Текст книги "Бесчувственные. Игры разума (СИ)"
Автор книги: Hello. I am Deviant
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 93 страниц)
Оторвавшись от стекла, за которым мелькали редкие прохожие, я искоса посмотрела в затылок сидящего впереди андроида. Он, как и раньше, молчалив, задумчив, спокоен. Ровная, прямая осанка, уходящий далеко вперед взгляд, отсутствие каких-либо движений. Сейчас его нельзя было отличить от того Коннора, что учтиво стоял и улыбался мне в первый день из желания настроить общение на подходящий для расследования лад. Самая обычная машина самыми обычными механическими мозгами и программным обеспечением. Однако это было лишь впечатление. Темные, идеально уложенные волосы покрывали голову, внутри которой развивался целый мир. Интересно, так ли остро он ощущает окружение, как и я в день своего пробуждения?
Улицы, несмотря на свою темноту и заснеженность, были мне знакомы. Красное платье, что когда-то было на мне в точно таком же такси, теперь висит в глубинах шкафа-купе, черные каблуки остались при мне. Я знала, куда именно мы едем, настолько ярко отпечатался этот путь в памяти того значимого дня. Рука андроида точно так же висела в воздухе в приглашении попробовать стать единым, в карих глазах читались испуг и тревога за собственные порывистые действия, которые не были прописаны в программном коде. Но, как ни странно, после всего произошедшего это воспоминание более не вызывало во мне былого трепета. Несколько часов назад Коннор был куда ближе, чем тогда в баре у танцевальной платформы. Шея все еще чувствовала на себе искусственное тепло шершавых, и в тоже время гладких пальцев, на губах застыл неловкий, но долгожданный поцелуй. Я была так близка к нему… как никогда раньше.
Такси остановило прямо напротив бара. Коннор, по привычке поправив рукава синего пиджака, вышел первым. На этот раз он решительно подал руку, и я уже не стала отказываться от нее. На диване в гостиной мною было негласно решено больше никогда не упускать любые возможности прикосновений, уж слишком сильно они были важны теперь, в этой новой, неизведанной жизни. И когда такси медленно тронулось с места, я, позабыв отпустить андроида, с тревогой оглядела заведение.
‒ Он не мог выбрать что-то другое?
Коннор оставил меня без ответа. Высвободив свою руку из моих цепких пальцев, андроид открыл дверь. Крупная вывеска из красных букв интересовала меня куда больше, чем выжидающий взгляд интеллигентно пропускающего вперед создания. «Сентропе». Может, раньше это место и будоражило сознание, теперь оно воспринималось, как что-то неприятное.
Внутри было непривычно много людей. Большинство красных столиков были заняты, даже больше ‒ мужчины и женщины заняли все барные стулья, напоминая нахохлившихся воробьев на электрических проводах. Музыка была куда веселее, чем в первый и последний раз нашего пребывания здесь. Шум болтающих людей громко отражался от стен, однако сквозь него удалось отличить игривые гитарные струны и хриплый голос какого-то исполнителя жанра «кантри». Песня вызвала во мне только одну мысль: похоже, местный депрессивный ди-джей все же суициднулся, отдав власть над плейлистом другому, более живому человеку.
Найти Хэнка было не трудно. Никто из местных завсегдатаев не имел такой копны седых, на сей раз расчесанных волос, как у лейтенанта, не говоря уже о его любви к цветастым рубашкам. Мужчина, завидев нас быстрее, чем мы его, с совершенно каменным лицом поднял руку вверх, точно ученик на уроке. Конечно же, это был тот самый столик… наверное, судьба слишком часто любит подсмеяться надо мной.
Андерсон успел откупорить купленную у бармена бутылку, теперь стоящую перед ним рядом с тремя прозрачными квадратной формы бокалами. В его бокале уже на дне толстого искрящегося стекла плескалось немного алкоголя, как и всегда, нереально терпкого. Стащив с себя легкий бежевый плащ, я уселась напротив мужчины. Коннору пришлось занять место сбоку у стены.
‒ Время зря не теряете, да?
Словно бы назло, Андерсон театрально поднял стакан и выпил его содержимое. Взгляд серых старческих глаз буквально пропитала ирония и сарказм.
Не желая буравить старика собственным взором, я нерешительно осмотрелась. Та же барная стойка, тот же стеллаж, разве что с обедненным всей этой заварухой алкогольным ассорти на стеклянных полках. Танцевальная площадка, на котором уже стояло несколько человек с бокалами в руках. Никто из них не танцевал, несмотря на заводную музыку, вытекающую из висящих в углах колонок. Я была бы не прочь потрястись среди беснующейся толпы, как когда-то в подростковом, полном приключений, возрасте. Это были не самые частые моменты жизни: детство было отобрано с самого начала моего жизни, и с уходом родителей потеря возможности в виде детских шалостей стала ощущаться еще острее. Я была энергичным человеком. Однако в силу обстоятельств вся энергия направлялась на учебу, а не на такие вещи, как танцы, музыка и прочее.
‒ Что, впервые в баре?
Хриплый голос Хэнка вывел меня из раздумий. Я вернула свой взгляд на Андерсона, почувствовав, как по спине заскользили распущенные тяжелые волосы.
‒ Нет, не впервые. Просто обычно я посещаю такие места в одиночку, и в менее людное время, ‒ пояснив свою реакцию безучастным голосом, я вновь принялась изучать местный менталитет. В этот раз, как ни странно, он был поприличнее тех четырех упитых алкоголиков и одного злого детектива Рида. Среди людей я даже отметила светящийся синий диод. Высокий, чернокожий андроид атлетического телосложения что-то энергично обсуждал с сидящим у барной стойки светловолосым мужчиной в темно-зеленой ветровке.
‒ Стремление к одиночеству является признаком социофобии.
Теплый, бархатный голос андроида в этот раз не вызвал во мне умиления. Я оторвала взор от беседующих посетителей и с вызовом посмотрела на Коннора. Его, похоже, не смущал посыл зеленых глаз, в котором четко читалось «а не ахренел ли ты часом, дружок?». Андерсон застыл с бутылкой в воздухе.
‒ Спасибо, Коннор. Чтобы я делала без этих знаний.
‒ Я веду лишь к тому, что это не является нормой, ‒ андроид продолжал блестеть своими невинными карими глазами, объясняя свои мысли так, словно бы говорил о погоде. В его утонченных скулах и шелестящих губах я видела все, за что боролась последние несколько недель, но сейчас все его черты вызывали во мне удивление. Сказать такое человеку и не бояться его реакции… всплывший в памяти случай с Гэвином Ридом у склада хранения улик заставил сделать вывод, что на такое способен только Коннор. ‒ В запущенных случаях социофобия приводит к более глубоким психическим расстройствам, например, аутоагрессия или неврозы.
‒ Ахренеть, ‒ Андерсон, не спуская глаз с безмятежно перекидывающего взгляд Коннора, поставил бутылку обратно на стол. ‒ Ну ты и уел.
‒ Отлично, теперь я чувствую себя умственно отсталой.
‒ Извини. Я не хотел никого обидеть. Просто привожу общедоступные факты.
‒ В этот раз ты ошибся, ‒ я все еще буравила андроида вспыхнутым раздражением взглядом. Коннор сцепил руки вместе, уложив их на стол. ‒ Я не люблю посещать такие места в компании, потому что люди в пьяном состоянии любят обсуждать политику, или философские извечные вопросы жизни. Я далека от этого.
‒ Я понял, ‒ Андерсон «грел» пальцы на бутылке черного виски, говоря повседневным голосом. ‒ Ты тупенькая.
Это было уже слишком. Ошарашенно осматривая своих собеседников, я убрала руки со стола, как будто бы холодная лакированная поверхность могла обжечь кожу. Возмущению внутри не было предела. Я чувствовала, как наливаюсь румянцем, легкие жадно глотали воздух. Ничто внутри больше не горело от учтивого взгляда сидящего рядом создания, но горело другое ‒ сиденье кожаного белого дивана под синим платьем.
‒ Знаете что. Я и впрямь не блещу интеллектом, ‒ сказав это с нажимом в сторону Хэнка, я в той же манере повернулась к Коннору и адресовала ему следующие слова, ‒ и бываю очень неадекватной. Но у меня есть и другие достоинства, например, физические данные, по которым вы вряд ли сможете мне быстро найти равного. Даже в таком деле, как это.
Голова машинально махнула в сторону бутылки, теплеющей в руке Хэнка. Мужчина, проследив за моим взглядом, важно откинулся на спинку сиденья и забарабанил пальцами по столу. Глухой стук поглощался музыкой и шумом людей, но я отчетливо слышала его в своей голове. Почти с тем же стуком Хэнк ударял указательным пальцем по подлокотнику своего кресла в ту ночь, когда отпаивал меня кофе с коньяком. Тогда он смотрел на меня задумчиво и скорбно, сейчас ‒ надменно, как будто бы было затронуто самая важная гордость его жизни. Его умение алкогольной стойкости.
‒ Да что ты говоришь? ‒ мужчина приподнял подбородок, смотря на меня словно сверху вниз. ‒ Еще никто не перепил Хэнка Андерсона.
Внутри взыграл азарт. Впервые за столько лет мне захотелось оказаться первой, оказаться правой. Я хитро улыбнулась и, последовав примеру лейтенанта, приподняла голову.
‒ Ставлю сто долларов на то, что вы упадете прежде, чем мой язык начнет заплетаться.
‒ Двести долларов, и я выбираю, что мы будет употреблять, ‒ с этими словами лейтенант откупорил бутылку. Его волосы качнулись в такт движения головы, однако взгляд серых глаз окрасил озорной огонь. ‒ Коннор, у тебя глаз-алмаз. Будешь разливать.
‒ Должен предупредить, лейтенант, ‒ я не смотрела на андроида, так как уж очень не хотелось проигрывать эту игру в визуальный хищный контакт. Но по голосу слышала, как не на шутку встревожился андроид. Оно было не удивительным. Коннор помнил о том, как быстро совершает мой измененный организм расщепление токсичных веществ и потому беспокоился за здоровье старого полицейского. ‒ Это затея заранее обречена на провал, и…
‒ Коннор, не сопротивляйся. Мистер Андерсон решил подарить мне свою зарплату, ‒ уверенно перебила я детектива, чем вызвала на себе свору мурашек от пронзительного взгляда темных глаз. ‒ Знаете что, лейтенант. Я даже немного упрощу вам задачу. Сколько вы выпили до нашего появления?
‒ Одну двойную. А что?
Взяв один из бокалов, я нагло отобрала бутылку из рук Хэнка и щедро плеснула ту самую «двойную». Темная жидкость мрачным золотом растекалось по прозрачным стенкам. Она отражалась во всех глазах, что были устремлены теперь на бутылку: в серых с морщинками старого человека, в шоколадных механического существа и зеленых ‒ моих собственных. Звук изливающейся жидкости приятно ласкал слух. И когда горячительный напиток отправился в горло так же резво, как и пролился в бокал, я ощутила внутри обжигающее тепло. Острый, терпкий вкус. Каждая клеточка тела едва ли не взбунтовала против моей воли, мозг сокрушался в таком безалаберном отношении к собственным способностям. Тратить ценные ресурсы на расщепление молекул алкоголя, а не более полезное дело? Я чувствовала, как в голове мелькают мысли о нелогичности и иррациональности моего поведения, но все эти установки былого солдата меркли по сравнению с той человечностью, что теперь играла в венах. А ее было много: азарт, соперничество, желание победы и просто хорошенько повеселиться. Вот чего так долго не хватало измученному за семь лет верной службы сознанию.
‒ Боже, ну и дрянь, ‒ стакан с характерным стуком отправился обратно на стол, когда я, ощутив прилив горечи внутри грудной клетки, сощурилась, точно съела лимон.
‒ Это тебе не винишко хлебать, ‒ гордо констатировал Андерсон.
Только сейчас, щурясь и чувствуя на глазах проступающие слезы, я вдруг поняла эту странную любовь лейтенанта к несуразного расцветок рубашкам. Хэнк был человеком неординарным, со своими особыми фишками, взглядами на жизнь. За толстой шкурой агрессии и своенравности скрывалось достаточно разносторонняя доброта. Он и ранее показывал свою истинную натуру. Осадил Коннора, когда тот сокрушался над пристреленным девиантом у заброшки; тут же сокрушался над простреленной пластиковой ногой; не стал отказываться от меня как от сотрудника, поставив понятия справедливости и чести выше собственной неприязни. Но понять Хэнка получилось только сейчас, в этом ассоциирующимся с упущенными моментами баре.
Помахав в сторону глаз кистями, я натужно выдохнула и настойчиво придвинула бокал к стоящей бутылке. Андроид, искоса глянув на Хэнка, подался в мою сторону вперед. Сквозь пелену наступивших слез я видела, как колыхнулась прядь волос, как отразился луч света в блестящей карий радужке. Рефлексы едва не заставили меня наклониться в ответ, чтобы вновь ощутить вкус мягким губ, но вместо этого я потуплено посмотрела на Коннора. Под расстегнутой белой пуговицей просматривался участок обнаженной бионической кожи. Он буквально звал меня, приглашал исследовать истинную прохладу под теплой имитированной оболочкой пальцами, но как бы нутро не звало вперед ‒ я сдерживала свои позывы.
‒ Я все еще считаю эту идею нерациональной.
‒ Оставь это, ‒ отвернувшись от гипнотизирующей мужской шеи, я отмахнулась рукой. ‒ Нам предоставили шанс показать старику что к чему, и я его упускать не собираюсь.
‒ Это ты кого тут стариком обозвала, а?! ‒ едва ли не заглушив рыком людской шум, воскликнул мужчина. Он с еще более громким стуком, чем я, поставил стакан перед андроидом. Последнему этот жест явно не понравился. ‒ Коннор, валяй!
В этот раз выбора не было у андроида. Он одарил меня укоризненным взглядом, но все же подчинился. Виски было разлито с идеальной, филигранной точностью, с которой могла подойти к этому делу только машина. Мне даже нравилось смотреть на то, как Коннор умело распределяет темную жидкость по бокалам. Он не всматривался в уровни, не ставил стаканы рядом друг с дружкой, чтобы наверняка попасть в точку. Крепкие мужские руки действовали с удивительной точностью, и я, позволив себе на секунду другую расслабить воображение, представила, что могут делать эти руки. Их тепло рефлекторно ощущалось кожей спины. В полной мере мне не приходилось ощущать андроида: каждый раз прикосновению мешала либо черная, плотная экипировка подразделения, либо неплотная ткань рубашки. Но телу хватало и этого, чтобы начать фантазировать о более откровенных соприкосновениях.
Оторвать загипнотизированный взгляд получилось только после того, как андроид отставил немного обедневшую бутылку в сторону и вновь сцепил пальцы вместе. Пиджак и рубашка сидели на нем идеально. Даже когда темноглазому андроиду приходилось сгибать и укладывать руки на стол, синие рукава с черными оторочками лишь слегка вздергивались вверх, обнажая слаженные мужские запястья и белую рубашку. Как часто я могла еще почувствовать эти руки на себе, и как много мне предстоит еще ощутить рядом с этим созданием.
Охмелев от этой мысли, я вновь ощутила краску на своем лице. Вряд ли сосредоточенный на состоянии самодовольного Хэнка Коннор смог различить среди многочисленных сердечных циклов помещения сбивчивый шепот женского сердца. Это было мне на руку. Взяв наполненный бокал в руку, я, отражая действия Андерсона, приподняла его в знак уважения и отправила содержимое внутрь.
Это и впрямь была очень горячительная смесь. Каждый такой глоток заставлял разум нещадно метаться в нескромных мыслях. Я не была пьяна, вряд ли я вообще в скором времени смогу опьянеть. Но последние несколько месяцев жизни были наполнены страхами и вечными терзаниями, словно в самой паршивой и депрессивной драме. Верность подразделению, страх перед темноволосым андроидом с идеальной осанкой и гордым взглядом, желание смерти, и вновь испуг перед предстоящим общением с новоиспеченным девиантом в новом доме. Теперь еще и звонок Эмильды… каждый день подкидывал мне мешок со свиньей, и сейчас мне хотелось забыться, раствориться в мире, полном прекрасного и щемящего душу. И главный источник этих остывших за семь лет чувств был тот, что сидел по левую сторону.
Я позволяла воображению рисовать картины не самого приличного содержания. Покрывающаяся мурашками кожа от прикосновения тепло-холодных искусственных рук на обнаженной талии, теплые мужские губы на ключице, затуманенный взор шоколадных глаз. Я могла смотреть на ровно сидящего, источающего тревогу Коннора, и представлять, как в нетерпении запускаю собственные пальцы в его волосы, превращая идеальную стрижку в хаотичный ворох. Он мог нависать надо мной в теплой постели посреди одеял и подушек, робко, но настойчиво исследовать языком кожу на животе, заставлять меня изгибаться под несмелыми прикосновениями рук. Но у всего этого была лишь одна загвоздка, которая не давала продвинуться фантазиям дальше: я не знала, на что был способен андроид-детектив. И не знала, смогу ли вообще когда-нибудь об этом узнать.
Оторвавшись от бокала, я со стуком отставила его от себя и смущенно сощурилась. Реакция была вызвана не остротой вкуса, но теми мыслями, что теперь уверенно блуждали в голове. Смотреть на невинного и ничего не подозревающего андроида стало стыдно. И потому мозг самостоятельно принял решение постараться игнорировать мелькающие рядом руки в синем пиджаке, что вновь по требовательному жесту лейтенанта разливали алкоголь с совершенной точностью.
‒ Поднимаю ставку! ‒ Хэнк прогремел так неожиданно, что я, как и парочка рядом сидящих посетителей, обернулись в его сторону. Пока на моем лице отражалось отвращение, на его лице играло блаженство. Как будто бы он только сейчас ощутил долгожданное расслабление. ‒ Каждый выпитый стакан ‒ сто долларов. На каком бокале отключишься, столько и будешь платить.
‒ Лейтенант, вы решили отдать мне годовое жалованье?
‒ Не дождешься.
Мужчина вновь взял бокал. То же сделала и я.
Не буду скрывать, это была жестокая битва. Организм хоть и успевал расщеплять большую часть токсинов, все же что-то успело достигнуть мозга. Хэнк не знал себе равных в скорости употребления алкоголя, но пока я могла справляться хоть с каким-то количеством жидкости здесь и сейчас, Хэнк лишь накапливал в своей крови опасные вещества. В скором времени мужчина отключится. По крайней мере, я так думала после каждой выпитой порции.
Бутылка виски сменилась на бутылку бурбона. Долгая битва сопровождалась постоянными взаимными оскорблениями в духе «коматозница» и «старый хипстер», но все эти слова сопровождались только смехом и хихиканьем, что вызывало в Конноре уйму противоречащих выводов. Андроид едва ли не каждый второй выпитый стакан решительно пытался вразумить кого-то из нас. Его главным аргументом было далеко не молодое и уже явно подорванное здоровье лейтенанта в цветастой рубашке, но если этот аргумент не действовал на самого объекта переживаний, то на меня и подавно. Я лишь вновь отмечала идеальность черт лица и слаженности атлетического тела Коннора, снова и снова ввергаясь в пучину фантазий. К сожалению, достигнутый мозга алкоголь только усугубил положение, заставляя уходить в воображения все глубже и глубже.
Я не считала стаканы. Вряд ли их считал и Хэнк. Оживленная музыка добавила некоторых посетителей на танцпол, но многие из них были погружены не в движения, а в тщательном наблюдении за ситуацией у нашего стола. Кто-то смотрел с интересом, гадая, кто же выстоит эту оповещенную едва ли не на весь бар голосом Хэнка битву, кто-то смотрел с укором и раздражением. Компания андроида, и несущихся в алкогольной войне старика с девчонкой «двадцати» лет могла многим показаться неприличной, даже запретной. Но многие здесь знали Андерсона, знали род его профессии. И потому никто не осмеливался мешать.
Очередной стакан был опрокинут. Коннору не оставалось ничего, кроме как заполнять новые и новые порции, укоризненным и просящим послушать взглядом сверлить меня в зеленые глаза. Каждый такой взгляд вызывал во мне бурю мурашек. Несмотря на всю его робкость и потерянность в этом полном эмоций мире, прослеживалось в нем что-то еще… холодное и необузданное. Все его движения и мысли выдавали в нем машину, ориентирующуюся на такте, уважении, психологии. То, из-за чего так хотелось до него дотронуться, почувствовать холодные руки и холодный механический взгляд на себе. Если вначале во мне играло желание спрятаться от постоянных тревог, то теперь это мог быть и охмеленный порцией алкоголя мозг. Подростковый возраст был бурным, в особенности в период сопровождения заводной бабули. Однако за время службы мне было достаточно одной бутылки вина в год для анализа собственной жизни. Лишь однажды мне пришлось напиться и заставить мозг хлебнуть горячительной смеси. Тогда Эмильда за милую душу продала меня японским клиентам для сопровождения какого-то ценного груза в составе менее эффективных охранников. Японского языка я не знала, но в один из вечеров, проведенных в съемном доме, прозвучало слово «саке». Все наставники знали о моих способностях, и потому все как один старались выиграть меня в этой нечестной битве. Опьянеть не получилось даже несмотря на то выпитое количество, что играло в желудке. Но на следующий день нервная система, с непривычки хлебнувшая алкоголя, всячески отказывалась работать. Ножевое ранение в брюшную полость во время стычки с какими-то захватчиками едва не оказалось смертельным. Мозг как в тумане не мог сообразить, откуда ему брать ресурсы и куда их направлять.
На столе громоздилось уже три пустые бутылки. Время текло медленно, зал редел. В глазах начинало плыть, но я все еще находила себя в здравом состоянии. Чего нельзя было сказать о старике. Хэнк Андерсон, отставив бокал с половиной выпитого, прикрыл глаза и слегка накренился. Седые волосы спрятали осунувшееся от усталости лицо, но в следующее мгновение под наши с Коннором пристальные взгляды мужчина с гулким стуком ударился лбом о стол. Битва была выиграна.
‒ Ха! ‒ выкрикнув это так громко, что оставшиеся посетители невольно глянули в нашу сторону, я по-ребячески указала пальцем на дремлющего лейтенанта.
Мужчина ничего не ответил. Из-под копны проволочных волос доносилось бульканье и кряхтение, но я была слишком довольна собой, чтобы вот так просто оставить старика в покое. Гладкие волосы слегка растрепались от этих напряженных часов, щеки покрывала красная краска. Уверена, что даже в моих глазах можно было увидеть блеск алкоголя и триумфа.
‒ Коннор, напомни мне забрать завтра у лейтенанта полторы тысячи долларов, ‒ заикающимся голосом не глядя на андроида, произнесла я.
‒ Если быть точнее, тысяча пятьсот пятьдесят долларов, ‒ на мой недоуменный и туманный взор мужчина пальцем указал на полупустой бокал Хэнка.
‒ Отставить, ‒ хриплый едва пробиваемый сонливое состояние голос приубавил моего триумфа. Лейтенант инертно откинулся на спинку дивана, туманно хлопая глазами.
‒ Вас предупреждали, лейтенант, ‒ нарочито важно произнесла я. Вышло плохо. Губы то и дело подрагивали в попытке усмирить желание улыбаться во все тридцать два зуба. ‒ Со мной бесполезно пить.
‒Я сказал отставить! ‒ мужчина ударил кулаком по столу. Он был похож на разъяренного от нарушенного зимнего сна медведя, что вот-вот собирался выползти из своей берлоги и навалять несчастному одинокому охотнику. ‒ Мы еще не закончили!
Теперь на нас смотрел весь бар. Хэнк выбрался из-за красного стола, его опьяненное тело шаталось из стороны в сторону. Пока я с озорной ребяческой улыбкой наблюдала затуманенным взглядом за попытками старика держать равновесие, сидящий рядом андроид встревоженно подсаживался ближе к едва ли что-то понимающему Андерсону. В воздухе витал запах насыщенных алкогольных паров. Бар был не самым интеллигентным местом, на то это и бар! Но даже то количество алкоголя, что обычно употребляли здешние посетители, не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось этой ночью за этим столом.
Людской гомон превратился в шепот. Люди посматривали в нашу сторону, перекидывались фразами, те, что стояли на танцполе, медленно, но нетерпеливо сместились в сторону. Похоже, не только у меня пьяный Хэнк Андерсон вызывал ассоциации с диким, пробужденным бурым медведем.
‒ Мадам, месье, ‒ Андерсон сделал театральный поклон, едва вновь не поцеловавшись со столом лбом. Коннор, отметив отсутствие баланса у напарника, вновь придвинулся ближе. ‒ Я вынужден вас… покинуть. Не-на-дол-го.
Старческие ноги разбрасывались в разные стороны. Лейтенант грозился в любой момент свалиться на пол, но разведенные в стороны руки кажется добавляли ему хоть какой-то баланс. И когда мужчина под насмешливыми взглядами ближайших соседей скрылся за дверью в мужскую уборную, я выдохнула задержавшийся внутри воздух.
‒ Крепкий малый, ‒ я могла проиграть этот спор. Язык начинал заплетаться.
Периферийное зрение четко улавливало на себе множество взглядов, но среди них был один единственный с толикой укоризны и суровости. Темные механические глаза придавливали меня к месту. Коннор смотрел на меня с нескрываемым раздражением, его полные губы были плотно сжаты. Механическая, покрытая светлой синтетической кожей рука покоилась на столике и действовала, словно красная тряпка на быка. Я чувствовала порывистое желание запустить пальцы под синий с черной каемкой рукав, цепко сжать сильное мужское запястье, обтянутое белой тканью рубашки. Взгляд самостоятельно находил в нем новые детали, которые будоражили тело. Небрежный воротник с отстегнутой белоснежной пуговицей все так же оголял светлый участок кожи. Можно ли было прощупать холод через тонкую искусственную оболочки грудной клетки? Мозгу срочно хотелось узнать это. Фантазии требовали прямо здесь и сейчас усесться сверху на колени строгого Коннора и стянуть уже не имеющий отличительных знаков пиджак.
С силой оторвав взгляд от мужественной шеи, я посмотрела ровно в карие искрящиеся глаза. Однако его прямой рассерженный взгляд и слегка наклоненная вниз голова только усилили позывы внутри.
‒ Не смотри на меня так, ‒ поерзав на сиденье, отчего кожа дивана протяжно заскрипела, я уложила руки на холодный стол. Лакированная поверхность приятно охладила кожу, попутно охлаждая и мой пыл. ‒ Кто же знал, что он окажется таким упертым! Все равно вышло весело.
‒ Я очень рад, что вас это так позабавило, мисс Гойл, ‒ фамилия была произнесена с особой, давящей интонацией. ‒ Но прошу заметить, что это мне придется откачивать лейтенанта от алкогольной комы.
Как много злости и раздражения было в этом ледяном голосе. Как в тот вечер, когда андроид потащил меня в заброшку к телам убитых девиантов. В голове пронеслись недовольные, даже нетерпеливые слова «Они девианты, мисс Гойл, а не дети!». Тогда я четко осознавала себя единственной овечкой в стаде, что непрерывно пас в засаде волк в овечьей шкуре. Сейчас это чувство вернулось. Только теперь волк не собирался нападать. Он лишь изредка прохаживался рядом, заставляя мучиться истерзанную и истосковавшуюся по любви душу.
Андроид вышел из-за стола и торопливо побрел в уборную. Музыка уже не была заводной. Сквозь вновь начавшийся людской гомон поредевших посетителей я смогла расслышать знакомую мелодию. В год выпуска этой песни я была совсем мала, и вряд ли вообще могла понимать слова певца в далекие пять лет. Но песня еще долго вытекала из радиоприемников, порой, даже лилась из музыкальных телеканалов с пометкой «классика жанра». Kaleo не был моим любимым певцом. Но эта песня была в списке любимых произведений мамы-меланхолика, что так часто витала в облаках и тосковала по любой «фигней», как говорил отец. Тогда я уже склонялась в сторону отцовского нрава, и потому так же не понимала почему мама так часто грустит. Но пройдя такой длинный, полный потерь, путь я начинала ее понимать.
«Мы идем ко дну…» ‒ убито распевал грубый мужской голос.
То ли ди-джей-суцидник вернулся, то ли это было мое излишне чувственное восприятие мира. Но слова песни вызывали во мне неприятные эмоции. Старик четко дал указания относительно продолжающейся битвы, и потому я, разочарованно осмотрев пустые бутылки, поторопилась к барной стойке.
Ноги не слушали торопливые приказы мозга двигаться быстрее. Я не была в полной мере пьяной, по крайней мере, я себя такой не ощущала. В глазах стоял лишь небольшой туман, мозг старался не тратить остаток собственной энергии на всякие мелочи вроде анализа систем органов и окружающего мира. Треклятые каблуки все время норовили зацепиться друг об друга, но мне все же удавалось держать себя достойно и не пасть на самое дно в глазах оставшихся посетителей. Бармен в черном галстуке-бабочке стоял у стойки, наполняя бокал сидящего рядом сгорбленного мужчины. Он кинул на меня заинтересованный, но оценивающий состояние взгляд и с явным отсутствием желания встал напротив.
‒ Бурбон, ‒ без пояснений буркнула я лишь одно слово.
‒ Уверены? Не сомневаюсь, Хэнк знает, что делает, ‒ бармен не желал отдавать мне заветную бутылку горячительной смеси, и я прищурено посмотрела ему в лицо. Это был все тот же бармен, что и в первое наше с Коннором столкновение здесь. Тот же безучастный, но наблюдательный взгляд, та же рубашка. Новой деталью было лишь одно: едва сходящие синяки, выглядывающие из-за белого ворота. ‒ Но вам то… хватит, наверное.
‒ Не разговаривай с ней, Гарри, ‒ пробубнил мужчина рядом. Голос отразился в моей голове, точно эхо от голых бетонных стен. Легкие замерли во внезапной волне страха, когда я, едва не усевшись на барный стул от неожиданности, посмотрела на сидящего рядом. ‒ Не дай бог бешенством заразишься.
Это был Гэвин Рид. Коричневая куртка, короткая стрижка, уставшие осунувшиеся плечи. Его черные ботинки были перепачканы землей, и оставалось только догадываться, где детектив смог найти грязь среди декабрьских холодных снегов. За все это время я даже не задумывалась на тему вырубленного в участке Рида. Мужчина мог получить немало сильных травм, учитывая, как легко и просто его вырубила пластмассовая машина. Окончание не особо длительной гражданской войны между андроидами и людьми привело к началу разбирательств относительно некоторых нападений и смертей в обе стороны. Некоторые особо жестокие личности были посажены. Но Рид молчал, хоть и мог заявить о нападении и раскрыть личности забравшихся на склад улик. Мне не нравилось предполагать наличие у такого гавнюка, как Гэвин-мать-его-Рид, нравственных зачатков, и потому здесь и сейчас я списала это на нежелание мужчины почувствовать удар по собственному эго. Быть вырубленным андроидом и какой-то девчонкой…
Отвернувшись от мужчины, я ощутила тесноту синего платья. Легкие, что недавно замирали от одного только звука голоса в страхе, тут же судорожно заработали.
‒ Добрый вечер, детектив, ‒ сухо отозвался голос.
Рид одарил меня злобным взглядом. На его переносице красовалась рана с запекшейся кровью. Видимо, мужчине приходилось отражать нападение или, что более вероятно, стать ее инициатором. Он отметил мой встревоженный взгляд на своем носу и тут же отвернулся обратно к стакану, что покоился в его руке. Я ощущала собственный алкогольный запах, но от мужчины разило еще сильнее.
