коробки еще одно фото. Все физические чувства подсказывали о ее содержимом так сильно, что мне не требовалось поворачиваться и смотреть в нее. В старом доме хранилось только одно фото в белой рамке. Остальные были бережно уложены в черные классические рамки маминой рукой.
– Это Дак, – не глядя в руки детектива, произнесла я.
Андроид изучал фото, возможно, анализировал. Мне оставалось лишь догадываться, что именно происходит в механической голове. Радовало одно – его диод горел голубым, говоря о стабильной психической работе. На дне коробки было еще множество таких изображений: бабуля в обнимку с Даком, старые университетские друзья, которые наверняка рассыпались по стране, словно мелкая крупа по кухонному паркету, мои фото с братом во время прогулки по Диснейленду, и множество-множество другого. Все они вызывали лишь боль внутри. Я не хотела каждый день смотреть на их канувшие в вечность лица, сидя в гостиной напротив камина. Не хотела одиноко, словно свечка под сквозняком, сгорать в этом доме под взглядом их застывших глаз. И потому фото родителей тут же отправилось обратно в коробку.
– Ты не станешь их выставлять? – озадаченно спросил Коннор, убрав фото Дака обратно.
– Нет. Надоело тосковать по прошлому. Я лучше наделаю новых фото, и они будут куда счастливее.
Подняв коробку, я не спешно отправилась на второй этаж. Чердак был светлым от обилия потолочных окон. Здесь, как ни странно, не было пыльно и душно. Продавец оставил дом в идеальной чистоте: мужчина, по описанию риелтора, был очень педантичным. Одинокий отец двух детей. Информация о последнем факте из жизни продавца ввергнула меня в ступор. Я узнала об этом уже после сделки, и потому даже отругала себя за данное разрешение риелтору торговаться. Желание мужчины избавиться от дома и рвануть из штата подальше стало вполне понятным. Были бы у меня дети, я бы тоже неслась на всех порах из этого неспокойного города.
Вернувшись в гостиную, я обнаружила укладывающего на полки книги Коннора. Он тщательно осматривал каждую из них, перелистывал страницы, не удивлюсь, если даже успевал прочитать все за считанные секунды. Встав по другую сторону камина, я доставала из коробки картины. Большинство из них были природного содержания, однако мелькали те, что были куплены или сделаны мною лично – я любила вид ночного неба и ночного города. Рисовала я очень плохо, ведь вся моя жизнь была построена не на орудованию кистью и карандашами, а холодным лезвием и тяжелым огнестрельным оружием. И потому ночные картины на деле были просто хорошо сделанными и распечатанными снимками в тонких рамках.
Мимолетно повернув голову в сторону андроида, я заприметила в его руке учебный материал по самозащите.
– Большая часть моей библиотеки состояла из военной литературы, – вздернув уголки губ в приятном воспоминании, я вновь вернулась к картинам. – Очень сложно читать что-то еще, когда твой отец – военный.
На мгновение шуршание белой рубашки Коннора утихло, и я потерянно бросила взгляд в его сторону как раз вовремя. Андроид с озадаченным видом смотрел на меня, повернув в мою сторону обложкой толстую книгу. На золотисто-рыжем фоне красовалось высотное здание с острым шпилем, рядом с которым в вечной статуе замерла сделанная из бетона обнаженная женщина. Вряд ли Коннор когда-то читал Айн Рэнд, и уж тем более вряд ли знал, о чем повествует история «Источника». Даже представить страшно, что в его новоиспеченной девиантской голове вообразилось при виде женского силуэта на обложке. Однако я, охваченная восторгом от вида книги, отставила картину ночного неба и подошла к замершему мужчине.
– Надо же! Я думала, что отдала ее кому-то в университете, – пальцы нагло начали перелистывать книгу прямо в руках Коннора. – Здесь же даже роспись есть, смотри.
На последней странице размашистым подчерком было выведено черной ручкой красивым подчерком мое имя с последующими пожеланиями автора:
– «Всегда стремись к своей мечте», – завороженно прочитала я. – Я ради этой росписи в пятнадцать лет простояла пять часов в книжном магазине в очереди. Даже не знала, что когда-нибудь снова ее увижу…
– О чем она? – Коннор хмурился, с любопытством рассматривая обложку. Его пальцы изучали шероховатую, потертую временем поверхность.
Мне нравилось смотреть на андроида. Видеть его блестящие волосы, видеть вздымающуюся грудь под имитацией дыхания, исследовать взглядом расстегнутую белую пуговицу на шее. Руки чесались дотронуться до его щеки, нащупать холод под биосинтетической кожей. Но пусть даже внутренние стены недосказанности и страха рушились, все же не могла пересилить себя и заставить мышцы выполнять приказы мозга. Хм… будучи солдатом, я даже не задумывалась об этом. Рефлексы работали исправно, выполняя все поставленные подразделением установки. Теперь их не было, и я, как и мои рефлексы, были предоставлены самой себе.
– Я не могу в точности описать содержание, – почувствовав на себе вопросительный взор карих глаз, я неловко отвернулась к книге. – Она скорее о важности стремления к своим целям, когда весь мир против тебя.
– Символично.
Я усмехнулась. Коннор и раньше источал саркастичные и ироничные шутки. Один только вид захлебывающегося в возмущении лицо Гэвина-мать-его-Рида доставлял удовольствие.
– Мне эту книгу мама подарила. Вообще, оглядываясь назад, я понимаю, что мое воспитание было для них как вечное минное поле. Каждый старался вложить что-то свое. Отцу удалось это в большей степени, но мама все же смогла привить страсть к таким вещам, как проза, эстетика и платья. Они так яростно боролись за возможность оставить во мне что-то, что совсем забыли об окончательном результате.
– Мне нравится. Результат.
Это было слишком милым. Чувствуя, как заливаюсь краской рядом с мягко улыбающимся андроидом, я спрятала руки в задних карманах джинс.
– Это все? – Коннор убрал книгу на самую дальнюю полку.
– Нет. В коридоре есть еще коробки.
– Я принесу.
На этот раз секундная стрелка настольных часов была рядом и звучала она гораздо громче, чем раньше. Я согласно кивнула андроиду, глядя на него снизу вверх, но тот и не думал двигаться. Он стоял и смотрел на меня нерешительным, в какой-то степени желающим что-то сказать, взглядом. Внутри грудной клетки, как и в тот вечер в гостиной, вновь начала биться несуществующая птица. Жар внутри накалялся, мне казалось, что кровь превращается в расплавленное золото – до того она была терпкой, горячей и наверняка искрящейся от нарастающих чувств. Немного помедлив, я приподнялась на носках и прикоснулась к губам Коннора.
Это было больше, чем прекрасно. Внутри не было бабочек – на их месте бились множество канареек, пищащих от восторга. Я увлекалась этим поцелуем слишком настойчиво, все еще держа руки в карманах, и на мгновение мне почудилось, что я могла только отпугнуть от себя и без того потерянного в этом мире андроида. Но когда теплые, скрываемые холод внутри, руки коснулись шеи – растворились последние попытки держать себя под контролем.
Секундная стрелка исчезла в сознании. В голове стоял только трепет от теплых, шершавых губ. Я ощущала каждое движение его ладоней, изредка терлась носом о мягкую щеку и вновь возвращалась к губам. Мне так хотелось плакать от восторга, но вместо этого я прижималась к Коннору сильнее. Он был идеальным. Он был совершенным.
Не отрываясь от поцелуя, я увлекла андроида к дивану. Кожаная поверхность благодарственно скрипнула под нашим весом, но я не замечала ни единого звука в окружении. Тоска по родителям и прошлой жизни осталась позади, когда руки несмело исследовали прохладную белую ткань идеально выглаженной рубашки. Мне так не хватало всего этого в Рокфорде… лежа на одиноком старом диване с открытыми глазами едва ли не всю ночь, я ощущала, как сердце разъедает грусть и страх перед будущим. Но страшнее было прошлое. Столько упущенных моментов… сотни, а то и тысячи раз я отталкивала от себя Коннора, чего уж таить, он тоже не особо тянулся к общению. Все его первоначальные попытки построить дружеское общение были построены исключительно на установках внутренней программы, которая четко требовала: адаптируйся! Но ведь сейчас все было иначе.
Не выдержав этого собственного мозгового насилия, я оторвалась от мужских губ и спрятала лицо на груди андроида. Спина даже сквозь ткань полосатой рубашки остро воспринимала все касания теплых, и отчасти холодных рук. Мурашки блуждали по телу, отказываясь подчиняться. Мне было так стыдно. За прошлое, за настоящее и за будущее. Не знаю, откуда образовалось это чувство, но оно приносило большой дискомфорт.
– Я тебя так ненавидела, – высвободившись из объятий еще более потерянного Коннора, я уставилась на свои руки. Лицо покрывалось краской, глаза боялись бросить взгляд на сидящего неподвижно справа андроида. Уверена, что его диод отливает солнечным цветом, в то время как во взгляде читается смущение и суровость одновременно. – Извини меня за это.
Исчезнувшая секундная стрелка ворвалась в этот дом так резко, словно бы кто-то вдруг установил в часах повышенную громкость. Зудящий мозг предложил найти гребаные часы и вырвать к чертям этот треклятый механизм, но я сидела неподвижно в страхе привлечь к себе еще большее внимание находящегося рядом. Хотя о чем можно было говорить? Коннор и так впивался в меня своим нахмуренным взглядом карих глаз. Потирая собственные пальцы, я мельком глянула в сторону андроида. Детектив сидел, едва развернувшись ко мне боком, по-ученически сложив руки на коленях. Да, этому парню придется еще многому научиться в мире «живых».
– Я не думал, что это будет так сложно, – уставившись перед собой, заикающе пролепетал уже не такой уверенный в себе голос. Пусть взор его и был суров, тон и тембр выдавали совершенно иное. – Раньше я просто шел к цели. А сейчас не представляю, что делать и с чего начать.
Я усмехнулась, чем вызвала оживленный интерес со стороны андроида.
– Ну, по крайней мере, приятно осознавать, что я не одна такая. Мы что-то вроде двух сумасшедших, которые пытаются найти место в этом мире.
– Я нашел свое место. Здесь.
Коннор произнес это так самоуверенно и тепло, как будто бы только что не был озадачен собственными внутренними установками. Это вызвало во мне столько удивления, что я, ошарашенная таким резким изменением в настроении андроида, взглянула на него, как на умалишенного. Он по-прежнему сидел, точно школьница-первоклассница перед столом учителя, но теперь взгляд его был полон уверенности и учтивости.
– Тебя что-то тревожит, – андроид нахмурился, вызвав во мне новый приступ краски на лице. Нет, я еще не была готова пялиться на Коннора во все глаза, несмотря на то, что витает в воздухе при наших встречах. Мозг быстро обработал эту информацию, заставив глаза спрятать взгляд. Сопротивляться рефлексам я не стала. Сейчас бы катану в руки, и уверенности во мне было бы куда больше.
– Нет, все нормально.
– Я слышу, как участилось твое сердцебиение, – настаивал Коннор.
– Так, маньяк, прекращай следить за моим двигателем! Это пугает.
Андроид ничего не ответил. Он вновь уставился перед собой, нахмурено буравя взглядом точку на ворсистом ковре. Как бы его наблюдательность за моим здоровьем не раздражала, он все же был прав. Произнесенные уверенные слова в отношении своего места вслух неприятно резанули уши, заставив сердечный орган не вовремя глотнуть крови и пропустить несколько ударов. Одна дурацкая мысль была в моей голове. Она копошилась внутри на протяжении всех этих недель, выедала, точно жирный червяк внутри блестящего, наливного яблока. Мне не хотелось озвучивать ее, но ведь нельзя вечно прятаться от таких важных вещей?
Убрав волосы за уши, я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на словах. Было трудно. Желание выразить мысль как можно корректнее заставляло отмести все новые попытки, и, когда внутри созрел более или менее адекватный разговор, я решительно открыла глаза.
– Мне важно знать, что ты остался здесь не потому, что считаешь себя обязанным.
Как и ожидалось, я словила на себе недоуменный взор темных глаз Коннора. Он щурился, пытался найти ответ или хотя бы правильно понять вопрос, однако судя по выражению лица – у него это не получалось.
– Большая часть андроидов покидают город, – я попыталась объяснить свою мысль, однако пронзительный взгляд Коннора и его тонкая прядь на левом виске то и дело сбивали меня с мысли. Пришлось отвернуться, – кто-то хочет увидеть мир, кому-то просто не нравится Детройт. Если ты здесь остался против своей воли, то во всем произошедшем не было никакого смысла.
– Мне нравится город, – вопрос и пояснение явно принесли в голову андроида множество замешательств. Он вдруг слегка склонился вперед, нарушив идеальную позу ученика, и возмущенно сощурил глаза. – Я рад, что продолжаю работать с Хэнком. Зачем мне покидать город, если меня все в нем устраивает?
Мне не хотелось продолжать эту тему, и потому я согласно кивнула. Вновь наступила тишина. Давящая и беспощадная. Было время, когда я молила о ней всевышние силы, просила замолчать боевую подругу за спиной, что настойчиво орала в голове в требовании чистки, закрывала уши в подвале съемного дома в попытке заглушить шумящую в истерике кровь в голове. Тогда тишина была единственным, что требовалось организму. Сейчас она воспринималась так остро, что я слышала, как гулко бьется встревоженное сердце. Он наверняка тоже слышал. Возможно, именно поэтому сейчас он искоса смотрел на меня взволнованным взглядом.
Так много хотелось высказать. Очередная оставленная позади жизнь заставила меня осознать ценность этого мира и всех находящихся рядом людей, пусть даже от них и было мало живого. Сидя на кожаном диване в полицейском участке в ожидании отказа Хэнка Андерсона, я уже тогда осознавала, в каком ужасном одиночестве вынуждена пребывать вот уже семь лет. Холодные стены подразделения были полны солдат и иных людей, но даже среди тысячи работников быть одиноким реально. Именно такой я и была. И сейчас, вернувшись в этот мир пробужденной от долгого сна, я вдруг осознала, что мне опять придется пребывать в одиночестве, но в этот раз уже в собственном новом доме. Здесь не было солдат, не было сотрудников. Некому было пожелать доброе утро или обсудить мировые новости, которые стали для меня важны. Лишь тиканье секундной стрелки и биение собственного сердца. Даже в съемном доме у меня был сосед в виде паука. Надо было забрать его с собой, усмехаясь в мыслях, подумалось мне.
– Я знаю, что не могу ничего у тебя требовать, – сглотнув першивый комок в горле, не дающий связно произносить слова, я нахмурено взглянула на Коннора. Он продолжал ждать от меня очередного монолога. Может, он хотел услышать в нем причину учащенного биения сердца, а может, просто позволял мне высказаться, оперируя правилами хорошего тона. Искренне надеялась, что это было не второе. – Но я не хочу больше сидеть в одиночестве. Останься здесь, пожалуйста.
От этих слов, кажется, у Коннора окончательно полетели последние винтики в голове. Он задумчиво отвернулся, еще сильнее сгорбившись под давлением собственных мыслей. Его вид напугал меня, и потому, вновь отбросив волосы назад, я прерывисто залепетала:
– Я знаю, это очень преждевременно. Мы можем… можем любую комнату под твой кабинет рабочий сделать! Да хоть собаку завести, как у лейтенанта. Я просто не могу сидеть здесь одна, тем более в окружении этих дурацких фотографий.
За окном занимался закат. Золотые лучи солнца покрывали улицы, заставляя слои снега бликовать и резать глаз всякому прохожему. Теплые солнечные нити озарили гостиную, бегали по книжному шкафу и пустым полкам, на которых должны были стоять фото в темных рамках. Конечно, я не стану их доставать из чердака. Но само осознание, что они где-то там, в коробке, в пыли, не дает мне покоя. И потому я молящим взглядом буравила андроида в спускающуюся вниз тонкую прядь.
Молчание нарастало в своем безмолвном шуме, словно бы приближающийся водопадный поток. В очередную такую секунду я пожалела о своем порывистом предложении. Коннор и так был потерян, смущен, напуган. Ему предстояло вклиниться в совершенно новую для него систему, освоить этот мир не со дна рабского подчинения людям, а с высоты равноправного создания. И тут еще я со своими эгоистичными желаниями и просьбами.
Нащупав в голове тормоз, я с тоской в сердце осадила свой пыл. Но произошедшее в следующую секунду вновь зажег огонь трепета и восторга.
Андроид дружелюбно посмотрел в мою сторону, наклонился и… обнял меня. Спрятал свое лицо за моим плечом, сцепив руки за спиной. Некоторое время я в замешательстве не шевелилась, но после того, как тело подало наглый сигнал мозгу о непотребстве такого поведения, пока Коннор так близко, тот тут же встрепенул все рефлексы, и я благодарственно обняла мужчину в ответ. Было приятно ощущать тепло его щеки сквозь рубашку. Еще приятнее было касаться щекой его жестких, идеально уложенных темных волос. Это был совершенный момент. Даже еще совершенней, чем недавнишний порывистый поцелуй.
Растворяясь в этих руках, я как в тумане отметила блеск желтого цвета. Его диод, едва пробиваясь через копну моих волос, отражался от гладкой поверхности стеклянного имитированного камина. Мне не нравился этот цвет. Мне вообще не нравился его диод.
Отстранившись и заставив отлипнуть от себя андроида, я аккуратно дотронулась до диода под затуманенный взгляд темных глаз. Мышцы давно не выполняли любые желания и сигналы мозга на той молниеносной скорости, что ранее была у солдата внутри. Но все же пальцы чесались вырвать этот треклятый круг, мигающий желтым. Я понимала, почему диоды были установлены андроидам: удобно наблюдать за состоянием психической работы роботов, пока те исполняют работу, порой, не самую положительную. Даже страшно подумать, что ощущали девианты, вынужденные волочить свою жизнь в стенах борделей… однако теперь большинство андроидов избавлялись от этой мерзкой вещи. Коннор почему-то этого не делал, хоть прошло уже не меньше двух недель.
– Почему ты его еще не убрал?
Туман в карих глазах сменился холодностью. Он мягко убрал мою руку, заставив человеческую кожу покрыться мурашками.
– Не хочу забывать о том, кто я есть на самом деле.
– И кто же ты на самом деле?
Мой тон был слишком саркастичным, и Коннор это уловил. Он сощурился, раздумывая, а стоит ли меня посвящать в такие подробности его чертогов новоиспеченного «живого» разума.
– Я – машина.
– Нет, Коннор, ты не машина, – встав на ноги, я обошла диван. Дел оставалось не мало, в особенности на кухне. Хэнк Андерсон был приглашен на ужин, настолько мне не хотелось оставаться в этом доме одной. – Ты болван.
– Почему? – андроид повернулся, все еще сидя на диване. Его рубашка местами покрылась характерными складочками. – Разве плохо, что я осознаю, кто есть на самом деле?
Он смотрел на меня таким недоуменным, но щенячьим взглядом, что я почувствовала себя самой большой мразью на свете. Он был прав. Не было ничего плохого в том, чтобы знать, кто ты есть на самом деле. Кем бы ты не стал в будущем или настоящем, твою истинную сущность это уже никогда не изменит. Он был андроидом. Я – убийцей.
– Нет, ничего плохого. Извини… я, как и ты, не знаю, что со всем этим делать.
Вечер близился к своему пику. Мне все же удалось соорудить нечто вроде французских спагетти. Разговаривать с андроидом уже не было так страшно, даже больше – я охотно консультировала его, что и куда поставить. В какой-то момент я застала его, стоящего в коридоре спиной. И только когда Коннор озадаченно повернулся в мою сторону, отметила в его руках стойку для катаны. В голове больно кольнуло. Самые отдаленные участки мозга подкидывали воспоминания о блестящем лезвии, стремительно скрывающимся в пучинах речной воды; о лезвии, которое невесомо парило рядом с шеей еще враждебного Коннора в заброшенном доме; о лезвии, которое блестело сквозь стеклянный ящик в утонченных руках Эмильды Рейн – руководителя подразделения. Выкидывать стойку было чем-то неправильным, и потому она стояла на тумбе в коридоре – пустая и темная.
Андерсон пришел с последними лучами заката. Ему не требовалась машина, даже не требовалось одеваться как-то по-светски, ведь он жил всего в нескольких сотен метрах. И потому я не удивилась, обнаружив на пороге старика без куртки – даже если бы он пришел в тапочках, пробираясь сквозь снег, мне бы не показалось это странным. Светлая рубашка в полосатых цветастых разводах совершенно не сочеталась с его уже давно не молодым лицом и сединой, но я все еще помнила четыре золотых правила «клуба анонимных идиотов», так что не стала ничего говорить на эту тему.
Лейтенант прохаживал по дому, пока я накрывала на стол. Коннор о чем-то учтиво говорил с мужчиной, но, кажется, тому было явно не до полицейских дел. Появление его в кухне было эпичным. Мужчина самодовольно хлопнул себя по груди, произнеся нечто вроде «Какие мы с вами молодцы».
– Лейтенант, – тактично напомнил Хэнку андроид. – Вы же ничего не сделали.
– Как это ничего не сделал? Я тебя сюда притащил! Сам бы ты ни в жизнь сюда не пришел.
Диод вновь загорелся желтым цветом. Андроид это знал и потому скрыл свой стыдливый, нахмуренный взгляд. Я не стала обращать на это внимание, оставляя все только разбитые стены позади.
Ужин прошел на удивление в дружелюбной атмосфере. Хэнк, хоть и предпочитал черный шотландский виски, все же не отказался от бокала вина. Оно ему был все равно, что вода. Лишь глаза приобрели легкий блеск. И когда с ужином было покончено, мужчина довольно откинулся на спинку стула.
– Давно я не видел домашней еды.
– С вашим рационом это не удивительно, – равнодушно произнес андроид. Он уже успел нацепить на себя свой синий пиджак.
– Дожился. Трехмесячный ребенок учит меня жизни.
– Я не ребенок.
– Ругаетесь, как старые супруги. Мы можем сменить тему? – я с виноватым видом попыталась привлечь к себе внимание. Мне это удалось. – Нет желания заканчивать вечер на взаимных оскорблениях.
Андерсон слегка приподнял подбородок, сверля меня вздернутым вверх взглядом. Я все еще не любила пристальные взоры, и это чувство дискомфорта не покидало меня на протяжении всей жизни. Даже тех самых семи лет.
– Как вышло, что тебя отпустили так просто? – мужчина выдал этот вопрос с таким нарочито растянутым тоном, словно бы последние несколько дней только он его и мучал. – Ты ведь убила одного из них.
– Вообще-то, не так просто меня и отпустили. Пришлось подписать кучу бумажек о неразглашении, – я понимала, к чему ведет этот разговор, и это доставляло раздражение. Я спрятала руки под стол, нервно наминая пальцы. К сожалению, это не ускользнуло от внимания Коннора и его прищуренных глаз. Наверняка опять следит за тем, как сердце меняет свой ритм. – К тому же, никого я не убила.
– Как так?
– Обычно. С чего я вообще решила, что смогу убить солдата. Наверное, шоковое состояние так сильно повлияло.
– Занятно, – констатировал Андерсон, уложив руки на стол и изобразив пальцами кавычки. – И много вас таких «изгоев» по стране ходит?
– Лейтенант. Бумаги о неразглашении. Я не хочу в тюрьму.
– Шестнадцать человек.
Андроид произнес это так неожиданно, что мы оба резко повернули к нему головы. Хэнк смотрел на него недоуменным взглядом, я – испуганным. Коннора это не смущало. Он, как ни в чем не бывало, сидел с идеально прямой осанкой, простодушно перекидывая взор с меня на Андерсона. Через секунду андроид спешно продолжил:
– По крайней мере, это число было две недели назад. Сейчас оно наверняка снизилось после появления возможности вторичной операции.
– Ты посмотри-ка, Пентаггон крякнул.
– Коннор, ты что, хакерством занимаешься? – внутри нарастала злость, но она быстро была отодвинута испугом. Андроид заметил на себе мой суровый взгляд, отчего его взор неловко забегал по столу. – Тебе жить надоело?
– Я просто собираю важную для меня информацию, – повседневным тоном произнес Коннор.
– Подразделение такого не простит. Если узнают – будешь рыб кормить на дне реки.
– А ты, я смотрю, тот еще пессимист, – Хэнк настойчиво отдернул меня. И не зря. Совладав с внутренним смятением, я вдруг поняла, что заставила Коннора чувствовать себя виновато. Он и вправду был похож на ребенка. – Раз он все равно все знает, может, расскажешь?
– Не стану я ничего говорить. Мне в тюрьму не хочется. Лучше расскажите, что произошло в «Киберлайф»?
Андерсон, замешкавшись, раздосадованно махнул рукой, мол, «ничего интересного». Он качнул головой в сторону гостиной, разминая шею, и его седые волосы блеснули странным «проволочным» светом.
– Лейтенант помог мне, – ощутив облегчение от упущенной темы хакерства, Коннор, как ни в чем не бывало, пояснил поведение Хэнка. – Хоть и мог спутать меня с другим андроидом.
– Да вы провидец, офицер.
– Однако я все же не понимаю, почему лейтенант Андерсон поверил в то, что ты могла сбежать.
В этот раз Хэнку предстояло ощутить на себе два ожидающих ответа взгляда. Он ошарашенно и возмущенно одновременно перекидывал холодный взор старческих глаз с меня на андроида. Его лицо начинала покрывать краска, и вряд ли это был эффект вина. Скорее, эффект неожиданности. По крайней мере, внутри меня он точно играл.
– В каком смысле сбежала, лейтенант?
– Да я черт знаю, что в твоей черепушке творится! – всего один вопрос, и Хэнк взорвался. Он нещадно жестикулировал руками, отражал всякую возможную словесную атаку, даже не давая вставить нам слова. – То ты безэмоциональная, то несешься по лесу! Откуда я мог знать, что на этот раз взбрело в твою голову?! Андроид сказал, что ты сбежала, я ж не знал, что ты у меня в подвале валяешься!
– Ладно, ладно, – я с усмешкой подняла ладони вверх, усмиряя пыл разъяренного матерого полицейского. Не хотелось бы вновь разбирать дом, только в этот раз от погрома. – Оставим это. Все живы, целы, это главное.
Хэнк, получив такой ответ, был доволен. Он укоризненно бросил взгляд на Коннора, которому, судя по всему, все было по барабану.
– Ну, и чем теперь займешься? С ним-то все понятно, он в участке остался. А ты?
Вопрос не на миллион, а на триллион. Он мучал меня с самого погружения в автобусные мысленные дебри, и сейчас, выдернутый из запрятанных сознательных закромов, вновь ввергнул меня в пучину размышлений о будущем. Устало вздохнув, я оперлась локтем о стол и уложила подбородок на ладонь. Допитый бокал отражался в моих зеленых глазах. На мгновение он мне напомнил о том бокале с красным, рубиновым вином, в котором отражались руки андроида в сером пиджаке. Тогда останавливаемая солдатом внутри, я всячески старалась спрятать свой взгляд. Впереди было будущее – хоть и построенное на иллюзиях – и какая-никакая уверенность. Сейчас не было ничего. Только дом.
– Не знаю… – после недолгой паузы потерянно произнесла я. Мне даже не нужно было отнимать взгляд от прозрачной поверхности бокала, чтобы знать, сколько пар глаз на меня смотрят. – Я всю жизнь посвятила убийству людей. С таким послужным списком вряд ли получиться занять себя чем-то дельным.
– Должны же быть какие-то варианты, – озабоченно отозвался скрипучий голос.
Да. Варианты были. Как минимум три. В дни, проведенные в Рокфорде, я не сидела без дела. Пришлось поднять свои былые связи и оставшиеся контакты, чтобы прощелкать несколько мест. Ранее знавшие меня как бесчувственного солдата люди удивлялись моему виду, однако отказывать в помощи не стали. И теперь мне приходится сидеть в неизвестности в ожидании звонка или любой другой весточки с самых верхушек мира.
– Есть несколько, – туманно пролепетала я. – Но пока ничего о них неизвестно, так что я буду молчать.
Хэнк выжидающе повернулся к Коннору. Тот был в таком же недоумении, и потому только пожал плечами:
– Я ничего об этом не знаю.
– Задолбали вы со своими секретами и тайнами. Не компания, а психи.
– Что-то мне подсказывает, что именно такой компании вы и рады, Хэнк, – язвительно намекнула я на нестабильность самого старика.
– Конечно! Все лучше, чем с тухлым говном возиться.
Чего-чего, а Андерсон за словом в карман не полезет. Парочку раз хихикнув, чем вызвала одобрительный кивок головы лейтенанта, я выпрямилась. Сумерки давно сошли с улиц города, окутав мир в темноту наступающей ночи. Декабрь на удивление выдался не таким снежным, как прошедший месяц. Кожа до сих пор помнила морозные ветры мрачных, немноголюдных переулков, по которым мне приходилось пробиваться к дому Андерсона и блокпосту Маркуса. Тогда я ждала смерти, как старого друга, но сейчас сижу в тепле, в собственном доме, в окружении друзей. Именно друзей.
Улыбнувшись этой мысли, я пропускала мимо ушей разговор Коннора и Хэнка. В их словах проскакивали фразы об образовании и чем-то еще, но это было так далеко от моих раздумий. Одиночество съедало меня день за днем, и особенно остро оно ощущалось в последние мои дни, как представителя подразделения. Только сейчас я начинала понимать, как сильно хотела жить: преодолевала страшные условия и стресс, перебегала прямо перед носом женщины с косой, боролась с теми, кто был в разы сильнее. Интересно, Крейг вернулся обратно в ряды бойцов?..
